Текст книги "Сборник трудов участников городской научной конференции «Дух и культура Ленинграда в тылу Советского Союза в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов»"

«Библиография изданий Академии СССР 1941–1945 гг.»: деятельность БАН по составлению указателей академических изданий военного времени

Кульматова Татьяна Васильевна

кандидат педагогических наук, научный сотрудник Отдела изданий Академии наук БАН, (Библиотека РАН)

К 65-летию Победы Библиотека Российской академии наук выпустила в свет пятитомный указатель «Библиография изданий АН СССР: 1941–1945 гг.»[221]221
  Библиография изданий Академии наук СССР: 1941–1945: ежегодник / РАН, Б-ка РАН; [рук. проекта Н. В. Колпакова; ред. совет: Баженова Н. М., Дроздова О. В., Кудрявцева В. П., Кульматоеа Т. В. (отв. сост.), Леонов В. П., Пономарева Н. В. (библиогр. ред.), Шестаков Ю. В., Юдахина О. Г.]. – СПб.: БАН; Альфарет, 2006–2009. – (Мемориальный проект).
  Вып. 1: 1941 г. – 2006. – 659, [3]. – Презентац. экз., вып. немногочисл. тиражом.
  То же. – 2-е изд., исправ. и доп. – 2010. – 658, [2] с.
  Вып. 2: 1942 г. – 2007. – 248, [4] с.
  Вып. 3: 1943 г. – 2008. – 273, [3] с.
  Вып. 4: 1944 г. – 2009. – 408 с.
  Вып. 5: 1945 г. – 2010. – 351, [1] с. – Презентац. экз., вып. немногочисл. тиражом.


[Закрыть]. Работа над проектом заняла около 6 лет. Однако начата она была значительно раньше.

История составления этого указателя берет начало в 1942 г. в блокадном Ленинграде. Вероятно, именно в это время возобновилась прерванная в начале войны работа Научно-библиографического отдела БАН над текущим указателем изданий АН СССР[222]222
  Еще в 1930 г. по предложению непременного секретаря АН СССР академика В. П. Волгина был инициирован проект текущего ежегодного систематического указателя, включающего также и алфавитный ряд зарегистрированных в нем изданий. Указатель задумывался как подытоживающий научно-издательскую деятельность АН СССР и первоначально публиковался в виде приложения к ее ежегодному отчету. Вышло 4 ежегодника. Издания АН СССР за 1930 г.: библиогр. указ. / сост. Б-кой Акад.; [сост.: Л. В. Булгакова, С. Золотилов, К. В. Меликов, С. В. Толстой, К. И. Шафрановский, В. П. Новоселов; под рук. Л. В. Булгаковой]. Л.: Изд-во АН СССР, 1931. 106 с.; Библиографический указатель изданий, опубликованных АН СССР в 1931 г. / АН СССР, Б-ка; [сост.: В. С. Золотилов, В. Толстая, Н. В. Глаголев, И. С. Хармаци, Н. Н. Янжул, Е. И. Больцман; пер. на фр. Т. И. Бохановской; ред. изд. К. И. Шафрановский]. Л.: Изд-во АН СССР, 1932. 171, [1] с.; Библиографический указатель изданий АН СССР, вышедших в 1932 г. / АН СССР, Б-ка; [сост.: В. С. Золотилов, С. В. Толстая; ред. изд. К. И. Шафрановский]. Л.: Изд-во АН СССР, 1935. 172 с.; Библиографический указатель изданий АН СССР, вышедших в 1933 г. / АН СССР, Б-ка; [ред. изд. К. И. Шафрановский; сост.: С. В. Толстая, В. П. Алексеева, Е. И. Больцман, Э. П. Файдель]. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. XII, 169, [1] с.
  С середины 1930-х гг. указатель перестал издаваться. Материал для него, тем не менее, аккуратно собирался, но уже не систематизировался, вследствие чего упростилась структура пособия. На протяжении 10-летия (с 1934 г. по 1943 г.) НБО БАН продолжал вести текущую регистрацию изданий АН СССР. Ежемесячно составлялись бюллетени новых изданий, а к ним – именные указатели. Об этом свидетельствуют, например, ежемесячные отчеты НБО за 1940 г. (ПФА РАН. Ф. 158. Оп. 3–1940. Ед. хр. 25. Л. 1–12). На основе же бюллетеней в машинописном виде создавались ежегодные «Алфавитные указатели изданий АН СССР».


