Текст книги "Под парусом мечты"

3

– Нет, Шарлотта, так больше не может продолжаться! Даже Ронго Ронго считает, что тебе нужно съездить к врачу в Крайстчерч.

Джек долго откладывал разговор с Шарлоттой по поводу ее постоянных головных болей, но когда после долгого рабочего дня он пришел домой и в очередной раз обнаружил, что она, страдая от боли, закрылась в темной комнате, решил наконец поговорить серьезно. Жена лежала, обвязав голову шерстяным шарфом, ее болезненно скривившееся лицо казалось изнуренным и невероятно бледным.

– Это мигрень, любимый, – отмахнулась она. – Ты же знаешь, она у меня частенько бывает…

– Она у тебя уже в третий раз за этот месяц, – произнес Джек. – Это слишком часто!

– Погода, любимый… Но я могу встать. Я спущусь к ужину, обещаю. Просто… у меня все время легкое головокружение. – Шарлотта попыталась сесть.

– Не вставай, ради бога! – Джек поцеловал ее и мягко, но настойчиво уложил обратно на подушки. – Я принесу тебе ужин в постель. Но сделай одолжение, не списывай все на погоду, на время года или что бы то ни было. Погода на Кентерберийской равнине не менялась на протяжении вот уже сотни лет. Как всегда, зимой почти каждый день идет дождь и летом, в принципе, тоже. Если бы от этого начинались мигрени, то болели бы все жители. Ты сейчас отдохнешь, а потом мы поедем в Крайстчерч. Навестим твоих родителей, проведем с ними несколько чудесных дней, сходим к врачу, который понимает в головных болях больше, чем наш деревенский доктор. Договорились?

Шарлотта кивнула. В принципе, ей хотелось, чтобы ее просто оставили в покое. Она любила Джека, и его близость действовала на нее успокаивающе, облегчала боль, однако любой разговор утомлял молодую женщину. При мысли о еде ей делалось дурно, но она возьмет себя в руки и проглотит несколько кусочков. Пусть Джек не тревожится. Довольно того, что тревожится она.

Прошло много времени, прежде чем Лилиан и Бен встретились снова. Девушка с нетерпением предвкушала первое свидание. Впрочем, на следующий день после лодочных гонок ее бросило в жар, когда она вспомнила, что они не договорились на конкретный день. Теперь она не знала, когда Бен будет ждать ее у забора, – если он вообще о ней не забыл. Когда началось лето, а они так и не увиделись, Лилиан заподозрила последнее. Но потом ее подруга Мередит Родхерст поехала на выходные домой и встретила там своего брата Джулиуса, студента Кембриджа, с которым Лили познакомилась в тот же день, когда были лодочные гонки. Вернувшись в «Оукс Гарден», она едва не лопалась от волнения.

– Лили, ты еще помнишь юношу, которого приглашала на пикник? Бена?

Сердце Лилиан забилось быстрее, но прежде чем она успела что-либо сказать, Мередит оттащила ее в самый дальний от классной комнаты угол коридора. Об этом разговоре не стоит знать никому.

– Конечно, я помню Бена! С тех пор как нас разлучила судьба, я не провела ни минуты, не мечтая о нем.

Мередит прыснула.

– С тех пор, как вас разлучила судьба! – повторила девушка и захихикала. – Ты сошла с ума…

– Я влюблена! – с достоинством заявила Лилиан.

Мередит кивнула.

– И он тоже! – сказала она. – Мой брат говорит, что Бен постоянно приходит к нашему интернату и лазит вокруг сада, как влюбленный кот. Но у него, конечно, ничего не получается, ведь чтобы случайно наткнуться на тебя, ему должно невероятно повезти.

Лилиан, разволновавшись, лихорадочно размышляла.

– А мы не могли бы переписываться? Ведь твой брат знает его фамилию и…

Мередит лучезарно улыбнулась.

– Тебе не нужно писать ему. У тебя назначено свидание! Я сказала Джулиусу, что ты встретишься с Беном у «дуба беглецов» в пятницу, в пять.

Лилиан радостно бросилась подруге на шею.

