Текст книги "Невольница. Книга 2"

Глава сороковая
Душа к душе

Элла

Скрип двери отозвался дрожью в сердце. Все было погружено во тьму, лишь в окна просачивался свет уличных фонарей. Давящая тишина свидетельствовала, что дом лишен жизни.

Мертвый дом.

– Где тут свет?

– Не помню, – пробормотала я, переступая через порог.

Наши шаги гулко отдавались в прихожей этого стылого жилища. Эшер нащупал выключатель, и первым, что я увидела, была лестница, источник стольких воспоминаний. Дверь закрылась за мной, снова заскрипев, и я с замиранием сердца шагнула в дом своего детства.

– Как странно, – прошептала я, оглядываясь вокруг.

– Что именно?

– В доме тщательно убрано, – нахмурившись, заметила я.

– Незадолго до поездки я позвонил твоей тете. Она сказала, что пришлет кого-нибудь, чтобы привести дом в порядок на случай, если тебе захочется остаться здесь на несколько дней, – сообщил он, проходя мимо меня. – Ты идешь?

Я взяла его за руку, и он повел меня. Едва мы зашли на кухню, воспоминания всплыли на поверхность. Малышкой я ела свои хлопья за столешницей, пока мама готовила себе завтрак.

Увидев этот стол, я улыбнулась. Осторожно провела пальцами по стулу, на котором обычно сидела мама. Я вспомнила, что она обожала играть со мной в настольные игры. Мы проводили здесь многие часы, и я знала, что она поддавалась.

– У тебя потерянный вид…

– Нет, – пробормотала я. – Я погружаюсь в детство, вот и все.

– Я хочу посмотреть на твою спальню.

– Она на втором этаже, – сказала я, поднимая к нему голову, – но давай сначала зайдем в гостиную.

Я быстро вспомнила расположение комнат и повела Эшера в гостиную. Увидев диван, я съежилась. Я не могла оторвать взгляд от выцветшей обивки. Множество воспоминаний нахлынули на меня. Вот только теперь они были связаны не с матерью, а с ним.

Лис.

– Тут ваши фотографии, – сказал Эшер, отпустив мою руку и подойдя к камину.

Я двинулась за ним, не отводя глаз от дивана, пока Эшер не похлопал меня по плечу, привлекая мое внимание. Он указал на фотографию, где были мы с матерью. Качество снимка оставляло желать лучшего, но мамина улыбка делала его чудесным. И была так заразительна, что я сама невольно заулыбалась.

– Ты действительно очень на нее похожа.

– Когда я была маленькой, мать говорила, что я похожа на отца, – поделилась я, поглаживая рамку, – но откуда мне знать. Я никогда его не видела и не представляю, какой он.

Я подняла голову и посмотрела на две другие фотографии на камине. Моя улыбка стала шире, когда я увидела снимок с мамой, которая с цветами в волосах лежит на траве. Я вспомнила тот день, когда она попросила меня вплести ей в волосы цветы. Но я представления не имела, кто ее сфотографировал. Может, тетя?

Шаги Эшера эхом разносились по комнате. Зачарованный и молчаливый, как и я, он открывал для себя дом моего детства.

– Ты часто смотрела телевизор, как в Лос-Анджелесе?

– Нет… я редко сидела в гостиной, – призналась я, сдерживаясь, чтобы не оглянуться на диван.

И прикрыла глаза, чувствуя, как учащается пульс. Его здесь больше нет. Когда-то в прошлом он тут сидел, но больше его здесь нет.

– Идем наверх.

Чувствуя, как из глубин памяти всплывают образы, я решила, что лучше выйти из комнаты. Я отказывалась вспоминать те моменты, которые хотела забыть. Моменты, которых я не понимала, пока была слишком мала, но которые с течением лет обрели смысл.

Он был мерзким.

Омерзительным.

Я медленно поднялась по ступенькам на второй этаж, прислушиваясь к своим шагам на лестнице и вспоминая, что раньше я умела узнавать человека по звуку шагов. И его тяжелая поступь до сих пор отдавалась в моем сознании. Я отогнала воспоминание об этом звуке, который и сейчас преследовал меня по ночам.

Лис.