[Закрыть]. Произошло это, судя по всему, в связи с возвращением с фронта ученого секретаря, заведующего НБО БАН К. И. Шафрановского (1900–1973). О том, в каком состоянии К.И. Шафрановский застал научно-библиографическую работу в БАН находим у его академического коллеги – заведующего Архивом АН СССР Георгия Алексеевича Князева (1887–1969).

31 марта 1942 г. он записал в своем дневнике: «Зашел ко мне вернувшийся с фронта ст. библиотекарь-библиограф Шафрановский. Едва узнал его. Он ушел не то добровольцем, не то полудобровольно; болел, поправился и возвращен по месту своей прежней работы в Библиотеку АН. А там нет никакой работы, и там никого не бывает!.. Стоит громадное здание с разбитыми стеклами, с пробитой в нескольких местах крышей, насквозь промерзшее, брошенное… Одна из ценнейших библиотек в Союзе, имеющая мировое значение вообще по своей научной значимости, находится в крайне тяжелом состоянии»[223]223
  Князев Е А. Дни великих испытаний: дневники, 1941–1945 / РАН, Архив, С.-Петерб. фил. СПб.: Наука, 2009. С. 588.


[Закрыть].

К. И. Шафрановскому удалось оживить библиографическую работу в Библиотеке. В одной из своих статей он дает краткий обзор деятельности НБО во время войны. «В апреле 1942 г. библиографическая работа в Библиотеке была возобновлена. По предложению академика А. Е. Ферсмана подбиралась литература по полезным ископаемым Урала. С 1943 г. в Ленинграде составлялась большая библиография, посвященная северу Европейской части СССР. Эти две работы военного времени не были опубликованы. В том же 1943 г. сотрудниками БАН СССР, эвакуированными в Москву, была подготовлена библиография трудов Н. И. Лобачевского (в связи с 150-летием со дня рождения). Указатель трудов Н. И. Лобачевского был напечатан еще во время войны (в 1944 г.) в Москве. В самые последние месяцы войны БАН СССР в Ленинграде подготовила указатель трудов А. С. Попова и литературы о нем (к 40-летию со дня смерти). Указатель вышел в 1945 г. и был первым изданием Библиотеки, напечатанным в Ленинграде после окончания Великой Отечественной войны».[224]224
  Шафрановский К. И. Библиографическая работа БАН СССР в Ленинграде, 1917–1957 гг. // Библиотечно-библиографическая информация БАН СССР и академий наук союзных республик. М., 1957. № 15. С. 56.


[Закрыть]

В августе 1942 г. по настоянию Президиума АН СССР в Москву был эвакуирован директор БАН Иннокентий Иванович Яковкин (1881–1949). С этого момента управление Библиотекой сосредоточилось при Московском секторе сети специальных библиотек БАН СССР[225]225
  История БАН СССР, 1714–1964. М.; Л.: Наука, 1964. С. 440.


[Закрыть]. Директору удалось вызвать из блокадного Ленинграда трех сотрудников Библиотеки – библиографов НБО: К. И. Шафрановского, Э. П. Файдель[226]226
  Эсфирь Петровна Файдель (1903–1983) – библиограф НБО, впоследствии заведующая Академическим собранием БАН.


[Закрыть], и Г. Ф. Подозерскую[227]227
  Глафира Федоровна Подозерская (1904–1992) в составлении указателя участие не принимала. В Москве она занималась обработкой обязательного экземпляра БАН.