– О, Мередит! Я тебе этого никогда не забуду! Хотя пятница, замечу, не идеальный вариант, у меня урок хорового пения. Ну да ладно, я что-нибудь придумаю. Что же мне надеть? Нужно… так много нужно подготовить…

И Лилиан упорхнула прочь. Остаток недели девушка собиралась провести за обдумыванием планов. Она будет считать часы. Сейчас понедельник, половина девятого…

Вопрос о том, с кем из подруг ей стоит поделиться своей великой тайной, мучил Лилиан первые два дня. Она могла бы часами болтать о Бене и их свидании, но риск возрастал с каждой новой собеседницей. Наконец она решила посвятить в свою тайну только Хезел и Глорию, причем последняя, похоже, не проявила особого интереса к тому, что ее кузина собирается на свидание. Зато Хезел дрожала вместе с ней, помогала тщательно подбирать платье и аксессуары. До четырех часов в пятницу они отмели пять различных вариантов туалета, а на шестом платье, которое показалось Лилиан подходящим, обнаружились пятна. Лилиан готова была разреветься.

– Но ты же можешь его вычистить, – произнесла Хезел. – Давай я! Ты уже придумала, что скажешь мисс Бивер? Она взорвется, если ты пропустишь хор!

– Скажу, что у меня голова болит, – отмахнулась Лилиан. – Или ты передашь ей сама, это будет лучше всего. С недавних пор у меня склонность к мигреням. Это очень удобная болезнь, приходит неожиданно, как раз тогда, когда нужно. У нас это семейное.

– Правда? – спросила Хезел.

Лилиан пожала плечами.

– Точно не знаю. Хотя, похоже, у жены дяди Джека она есть. Так что я не вру. В любом случае урок хорового пения – это идеальное время для того, чтобы потихоньку сбежать. Все заняты. И Мэри Джейн тоже.

Мэри Джейн была заклятым врагом Лилиан и Хезел. Девушка была уверена, что та тут же выдала бы учителям тайные планы Лилиан. Поэтому Лилиан сразу же заподозрила худшее, когда именно Элисон, лучшая подруга Мэри Джейн, постучала в дверь в десять минут пятого. Лилиан как раз надела наскоро вычищенное платье, легкое, летнее, с цветочным узором.

– Ты сможешь залезть в нем на дерево? – спросила Хезел, помогая стонущей Лилиан втиснуться в корсет. В такой жаркий июльский день она в нем взопреет до смерти.

– Меня поднимут крылья любви! – пошутила Лили.

В этот миг раздался стук в дверь.

– Тебя вызывает мисс Эрроустон, Лили, – объявила Элисон. – Сейчас.

Лилиан обернулась.

– Вы опять наябедничали? Как вы только узнали! Ты ведь ничего не говорила, Хезел? И Глория… – Представить себе предательство Глории Лилиан не могла. Но, должно быть, мисс Эрроустон что-то узнала. Даже если Элисон делает вид, будто ей ничего не известно.

– Мне никто ничего не говорил, – преисполнившись честного негодования, произнесла Элисон. – Я случайно шла по коридору, и мисс Эрроустон, увидев меня, поручила позвать тебя. Наверное, к тебе гости…

Лилиан тут же покраснела. Гости? Бен? Неужели не выдержал и решил попытаться притвориться кузеном? Или же его кто-то увидел у забора и придумал что-то? От Мэри Джейн всего можно ожидать…

– И если ты не пойдешь сейчас же, у тебя будут неприятности, – заметила Элисон. – Чего это ты, кстати, так нарядилась? На хор? Мы ведь должны носить форму до последней учебной недели…

Лилиан колебалась. Переодеваться или нет? Если мисс Эрроустон действительно не нужно от нее ничего особенного, то она еще успеет после взбучки на свидание. С другой стороны, мисс Эрроустон наверняка что-нибудь заподозрит, если она появится перед ней в воскресном наряде.

– Иди уже! – торопила Элисон.

Лилиан приняла решение. Если у нее есть хоть малейший шанс увидеть Бена, то она переживет выговор от мисс Эрроустон. Нервная Хезел, глядя вслед выходившей из комнаты Лилиан, сделала победный жест и вздохнула.

И действительно, мисс Эрроустон была в кабинете не одна. Впрочем, пребывала она не в лучшем расположении духа. С кислой миной на лице ректорша беседовала с пожилым господином, говорившим с ней, как показалось Лилиан, умоляющим тоном.

Когда Лилиан вошла в кабинет, он обернулся.

– Лили! Боже мой, какая ты стала хорошенькая! Такая же хорошенькая, как твоя мама в этом возрасте. Ты выглядишь гораздо старше, чем на фотографиях!

