Текст книги "Охотник за смертью: Честь"

Энергетический луч пробил ствол, и дерево медленно рухнуло в трясину. Толстые корни оставались в земле, удерживая дерево и не давая жиже засосать его. Взбудораженная грязь подхватила Оуэна и с размаху бросила на ствол поваленного дерева. Удар оказался таким сильным, что у него перехватило дыхание, однако он крепко обхватил ствол обеими руками. Все остальные тоже не стали медлить и, помогая друг другу, вцепились в спасительный оплот. Вскарабкаться на ствол и выбраться по нему на твердую землю, разумеется, было не просто, но члены маленького отряда справились с этим успешно. Ползком отдалившись на безопасное расстояние от проклятого болота, они в изнеможении повалились на спины. Потоки дождя медленно смывали грязь с их лиц и одежды. Путники лежали довольно долго, не в силах пошевелиться. Наконец Оуэн заставил себя подняться на ноги. Счистив с одежды остатки грязи, он принялся наблюдать за затихающим водоворотом.

– Это не похоже на несчастную случайность. Нас заманили сюда, как последних идиотов. Знаете, что я вам скажу? Джунгли обладают определенным уровнем сознания и способны к осмысленным действиям против возможной угрозы.

Хэйзел медленно села.

– Интересно, как же мы доберемся до Миссии святой Би, если шайка поганых красных кустов вознамерилась помешать нам?

– У них свои намерения, у нас свои. Посмотрим, кто проявит больше твердости, – пожал плечами Оуэн.

Проконсультировавшись с Озом, он убедился, что правильно выбрал направление, и при помощи бластера пробил отверстие в сплошной стене листвы. Подождав, пока пробоина зарастет, выстрелил вновь.

– С этой самой минуты мы будем по очереди палить, пробивая себе путь. Израсходуем заряд одного бластера, возьмем другой. А если понадобится, пустим в ход взрывчатку. Покажем чертовым джунглям, что к нам стоит относиться с уважением.

В конце концов им это действительно удалось. Джунглям надоело, что их сжигают заживо, и они сочли за благо отступить и открыть путникам тропу, ведущую в нужном направлении. Когда люди проходили мимо, пурпурные и багровые листья тряслись от злобы, но ни одно растение больше не пыталось причинить им вред. Оуэн по-прежнему возглавлял отряд, держа оружие наготове. Взгляд его рыскал по сторонам в поисках потайных ловушек. Дождь без устали лил с небес, и промерзших путников била дрожь. Любой нормальный человек давно впал бы в шок, не выдержав столь значительного понижения температуры тела. Но все члены отряда в свое время прошли Лабиринт. А Мун к тому же был хэйденом.

По пути Оуэн решил просветить Миднайт и Бонни, сообщив им некоторые сведения о святой Би и ее Миссии. Помимо прочего, маленькая лекция помогала ему немного развлечься. Когда война на Техносе III завершилась победой повстанцев и кровопролитию был положен конец, мать-игуменья святая Беатриса почувствовала, что отныне ее место уже не здесь. Она вернулась на Голгофу и занялась восстановлением Церкви, которую необходимо было очистить от всех политических и коррумпированных элементов. Превратить квази-милитаристскую организацию, каковой являлась Церковь Христа-Воителя, в миротворческую Церковь Христа Спасителя оказалось нелегкой задачей. Но святой с Техноса III помогала ее огромная популярность. Кстати, этой популярностью она не в последнюю очередь была обязана Тоби Шреку. Именно он представил общественности кадры, запечатлевшие, как святая Беатриса работает сиделкой в полевом госпитале на Техносе III. К тому же по большей части служители Церкви действительно хотели перемен. Что касается противников реформации, они были или убиты во время Восстания, или находились под следствием за преступления, совершенные против человечества.

То, что удалось совершить матери Беатрисе, было подобно чуду. После этого ее стали восхвалять на все лады, во всеуслышание объявляя святой. Особенно, как водится, усердствовали средства массовой информации. Все это было отнюдь не по душе матери Беатрисе. После того как обновленная Церковь начала действовать, она сложила с себя руководство и отбыла на Лакриме Кристи. Здесь она могла помогать страждущим, которые нуждались в ней больше, чем кто-либо. Возможно, мать Беатриса выбрала в качестве нового поприща именно Лакриме Кристи еще и потому, что знала: на планету прокаженных вездесущие средства массовой информации за ней не последуют.