[Закрыть]. Поводом для этого послужила доставка в Москву ценного груза – 12 больших ящиков с материалами выписки иностранной литературы и международного книгообмена и книг для юбилейных выставок. В октябре 1942 г. в сопровождении сотрудников БАН под обстрелом противника груз был переправлен через Ладожское озеро, а затем по железной дороге в Москву[228]228
  История БАН СССР… С. 441.


[Закрыть].

З. П. Файдель и К. И. Шафрановский находились в Москве с октября 1942 г. по апрель 1944 г.[229]229
  Крайние даты их пребывания в Москве удалось установить Н. М. Баженовой на основе документов из личных дел сотрудников. Однако Т. К. Шафрановская в своих воспоминаниях указывает (возможно и ошибочно?) другое время отъезда: «Летом 1942 г. вместе с частью сотрудников БАН мы эвакуировались из Ленинграда» (Шафрановская Т. К. С. 259).


[Закрыть] Работа по сбору материала для указателей изданий АН СССР (за 1941, 1942 и 1943 гг.)[230]230
  [Алфавитный указатель изданий Академии Наук СССР, опубликованных в 1941 г.]. 417 с.; Алфавитный указатель изданий Академии Наук СССР, опубликованных в 1942 году / Сектор специальных биб-к АН СССР. [Б. м., б. г.]. [1], 8, 230, 8 с.; Алфавитный указатель изданий Академии Наук СССР, опубликованных в 1943 г. / АН СССР, Сектор сети специальных биб-к; [сост. Библиогр. отд. Сектора сети моск. спец. биб-к АН СССР]. М., 1946. [1], 7, 299, 11 с.


[Закрыть] велась в Библиографическом отделе Сектора сети специальных библиотек БАН СССР (так значится на указателях за 1942 и 1943 гг.). Однако сама рукопись подготовлена (напечатана на машинке) могла быть уже и в Ленинграде, в БАН. О времени завершения работы над ежегодником за первый год войны (1941) мы узнаем из отчета НБО БАН за 1944 г.: «НБО в 1944 г. был подготовлен к печати указатель “Издания АН СССР за 1941 г.” объемом около 19 печ. л.»[231]231
  История БАН, 1714–1964. М.; Л.: Наука, 1964. С. 457. Указатель издан не был.


[Закрыть]. Только на одном из военных ежегодников обозначена дата его создания. На титульном листе указателя за 1943 г. в выходных данных значится: «1946». Соответственно, промежуточный указатель за 1942 г., скорее всего, был составлен в 1945 г.

Имена составителей упомянуты в предисловии к выпуску за 1941 г. В нем сообщается: «Работа по учету академических изданий за 1941 г. и подготовка их алфавитного перечня выполнена сотрудниками БАН СССР Н. М. Нестеровой и Э. П. Файдель под руководством К. И. Шафрановского»[232]232
  Библиография изданий Академии наук СССР: 1941–1945: ежегодник. Вып. 1. 1941 г. 2-е изд. / РАН, Б-ка РАН. СПб.: БАН; Альфарет, 2010. С. 17. (Мемориальный проект).


[Закрыть]. Имена заведующего ИБО, а впоследствии ученого секретаря БАН, Константина Илларионовича Шафрановского него супруги-библиографа ИБО, заведующей Академическим собранием БАН, Эсфирь Петровны Файдель – соавторов целого ряда библиографических указателей и книговедческих исследований – хорошо знакомы историкам БАН[233]233
  Луппов С. П., Рафиков А. X. К 60-летию главного библиографа БАН СССР К. И. Шафрановского // Тр. БАН и ФБОН. 1961. Т. 5. С. 319–321; Алексеева В. П., Леликова Н. К. К. И. Шафрановский – выдающийся библиограф // 275 лет Библиотеке Академии наук: сб. докл. юбилейн. науч. конф., 28 нояб.-1 дек. 1989 г. / БАН. СПб., 1991. С. 298–305; Баженова Н. М. История создания указателя «Библиография изданий АН СССР, 1941–1945 гг.» // Историко-библиографические исследования: сб. науч. тр. / РНБ. СПб., 2008. Вып. 11. С. 144–153; Пономарева Н. В. К. И. Шафрановский – организатор библиографической работы БАН СССР в 1930—1950-е гг. // Международные библиографические чтения памяти К. И. Шафрановского, Санкт-Петербург, 25–26 ноября 2008 г. / БАН. В печати. Об Э. П. Файдель см.: Щербакова Т. П. Архивное собрание академических изданий в БАН СССР // Материалы и сообщения по фондам Отдела редкой и рукописной книги. М.; Л., 1966. С. 60–66.