– Возможно, все дело в том, что наши ученицы фотографируются в форме, – сухо заметила мисс Эрроустон. – Чем мы обязаны сомнительному удовольствию лицезреть тебя такой разряженной именно сегодня?

Лилиан не обратила на нее внимания.

– Дядя Джордж!

И девочка, позабыв о том, что ей должно вести себя как леди, бросилась на шею Джорджу Гринвуду. В Греймуте он был главным инвестором рудника Ламбертов, часто гостил у ее родителей, и Илейн, ее мать, еще в детстве называла его «дядей». Для Лилиан и ее братьев он тоже был почти родственником, ему всегда были рады – особенно потому, что пожилой господин любил покупать игрушки. Всякий раз из поездки в Европу он привозил маленькие чудеса вроде миниатюрных пароходов или кукол с настоящими волосами.

– Как здорово, что ты приехал ко мне в гости! – Лилиан лучезарно улыбнулась своему названому дядюшке и оставила капельку шарма даже для мисс Эрроустон. – Элисон сказала, что меня ждет не простой гость, и я быстренько переоделась, – добавила она, повернувшись к ректорше.

Мисс Эрроустон недоверчиво фыркнула.

– В любом случае ты выглядишь очаровательно, дитя! – заявил Джордж. – Но сейчас присядь, прежде чем мы перейдем к сути моего визита, в целом не очень радостного…

Лилиан побледнела. Она не знала, можно ли присесть на стул в святая святых мисс Эрроустон. Но если да, то, значит, ее ожидает какое-то ужасное известие.

– Мамочка… папа… Что-то…

Джордж покачал головой.

– С ними все в порядке. Прости, Лили, если я напугал тебя. С твоими братьями тоже все хорошо. Просто я очень волнуюсь… Кажется, сейчас я не самый приятный собеседник.

Он улыбнулся, словно извиняясь.

– Но что же тогда… – Лилиан все еще стояла, переминаясь с ноги на ногу.

– Можешь присесть, дитя, – милостиво разрешила мисс Эрроустон.

Лилиан опустилась на краешек стула для посетителей.

Джордж Гринвуд кивнул ей.

– Впрочем, возможно, ты даже обрадуешься моим словам, – заметил он. – Хотя твои родители рассказывали мне, что ты очень счастлива здесь. Это говорит в пользу твоего усердия и этой школы… – Последовал еще один кивок, на этот раз признательный, в сторону мисс Эрроустон. Ректор едва не замурлыкала от удовольствия. – Но, несмотря на это, мне поручено отвезти тебя домой первым же пароходом…

– Что? – Лилиан вскочила. – Домой? В Греймут? Именно сейчас? Но почему? Я… я хочу сказать, что учебный год еще не закончился… – В первую очередь она подумала о Бене, и ей показалось, что комната завертелась вокруг нее.

– Ты слышала о покушении в Сараево, Лилиан? – поинтересовался Джордж Гринвуд. Когда Лилиан покачала головой, он бросил на мисс Эрроустон полный укоризны взгляд.

– 28 июня был убит наследник Австро-Венгерской империи.

Лилиан пожала плечами.

– Мне очень жаль Австро-Венгрию, – вежливо произнесла она, но интереса не проявила. – И конечно же, семью Его Императорского Величества.

– Его жену тоже застрелили. Но это не главное. Все это может показаться тебе очень странным, но хорошо информированные круги в Европе опасаются, что эти события приведут к началу войны. Уже сейчас правительство Австро-Венгрии предъявило Сербии ультиматум с требованием заставить убийц предстать перед судом. Если этого не произойдет, Сербии будет объявлена война.

– И что? – спросила Лилиан. Она имела весьма смутное представление о географическом положении Сербии и Австрии на карте мира, но насколько ей было известно, обе эти страны находились достаточно далеко от Кембриджа.

– Из-за этого возникнут различные союзы, Лилиан, – продолжал Джордж. – Не могу рассказать тебе о подробностях, но мир бурлит. Если фитиль загорится, Европа будет гореть… Даже, возможно, будет гореть весь мир. Конечно, весьма маловероятно, что война докатится до Австралии и Новой Зеландии. Однако твои родители считают, что в Англии уже небезопасно, а на море и подавно. Если начнется война, будут и морские сражения. Я допускаю, что это, возможно, излишние меры предосторожности, как считает твоя учительница… – Джордж кивнул в сторону мисс Эрроустон, – но мы не хотим потом корить себя.