Присутствие Эшера за спиной немного успокаивало. Постепенно, словно этот дом не был моим, я узнавала фотографии на стенах. Портреты матери и бабушки, умершей много лет назад. Были и мои младенческие фото, и мама с тетей в молодости.

Я запомнила мамино лицо. Мне хотелось забрать эти снимки с собой. Хотелось, чтобы они всегда были рядом.

Я узнала комнату в глубине слева.

– Там спальня моей мамы, – сказала я, указывая на нее пальцем. – Я очень любила спать с ней… когда его не было.

– Его?

– Ее… друга.

– Ее друг жил с вами? – спросил Эшер, когда я зашла в комнату.

Глаза заволокло слезами, когда я посмотрела на кровать, в которой она спала. Простыни были другие, но их накрывал все тот же плед, ее любимый. Я схватила плед и уткнулась в него носом, надеясь ощутить ее запах или запах ее духов. Но не почувствовала ничего.

С комком в горле я повернулась к прикроватному столику, отчаянно пытаясь найти флакон с духами. Ничего.

– Ты что-то ищешь?

Не отвечая, я поспешила открыть шкаф и стала перебирать ее одежду. По щекам полились слезы, когда я обнаружила ее любимую кофточку. Я принюхалась, но мамой не пахло. Вообще ничем не пахло.

– Элла?

– Я хочу… Я хочу почувствовать ее духи, – пробормотала я. – Хочу почувствовать ее запах.

– Посмотри в коробках наверху.

Я подняла лицо к небольшой полке, на которой стояли две обувные коробки. Встав на цыпочки, достала одну из них, Эшер снял вторую. Мы сели на пол и начали в них рыться. В первой оказались бумаги: счета… и письма.

Любовные письма от неизвестного мужчины, некоего Джордана Томсона. Мой отец? От этой мысли сердце забилось быстрее. Даты указывали, что они были вместе до моего рождения. Однако у меня не имелось никаких подтверждений его отцовства.

– Может, это твой отец, – предположил Эшер, читая одно из писем. – Язык у него здорово подвешен, надо признать.

Я убрала письма на место. Об отце я ничего не знала, и, судя по тому, что я прочла, он ничего не знал обо мне. Возможно, он не хотел ребенка. Возможно, я была нежеланной.

– Во второй коробке рисунки, – сказал Эшер. – Это твои?

– В рисовании я полный ноль, – призналась я, доставая один из них.

– Однако оценки у тебя были хорошие, – заметил Эшер, показывая новый листок. – Я, можно сказать, впечатлен, ты не всегда была такой глупой.

– Там что, школьная ведомость? – спросила я.

– Нет, это оценки за домашние задания… А, нет, все-таки ты всегда была дурочкой, мой ангел. Как ты могла спутать человека с лисом?

Сердце екнуло. Я тут же забрала листок. Упражнение по языку: подписать картинки. Там были цветок, птица, машина и фигура человека. Вместо того чтобы написать «человек», я написала «Лис».

Трясущимися руками я быстро смяла бумагу. Эшер вопросительно на меня посмотрел, но я не хотела рассказывать о нем. Только не сейчас, не сегодня вечером.

– Почему ты…

– Я хочу посмотреть свою комнату, – заявила я, вставая. – А потом уедем.

– Ладно.

Он нахмурился и тоже поднялся, не спуская с меня глаз. Я торопливо поставила коробки на место.

– Элла, ты уверена, что…

– Со мной все в порядке, просто подустала, – соврала я, не глядя на него.

– Хочешь, вернемся? А завтра продолжим, – предложил Эшер, удерживая меня за руку. – Этот дом ждет тебя уже десяток лет, может подождать еще денек.

С бьющимся сердцем я оглядела мамину спальню. Мне хотелось увидеть свою комнату, но что-то во мне кричало, что не нужно этого делать. Слишком много воспоминаний засело в глубине, и я чувствовала, что уже перегрузилась.

– Ты… ты прав.

Он обнял меня, и я уткнулась ему в шею. Горло сжималось. Этот дом был свидетелем моих травм, моей боли, моего счастья и всех детских переживаний. Этот дом был еще жив, я тоже. Но его хозяйка – нет.

Слезы медленно катились по щекам, и шея Эшера намокла. Когда я всхлипнула, он обнял меня крепче. Я позволила эмоциям взять верх и перестала сдерживаться, словно тело и сердце наконец-то слились воедино.