[Закрыть]. Что же касается, Натальи Михайловны Нестеровой, то, как нам удалось установить, она являлась сотрудником Библиографического отдела Московского сектора сети специальных библиотек БАН СССР[234]234
  В 1954 г. Сектор вошел в состав Фундаментальной библиотеки общественных наук АН СССР (ныне ИНИОН).


[Закрыть]. На ее счету 33 библиографических работы, опубликованных с 1946 по 1960 гг., – персональных указателя, вышедшие в серии «Материалы к биобиблиографии ученых СССР», основанной в 1940 г. С. И. Вавиловым. Столь значительный список библиографических трудов Н. М. Нестеровой и столь значимые фигуры ученых из самых разных областей науки (химия, медицина, биология, искусство и др.), чьи труды довелось ей описывать, свидетельствуют о ней как о высокопрофессиональном библиографе.

Указатели за военные 1944 и 1945 гг., равно как и за последующие годы, подготовлены не были. В связи со значительным увеличением документального потока изданий АН СССР НБО отказался от подобного (вероятно, трудоемкого) способа библиографической регистрации. Было принято решение формировать ежегодные картотеки академических изданий (возможно, на основе единой библиотечной карточки ВКП)[235]235
  Так, например, в отчете НБО за 1950 г. сообщалось: «Отдел продолжал вести плановую работу по <…> библиографии академических изданий. <…> Подготовлены к печати: картотека книг и статей, опубликованных АН СССР в 1950 г. – 9000 названий» (ПФА РАН. Ф. 158. On. 3-1950. Ед. хр. 10. Л. 59).


[Закрыть]. Эти картотеки за 1950-е гг. и по сей день хранятся в Академическом собрании БАН.

При подготовке к изданию указателей военного времени коллектив столкнулся с рядом проблем, не решив которые невозможно было приступить к публикации. Согласно первоначальному замыслу, предполагалось опубликовать три выпуска за 1941, 1942, 1943 гг. в том виде, в каком они дошли до наших дней, – как мемориальное издание, библиографическую реконструкцию. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что это недопустимо.

Библиографические указатели изданий Академии наук, созданные в 1940-е гг., сегодня представляют собой не вполне совершенную модель своего объекта – документального потока – как в отношении полноты, так и в отношении библиографического описания. Их дополнение и редактирование в соответствии с современными стандартами позволили бы «облегчить восприятие» текста сегодня, сделать новым хорошо забытый (точнее, до сих пор неизвестный) библиографический ресурс, подготовленный 60 лет тому назад. Поэтому рабочей группой был избран путь переустраивающей (а не восстанавливающей) библиографической реконструкции. В чем же именно это нашло свое выражение?