– Но я хочу остаться здесь! – возмутилась Лилиан. – Здесь мои подруги, здесь… – Она покраснела.

Джордж Гринвуд заговорщически улыбнулся.

– Может, уже и дружок есть, а? Тогда, вероятно, появилась еще одна причина поскорее вернуть тебя домой.

Лилиан не ответила.

– Что ж, твое отношение к этому не имеет значения, – почти не размыкая губ, произнесла мисс Эрроустон. – Так же, как безразлично этому господину и твоим родителям мое мнение относительно необходимости закончить учебный год. Если я верно поняла мистера Гринвуда, 28 июля из Лондона в Крайстчерч отправляется пароход. Билет для тебя уже забронирован. Ты отправишься с мистером Гринвудом сегодня же вечером. На хор можешь не идти. Твои подруги помогут тебе собраться.

Лилиан хотела взмолиться, но поняла, что смысла в этом нет. И тут ее окатило волной жара.

– А как же… Глория?

– Что значит… началась война? – Элизабет Гринвуд держала чайную чашку двумя пальцами. В этом отношении она была леди до кончиков ногтей, несмотря на то что уроки хороших манер, которые давала ей Хелен О’Киф, она брала шестьдесят лет назад.

Шарлотта, ее дочь, так не старалась. Молодая женщина казалась бледной и нервной. Словно пытаясь согреться, она сомкнула пальцы вокруг фарфоровой чашки. Война в далекой Европе ее не интересовала. Гораздо важнее для ее собственной судьбы был прием у врача Элистера Баррингтона, еще молодого, но известного далеко за пределами Крайстчерча терапевта. Элизабет договорилась с ним по ее просьбе, и вчера они с Джеком приехали в город. Оба ночевали в доме ее родителей, тесно прижавшись друг к другу в общей тревоге, о которой, однако, не хотели говорить. Один из них выглядел менее обеспокоенным, чем другой. Но теперь Джек явно волновался. Известие о начале войны в Европе ненадолго отвлекло его. Его чай остыл. Завтрак стал казаться безвкусным.

– Австро-Венгрия объявила Сербии войну, – ответил он на вопрос Элизабет. – Это значит, что будет втянут и Германский рейх. Говорят, они уже объявили мобилизацию. А Россия, как известно, в союзе с Сербией, Франция – с Россией.

Элизабет пожала плечами.

– Что ж, по крайней мере Англия не имеет к этому отношения, – облегченно вздохнула она. – Довольно того, что другие поубивают друг друга.

Джек покачал головой.

– Джордж считает иначе, – произнес он. – Мы недавно говорили об этом. У Великобритании есть договоры с Францией и Россией. Возможно, первое время она будет держаться в стороне. Но в перспективе…

– Неужели нас ждет большая война? – Шарлотта не испытывала настоящего интереса к происходящим событиям, но ей казалось, что она должна что-то сказать. Все лучше, чем молча ждать, когда пора будет выезжать.

Джек пожал плечами и ласково погладил ее по руке, пытаясь успокоить.

– Понятия не имею. Я не разбираюсь в войне, любимая. Но вряд ли она докатится сюда. Не беспокойся.

Шарлотта повернула к нему измученное лицо. Положение в Европе было сейчас последней вещью, которая ее волновала.

– А когда вам нужно быть у доктора Баррингтона? – поинтересовалась Элизабет. – Он тебе понравится, Шарлотта, такой обаятельный молодой человек! Кстати, мы приехали в Новую Зеландию на одном судне с его отцом. Ты ведь тоже знаком с Баррингтонами, не так ли, Джек? Помнится, мы еще называли их лордом и леди. Но виконт первым отказался от титула. Он тогда был очень резким молодым человеком. И немного помешанным на Гвинейре Силкхэм. А наша Дафни глаз с него не сводила…

Шарлотта и Джек терпеливо слушали, пока Элизабет рассказывала истории времен своего переезда. Для нее практически насильственное путешествие в новую страну оказалось чудом. Потерянного, бесперспективного ребенка из лондонского приюта отправили в Новую Зеландию горничной. Она была слишком юна, чтобы идти работать, и, в первую очередь, слишком неопытна, чтобы ее взяли в один из лондонских домов. Но потом ею занялась Хелен О’Киф, а хозяйка Элизабет оказалась приветливой пожилой дамой, которая искала скорее компаньонку, нежели горничную. В конце концов девушку удочерили и перед ней открылся путь в высший свет. Замужество с Джорджем Гринвудом окончательно превратило Элизабет в одну из самых уважаемых дам крайстчерчского общества.

Джек бросил взгляд на карманные часы.

– Пора, любимая. Ты готова?

Шарлотта кивнула. Джек казался напуганным и жалким. Точно так же чувствовала себя и она.

– Конечно, – с вымученной улыбкой произнесла Шарлотта. – Просто надеюсь, что врач не станет нас слишком долго задерживать. Ты ведь не против, чтобы мы потом сходили к той портнихе? – Голос ее звучал сдавленно.

Джек покачал головой и попытался ободряюще улыбнуться.

– Я обещал отцу поискать шотландский виски. На склоне лет он вспомнил о своих корнях. Ему кажется, что от боли в суставах ничего не помогает лучше, чем натереть их хорошим скотчем. Не говоря уже о применении внутрь.

Все рассмеялись, но только Элизабет производила впечатление по-настоящему спокойного человека. Она ничего особенного не предполагала в связи с желанием дочери проконсультироваться с доктором Баррингтоном. У Шарлотты всю жизнь были мигрени. Вот и эта головная боль окажется пустяком.

– Глория! – Джордж Гринвуд был удивлен.

Когда хозяйка паба, где он обедал перед своим визитом в «Оукс Гарден», а теперь в ожидании читал газету, сообщила ему, что к нему молодая леди, Джордж, конечно же, подумал о Лилиан. Хоть и рановато, но, может быть, она все же обрадуется путешествию.

Вместо хрупкой рыжеволосой девушки в дорожном костюме перед ним стояла разгоряченная, несколько крупноватая Глория Мартин, которой совершенно не шла бледно-голубая школьная форма. Она заметно повзрослела с тех пор, как он видел ее в последний раз, но вытянулась очень слабо. Как и прежде, Глория была сбитой; впрочем, Джорджу Гринвуду она никогда не казалась уродливой. Он знал ее, когда Глория была счастливым ребенком, как знал и то, что ее готовят к тому, что она будет наследницей Киворд-Стейшн. Тогда она умела постоять за себя и всегда очень гордилась собой. Джордж видел девочку верхом на лошади и мог сказать, что она была умелой наездницей. Он с восхищением наблюдал за тем, как она помогала своему сводному двоюродному деду Джеку стричь овец. Ей даже поручали записывать результаты, в то время как Джек участвовал в состязаниях с лучшими стригалями. И при этом Глория Мартин никогда не ошибалась, никогда не позволяла себе жульничать в пользу Джека. Оживленная и энергичная, она ловко справлялась со всеми задачами. И Джордж охотно прощал ей робость по отношению к незнакомым людям и некоторую неуклюжесть во время торжественных приемов.

Но у стоявшей сейчас перед ним девушки не было ничего общего с той уверенной в себе маленькой наездницей и дрессировщицей собак. Глория казалась бледной и затравленной. Мало того, что форма сидела плохо, она была еще и помята и вся в пятнах. А в глазах девушки застыло выражение загнанного в угол раненого зверька.

Глория старалась не плакать, сдержать гнев, подвигший ее на этот безумный шаг. Рассказ Лилиан о появлении Гринвуда, ее возмущение по поводу решения родителей, злость на «эту глупую войну», которая испортила ей свидание с Беном, – все это переполнило чашу терпения Глории. Впервые с тех пор, как она перестала заниматься с мисс Бличем, девушка покинула интернат без разрешения. Не обращая внимания на одежду, она побежала через парк, взобралась на дерево, которое Лилиан и другие предприимчивые ученицы называли «помощником беглецов», и увидела светловолосого юношу, ожидавшего с другой стороны. То был Бен, по которому Лилиан сходила с ума. Должно быть, он чувствовал то же самое: пять часов давно миновало.

– Ты принесла известие от Лили? – нетерпеливо спросил он, когда Глория соскользнула на землю. – Почему она не пришла?

У Глории не было желания болтать с ним.

– Лилиан едет домой, – коротко бросила она. – Война началась.

Бен обрушил на нее тысячу других вопросов, но она, не слушая его, побежала в деревню. Она не спросила Лилиан, где искать Джорджа, понимая, что затеряться здесь он никак не мог. Если дядя Джордж не остановился в единственном имеющемся в Состоне пансионе, то его можно найти в одном из двух пабов. Глория нашла его в первом же.

– Это несправедливо! – вырвалось у нее. – Ты должен забрать и меня тоже, дядя Джордж! Может быть, теперь, когда Джек женился, он меня больше не любит, но у меня есть право быть в Киворд-Стейшн! Ты не можешь забрать Лилиан, а меня оставить. Это просто не…

Глаза Глории наполнились слезами.

Джордж почувствовал, что его застали врасплох. Он умел жестко вести переговоры с торговыми домами по всему миру. Но никто не готовил его к разговорам с плачущими девушками.

– Присядь, Глория. Я попрошу, чтобы тебе принесли чай. Или лучше лимонад? Тебе, должно быть, жарко.

Глория покачала головой. Непокорные локоны высвободились из небрежно завязанного на затылке хвоста, в который она собрала волосы.

– Я не хочу чай, не хочу лимонад. Я хочу Киворд-Стейшн!

Джордж мягко кивнул.

– Когда-нибудь ты ее получишь, Глория, – попытался он успокоить девушку. – Но для начала… Что за чушь ты несешь про Джека, Глория? Конечно, он тебя любит, и мисс Гвин очень просила меня поговорить с твоими родителями, когда услышала, что Ламберты хотят забрать Лилиан домой. Я могу показать тебе телеграмму…

И без того напряженное лицо Глории скривилось в болезненной гримасе. Она закусила губу.

– Мои родители не хотят? Им все равно, что со мной будет, если сюда придет война?

До сих пор Глория не тратила времени на размышления о возможном начале войны в мирном Кембридже. Но теперь начала понимать, что родители Лилиан, скорее всего, действуют не по прихоти, а исходя из серьезных опасений.

Гринвуд покачал головой.

– Конечно нет, Глория. Напротив, твой отец наверняка понимает политическую ситуацию лучше, чем я. Ведь он уже долго живет в Европе и хорошо изучил ее во время путешествий. Уильям и Кура, я уверен, сделают правильные выводы, наблюдая за началом этой проклятой войны. Впрочем, иные, нежели родители Лилиан. Насколько я знаю, ты тоже должна будешь оставить школу. По крайней мере на какое-то время. Уильям надеется, что война не будет продолжительной и ты сможешь нормально закончить образование. Но этим летом родители намерены взять тебя с собой в Америку. Турне давно спланировано, и пока нет оснований опасаться, что США тоже вступят в войну. Путешествие продлится полгода. Расстояния между концертными залами, где будут проводиться мероприятия, огромны. Поэтому выступления намечены не на каждый день. У Куры будет для тебя больше времени, чем обычно, и она уже предвкушает возможность наконец-то сблизиться с тобой.

Джордж улыбнулся Глории, словно принес ей хорошие новости. Но, казалось, Глория все еще борется со слезами.

– В Америку? Еще дальше?

Девушка не испытывала большого желания путешествовать. И что от нее может быть нужно матери? За последние годы Глория трижды путешествовала с ее свитой, но ни разу не перекинулась со знаменитой певицей больше чем парой слов. Причем зачастую они ее просто раздражали.

– Не стой на дороге, Глория! Оденься получше, Глория! Почему ты так мало играешь на фортепьяно?

Глория не представляла себе, что сможет сблизиться с матерью, если будет проводить с ней больше времени. Она была вполне готова восхищаться Курой Мартин, но общего у них ничего не было.

– А после этого я должна буду вернуться в школу? – Глории уже исполнилось восемнадцать, и она, будучи старше большинства остальных учениц в «Оукс Гарден», считала, что интерната с нее довольно.

– Потом видно будет, – уклончиво ответил Джордж Гринвуд. – Просто не торопись судить, Глория. Могу тебе сказать только, что дело не в твоих родственниках из Новой Зеландии. Будь на то воля мисс Гвин, ты могла бы вернуться в Киворд-Стейшн хоть завтра!

Джордж хотел предложить Глории отвезти ее обратно в интернат на повозке, но, поглядев на ее усталый и подавленный вид, не осмелился снова заговорить с ней. Еще, чего доброго, разревется и бросится на шею – такая сцена ему точно не нужна.

Он решил еще раз встретиться с мисс Гвин, Джеймсом и Джеком, как только вернется домой. Должна быть хоть какая-то возможность повлиять на Уильяма и Куру. Эта девочка смертельно несчастна. И путешествие по Америке – последнее, что ей нужно для того, чтобы почувствовать себя лучше.

– Я действительно не могу поставить диагноз, миссис МакКензи, – признался доктор Элистер Баррингтон. Он только что всесторонне обследовал Шарлотту, стучал по черепу, измерял его – в результате у нее снова разболелась голова. – Но я очень встревожен. Конечно, всегда существует вероятность того, что у вас обычные мигрени. Вполне возможно, что они учащаются. Но в сочетании с головокружением, потерей веса, вашим… хм… меняющимся циклом… – Шарлотта, краснея, призналась врачу, что, несмотря на постоянные попытки забеременеть, у нее ничего не получается.

– Может быть, что-то серьезное? – поинтересовался Джек, встревоженный словами Баррингтона.

Молодой врач только что позвал его в кабинет; последний час Джек, внутренне содрогаясь и молясь, провел на жестком стуле в комнате ожидания. Причем ему было не страшно оставлять Шарлотту и доктора Баррингтона наедине. Врач оказался очень симпатичным, спокойным и приветливым. Его узкое лицо ученого с аккуратно подстриженной бородкой и пышными светло-русыми волосами, спокойные карие глаза внушали пациентам и их родственникам доверие.

Доктор Баррингтон пожал плечами.

– К сожалению, это возможно, – произнес он.

Нервы Джека были напряжены до предела.

– Прошу вас, перестаньте нас мучить и скажите, что это может быть.

Шарлотта, бледная и нежная в своем простом темно-синем платье, казалось, ничего знать не хотела. Но Джек привык смотреть опасностям в лицо и потому не собирался отступать.

– Как уже было сказано, я не могу утверждать наверняка, – ответил Баррингтон. – Но некоторые симптомы… лишь некоторые, миссис МакКензи, я совершенно не уверен… могут указывать на опухоль мозга… – Врач выглядел так же несчастно, как чувствовал себя Джек.

– И это значит… – не отставал Джек.

– Этого я вам тоже не могу сказать, мистер МакКензи. Все зависит от того, где именно находится опухоль… Возможно ли вообще определить… И от того, насколько быстро она растет. Все это нужно выяснять. А я не могу этого сделать.

Что ж, по крайней мере этот человек честен. Шарлотта вложила ладони в руки мужа.

– Это значит… что я умру? – охрипшим голосом спросила она.

Доктор Баррингтон покачал головой.

– Пока что это ничего не значит. Если хотите совета, поезжайте как можно скорее к доктору Фридману в Окленд. Доктор Фридман – специалист в области мозга, он учился у профессора Бергмана в Берлине. Если в этой части света есть врач-хирург, способный что-либо сделать, то это он.

– И он сможет удалить опухоль? – спросила Шарлотта.

– Если это возможно, – произнес Баррингтон. – Но об этом вам пока и думать не следует. Поезжайте в Окленд, проконсультируйтесь с доктором Фридманом. Но не спешите и не нервничайте. Устройте себе в некотором роде отпуск. Посмотрите Северный остров… там очень красиво. И попытайтесь на время забыть о моих опасениях. Может быть, через месяц вы вернетесь, а ваша жена беременна! Я всегда советую сменить климат – как при бесплодии, так и при мигренях…

Когда они снова вышли на улицу, Шарлотта крепко держала Джека за руку.

– Ты еще собираешься к портнихе? – тихо спросил он.

Шарлотта хотела храбро кивнуть, но потом увидела выражение его лица и покачала головой.

– А ты? Собираешься покупать виски?

Джек привлек ее к себе.

– Я куплю билеты в Бленем. А потом на паром, идущий на Северный остров. Для нашего… отпуска. – У него тоже вдруг охрип голос.

Шарлотта прижалась к мужу.

– Я всегда хотела побывать на Вайтанги, – тихо произнесла она.

– И посмотреть на тропические леса… – добавил Джек.

– Тане Махуту, – улыбнулась Шарлотта. Массивное дерево каури в лесу Вайпуха маори почитали как лесное божество.

– Нет, только не его, – прошептал Джек. – Я не хочу иметь ничего общего с богами, которые разлучают влюбленных.