До того как мать Беатриса занялась судьбами прокаженных, их просто выбрасывали на поверхность планеты, как ненужный хлам, и предоставляли право жить или умирать по собственному усмотрению. Многое изменилось, когда дело взяла в свои руки святая Би. Используя свое влияние в разных сферах, она добилась, чтобы прокаженным регулярно доставляли продукты и медикаменты. Созданная ею Миссия стала для всего населения планеты настоящим коммуникационным и гуманитарным центром. Святая Би продолжала творить добро. До той поры, пока не явились хэйдены. Измененные люди решили разрушить созданный матерью Беатрисой рай.

– Будь я трижды проклята, если эта планета хоть отдаленно напоминает мне рай, – пробурчала Хэйзел. – Слушай, Оуэн, почему только она связалась с тобой, а не со мной? Или, скажем, с Джеком или Руби?

– Скорее всего потому, что Джек и Руби были далеко и занимались другими делами. А возможно, она подумала, что я… лучше подхожу для этой цели.

– Конечно, лучше. Тебя проще всего уломать. Оуэн недовольно поморщился и пожал плечами.

– Зря ты думаешь, что ей пришлось меня уламывать. В моей жизни и без того хватает проблем, и я вовсе не хочу навлекать на себя гнев Всевышнего.

– Никогда не думала, что ты настолько религиозен, – недоверчиво усмехнулась Хэйзел. – Раньше ты нарушал заповеди, нимало не смущаясь.

– Я таков, каким меня создала Империя, – возразил Оуэн. – В первую очередь мне полагалось верить в Семьи, потом – в Железный Престол и уж потом – в Бога. Но теперь у меня осталась лишь одна вера – во Всевышнего. Мне приятна мысль о том, что кто-то наблюдает за нами и заботится о нас. – Он пристально взглянул на Хэйзел. – А ты? Во что веришь ты?

– В туго набитый кошелек и заряженный бластер, – без промедления выпалила Хэйзел. Бонни и Миднайт одобрительно закивали. Хэйзел была вполне довольна своим ответом, хотя видела, что Оуэн ждет большего. – Я живу по своим правилам и терпеть не могу, когда мною пытаются руководить, указывать мне или даже обо мне заботиться. Если загробная жизнь существует, я сначала хочу убедиться в этом сама. А уж потом решу, как вести себя в потустороннем мире. Что касается святой Би… Я ничего не имею против нее. Она совершила много добра, но ведь и мы сделали не меньше. Она спасала жизни, ухаживая за ранеными в госпитале. А мы спасали целые планеты, убивая тех, кто угрожал их безопасности. В конце концов, кто из нас принес больше пользы человечеству?

– Святая Би – настоящая героиня, – отрезал Оуэн. – Урожденная аристократка, она добровольно оставила все и посвятила себя служению страждущим. Так что когда она попросила у меня помощи, я не мог ответить отказом. И как наградил меня Бог? Разбил мой корабль и забросил в чертовы джунгли. Как говорится, премного благодарны.

Хэйзел оглянулась на Миднайт и Бонни.

– А на ваших планетах есть люди, подобные святой Би? – спросила она.

– Нет, зачем они нам? – хмыкнула Бонни. – После Восстания наша Церковь развалилась, и на ее месте не возникло ничего нового. Мы живем сегодняшним днем. Пусть вечность сама о себе позаботится.

Миднайт пренебрежительно фыркнула.

– На моей планете Церковь после Восстания нашла себе новую роль. Теперь все жители нашей планеты – члены Церкви Христа Воителя. Но это скорее мистический, а не религиозный орден. С самого детства каждый у нас готовится стать воином. Наш народ всегда будет непобедимым и сильным. Так что нам ни к чему ни святые, ни кроткие, ни утешители страждущих – короче, те, у кого не хватает мужества сражаться.

– Вижу, вам обоим будет о чем побеседовать с матерью-игуменьей, – заметил Оуэн, и Хэйзел кивнула в знак согласия. – А что ты можешь сказать по этому поводу, Мун?

– Хэйдены верят в Церковь Генетического Крестового Похода. В совершенство человека. В то, что в конце концов человек станет Богом. Лично я уже сам не знаю, во что верю. С тех пор как я прошел Лабиринт, слишком многое изменилось. Там я прикоснулся к чему-то неведомому, к чему-то, во много раз меня превосходившему. А после я умер и вновь вернулся к жизни. Мои мысли, моя память, мое сознание… словом, все, что прежде было мною, исчезло, и все же я здесь. Я не помню, что было по ту сторону смерти. Оуэн, ты рассказывал, что я разговаривал с тобой даже после того, как гренделианин убил меня.

– Разговаривал, – подтвердил Оуэн. – Я слышал твой голос из пещер планеты Вольфлингов. Ты сообщил мне код, при помощи которого открывается Гробница хэйденов. Если бы не это… все могло сложиться совсем иначе.

– Тогда мне тоже есть о чем поговорить с матерью Беатрисой, – заявил Мун. – Хотя бы о природе греха. Будет интересно послушать, что она скажет.

– Погодите-ка, – раздался голос Бонни. – Вы так скачете с одного на другое, что я упустила нечто важное. Объясните мне наконец, какого черта хэйденам сдалась эта поганая планетка? Я имею в виду, здесь нет ни промышленности, ни залежей полезных ископаемых. Только бешеные растения и колонисты, которым приходится пересчитывать свои пальцы всякий раз, как они пожмут друг другу руки. Зачем хэйденам терять здесь войска и время? Мун, снизойди к моему невежеству. Неужели эта планета имеет для хэйденов какое-то стратегическое значение?

– Я не в курсе, – пожал плечами Мун. – Колонисты – совсем не подходящий материал для переделки в хэйденов. Да и планета не годится для того, чтобы устроить Базу или Гнездо. Могу лишь сказать, что здесь наверняка есть что-то уникальное, неизвестное нам. И это «что-то» хэйдены желают заполучить.

– Да, дело темное, – подытожил Оуэн. – Так что если мы наткнемся на армию захватчиков, постарайтесь оставить в живых хотя бы одного бойца. Узнаем, что их сюда потянуло. Поручим Хэйзел допросить его с пристрастием, она великая мастерица по этой части.

– Если я и хочу кому-то задать вопрос, так это святой Би, – буркнула Хэйзел. – А вопрос вот какой: неужели она полагает, что мы пятеро, не имея ни оружия, ни корабля, ни поддержки, справимся с целой армией?

– Возможно, она надеется на чудо, – предположил Оуэн.

Чтобы добраться до Миссии святой Би, понадобились день, ночь и большая часть следующего дня. Все это время путники медленно брели по грязи сквозь джунгли, под беспрестанными потоками дождя. Пить приходилось из глубоких луж, которых здесь было сколько угодно. Стоячая вода имела отвратительный солоноватый привкус и поначалу вызвала тошноту, но в конце концов они научились удерживать жидкость в себе. С едой повезло и того меньше – попытки отыскать среди местных растений съедобные не увенчались успехом. Все, что они пробовали, приходилось немедленно выплевывать. Укрыться от дождя было невозможно, и ночь люди провели далеко не лучшим образом – прижавшись друг к другу, сидели поддеревом, пытаясь дремать. Неудивительно, что, дойдя до своей цели, они имели весьма жалкий вид. Все пятеро донельзя промокли, продрогли, проголодались и валились с ног от усталости.

Никаких признаков, свидетельствующих о приближении Миссии, они не заметили. Деревья неожиданно расступились, и путешественники оказались на широкой поляне, в середине которой виднелась Миссия, с четырех сторон огороженная высокой деревянной стеной. От стены, построенной из плотно пригнанных друг к другу черных древесных стволов и чрезвычайно внушительной на вид, их отделяло расстояние футов в двадцать. Судя по размерам огороженного пространства, там вполне могла бы разместиться небольшая деревня. Все, что находилось за стеной, было защищено от дождя огромной покатой крышей. В стене виднелись одни лишь ворота, примерно двенадцать футов высотой и десять шириной, с деревянными сторожевыми башнями на каждой стороне. Да, о современных технологиях здесь и не слышали, промелькнуло в голове Оуэна. Лучше даже не думать о том, с какой легкостью эту стену разнесет луч бластера. А также о том, на что похожи здешние водопровод и канализация.

Оуэн сделал несколько шагов по поляне. Часовые, несущие караул в башнях, сразу же заметили его и подняли тревогу. На смотровой площадке появилось несколько вооруженных людей, закутанных в плащи с капюшонами. Лишь немногие держали в руках энергетические пистолеты, все остальные – луки и стрелы. Однако Оуэн был далек от пренебрежительного отношения к допотопному оружию. Он прекрасно знал: умело пущенная стрела способна убивать не хуже, чем энергетический луч. Вполголоса он приказал своим продемонстрировать, что в руках у них нет – оружия, и не сводить глаз со стоящих на стене. Один из часовых держал в руках прибор, напоминающий подзорную трубу, и с ее помощью разглядывал чужаков. Оуэн надеялся, что, как только часовой увидит, что к воротам Миссии явились люди, а не хэйдены, он даст команду отбоя тревоги. Однако следовало быть готовыми к любому повороту событий. Оуэн не сомневался, что даже сейчас, после мучительного похода, он сумеет уклониться от стрелы. Черт побери, он сумел бы даже снести лучнику полголовы прежде, чем тот успеет натянуть тетиву, однако полагал, что от подобного поступка лучше воздержаться. По крайней мере если хочешь произвести хорошее впечатление на святую Би. На мать Беатрису, тут же поправил себя Оуэн. Как известно, она терпеть не может, когда ее называют святой Би. Меж тем все члены маленького отряда беспрепятственно приблизились к воротам и теперь стояли рядом с Оуэном. Оуэн вскинул голову вверх, на часового в левой башне. Струи дождя заливали ему глаза.

– Я Оуэн Дезсталкер, а это мои люди. Мы прибыли сюда по просьбе матери-игуменьи Беатрисы Кристианы. Может, вы впустите нас до того, как дождь нас окончательно размочит?

– Оставайтесь на месте, – проскрежетал хриплый голос часового. – Мы послали гонца к матери-игуменье. Она подтвердит, правда ли вы те, за кого себя выдаете.

– Ты просто болван, сынок, – послышался другой голос. – Серость непроходимая. Это и в самом деле Дезсталкер. Прежде чем попасть сюда, я десятки раз видел его лицо по головидению. А женщина рядом с ним – Хэйзел Д'Арк.

– Хэйзел Д'Арк? – протянул первый голос. – Вот уж повезло. Быть прокаженным и без того несладко, а тут еще черти принесли к нам Хэйзел Д'Арк.

– Твоя слава докатилась до самых отдаленных уголков Вселенной, – шепнул Оуэн, насмешливо взглянув на Хэйзел.

– Господи, зря они испытывают мое терпение, – также шепотом ответила она. – Будь любезен, попроси их поторопиться, иначе я разнесу ворота и засуну щепки им в глотки.

– У меня хороший слух, – вновь раздался второй голос. – Сделайте снисхождение, оставьте наши ворота в покое. Нам будет трудно найти им замену. Через минуту мы откроем засовы и впустим вас внутрь. Мать-игуменья скоро придет. Всех вас ожидает горячая еда и сухая одежда.

– А Хэйзел Д'Арк еще и короткий поводок с намордником! – негромко добавил первый часовой.

– У меня тоже хороший слух! – рявкнула Хэйзел.

В воздухе повисло молчание, нарушаемое только шумом дождя.

– Вам известно, кто я? – спросил через некоторое время первый голос.

– Нет.

– Тогда, думаю, лучше вам еще немного постоять здесь.

Хэйзел не успела придумать хлесткий ответ, достойный ее репутации, как ворота со скрежетом распахнулись. Когда Оуэн и его отряд вошли внутрь, они были так рады укрыться наконец от опостылевшего дождя, что все препирательства мгновенно позабылись. За воротами оказалось нечто вроде просторной площади. Там уже толпилось множество людей в плащах с капюшонами, и с каждой минутой прибывали все новые. Капюшоны почти полностью закрывали лица, поэтому толпа имела чрезвычайно странный и таинственный вид; пожалуй, она напоминала сборище несколько потрепанных серых призраков.

С одежды Оуэна беспрестанно капала вода, а сам он с удовольствием слушал, как дождь барабанит по крыше. Прокаженные приветственно закричали. Оуэн поднял руку, призывая к вниманию, и радостные возгласы мгновенно смолкли. Все прикрытые капюшонами лица обернулись к нему; не трудно было догадаться, что на них застыло выражение ожидания. «Черт побери, – вздохнул про себя Оуэн. – Они хотят, чтобы я толкнул речь».

– Я принес вам две новости. Как водится, хорошую и плохую. Хорошая состоит в том, что Империя получила призыв о помощи, посланный матерью Беатрисой, и призыв этот не остался безответным. Плохая – в том, что Империя выслала к вам лишь меня и мой небольшой отряд. Сейчас Империи приходится сражаться на десятках фронтов, и она не могла выделить значительные силы. Но нам с Хэйзел не раз доводилось разрешать и более сложные ситуации. Так что, 'как только мы переговорим с матерью Беатрисой, мы решим…

– Я здесь, – раздался теплый грудной голос, в котором, однако, явственно слышались властные нотки. Толпа молча расступилась, пропуская мать-игуменью. Все головы склонялись в низком поклоне, когда она проходила мимо. Мать Беатриса была в обычном костюме монахини, хотя сан обязывал ее носить более пышное одеяние. Голову ее покрывал накрахмаленный черный плат, на груди висело скромное серебряное распятие, а на поясе – деревянные четки. Лицо святой казалось бледным и изможденным, темные глаза смотрели пронзительно и пристально, тонкие губы были плотно сжаты.

– Слава Всевышнему, вы здесь, сэр Дезсталкер. Мы давно ожидаем вас.

– Тут кто-то упоминал о горячей еде и сухой одежде, – сразу перешел к делу Оуэн.

– Разумеется, – кивнула мать Беатриса. – Прошу вас, следуйте за мной.

Она провела гостей сквозь толпу, которая почтительно склоняла перед ними головы, хотя и не столь низко, как перед святой Би. За площадью они увидели ряды одинаковых невысоких домов, разделенных узкими улочками. В центре стояло более крупное обшарпанное здание, построенное, как и все здешние сооружения, из стволов местных деревьев. Однако когда путники вошли внутрь, комнаты приятно удивили их своим уютом. Конечно, никакой роскоши ожидать не приходилось, однако все необходимые удобства были на месте. Оуэн и Мун, оказавшись в предоставленной им комнате, немедленно стащили с себя промокшую до нитки одежду. Женщины разместились в соседней комнате. Гостям дали мягкие нагретые полотенца, и Оуэн, устроившись поблизости от камина, растер себя до красноты. По его телу постепенно разлилось блаженное тепло, и он с наслаждением потянулся, разомлевший и довольный, как кот.

В отличие от Оуэна Мун не проявлял никаких признаков удовольствия и совершал свой туалет со спокойной тщательностью. Дверь чуть приоткрылась, и чья-то рука просунула в образовавшуюся щель два комплекта простой, но удобной одежды и неизменные плащи с капюшонами. Оуэн принялся рассматривать принесенную одежду. Все вещи были серые, далеко не новые и явно застиранные, однако еще достаточно крепкие.

Он бросил взгляд на Муна, который все еще растирался полотенцем. Под его бледной кожей явственно проступали имплантанты, но внимание Оуэна привлекло вовсе не это.

– Послушай, Мун…

– Что, Оуэн?

– Я думал, хэйдены… не имеют пола.

– А, ты об этом, – без всяких эмоций протянул Мун. – Конечно. Когда человек становится хэйденом, у него удаляют все половые органы.

– Но у тебя, насколько я вижу, полный набор… того, что полагается мужчине.

– Да. – кивнул головой Мун. – Они, видишь ли, отрасли вновь. В моем организме постоянно происходят перемены. Я думаю', это все последствия тех изменений, которые произвел во мне Лабиринт. Некоторые имплантанты исчезли, растворились; по всей видимости, они мне не нужны. Никакого снижения способностей у меня не наблюдается. Но, кажется, я стал… больше похож на человека.

«А у меня все в точности наоборот, – подумал Оуэн. – Лабиринт сделал меня менее похожим на человека».

Одевшись, Оуэн и Мун направились в общую комнату. Женщины уже ждали их там, греясь у камина. Они тоже облачились в серые одеяния местных жителей, накинули плащи с капюшонами. Правда, Хэйзел, ничуть не церемонясь, высоко задрала длинную серую юбку и принялась греть у огня свой голый зад. Увидев Оуэна, она беззаботно усмехнулась.

– Я вижу, вы тоже вырядились по местной моде. На этой планете серый явно признан цветом сезона.

– Отвратительное тряпье, – проворчала Бонни. – Что толку в том, что у меня потрясающие татуировки по всему телу, если их никто не видит.

– А по-моему, в этом костюме ты выглядишь намного привлекательнее, – вставила Миднайт. – Что за охота издеваться над собственным телом.

– Глупая ханжа! – лязгнула зубами Бонни.

– А ты извращенка! – не полезла в карман за словом Миднайт.

Оуэн бросил недовольный взгляд на Хэйзел.

– Удружила, ничего не скажешь! У тебя был огромный выбор, а ты предпочла двух склочных.. '.

– Оставь этот тон, Оуэн Дезсталкер. К тому же не забывай – на одной из них ты женат.

К счастью, тут дверь открылась и в комнату вошла мать Беатриса. Все немедленно замолкли и встретили ее вежливыми улыбками. Мать Беатриса рассмеялась.

– Ничто так не мешает разговору, как появление монахини. Уверяю вас, вы можете чувствовать себя в моем присутствии совершенно свободно. Трудно шокировать мать-игуменью колонии прокаженных. Боюсь, эта одежда вам не слишком по вкусу, но ничего другого просто нет. Это все, что присылает нам Империя. К тому же без плащей с капюшонами здесь не обойтись – они помогают скрыть признаки болезни. Впрочем, признаки эти появляются лишь на последней стадии, и внешне большинство колонистов ничем не отличаются от обычных людей. Однако они тоже предпочитают носить плащи с капюшонами, в знак солидарности. Конечно, среди них есть и такие, кто выставляет напоказ свое несчастье. В сущности, это всего лишь мольба о сочувствии и сострадании, но не позволяйте им слишком докучать вам.

Мать Беатриса пристально взглянула на Муна и вновь повернулась к Оуэну.

– Вам следовало заранее предупредить меня, что среди ваших людей будет хэйден. Я отнюдь не возражаю против его присутствия, но мои подопечные немало выстрадали по вине измененных людей. Я не могу гарантировать вашему товарищу безопасность.

– Не волнуйтесь, – торопливо вставила Хэйзел. – Мы сами обеспечим его безопасность. Тот, кто косо на него взглянет, мигом получит хороший пинок.

– Это Тобиас Мун, – пояснил Оуэн. – Он порвал с себе подобными, чтобы сражаться вместе с человечеством.

– Вы хотите сказать, он предатель.

– Я хочу сказать, он наш друг. Мы с ним вынесли вместе немало передряг. Все мы за него ручаемся. Думаю, этого вполне достаточно.

– Более чем достаточно, – веско произнесла мать Беатриса. Она протянула Муну руку, и он крепко пожал ее. – Простите за прохладный прием, сэр Мун. Никогда прежде я не встречалась с хэйденом при подобных обстоятельствах.

– Все в порядке, – любезно ответил Мун. – Я тоже никогда прежде не встречался со святой.

Мать Беатриса улыбнулась и покачала головой.

– Вы ошибаетесь, если думаете, что встретились с ней сейчас. Дело в том, что среди живых людей святых не бывает, и потому никому из нас не дано встретиться с ними. – Она перевела взгляд на Хэйзел. – Я многое слыхала о вас, Хэйзел Д'Арк.

– Надеюсь, вы не верите в ту ерунду, что вещают по головидению, – с некоторым смущением в голосе сказала Хэйзел.

– Разумеется, нет, – ободряюще улыбнулась мать Беатриса. – Обо мне самой пустили много пустых и вздорных слухов. Например, ходит молва, будто я накормила целую колонию прокаженных пятью белковыми кубиками и напоила пятью пинтами дистиллированной воды. Хотела бы я, чтобы это было правдой. Увы, я вовсе не святая, я всего лишь монахиня, долг которой – служить страждущим и несчастным. Будьте так добры, представьте мне своих друзей. Признаюсь, лица их мне совершенно незнакомы.

– О да, конечно, – затараторила Хэйзел. – Вон ту дылду с топором мясника на боку зовут Миднайт Блю. А особа с расписным лицом – Бонни Бедлам. Они обе… мои кузины. И отличные бойцы. Ну а теперь будет очень любезно с вашей стороны посвятить нас во все подробности сложившейся здесь ситуации. По имеющимся сведениям, положение у вас отчаянное. Однако мы прошли по джунглям несколько миль и не встретили ни единого хэйдена.

– Они приходят и уходят, – пояснила мать Беатриса. – Никто не знает почему. Сначала они нападали на отдаленные поселения, потом сосредоточили свои атаки на нашей Миссии. Миссия – главный коммуникационный центр планеты, отсюда распределяются все поступающие к нам продовольствие и медикаменты, здесь находится единственный на планете космопорт. Тот, в чьих руках Миссия, распоряжается судьбой всей колонии. Но здешние погодные условия и джунгли затрудняют атаки с воздуха и не дают пользоваться наземными транспортными средствами. Таким образом, хэйдены вынуждены передвигаться пешком. И хотя при каждом новом нападении их оказывается все больше, пока что нам удается успешно им противостоять. На нашу удачу, современное оружие здесь быстро приходит в негодность – его выводит из строя дождь. Сражаться приходится по старинке, клинок к клинку, а то и просто врукопашную.

– И все же мне трудно понять, как простой деревянной крепости удается выдерживать натиск целой армии хэйденов? – спросил Дезсталкер.

– С каждым разом это становится все труднее. Наш главный защитник – джунгли. Вы, наверное, заметили, что растения здесь иногда проявляют агрессивность. А измененных людей они ненавидят лютой ненавистью. К тому времени, как хэйденам удается до нас добраться, они успевают потерять немало сил в борьбе с джунглями. У нас здесь много отважных воинов. Некоторые до того, как им поставили роковой диагноз, были космическими пехотинцами. Они учат остальных искусству боя. К тому же у нас есть даже две Славные Сестры.

– Черт побери, – пробормотала потрясенная Хэйзел. – Две Славные Сестры и в самом деле стоят армии хэйденов. Лично я поставила бы на них. Но как они сюда попали?

– А как вы думаете? – усмехнулась мать Беатриса, и у Хэйзел хватило такта придать своему лицу смущенное выражение. Оуэн заметил, что взгляд Муна выражает недоумение.

– Да, Славные Сестры – это кое-что новое, – пояснил он. – Они появились, пока ты был мертв. Славными Сестрами называют монахинь, которые раньше входили в Братство Стали, полумистический орден в лоне старой Церкви. По части военных искусств члены этого ордена не знали себе равных. При старой Церкви они служили во внутренней полиции и в качестве сборщиков налогов. В их обязанность входило также наводить страх на неверующих. После того как усилиями матери Беатрисы Церковь подверглась реформации, большей части членов Братства Стали предъявили обвинения в неоправданной жестокости, массовых убийствах и недопустимых методах ведения политической борьбы. Тех немногих, кто остался на свободе, мать-игуменья объединила под именем Славных Сестер и поставила перед ними новую жизненную цель: сражаться во имя прекращения всех и всяческих сражений. Защищать слабых и сирых. Умирать во имя того, чтобы жили другие. Таким образом, они являются последними воинами нашей миротворческой Церкви. Этот орден, как правило, привлекает женщин… склонных впадать в крайности.

– Мягко сказано, – с улыбкой поправила мать Беатриса. – В действительности наши Славные Сестры – душевнобольные люди, одержимые манией самоуничтожения. Раньше я считала, что за ними нужен глаз да глаз. К моему удивлению, они проявили себя с самой лучшей стороны. Возможно, они питают несколько излишнюю тягу к неоправданному риску, но, думаю, со временем это пройдет. Впрочем, вскоре вы сами с ними познакомитесь.

– О Господи, – тихонько проворчал Оуэн. – Еще две сумасшедшие бабы. Только их мне и не хватало.

– О чем вы? – спросила мать Беатриса, бросив на него пристальный взгляд. – Не надо бурчать себе под нос, сэр Дезсталкер. Эта привычка может быть неприятна окружающим. А теперь, раз у нас сейчас передышка, почему бы вам не прогуляться по Миссии? Это поднимет боевой дух здешних жителей, а вам поможет составить представление о людях, рядом с которыми вы будете сражаться. Опасаться нечего. Большинство жителей Миссии не рассыплется в прах, если по неосторожности вы заговорите слишком громко. И недуг их не передается простым пожатием рук. Помните, это обычные люди. Я думаю, вам лучше ходить поодиночке или по двое. Так вид у вас будет менее… устрашающий. Живые легенды удостаивают нас посещением далеко не каждый день. Через час жду вас здесь, к тому времени будет готов горячий ужин. А теперь мне пора в лазарет.

Когда мать Беатриса скрылась, Оуэн задумчиво покачал головой.

– Вот она какая, святая Би. А я думал, она похожа на тех монахинь, которые учили меня в детстве. Луженые глотки, непроницаемые лица и железные линейки в руках. Ими они пребольно лупили по пальцам.

– Возможно, твои наставницы впоследствии стали Славными Сестрами, – предположила Хэйзел.

– Этому я бы ничуть не удивился. А теперь внимание всем. Прежде всего забудьте последний совет матери Беатрисы. Поодиночке никто из нас ходить не будет. Пока что мы не имеем понятия о том, какая здесь обстановка. Я далек от мысли, что святая Би сознательно пытается ввести, нас в заблуждение, но некоторые обстоятельства могут быть неизвестны даже ей. Хэйзел и Мун, вы идете со мной. Бонни и Миднайт, держите ухо востро и не выпускайте друг друга из виду. Встретимся здесь через час.

– До чего он любит строить из себя босса, – шепнула Хэйзел Бонни и Миднайт, и те согласно закивали головами.

– Лучше нам убраться подобру-поздорову, прежде чем он решит закатить речь, – фыркнула Бонни, и они с Миднайт направились прямо навстречу прокаженным.

Оуэн бросил на Хэйзел подозрительный взгляд.

– О чем вы там шептались?

Хэйзел усмехнулась, обращаясь к Муну:

– Беда в том, что он и в самом деле не догадывается… Что ж, сэр Дезсталкер, надежда и опора человечества, веди нас.

Оуэн громко фыркнул и зашагал прочь. Хэйзел, тихонько хихикая, следовала за ним, а озадаченный Мун завершал шествие.

Наружность Бонни Бедлам произвела на прокаженных ошеломляющее впечатление. Бонни с превеликим удовольствием распахивала одежду, предоставляя всем желающим возможность любоваться своими бесчисленными татуировками и серьгами, висящими в самых неожиданных местах. Вскоре вокруг нее собралась целая толпа потрясенных зрителей. Некоторое время спустя Бонни и наиболее смелые из прокаженных уже сравнивали, чье тело больше пострадало, и пытались перещеголять друг друга. Вокруг гремели взрывы хохота и раздавались одобрительные выкрики. Вскоре Бонни и прокаженные болтали так непринужденно, словно знали друг друга долгие годы. Мысль о том, что кто-то добровольно может изуродовать собственное тело, явно пришлась колонистам по душе. К тому же Бонни не только не переживала по поводу причиненного себе вреда, но явно гордилась тем, что не похожа на обычных людей. Это окончательно расположило к ней сердца колонистов. Вскоре у Бонни появились страстные почитатели, которые ловили каждое ее слово и умоляли обучить их искусству татуировки. Тело всегда красиво, важно изрекала Бонни. Что бы с нами не происходило, это лишь делает нас более пикантными и прибавляет сексуальности. Разгорелся оживленный спор по поводу того, что лучше прокалывать – омертвелую плоть или те части тела, которые еще сохраняют чувствительность. Бонни настоятельно рекомендовала последнее. Ощущение от пирсинга должно быть максимально полным, настаивала она.