Как было отмечено выше, принципы организации материала в указателе с течением времени менялись: в неопубликованных ежегодниках материал перестали систематизировать. К 1942 г. указатель претерпел еще одно нововведение. В предшествующих выпусках, в т. ч. и за 1941 г., содержание периодических и продолжающихся изданий, сборников раскрывалось в аннотациях (или точнее, в области примечания с новой строки), причем без указания страниц. В выпусках же за 1942 и 1943 гг. составители обратились к другому способу раскрытия материала – аналитической записи. Монографические и аналитические описания стали приводиться в едином алфавитном ряду, что предоставляло возможность с легкостью определить круг работ одного автора. Такой способ организации материала в указателе позволяет не только отразить документальный поток, представить издательский репертуар Академии наук, но и раскрывает человеческий фактор, фактор ученого. Фактически это комплекс персональных указателей ученых, ориентирующийся на выполнение запросов по индивидуальному автору. Именно такой способ организации материала был взят за основу при реконструкции «Алфавитного указателя изданий АН СССР». Таким образом была решена проблема структурного единообразия текста. Решено было в указателе за 1941 г. преобразовать аннотации с росписью содержания в аналитические записи и разместить их в общем алфавитном ряду авторов и заглавий (по образцу указателей за 1942 и 1943 гг.). В результате было создано около 6000 новых библиографических записей. При этом выяснилось, что отдельные выпуски некоторых периодических изданий не были расписаны составителями по содержанию, их роспись была предпринята.

Кроме отсутствия единообразия, текст указателей содержал погрешности и не удовлетворял современным требованиям описания. При подготовке издания было принято решение проверить зарегистрированные в указателях документы, и составить библиографические описания в соответствии с последней редакцией ГОСТа. Таким образом, практически весь массив документов, отраженных в машинописных указателях, был проверен de visu. Это позволило снять проблему «надежности» реконструируемого библиографического текста, о которой, в частности, говорит А. Н. Маслова: «Подобная реконструкция библиографических работ прошлого чрезвычайно трудоемка и не всегда “надежна” с библиографической точки зрения. Библиографы-составители и библиографы-редакторы не могут быть полностью уверены в качестве обрабатываемого ими материала, ни с точки зрения его полноты, ни с точки зрения точности и надежности»[236]236
  Маслова А. Н. Региональные ретроспективные библиографические указатели: история, проблемы реконструкции (на примере «Библиографии Якутии» Н. Н. Грибановского) // Историко-библиографические исследования: сб. науч. тр. / РНБ. СПб. Вып. 11. В печати.


[Закрыть].

Библиографическая запись в машинописных ежегодниках не отличается полнотой. Это вполне оправдывается как обстоятельствами военного времени, так и спецификой текущей регистрации. Однако сегодня, 65 лет спустя, в корне изменилось отношение к изданиям 1941–1945 гг. Наметилась тенденция определять военные издания как редкие, антикварные (в ряде библиотек военная книга выделена в самостоятельные коллекции, которые, как правило, входят в состав отделов редкой книги). Подобный подход диктует иные требования к составлению библиографического описания на военные издания: прежде всего, оно должно стремиться к полноте. Поэтому первоначальные описания машинописного указателя были существенно дополнены и приблизились к расширенным. Так, например, обязательный статус получили такие факультативные для оригинального текста элементы, как коллективный автор, полиграфическая база, тираж, цена. Записи были дополнены некоторыми элементами, например, такими, как параллельное заглавие. Была активирована область примечаний (редко используемая в оригинальном тексте). В описаниях решено было привести сведения не только об основных лицах, ответственных за издание, но и лицах, сведения о которых рассматриваются как факультативные, необязательные. Библиографическое описание документов составлялось в соответствии с последними межгосударственными стандартами: ГОСТ 7.1–2003 «Библиографическая запись. Библиографическое описание. Общие требования и правила составления» и ГОСТ 7.12–1993 «Библиографическая запись. Сокращение слов на русском языке». Однако было решено опустить такой нововведенный элемент описания как общее обозначение материала (текст, ноты, карты, изображение и т. п.) на том основании, что все вошедшие в указатель документы являются текстом.

Проверка зарегистрированных в первоначальном указателе изданий de visu и редактирование всего массива библиографических записей в соответствии с современными стандартами позволяет до известной степени гарантировать качество предлагаемого текста. Однако возникает вопрос, не есть ли это тот случай, когда «новое вино вливают в старые мехи»? Обновленный (благодаря радикальной редакции) текст заключают в устаревшую форму? Полагаю, нет. Издаваемый указатель «Библиография изданий АН СССР, 1941–1945 гг.», сочетающий в себе современные тенденции описания документов и традиционные принципы академической библиографии, представляет собой не только некий артефакт военной эпохи, но и является важным библиографическим источником для проведения современных исследований и создания новых информационных ресурсов. Так, например, он послужил источником для создания полнотекстовой электронной коллекции военной книги Академии наук. Эта коллекция является составной частью будущей «Электронной библиотеки научного наследия Российской академии наук» – мультимедийной системы многоцелевого назначения, включающей несколько информационных продуктов: электронный каталог, электронную коллекцию, массив авторитетных записей[237]237
  См.: http://www.rasl.ru/science/Nasledie/1941 _45ykazatel.php.


[Закрыть].

Тема Великой Отечественной войны и блокады в графике Юрия Михайловича Непринцева. 1940–1960-е годы

Бахтияров Руслан Анатольевич

кандидат искусствоведения, научный сотрудник Русского музея, педагог дополнительного образования при государственном управлении по работе с подростками и молодежью

В январе 2009 года отмечалась торжественная и скорбная годовщина – 65-летие полного снятия блокады, вновь обратившая нашу память к трагедии и подвигу города-фронта, к истории девятисотдневной эпопеи, запечатленной не только в многочисленных документальных материалах, кадрах кино-и фотохроники, но и в произведениях литературы, музыки, изобразительного искусства. Созданные в это время произведения живописи, скульптуры и графики справедливо рассматриваются сейчас как бесценная летопись легендарной битвы за Ленинград. К числу мастеров, сделавших значительный вклад в создание этой художественной летописи, принадлежит и Юрий Михайлович Непринцев (1909–1996) – один из крупнейших мастеров ленинградского искусства, получивший известность также как замечательный педагог, долгие годы руководивший живописной мастерской Академии художеств. Военная или, согласно принятой в советское время терминологии, гражданственно-патриотическая тема занимала значительное место в его творчестве. И не случайно именно ей была посвящено произведение, которое принесло Непринцеву всенародное признание – созданная в 1951 году картина «Отдых после боя». Именно в годы Великой Отечественной войны окончательно сформировалась индивидуальная художественная манера Непринцева, определился характер образного воплощения значимых для него сюжетов и образов, некоторые из которых «перешагнули» границу военной эпохи и нашли продолжение и развитие в его творчестве уже в первые послевоенные годы.

Объясняя в начале 1950-х годов причину столь пристального интереса к военной теме, Непринцев отмечал: «Годы Отечественной войны с ее героическими буднями, с ее незаметными героями, с незабываемыми боевыми друзьями – все это надолго определило мое творчество, как во время войны, так и в послевоенные годы… Мне хотелось воссоздать образы боевых друзей, простых, но замечательных людей нашей Родины. Им я посвятил свои лучшие работы, да и в дальнейшем я хочу отдать им весь труд своей жизни». Действительно, и в последующие десятилетия пережитое, прочувствованное и осмысленное в эту суровую героическую эпоху выразилось в ряде значительных живописных и графических произведений Юрия Непринцева, некоторые из которых заняли достойное место в истории изобразительного искусства Ленинграда.

Данная работа не претендует на исчерпывающую характеристику обширного графического наследия Ю. М. Непринцева, связанного с темой Великой Отечественной войны. В военные годы он создавал и плакаты, и листовки, и карандашные портреты однополчан, а также жанровые композиции, посвященные жизни блокадного города, фронта, Краснознаменного Балтийского флота, где он проходил тогда службу, а в 1960-е годы выполнил большую серию офортов «Ленинградцы» («Рассказы о ленинградцах»), ставшую заметным явлением не только в творчестве самого художника, но и в изобразительном искусстве Ленинграда этого времени. Задачей этой работы является рассмотрение графики Непринцева на военную тему в широком художественном контексте, связанном с некоторыми основными тенденциями отображения темы Великой Отечественной войны и блокады в творчестве ленинградских и советских художников.

Здесь необходимо сразу обратить внимание на то, что графика в период Великой Отечественной войны оставалась ведущим видом советского искусства и в количественном отношении, и с точки зрения той роли, которую она играла в деле всенародной борьбы с врагом. Отличаясь мобильностью и возможностью обращаться к максимально широкой зрительской аудитории, она была востребована и на передовой, и в глубоком тылу, расходясь по огромной стране огромными тиражами в плакатах и лубках, в опубликованных в периодических изданиях сатирических рисунках и карикатурах: «… Связанные с войной изменения условий жизни отражались на ходе развития и самом характере изобразительного искусства. Менялась его роль в обществе и поэтому менялась сама жанровая субординация: центр тяжести переносится на оперативные виды графики, развивается плакат, он обретает особую выразительность, оживает сатирический рисунок, карикатура, появляется “фронтовая зарисовка”». Примечательно, что Ю. М. Непринцев работал в области всех перечисленных здесь видов и форм графики. Более того, ему принадлежит ряд значительных в историческом и художественном отношении станковых работ, выполненных в технике акварели и гуаши и посвященные важным в условиях тех лет и оставившим неизгладимый след в памяти самого событиям и образам.

Приступая к изучению графики Непринцева военных лет, необходимо вкратце обозначить основные вехи развития его творчества в довоенные годы. Юрий Непринцев родился в 1909 году в Тифлисе и в 1925–1926 годы учился в художественной студии при Тифлисском доме Красной Армии у Б. А. Фогеля. В 1926 году будущий художник переезжает в Ленинград, где в течение четырех лет, до 1930 года занимается в частной студии Савинского. С 1931 по 1933 годы Непринцев проходил службу в рядах Красной Армии, в 1934 году он поступает на живописный факультет Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры (ЛИНЖСА) имени И. Е. Репина. Как отмечает Леонтьева, уже «в мастерской И. И. Бродского Ю. М. Непринцев считался хорошим рисовальщиком. Его успехи в рисунке росли из года в год». Во многом именно навыки, усвоенные у И. Бродского, неизменно отстаивавшего приоритет рисунка и в своей творческой, и в педагогической практике, позволили Непринцеву уже в военные годы уверенно справляться с большим объемом работы в той области, которая требовала уверенного владения рисунком.

Вскоре после начала Великой Отечественной войны, в июле 1941 года Юрий Непринцев вступает добровольцем в истребительный батальон Василеостровского района, а затем становится курсантом отряда переподготовки командиров Краснознаменного Балтийского флота. Осенью 1941 года художник был назначен командиром взвода, занимавшего оборону на правом берегу Невы. Весной следующего года он был переведен в управление дивизиона, где наряду с зарисовками технического характера Непринцев создает портреты сослуживцев и натурные рисунки. В феврале 1942 года Непринцев впервые после начала блокады приезжает в Ленинград, а несколько месяцев спустя принимает участие в выставке произведений художников Краснознаменного Балтийского флота, проходившей в Доме Военно-Морского Флота, где экспонировались портреты защитников Ленинграда, практически сразу же получившие высокую оценку. В мае 1943 года Непринцев становится участником Первой выставки художников-фронтовиков, организованной в Ленинграде Политуправлением КБФ. В это время наряду с художниками А. В. Трескиным и С. С. Боймом он входил в издательскую группу Политуправления КБФ, выполняя главным образом работы агитационного характера. «Большую роль в политической пропаганде военных лет сыграли сатирические плакаты, которые выпускались Политуправлением Балтийского флота под названием “Балтийский прожектор”», – отмечает И. Мямлин. Следует отметить, что в начале 1943 года, вскоре после прорыва блокады деятельность художников-фронтовиков получает организационное оформление, становится централизованной. Создается творческое объединение фронтовых художников, председателем которого Политуправление Ленинградского фронта назначило А. Яр-Кравченко – автора известного альбома «Летчики-истребители в боях за Ленинград», в который были включены карандашные портреты, которые наряду с работами Непринцева стали наиболее значительными образцами ленинградского графического портрета этого времени. В последний год войны Непринцев работает главным образом в сфере агитационной и портретной графики. 17 апреля 1945 года Политическое управление Балтийского флота (ПУБАЛТ) выдало художнику командировочное предписание «отправиться в города Мемель, Паланга, Кенигсберг, Пилау, Данциг и Кольберг для зарисовок по флоту». Однако во время этой командировки Непринцев отнюдь не ограничивал себя конкретным заданием ПУБАЛТа и создал ряд значительных в художественном отношении акварельных пейзажей, которые «закрывают» военный этап творчества Ю. М. Непринцева.

Исследователи советского искусства сходятся в том, что главным разделом фронтовой графики этого времени были портретные зарисовки сослуживцев. «Главную заботу художников-фронтовиков составляли портретные зарисовки героев-воинов. В портретах тех лет ощутима связь с былинным, легендарным духом народного эпоса. <…> Былинно-легендарное начало в портрете-зарисовке сказывалось не столько в принципах типизации, пластической структуре образа, сколько в самом выборе модели, сопутствовавших изображению надписях и акцентировке ратной доблести, мужества, бесстрашия в характере портретируемого». Приведенное мнение заставляет нас обратить внимание на важную черту всего советского изобразительного искусства военной поры – пробуждение интереса к эпическому началу как одной из основ отечественной художественной традиции, к тем этапам развития русского и мирового искусства. В данном случае нельзя не отметить наличие преемственной связи русской графики периода Отечественной войны 1812 года и Великой Отечественной войны, где пусть немногочисленные по нынешним меркам, но, бесспорно, имеющие непреходящую историко-художественную значимость карикатуры А. А. Теребенева и А. Г. Венецианова, карандашные портреты О. А. Кипренского во многом стали важнейшим импульсом последующего развития военной, патриотической темы в русском искусстве. Следующий значимый этап ее развития, отмеченный появлением целого ряда значительных не только в историческом, но и в художественном отношении произведений – бесспорно, период Гражданской войны, когда данная тема получила достойное отражение в самых разных видах и формах графики, а найденные в это время формы пластического и образного решения использовались (иногда – путем прямого цитирования) и в период Великой Отечественной войны.

В портретной графике Непринцева военных лет можно выделить две основные группы произведений. К первой можно отнести большую серию датированных 1942 годом портретов «лучших фронтовиков», где художник изображал «тех, кого командование выделяло для этого – и в виде поощрения, и в качестве примера другим бойцам», а также работы, выполненные осенью 1942 года, в которых запечатлены военные моряки, входившие в экипаж подводных лодок, сражавшихся в Балтийском море. Во вторую группу представляется возможным объединить выполненные в 1943–1945 годы портреты красноармейцев, а также несколько автопортретов и портретов артистов и художников, хорошо знакомых Непринцеву.

Непринцевский графический портрет, в известной степени соответствующую тем тенденциям, которые направляли развитие всего советского портрета периода Великой Отечественной войны. Так, если в начальный ее этап, который можно условно обозначить 1941–1942 годами, преобладали небольшие, этюдные по манере исполнения живописные работы, отличающиеся особой глубиной психологической трактовки образа скульптурные бюсты рядовых солдат и военачальников (здесь в первую очередь вспоминаются произведения В. И. Мухиной), а также беглые, но меткие по характеристике и проникновенные в эмоциональном отношении карандашные портреты однополчан, то впоследствии, после решающего перелома в ходе войны, наступившего летом 1943 года, возрождается и утверждается та форма парадного портрета, где образ модели имеет подчеркнуто героическое звучание. