Текст книги "Под парусом мечты"

– Кого это ты мне привел, Джек? – строго спросила она. – Невесту-маори? Я же пошутила. Не нужно было ее похищать. Она ведь при первой же возможности сбежит обратно к своему племени. – Гвинейра отстранилась от сына и обернулась к правнучке: – Вы что, не могли пригласить меня, Глория? Разве мы не можем отпраздновать здесь? Ты так сильно ненавидишь меня, что я должна узнавать о свадьбе своей внучки от кухарки?

Джек нахмурился.

– Кто говорит о свадьбе, мама? – мягко поинтересовался он. – Глория всего лишь собиралась принять участие в танце. Но потом передумала. Когда я встретил ее, она шла домой.

– Ты всегда ее выгораживал, Джек, – сказала Гвинейра и отстранилась от него, а он, в свою очередь, предупредительно встал между ней и девушкой. – Ну хорошо, Глория, как ты это себе представляешь? Ты будешь жить с Вирему здесь? Или в лагере? Покроете дом тростником, как лачугу Хелен, когда племя заберет его себе? Впрочем, сначала нужно спросить согласия Куры. Пока еще земля принадлежит ей.

Глория встала напротив бабушки, и в глазах ее снова вспыхнули ярость и безумие, которые наполняли ее, когда она бежала из лагеря маори.

– Это принадлежит мне! Только мне! Пусть Кура Мартин только попробует отнять это у меня! И дом не будет принадлежать никому другому, бабушка! Я ничья невеста. И не буду ничьей женой! Я… – Казалось, она хотела сказать что-то еще, но развернулась и побежала прочь – второй раз за день.

Джек вдруг почувствовал ужасную усталость.

– Что ж… тогда я пойду к себе, – натянуто произнес он.

Гвинейра вперила в него полный отчаяния взгляд.

– Да, иди к себе! Все идите! – накинулась она на него. – Иногда мне кажется, что это уже слишком, Джек! Да, это уже слишком!..

Назавтра ни Джек, ни Глория не вышли к совместному завтраку. Гвинейра, которой было стыдно за свою вспышку, узнала от Кири, где эти двое. На этот раз они поменялись стратегиями: Глория сидела в своей комнате и, судя по всему, занималась тем, что разбивала или рвала на мелкие кусочки все свои работы в стиле маори. Джек же поехал кататься и провел день у круга каменных воинов. У Гвинейры было достаточно времени, чтобы выяснить, что на самом деле случилось в марае в О’Киф-Стейшн. Кири и Моана охотно делились новостями.

– Тонга хотел женить Вирему. Объявил всему племени. Только не Глори и не Вирему. Они не хотели.

– Вирему хотел! – поправила Моана.

– Вирему хотел мана. Но он трус… Глория очень злится, потому что…

– Наверное, он не делить с ней ложе, – заявила Кири и ухитрилась при этом покраснеть. Пятьдесят лет в доме пакеха изменили ее представления о морали. – А только делать вид…

Гвинейра прокляла свое недоверие. Нужно было хотя бы выслушать, что скажет Глория. Поразмыслив, она решила проявить великодушие и извиниться перед внучкой. Когда девушка спустилась к ужину – в том костюме старой девы, в котором она встретила Гвинейру в Данидине, – она торжественно выразила свое сожаление:

– Я так испугалась, Глори. Я думала, что ты поддалась на уловки Тонги. Кура тогда едва не попалась…

Глория скривилась.

– Я не Кура! – зло сказала она.

Гвинейра кивнула.

– Я знаю… пожалуйста… Мне очень жаль.

– Все в порядке, – успокаивающим тоном произнес Джек.

Отношения между двумя женщинами почти пугали его. Казалось, Глория винит Гвин во всех своих бедах. Он задумался над тем, что могло случиться с девушкой. Сколько же она путешествовала одна? После долгих размышлений ему удалось вычленить из ее реакции главное: она наверняка пережила свою собственную войну.

– Нет, не в порядке! – крикнула Глория. – Не говори за меня, Джек! Все будет в порядке, когда об этом скажу я… – Она запнулась, а потом, помолчав, натянуто произнесла: – Все в порядке.