– Завтра мы поедем к твоей матери… Но сначала заглянем в цветочный магазин, – проговорил Эшер, несколько раз нежно целуя меня в макушку. – Потом я оставлю тебя с ней, и будь там столько, сколько нужно… хоть целый день, мой ангел… Я тебя подожду.

* * *

Следующий день. Руквудское кладбище

– Он сказал, что она похоронена здесь, – напомнила я Эшеру, вглядываясь в имена на могилах.

Мы уже минут двадцать искали могилу матери, и Эшер начал терять терпение.

– В следующий раз пусть повесят указатели, потому что я…

– Эшер…

Мой взгляд остановился на одной из могил. Горло сжалось. Сколько я ни читала и ни перечитывала выгравированное имя, мозгу не удавалось это переварить.

Дженна Коллинз.

Моя мать лежала здесь. В нескольких метрах от меня.

Дрожа, я медленно приблизилась к могиле, которую мне не доводилось видеть. Через столько лет после аварии я нашла свою маму. Слезы лились бесконечно. Маленькая девочка, ставшая свидетельницей аварии, проснулась и наконец-то позволила себе оплакать ее смерть. Я ждала этого столько лет.

Со слезами на глазах я перечитывала имя матери, вспоминая ее улыбку, ее смех. В голове снова звучал ее ласковый голос.

– Привет… мама.

Сказав это, я разрыдалась. И постаралась успокоиться. Мне хотелось поговорить с ней, и времени плакать не было.

– Я… Я принесла тебе цветы… Ты… конечно, завидовала другим могилам… Но лучше поздно, чем никогда, верно? Ты всегда так говорила…

Я чуть усмехнулась и вытерла щеки. Набрав побольше воздуха в легкие, снова заговорила, чувствуя, как дрожат губы:

– Прости… Я раньше не могла принести тебе цветов. Кейт увезла меня в Штаты через несколько недель после аварии… вроде бы.

И снова я зарыдала. Рассказывать маме вслух свою историю было так больно – наверное, больнее всего в жизни.

– В общем… зря она это сделала, – продолжила я, кладя цветы рядом с могилой. – Если честно… она меня использовала, мама.

Слезы снова застлали мне глаза.

– Она продала меня, чтобы выпутаться, и я… Меня держал у себя извращенец, мама… Он ужасно со мной обращался… Он меня сломал… Они все меня сломали.

Грудь сдавило, когда в голове закрутились воспоминания о том, как меня раз за разом втаптывали в грязь. С отвращением я выплевывала слова, рассказывая все, что пережила из-за Джона и тети, тех, кто был виновен в моей гибели.

Я рассказывала, как смотрела по вечерам на звезды и думала, что одна из этих звезд – мама, которая присматривает за мной с небес. Рассказывала, что воспоминания о ней успокаивали меня после того, как мужчины пользовались мною.

– Это было ужасно… я ненавидела собственное тело.

В то время даже мебель была более живой, чем я. Единственное, чего я хотела, – это уйти к маме, оставив свое тело Джону, который и так уже им владел.

– Кейт бросила меня… Она начала новую жизнь, а я… А я должна была жить той жизнью, которую она мне навязала… Много лет я была заперта в четырех стенах. Я не закончила учебу, как ты хотела. Я не получила диплом. Я даже не пошла в старшие классы…

Мое сердце кровоточило, а слезы жгли глаза. Тело изнемогало под грузом печали.

– Я осталась в этом мире преступников… У тебя бы точно случился инфаркт, если бы ты была жива, – сказала я, засмеявшись сквозь слезы. – Но… в этом мире я встретила хороших людей… И одного хорошего человека.

Я обернулась посмотреть, не стоит ли Эшер за спиной, но он был далеко и не отрывался от телефона. Улыбнувшись, я решила сесть на землю рядом с матерью.

– Он сейчас со мной… Это он привез меня сюда. Он бы тебе очень не понравился. Он надменный, вспыльчивый, к тому же садист… но только не со мной. Сейчас уже нет. Раньше да, это был кошмар. Меня насильно сделали его невольницей. Я работала с ним, а он меня не хотел, но… всегда было что-то еще. И за это он ненавидел меня еще больше… насколько я поняла. Когда я осознала, что он по натуре не плохой, я влюбилась в него настоящего. В Эшера.

Я нервно теребила пальцы, шепча эти слова, словно боялась, что их кто-то подслушает, боялась произнести их так открыто.

– И да, я ему это сказала… но он меня оттолкнул… в буквальном смысле. Год я прожила вдали от него, и это был ужасный год. Мои демоны вернулись и преследовали меня… и Лис тоже, мама. Раньше он редко появлялся во сне, но стал часто приходить, пока я жила одна на Манхэттене.

Я выкладывала без остатка все, что во мне накопилось, как будто она меня слышала. Рассказывала о Поле, Киаре, Элли, Бене, Рике и обо всех людях, так или иначе оставивших след в моей жизни. Разговор с ней был для меня невыразимым благом. Я пролила столько слез, что разболелась голова, но это было счастьем, пусть и горьким. Моя душа чувствовала мамину душу совсем рядом, та чутко вслушивалась в жизнь, где ей больше не было отведено никакой роли.

– Но после всего этого… вот, я здесь. Здесь, перед тобой, и все еще живая. Пусть мое душевное здоровье в плачевном состоянии, но… я по-прежнему жива. Я поклялась себе, что снова встану на ноги и возьму жизнь в свои руки… а теперь клянусь в этом тебе, мама. Твоя дочь боец… А значит, у нее получится… По крайней мере, она попытается.

Последняя слеза скатилась по моей щеке, и я закрыла глаза, сделав глубокий вдох. Я устала, меня трясло от холода, но я ощущала себя легкой, словно освобожденной. Я чувствовала, что с меня свалился груз – груз вины за то, что не повидала ее раньше. Теперь я была здесь, и она знала все.

– А сейчас я оставлю тебя… Вернусь в наш дом, увижу свою комнату, постараюсь вновь обрести точки опоры… Может, зайду к соседке. Как думаешь, она меня вспомнит? Посмотрим…

С легким сердцем я встала и попрощалась с могилой, которая ждала меня столько лет и наконец дождалась.

Заметив меня, Эшер убрал телефон и устремил на меня свои стальные глаза.

– Мы можем идти, – сказала я, подходя ближе.

– Ты уверена?

Я обернулась на могилу матери.

– Ей наверняка надоело меня слушать, – спокойно пошутила я. – Поэтому да, возвращаемся.

– Хорошо.

Когда Эшер взял меня за руку, сердце встрепенулось. Я с улыбкой подняла к нему голову.

Я рассказала маме о тебе…

Он обнял меня за плечи, и я прижалась к нему. Я люблю его. Я всем сердцем влюблена в Эшера Скотта. И благодарна ему за все.

* * *

Сидней, 20:00

После похода на кладбище мы вернулись в особняк передохнуть. Теперь с новыми силами мы подходили к дому моего детства.

– Жрачка здесь странная, – заметил Эшер, потирая живот. – Пицца застряла где-то посередине.

– Скажешь Бену, что тебя отравили, – хмыкнула я, поднимаясь по ступенькам на крыльцо.

– Он мне звонил, пока ты спала. И заклинал проверить, нет ли змей в туалете.

Хихикнув, я вставила ключ в замок. В доме по-прежнему царила темнота. Я нахмурилась, почувствовав странный запах. Горький, как смесь яйца и мускуса.

Эшер закрыл за мной дверь и пробормотал:

– Черт, пить охота.

– Кажется, я видела вчера бутылку воды на кухне, – сказала я, направляясь туда. – А если нет, то есть вода из-под крана.

– Сама пей! Ты хочешь совсем меня угробить? – воскликнул Эшер. – Мало мне пицц…

Он внезапно замолк, глядя на раковину. У меня пересохло в горле, когда я тоже заметила посуду на столешнице. Вчера ее там не было.

Эшер резко рванул меня к себе за спину, когда раздался шум. Он вытащил пистолет и направил его на незнакомца, который шел к нам тяжелыми шагами.

Тяжелые шаги…

У меня вырвался крик ужаса. На кухню вошел вооруженный мужчина, и сердце ухнуло в пятки, когда наши глаза встретились. Это лицо… Нет… Нет, это какой-то кошмар. Я застряла в одном из своих кошмаров…

Мои пальцы вцепились в руку Эшера, а взгляд не отрывался от татуировки на предплечье мужчины.

От татуировки, которая была у Лиса.

Глава сорок первая
Лис и мышка

Эшер

– Кто вы?

Я повторил вопрос, глядя на мужика лет пятидесяти с ружьем, готового выстрелить в любой момент.

Но его взгляд был устремлен не на меня, а на Эллу. Он, не скрываясь, разглядывал ее, словно уже видел раньше.

Она его знает?

Элла сжимала мне руку так сильно, что делала больно. Направив ствол на незнакомца, я повторил вопрос:

– Последний раз спрашиваю: кто вы?

– Вы заявились ко мне в дом и спрашиваете, кто я? Наглости вам не занимать.

К нему в дом?

У Эллы вырвался громкий всхлип. Я не мог себе позволить повернуться к ней, потому что не должен был отводить взгляд от мужчины, хотя и чувствовал, как она прижимается ко мне в поисках защиты. Ее трясло, а значит, они с мужиком уже пересекались.

– Ты его знаешь?

Кроме панических всхлипов, иного ответа я не дождался.

Я тут же снова сосредоточился на человеке, который повел дулом ружья. Я взвел курок, испепеляя его взглядом, а он насмешливо мне ответил:

– Конечно, она меня знает, верно ведь… моя мышка?

Она захлебнулась от ужаса и спряталась у меня за спиной, отчего моя ярость подскочила на несколько порядков. Я не знал, кто этот тип, которого забавляла ситуация. Он еще не понял, но сейчас истекали последние мгновения его жизни.

– Я-я х-хочу… уй-уйти, – тихо прорыдала Элла.

Я не понимал ее реакции. Последний раз она вела себя так, когда увидела Эрика.

Да кто он такой, этот хер?

– Я долгое время думал, что ты ко мне никогда не вернешься, моя мышка… Но ты ведь меня не забыла, правда?

Она плакала все сильнее.

– Прекратите с ней разговаривать, – рявкнул я, чувствуя, что теряю самообладание.

– Глаза у тебя все такие же красивые… Ты выросла, – продолжал этот козел, разглядывая ее. – Ты все больше становишься похожей на мать…

Он в упор меня не замечал. В ярости я нажал на курок. Пуля ударилась в стену рядом с ним, но он и ухом не повел, все такой же холодный и мерзкий. Он продолжал разглядывать Эллу, направив на нас ружье. Он даже не подумал поставить его на взвод или пригрозить мне стволом.

Может, оно не заряжено.

– Ты промахнулся, паре…

– Я никогда не промахиваюсь, – ледяным тоном перебил я. – И не вынуждайте меня это доказывать.

– Как ты нетерпелив, мой мальчик! Значит, моя мышка ничего обо мне не рассказывала? – усмехнулся он. – А ведь мы с ней были очень близки. Она тебе ничего не сказала?

– Дайте нам уй-уйти…

«Моя мышка». Почему он так ее называет?

– Ты уже хочешь уйти? Мы только начали играть… Ты ведь соскучилась по нашим играм?

Элла разразилась рыданиями и прижалась ко мне, повторяя раз за разом одно слово – «шкаф».

– После школы она любила поиграть со мной в гостиной на диване. Верно, моя мышка?

– Кто вы ей?

Нехорошая улыбка скользнула по его губам.

– Я был дружком ее матери. Та уехала и увезла мою мышку далеко от меня. Мне было грустно без тебя, а ты ведь не любишь, когда мне грустно?

– Эшер, пож… пожалуйста, давай… давай у-уйдем… Пожалуйста… Отпустите… нас… П-позвольте… у-уйти…

В глазах мужчины я видел что-то вроде радости, словно он смаковал страх моего ангела. Я не знал, почему она его боялась, но невольно представлял себе худшее. Он улыбнулся, оскалив желтые зубы, потом опустил оружие.

Что он делает?

– Зачем тебе уходить? Ты только-только вернулась домой. Разве ты по мне не скучала, а? Твой друг угрожает мне, моя мышка… а ты ведь знаешь, что бывает, когда мне угрожают…

– Опусти пистолет… Опусти пистолет, Эшер, – тихо прорыдала Элла.

У меня глаза полезли на лоб. Она что, серьезно? Я осознал, какую власть он имеет над ней, несмотря на все эти годы. И он это знал. И этим пользовался.

– Послушай ее… Она лучше всех знает, что бывает, когда…

В качестве предупреждения я выпустил в стену еще одну пулю. Я не уйду из этого дома, оставив его в живых. Я уберу его с лица земли.

– Опять промазал.

Он усмехнулся и опустил ружье еще ниже, смерив меня презрительным взглядом. Неужели он принимает меня за любителя? Ведь не настолько же он глуп?

– Твоя пукалка меня не пугает, малыш. В следующий раз постарайся хоть попасть в меня…

Я должен его убить. Я хотел прикончить его за тот страх, который он вселил в моего ангела, но я хотел также узнать, что он ей сделал, чтобы привести ее в такое состояние.

– Что он тебе сделал? – решился спросить я, чуть наклонив голову набок, но не спуская с него глаз.

Он ухмыльнулся, словно только и ждал, когда я заговорю на эту тему. Словно он мог наконец-то напомнить ей прошлое после стольких лет ожидания. Словно он этим гордился.

– Нет…

– Элла, говори, что он тебе сделал.

Она застонала, изо всех сил вцепившись в мою руку и уткнувшись носом мне в плечо.

– Моя мышка… это наш секрет.

– А ты заткни пасть! – яростно рявкнул я. – Или я разнесу тебе череп.

Он расхохотался, и меня затопила ярость. Я доставлю себе удовольствие, убив его. Огромное удовольствие.

Мое хладнокровие истощалось с каждой секундой. В ушах звучали только рыдания Эллы и смех этого мудака. Он опасный тип. Не кровожадный, нет, но извращенный и коварный. Скользкий.

– Разнесешь мне череп? Мальчик мой, ты и стрелять-то не умеешь…

Я так и думал: он решил, что я не умею обращаться с оружием.

Будто повинуясь порыву, я снова выстрелил в стену. И сделал вид, что меня разозлил очередной промах. Он хихикнул. Я должен был усыпить его бдительность. И, как я и ожидал, он еще ниже опустил ружье.

– Говори, что он тебе сделал.

– Он… Он…

– Ты действительно хочешь раскрыть наш секрет, моя мышка?

Я еще раз выстрелил в стену, чтобы он совсем расслабился. Какой мудак!

– Вы просто… педофил.

В следующую секунду моя последняя пуля вонзилась ему между глаз. У меня чуть сердце не взорвалось, когда мой ангел произнесла это слово. Педофил.

Он надругался над Эллой.

Она закричала от ужаса в тот момент, когда тело мужчины грохнулось на пол. Тут же вокруг разлилась лужа крови. Я обнял ее, помогая изгнать запредельный страх.

– Все кончено…

Краем глаза я глянул на труп этого психопата, и меня чуть не вывернуло. Извращенец надругался над Эллой, когда та была ребенком. Я и представить себе не мог, что он с ней делал. Трогал? Насиловал? А ее мать знала?

Он ею манипулировал. Достаточно было услышать, как он к ней обращается, и становилось понятно, что именно эти слова он использовал раньше. Она плакала на моем плече так, словно сдерживала слезы с самого начала. Возможно, плакала от облегчения. И я хотел дать ей это облегчение.

– Спасибо… спасибо… спасибо…

У меня замерло сердце, когда я услышал, как она благодарит меня за то, что я убил человека, который нанес ей такие травмы. Пусть даже внутренне, я ужасался не меньше ее…

* * *

Элла

Четыре часа спустя…

– Ты заболеешь, если еще хоть минуту просидишь в этом полотенце, – сказал Эшер у меня за спиной. – Здесь очень холодно.

Я молчала уже несколько часов. Этим вечером за меня говорили мои слезы. И я пролила их слишком много.

Лис.

Эшер хладнокровно убил его в тот момент, когда я произнесла это слово. Педофил.

Как он мог оставаться в доме матери после всего, что сделал? Как мог спокойно жить рядом с нашими фотографиями на стенах, не испытывая ни угрызений совести, ни чувства вины?

Он всегда мною манипулировал, всегда.

Тошнота до сих пор подкатывала к горлу. Меня уже несколько раз рвало от воспоминаний, от его похабной улыбочки и глаз, жадно шарящих по моей коже.

Вокруг меня обвились руки, и я закрыла глаза. Впервые я поблагодарила Эшера за то, что он кого-то убил. Потом он вызвал своих людей и поручил им то ли выбросить тело, то ли сжечь, я плохо запомнила. Довольно долго он молча оттирал кровь с пола. Дом теперь был как новенький.

На втором этаже я показала ему свою комнату, как будто мы и не совершили убийство несколько минут назад. У меня случился панический приступ, едва я увидела шкаф, в котором пряталась, когда Лис искал меня, чтобы «поиграть».

Но он всякий раз меня находил.

– Кто был этот человек, мой ангел?

По спине пробежала дрожь отвращения. Я ждала этого вопроса и знала, что он попросит объяснений. И я должна была ему их дать.

– Он был маминым парнем, – начала я тихим голосом. – Жил с нами три года. Помогал матери оплачивать счета. Вначале я думала, что он мой отец, но мама быстро дала понять, что это не так.

Лис часто просил, чтобы я называла его папой, но я никогда этого не делала.

– Поначалу он был добрым. Иногда ссорился с мамой, но особой жестокости в этих ссорах не было. Он очень любил играть со мной, часто усаживал к себе на… колени, когда я смотрела телевизор…

Горло снова сдавило. В то время я не понимала, что он делал.

– Однажды мама уехала на выходные и оставила меня одну с ним. И на этих выходных он…

Я умолкла и тяжело задышала, пытаясь изгнать волну паники, сдавившую легкие.

– Что он?

– Он начал «играть» со мной, – закончила я, чувствуя, что глаза снова наливаются слезами.

Я дрожала от холода и страха – страха, который оказался столь живуч, даже много лет спустя.

– Он сидел на диване в гостиной, а я была в своей комнате, – проговорила я, глядя на сад за окном. – Он позвал меня, и я спустилась… Помню, он приказал мне встать напротив… не слишком близко, а рядом с телевизором… Потом он попросил…

«Мы сейчас поиграем в одну маленькую игру, моя мышка… но ты должна снять пижамку».

– Попросил меня снять пижаму и смотреть, как он себя… трогает.

Эшер напрягся. У меня по щеке покатилась слеза, но я продолжила свой рассказ о той истории – рассказ, которого до него никто никогда не слышал.

– Он делался очень жесток, если я не хотела «играть». Ругался с мамой, а потом упрекал в этом меня. Это все из-за меня, потому что я не захотела играть… и тогда я стала прятаться в шкафу.

Эшер снова обнял меня, а у меня снова сбилось дыхание.

– Часто он меня шантажировал. По утрам он одевал меня, чтобы прикасаться незаметно для матери, а я много месяцев молчала, так как боялась, что расплачиваться придется ей. А потом однажды вечером она нашла… кассеты, на которых была я, без пижамы. Он снимал меня всякий раз, когда мы играли. Именно поэтому он велел мне оставаться рядом с телевизором. Из-за камеры.

От этих слов у меня скрутило желудок. Эшер выругался. Возможно, к такому он не был готов.

– В тот вечер мама позвонила ему. Она была в ярости и в слезах. Сказала, что он больше никогда ко мне не прикоснется, а она обратится в полицию… но так и не смогла. В тот вечер мы уехали, но он кинулся нас преследовать. Это из-за него случилась авария, в которой она погибла.

Я закончила рассказ, и повисла тишина. Мне немного полегчало.

– Я… Я правильно сделал, что убил его.

В его серых глазах читались боль и гнев.

– Вот почему ты была в таком состоянии…

– Я не видела его много лет. И была психологически не готова. Он постарел, но его улыбка не изменилась.

– Твоя тетя была не в курсе?

– Нет, только мама, – сказала я. – Я ничего не говорила, потому что боялась. Вот он и выкрутился… Ну, теперь уже нет.

Эшер усмехнулся и прижал меня к себе покрепче.

– Мое уважение к тебе растет с каждым днем, мой ангел.

Слова Эшера обволокли мое сердце, как его руки – мое тело. Все те периоды моей жизни, когда меня втаптывали в грязь, сделали меня тем человеком, каким я была сегодня. Моя душа была изранена, однако в глазах Эшера я по-прежнему была чиста, как и он в моих.

Мы нашли друг в друге те глаза, которые видели нас такими, какими сами мы увидеть себя не могли. Возможно, это и есть любовь. На Эшера нужно смотреть через призму Эллы. И на Эллу смотреть через призму Эшера.

– Может, пойдем спать?

Он кивнул.

Переодевшись, я отправилась в спальню. Он лежал на кровати и разглядывал потолок. Я быстро обняла его, и он ответил тем же, по-прежнему молча. Его сердце билось до странности быстро, но я ничего не сказала. Глубоко вздохнула и закрыла глаза.

– Элла?..

– Мм?

Я приоткрыла глаза, и он обнял меня крепче.

– Я не собирался оставлять тебя невольницей дольше чем на месяц, – признался он. – Честно говоря, я вообще не собирался оставлять тебя в живых.

– Спасибо, я это уже узнала из твоих записок, – напомнила я, выдавив улыбку.

С его губ слетел смешок… Похоже, нервный смешок?

– Я не собирался защищать тебя от Джеймса Вуда и Уильяма. Я не понимал, откуда вообще взялась потребность тебя защищать, ведь твоя работа заключалась как раз в том, чтобы подвергаться опасности ради меня.

Прерывисто дыша, я слушала слова, которые меня успокаивали. Эшер крайне редко открывался этой прямодушной и искренней стороной своей натуры, и мое сердце впитывало каждое мгновение.

– Я также не предвидел, что захочу быть с тобой, захочу все время чувствовать тебя рядом, захочу твоего внимания… Именно поэтому я отослал тебя.

– Я знаю, Эшер.

Я была в курсе, почему он оттолкнул меня. Зачем он повторяется? Зачем сейчас этот разговор?

– Меня бесило то, как ты на меня действуешь, бесило ощущение собственной слабости, когда ты была рядом. Но мне никак не удавалось отвлечься от того, что я чувствовал, когда ты на меня смотрела, когда… ты со мной говорила. Меня жутко бесило это чувство.

Мое сердце замерло. Сейчас Эшер доверялся мне, но на этот раз не в приливе гнева. Нет, он казался даже слишком спокойным.

– Я вдруг понял, что убиваю людей за то, что они причинили тебе зло, – Джона, Джеймса Вуда, мужчин, которые хотели заполучить тебя, и вот сегодня этого психопата. Я начал испытывать жажду мести, хотя терпеть не могу пачкать руки в крови.

От его слов меня захлестнуло волнение. Он заставлял трепетать тело, сердце и душу. Как и всегда.

– Я и не собирался проделывать все это ради какой-то невольницы… и меня пугает то, на что я способен ради тебя. Каким опасностям готов без малейших колебаний подвергнуться, лишь бы тебя защитить.

Когда я подняла к нему лицо, он попросил:

– Не смотри на меня, пожалуйста. Я не могу так говорить.

Я засмеялась и послушно выполнила просьбу.

– Защитить невольницу, которую не собирался держать дольше пары недель, которую в принципе не хотел и которая меня завораживала. Я и не думал привязываться к ней, узнавать ее страхи, чтобы успокоить и помочь.

На моих губах появилась улыбка. Как же я люблю его!

– Мне было глубоко плевать на прошлое бывших невольниц. Мне вообще было на них плевать. А сейчас что, Коллинз? Я купил этот дом в Австралии, потому что моя бывшая невольница захотела встретиться с прошлым, а я не могу оставить ее одну из-за опасности, которой она постоянно подвергается. Какой еще бывший хозяин сделал бы такое?

Я пожала плечами. Потом закрыла глаза и продолжила его слушать.

– Я все всегда предвидел, просчитывал на несколько ходов вперед, но не предвидел тебя… Я не предвидел, что настолько заинтересуюсь простой невольницей, наивной и невинной… Я не предвидел, что захочу ее защищать и постоянно держать при себе… Я не предвидел, что буду так восхищаться той личностью, которой она стала, несмотря на много лет испытаний…

Я затаила дыхание, когда почувствовала, как он напрягся. Его сердце билось как сумасшедшее, а мое чуть не остановилось, когда он проговорил:

– В общем, Коллинз… я не предвидел, что… влюблюсь в эту невольницу… В тебя…