Гвинейра перевела дух.

После ужина она задержала девушку, которая хотела уйти в свою комнату.

– Тут пришло кое-что для тебя, Глория. Посылка от твоих родителей. Она пришла пару недель назад.

Глория фыркнула.

– Мне ничего не нужно от родителей! – зло сказала она. – Можешь отправить обратно.

– Но это же письма, дитя, – удивилась Гвин. – Кура написала, что пересылает твою почту. Наверное, агентство, куда приходили письма, переправило их в Нью-Йорк.

– Кто мог мне писать? – мрачно поинтересовалась Глория.

Гвин пожала плечами.

– Я не знаю, Глори, я не вскрывала почту. Может быть, ты все-таки просто посмотришь? Сжечь всегда успеешь.

Ближе к вечеру Глория разожгла огонь перед конюшнями и бросила туда свой праздничный маорийский наряд.

В комнате она вскрыла посылку. Первое выпавшее из нее письмо было распечатано. Наверное, Кура читала его. Глория посмотрела на адрес отправителя:

Рядовой Джек МакКензи, АНЗАК, Каир.

Милая Глория!

Вообще-то, я надеялся, что уже смогу писать тебе в Киворд-Стейшн. Ты ведь окончила школу, и мама рассчитывала, что ее любимая правнучка наконец-то вернется домой. Но недавно она написала мне, что ты совершаешь турне по Америке вместе с родителями. Опыт наверняка интересный, раз ты предпочла это нашей старой ферме. Твоя бабушка Гвин очень опечалена этим, но ведь речь, скорее всего, идет всего о шести месяцах.

Думаю, что ты уже знаешь о моем решении на некоторое время уехать с Киворд-Стейшн и послужить своей стране в качестве солдата. После смерти отца и моей возлюбленной супруги Шарлотты я просто хотел заняться чем-то другим, увидеть что-то новое. Что касается последнего, то в этом отношении я полностью доволен. Египет – восхитительная страна, я пишу тебе, можно сказать, в тени пирамид. Гробницы, которые торчат, как горы, и не выпускают наружу мертвецов, наводят на мысли о бессмертии. Но что это за бессмертие, если души замуровывают, а тела опускают под землю и тщательно прячут, постоянно опасаясь мародеров? Наши маори не поняли бы этого, и я тоже предпочел бы знать, что Шарлотта под солнцем Гавайки, нежели в вечной тьме…

Глория опустила письмо и задумалась о Шарлотте. Как она выглядела? Она почти не помнила младшую дочь Гринвудов. А Джек… почему ему пришло в голову вдруг написать ей такое длинное письмо? Или, может быть, он делал это всегда? Может быть, школа перехватывала его письма? Почему, по чьей указке?

Глория быстро просмотрела все остальные письма. Не считая нескольких от бабушки Гвин и двух открыток от Лилиан, все они были от Джека!

Глория открыла следующий конверт.

…Современный Каир считается крупным городом, но здесь не наблюдается ни красивых домов, ни площадей, ни дворцов. Люди живут в одноэтажных, похожих на ящики каменных домах, а улицы больше похожи на узенькие переулки. Город живет суматошной, полной забот жизнью, арабы очень деловитые люди. Во время маневров нас почти всегда сопровождает целая толпа одетых в белое мужчин, которые предлагают освежиться. Британских офицеров это сводит с ума, ведь они опасаются, что мы и на войне будем полагаться на то, что рядом всегда будет продавец дынь. В городе они пытаются продать нам местные древности, которые будто бы выкопаны из гробниц фараонов. С учетом количества предлагаемых «раритетов» это маловероятно, не могло же у этой страны быть столько правителей. Мы считаем, что эти люди просто сами вырезают статуи богов и сфинксов. Но даже если бы они были настоящими, я не захотел бы приобрести ничего из того, что они продают, – у меня по спине пробегают мурашки при мысли о том, что можно грабить мертвых, каким бы удивительным ни казался обычай класть предметы в могилу вместе с покойником. Иногда мне вспоминается маленькая жадеитовая подвеска, которую носила на шее Шарлотта. Хей-тики, вырезанная женщиной-маори. Она говорила, что это приносит счастье. Когда я нашел Шарлотту на берегу мыса Реинга, подвески у нее уже не было. Может быть, ее носит теперь ее душа на Гавайки? Я не знаю, зачем я тебе все это рассказываю, Глория, – наверное, Египет не идет мне на пользу. Слишком много смертей вокруг меня, слишком много образов из прошлого, хотя теперь оно не мое. Но скоро нас переведут. Ситуация становится серьезной. Планируется атака на турок у входа в Дарданеллы…

Глория невольно потянулась за собственной хей-тики, но потом вспомнила, что бросила ее под ноги Вирему. Лучше так, пусть он куда хочет, туда и девает ее маорийскую душу.

…Я никогда не забуду тот берег, который я увидел в первых лучах рассветного солнца. Маленькая бухта в обрамлении скал, идеальная для пикника или романтического ужина с любимой женщиной. И никогда не забуду звуков того первого выстрела. А ведь с тех пор я слышал сотни тысяч выстрелов. Но тот первый… он нарушил мир, разрушил невинность побережья, на которое Бог до сих пор мог смотреть только с улыбкой. Потом мы превратили его в место, где может смеяться только дьявол…

Глория устало улыбнулась. Наверняка дьявол немало повеселился в этом мире.

Внезапно ей расхотелось читать дальше, и она тщательно спрятала письма под матрас. Они принадлежали ей, и никто другой не должен был найти их – особенно Джек. Возможно, он не захотел бы, чтобы она читала письма сейчас. Он ведь никогда не рассказывал о том, что пережил на берегу Галлиполи. К тому же… Джек писал другой Глории. Наверное, ему представлялся скорее ребенок, девчушка, когда он наглядно описывал, как ездил верхом на верблюдах, и ругал крупных, тяжелых мужчин, потому что они позволяли носить себя по пустыне крохотным ослам. С другой стороны, некоторые фразы словно обращались к той самой женщине, которой Глория была сейчас. Наверное, Марама сказала бы, что Джеком руководили духи…

Глория легла в постель, но уснуть не могла. Еще было светло, и ее взгляд скользил по голым стенам комнаты, с которых она сорвала вещи маори. Глория встала и достала из дальнего угла шкафа старый альбом. Она открыла его, и на нее уставился разукрашенный вета. Глория вырвала листок, а затем нарисовала дьявола.

5

– Ты не поедешь перегонять овец? – спросил Джек.

Он не ожидал встретить Глорию за завтраком. Ведь пастухи уехали ни свет ни заря, чтобы собрать овец на высокогорных пастбищах и пригнать их обратно на ферму. Почти на четыре недели раньше обычного, потому что на смену влажному и невеселому лету пришла такая же печальная дождливая осень. Гвинейра опасалась потерять слишком много животных, а кроме того, предполагала, что зима будет ранней. Если в горах начнутся серьезные бури и снег, ехать в предгорья Альп будет очень опасно. Не считая того, что по снегу искать животных будет гораздо тяжелее.

– Совсем одна с толпой сорвиголов? – мрачно спросила Глория.

Джек закусил губу. Конечно, Глорию нельзя было отправлять на высокогорье с пастухами. Разве что при условии, что он поехал бы с ней. Он перевел взгляд на мать и прочел в ее глазах немой упрек. Гвинейра считала, что его нежелание ехать – неискреннее, и так же считали пастухи-пакеха. О чем думали маори, не знал никто. Но работники и мать не прощали столь длительной слабости. Он был здоров. Если он захочет, то сможет ехать верхом. Но ему была невыносима мысль о палатках, кострах, хвастливых речах пастухов. Все это будет пробуждать воспоминания о смеющихся, перебрасывающихся шутками мальчишках, которые потом погибли в Галлиполи. И немного о Шарлотте, которая пару раз ездила вместе с ним перегонять скот и занималась кухонной повозкой. Они жили в одной палатке, рано уходили спать и лежали, держась за руки, в то время как по брезенту барабанил дождь или же луна светила настолько ярко, что освещала все внутри их временного обиталища. А теперь вместо этого ему предстоят сны, полные бесконечных кошмаров о крови и смерти.

Что ж, по крайней мере Глория, похоже, не собирается упрекать его. Она отнеслась к его отговоркам совершенно спокойно. Судя по всему, ей было безразлично, помогает он на ферме или нет.

Глория действительно не думала об участии Джека в перегоне скота. Ее слишком сильно занимала собственная дилемма. С тех пор как Глория вернулась после путешествия с маори, она снова стала показываться на конюшне, предложила свою помощь по уходу за крупным рогатым скотом и оставшимися на ферме овцами. Однако мужчины проявили завидное упрямство. Ей не давали каких бы то ни было поручений, а к совместной работе никто и подавно не был готов. Глория уже понимала, что путешествие с маори было огромной ошибкой. А еще большей – то, что она вернулась в короткой маорийской юбочке. Для рабочих-пакеха подобный наряд считался бесстыдным. Они до сих пор хихикали за спиной Глории и называли ее «невестой вождя» или «Покахонтас». Уважения от них теперь не дождешься. Ее указаний никто не слушал, на ее вопросы обычно отвечали коротко и иронично. В лучшем случае мужчины отделывались от нее коротким «Да, мисс Глория» или «Нет, мисс Глория», а затем обращались к Мааке или Гвинейре. В худшем случае смотрели сквозь нее или же насмехались в открытую.

С пастухами-маори было не лучше. Хотя они стали уважать Глорию – такие речи, как та, что она произнесла в варенуи, всегда производили впечатление на племя, – но намеренно держались на расстоянии. Пассивное сопротивление излишне настырному вождю Тонге – это одно, но кричать на него или швырять идолов под ноги его сыну – это совсем другое. Для маори из племени Тонги Глория была тапу, при этом она не знала, объявили ее таковой или просто так получилось. Ее избегали.

Но Глория привыкла к презрению других людей. Она не обращала на него внимания, смотрела прямо и гордо, когда игнорировали ее указания. Однако сложившаяся ситуация не нравилась девушке, в том числе и потому, что ей не всегда удавалось найти себе занятие. Иногда она часами каталась верхом, пыталась тренировать щенков во дворе. Но это получалось не очень хорошо. Она ошибалась и слышала, как смеются мужчины, когда маленькая колли не подчинялась ей. С молодыми жеребцами было то же самое. Глория проклинала годы, которые потратила в Англии за изучением никому не нужных искусств, вместо того чтобы учиться работать на ферме.

Поэтому она все чаще проводила день не на улице, а в своей комнате, куда обычно уходила уже после обеда. Тогда она открывала одно из писем Джека и погружалась в его описания войны.

Мы окапываемся. Видела бы ты, какая здесь система траншей! Это почти как настоящий подземный город. Турки, в свою очередь, делают то же самое, и если задуматься о том, что происходит в реальности, можно просто сойти с ума. Вот так и сидим, караулим друг друга и надеемся на то, что какой-нибудь дурак с другой стороны окажется чересчур любопытным. Тогда мы снесем ему башку – как будто это что-то изменит в ходе военных действий. Парочка умников из наших придумала перископ, и мы с помощью палки и двух зеркал можем выглядывать, не опасаясь получить пулю. Теперь они конструируют еще и устройство для стрельбы.

Но, в принципе, туркам везет больше. Они просто удерживают позиции на возвышенностях, в горах – если бы их оружие стреляло дальше, они могли бы стрелять прямо по нашим окопам. Но, к счастью, это не так. Впрочем, моего воображения не хватает на то, чтобы представить себе, как мы будем захватывать эту землю.

Сейчас я много размышляю о мужестве, Глория. Неделю назад турки решились на вылазку и проявили просто невероятную храбрость. Мы уничтожили тысячи солдат, но они все выскакивали и выскакивали из своих окопов, пытаясь штурмовать наши. В конечном счете погибло почти две тысячи турок. Представляешь, Глория? Две тысячи убитых мужчин! В какой-то момент мы перестали стрелять – не знаю, отдал ли кто-то такой приказ или же просто проснулась человечность. Спасательные отряды турок унесли с ничейной земли убитых и раненых. А потом началась следующая волна атаки. Что это – мужество или глупость, Глория? Или отчаяние? Это ведь их родина, их земля – они защищают ее. Что бы делали мы, если бы речь шла о нашей родине? И что мы вообще здесь делаем?

Читая эти строки, Глория чувствовала, как гулко колотится сердце. Может быть, Джек понял бы и то, что сделала она, чтобы вернуться в Киворд-Стейшн?

Пытаясь отвлечься, она снова взяла в руки альбом.

После перегона овец Киворд-Стейшн наполнилась жизнью. Повсюду в паддоках стояли животные, нужно было постоянно кого-то кормить, за кем-то убирать навоз. Гвинейра разработала план, требовавший больших затрат, – она видела, как тают и без того скудные запасы сена, которое удалось спасти от дождей весной. Но ни Джек, ни Глория не помогали перегонять животных и присматривать за рабочими. Джек по-прежнему сидел в своей комнате, да и Глория в последнее время была склонна к уединению.

Отчаявшись, Гвинейра снова решила поговорить с Маакой на этот счет, но маори лишь коротко ответил, что девушка ему не нужна.

– Она мне только ребят запугивает, – бросил он, и Гвинейра не стала расспрашивать, чтобы выяснить подробности.

Ей казалось, что все это напоминает катастрофический стиль ведения хозяйства, который был присущ ее сыну Полу, и женщина решила, что Глория допускает те же ошибки. Конечно, она пыталась заговорить об этом с правнучкой, но в очередной раз поняла, что ей не хватает дипломатичности.

Вместо того чтобы спросить Глорию о том, на что намекал Маака, она стала упрекать девушку. Глория возмутилась и в конце концов убежала к себе в комнату.

Гвинейра не догадывалась, что она плачет там от ярости и беспомощности. Ей нужна была поддержка, а бабушка Гвин встала на сторону ее противников.

От Джека тоже не приходилось ждать помощи. Создавалось впечатление, что жизнь на ферме проносится мимо него и он не желает принимать в ней участие.

Иногда Гвинейре казалось, что она просто сойдет с ума от всего этого. Она по-прежнему придерживалась традиции совместных семейных ужинов, однако Джек и Глория упрямо молчали, когда она заговаривала, к примеру, о недостатке сена и своих тревогах по поводу того, как прокормить животных на ферме. Джек словно не слышал ее, а Глория, кусая губы, угрюмо смотрела на нее исподлобья. В первую неделю зимы девушка время от времени вносила предложения, но Гвинейра не захотела ее слушать, потому что все, что она предлагала, зачастую оборачивалось лишь новыми трудностями.

– Земля вокруг каменных воинов – не тапу, – например, заявила девушка. – Если не хватает корма, животные могут пастись там, ведь это почти два гектара. Конечно, лучше, чтобы святыня стояла на нетронутой земле, но ведь трава вырастет снова. Богам все равно, а Тонга пусть не упрямится.

Но Гвинейру возмутила сама идея – они уже много десятилетий назад признали святыню маори, и она не хотела нарушать договор о неприкосновенности этой земли. Ладно, Тонга постоянно расширяет территорию, на которую претендует, но Гвинейра не хотела ссориться. Даже сейчас.

Глория решила, что ее в очередной раз предали, и замолчала.

Вскоре после Рождества Джек удивил Гвинейру и Глорию, объявив, что едет в Греймут.

– В принципе, желания у меня нет, – сказал он, – но я когда-то обещал Роли приехать к нему на свадьбу. И теперь он настоятельно приглашает, а Илейн и Тимоти Ламберт поддерживают его…

В действительности Джек приходил в ужас при мысли о том, что придется ехать в место, где они с Шарлоттой провели свадебное путешествие. Но сейчас ведь не придется осматривать все достопримечательности Южного острова. Он просто поживет два дня у Илейн – или, что еще лучше, в отеле. Свадебное торжество он как-нибудь переживет, равно как и встречу с Грегом, которого помнил строптивым мальчишкой и который теперь передвигался в инвалидном кресле. Он должен сделать это ради Роли.

Гвинейра равнодушно предоставила в его распоряжение машину, и Джек потратил пару дней на то, чтобы научиться водить. Затем он покатил на ней в Крайстчерч, а там сел на поезд до Греймута.

Илейн и ее сыновья радостно приветствовали его на вокзале.

– Хорошо выглядишь, Джек! – заявила она. – Посвежел, немного поправился. Я буду тебя откармливать, берегись…

Джеку потребовалось усилие, чтобы дать ей понять, что он предпочел бы жить в отеле и не прибавлять забот своим присутствием. Казалось, Илейн была сильно разочарована, но взяла себя в руки и начала его поддразнивать.

– Только не в «Лаки Хорс», Джек! Такую ответственность я на себя не возьму. Хотя Роли настаивает на том, чтобы отпраздновать свадьбу именно там, а мой Тим и все остальные завсегдатаи в полном восторге от его идеи. Однако ночевать там опасно – это будет покушение на твою добродетель!

Наконец Джек поселился в красивой комнате на берегу и провел не один час, глядя на волны, когда за ним приехали Роли и Тим.

– Мальчишник! – смеялся Роли. – Прощание с холостяцкой жизнью! Мы тут устроим, мистер… – он усмехнулся, – прости, Джек! Простите, мистер Тим!

Тим Ламберт рассмеялся.

– Роли, как ты называешь моего… кстати, кто мы друг другу, Джек? В любом случае мне все равно, как ты называешь Джека. Если эта ночь пройдет так же весело и пьяно, как задумано, то в конце концов мы все, наверное, перейдем на «ты».

Муж Илейн был симпатичен Джеку, и он тоже попытался пошутить.

– Кажется, Илейн моя племянница. Но не утруждай себя, Тим, не нужно называть меня «дядей».

Грег Макнамара относился к своей судьбе спокойнее, чем казалось Джеку. По крайней мере сегодня вечером, когда виски лилось рекой. Мужчины уважали инвалида войны, считали его героем. На самом деле Джеку и Роли было неприятно, когда первый бокал подняли за «героев Галлиполи», в отличие от Грега, который сиял и позже без устали рассказывал о своих приключениях на мысе Геллес, стоивших ему здоровья. Гораздо позже нашлась и девушка, которая все это слушала с неподдельным интересом, да еще и уселась на остатки бедер Грега.

– Это действительно бордель, – удивленно произнес Джек, обращаясь к Тиму, который шутил с владелицей заведения, мадам Кларисс, и вспоминал смешные случаи тех давних времен, когда они с Илейн были помолвлены.

– До него наконец-то дошло! – рассмеялась пожилая владелица отеля. – Где вы его откопали, мистер Тим? В самом дальнем загоне Кентерберийской равнины? Я думала, вы были на войне, мистер МакКензи. Вы что, никогда там… ну, скажем так, не искали возможности развеяться с героиней ночи?

Джек покраснел. Он не признавался в этом, но после смерти Шарлотты ему действительно не доводилось обнимать ни одну женщину. Тем более – какую-нибудь продажную женщину Александрийского порта или одного из жалких баров вокруг лагеря в Каире.

– Гера, позаботься об этом мужчине!

Девушка по имени Гера была похожа на маори, но в действительности вряд ли могла принадлежать к одному из племен, иначе она не работала бы в заведении мадам Кларисс. Джек был достаточно вежлив, чтобы не спрашивать. Он с облегчением перевел дух, когда увидел, что эта девушка, пышнотелая, смуглая, с длинными черными волосами, совершенно не напоминала Шарлотту. Джек сумел даже перекинуться с Герой парой вежливых фраз, прежде чем удалиться, хотя время было еще не позднее.

– Уже устали? – удивилась девушка. – Что ж, в принципе, очень разумно не напиваться до беспамятства за день до свадьбы. Жениху тоже не мешало бы об этом напомнить. Но у нас здесь есть кровати… – Она одарила его манящей улыбкой.

Джек покачал головой.

– Может быть, завтра, – уклончиво ответил он и тут же устыдился своих слов. Разумеется, он и завтра не собирался делить постель с проституткой.

Гера только рассмеялась.

– Мы к этому еще вернемся! – шутливо пригрозила она.

Джек был рад, что смог сбежать. В роскошной комнате с видом на берег ему приснились Шарлотта и Гера, лица которых во сне слились в одно. Но девушка, которую он поцеловал в итоге, была… Глорией.

О’Брайены были католиками, как и Флаэрти, родители невесты. Поэтому терпеливому преподобному отцу методистской церкви пришлось призвать на помощь всю свою толерантность, чтобы позволить венчание в торжественной атмосфере маленькой церквушки. Он действительно пустил в дом божий своего католического собрата из Уэстпорта, а Илейн – не очень к месту, но эту песню хотя бы знали все, – сыграла на органе «Amazing Grace».

Мадам Кларисс появилась со всеми своими девушками, и Гера улыбалась Джеку, в то время как приличные матери жениха и невесты презрительно поджимали губы, стараясь не замечать присутствия юных особ из «Лаки Хорс». На лицах мужчин остались заметные следы похмелья, что несколько расстроило дам, но в конце концов все присутствующие женщины прослезились, когда услышали, как Роли и Мэри четко сказали друг другу «да».

Джек вспоминал свою свадьбу с Шарлоттой и тоже едва сумел сдержать слезы. Рядом с ним громко рыдал Грег. Ему вряд ли светила свадьба. Девушка, с которой он встречался до Галлиполи, бросила его после возвращения. Да и как ему прокормить жену?

После венчания был обед в «Лаки Хорс», что потребовало немалого терпения теперь уже со стороны мадам Кларисс, поскольку миссис О’Брайен и миссис Флаэрти заняли кухню.

– Если бы эти две особы были в Галлиполи, мы бы победили, – заметила Илейн, умудрившаяся ненадолго попасть под перекрестный огонь. – Мадам Кларисс уже опасается, что они обратят в католицизм всех ее овечек. В любом случае мы с Шарлен решительно не нужны. Где шампанское?

Она весело оглядела бар, который незадолго до этого вместе с несколькими другими женщинами и девушками украсила цветами и гирляндами. Убирать не пришлось, это сделала прислуга мадам Кларисс. В «Лаки Хорс» всегда царила безупречная чистота. В этот день часть столов отставили в сторону, в центре комнаты устроили танцплощадку. Там стояли взволнованные Роли и его Мэри, принимая подарки и поздравления от гостей. Мэри пила первый бокал шампанского в своей жизни. В своем кремовом свадебном платье она выглядела просто чудесно. Конечно же, оно было сшито в мастерской матери Роли, которая в очередной раз превзошла саму себя. Никто не владел техникой пользования новомодными швейными машинками лучше, чем она.

Что касается матери невесты, то миссис Флаэрти блистала на кухонном поприще. Даже завсегдатаям «Лаки Хорс» пришлось признать, что их никогда не кормили так вкусно, как сегодня.

Тим Ламберт оплатил шампанское, но бóльшая часть гостей предпочитала виски. Джек удивился, что Гера, которая, судя по всему, пила этот напиток литрами, не пьянела.

Илейн и Шарлен, упитанная супруга Мэтью Гавейна, едва не лопались от смеха. Женщины присоединились к Джеку, который сидел в одиночестве за одним из столов. Другие мужчины еще стояли у бара.

– Девушки мадам Кларисс вообще не пьют, – пояснила Шарлен. – По крайней мере не так много. По субботам после смены всегда можно было получить стаканчик, верно, Илейн?

Илейн кивнула.

– И мне это нравилось. Хотя я всего лишь играла на пианино. Но я серьезно, Джек, там в бокале обычный черный чай. Хоть сегодня все оплачивает Роли, девушки все равно не пьют. Они получают пару центов за каждый бокал, который им предлагают выпить мужчины. Это приличная прибавка – даже я в некоторые вечера буквально тонула в чае. – Она грустно улыбнулась, вспоминая об этом. Джек все еще следил взглядом за Герой, которая танцевала то с одним мужчиной, то с другим. Как и везде на Западном побережье, здесь было больше мужчин, чем женщин, и девушкам мадам Кларисс приходилось подстраиваться. Гера выглядела уже довольно разгоряченной.

– Но она наверняка выпьет шампанского, если ты пригласишь ее, – заметила Илейн, слегка подтолкнув Джека в сторону Геры. – Самообслуживание дорогими напитками строжайше запрещено мадам Кларисс.

Шарлен кивнула.

– Можете спокойно привести несчастную малышку за наш стол, мистер МакКензи, – подбодрила она его. – Ей может потребоваться передышка.

– Несчастную малышку? – переспросил Джек. – Мне вчера показалось, что ей здесь очень даже нравится.

Шарлен фыркнула.

– Это же часть работы, мистер МакКензи. Разве вы стали бы платить проститутке, которая постоянно ноет?

Джек пожал плечами.

– Я никогда еще не платил проститутке, – признался он. – Но если девушкам не нравится… зачем же они это делают?

Илейн и Шарлен, которые были уже несколько нетрезвы, театрально вздохнули.

– Сладкий, – хриплым голосом, которого Илейн не слышала от нее со времен свадьбы с Мэттом, произнесла Шарлен, – тому есть множество причин. Но насчет «нравится» – ни от кого не слышала.

Джек неуверенно поглядел на нее.

– Вы… тоже работали здесь? – смущенно поинтересовался он.

– Точно, сладкий! – расхохоталась Шарлен. – И, предваряя твой следующий вопрос, скажу: нет, я не умею играть на пианино. Я делала то, что делают все остальные девушки.

Джек не знал, куда девать взгляд.

Шарлен закатила глаза.

– Если вам противны бывшие проститутки, вам следует избегать Западного побережья, – злобно произнесла она. – К слову, девушки мадам выходят замуж быстрее, чем она успевает находить пополнение. И только Гера, бедная малышка Гера, не нужна никому. Если эти парни западают на женщин-маори, они берут в жены кого-нибудь из племени. Она тоже рада и остается на месте.

– Нет, нет, вы неверно поняли, – поднял руки Джек. – Я просто думал, что у девушки всегда есть выбор… – Он поставил бокал с шампанским.

Шарлен налила ему виски.

– Выпейте наконец чего-то покрепче, эта пузырящаяся вода вам ведь совершенно не нравится. А что касается выбора…

– Конечно, можно самым честным образом умереть с голоду, – заметила Илейн. – Я, наверное, так бы и поступила. Тогда я предпочла бы умереть, нежели прикоснуться к любому мужчине. – Илейн оказалась в Греймуте после неудачного брака с очень жестоким человеком.

– Тебя бы не спрашивали, милая моя, – горько усмехнулась Шарлен. – Наша мадам Кларисс никого не заставляет, верно, но в большинстве заведений всем заправляют мужчины. И если прибьется такая малышка, как ты, которой, судя по всему, есть что скрывать и которую будто бы никто не станет искать, они начинают ее объезжать. После этого она ломается и готова на все.

Джек сделал большой глоток виски из своего бокала.

– А что касается малышки Геры, – продолжала Шарлен, – то ее продали, когда ей еще и десяти не было. Ее мать была маори, но какой-то парень сманил ее из племени. Золотоискатель. Он утащил ее с Северного острова на Южный. Шансов вернуться домой нет. Когда золото не потекло рекой, он продал девушку – а потом и дочь. Ее никто не спрашивал, Джек.

– И даже если тебя спросят… – добавила Илейн. – У меня была подруга в Квинстауне, она делала это добровольно, чтобы заплатить за билет в Швецию. Она оказалась перед выбором между двух зол…

Тут Джек нашел возможность возразить:

– Но Глория же приехала как юнга. Ей не пришлось…

Шарлен отпила еще шампанского.

– Юнгой? Всю дорогу из Англии до Новой Зеландии?

– Из Америки, – поправил Джек.

Шарлен нахмурилась.

– И за все это время, будучи юнгой, ни разу не сняла рубашку? Не говоря уже о подштанниках? Нет, конечно, я была еще ребенком, когда мы приехали сюда. Но я хорошо помню, как жарко было в Тихом океане. Матросы работали с голым торсом, а чтобы охладиться, прыгали за борт, а потом их затаскивали обратно с помощью канатов. Это была проверка мужества, некоторые погибали.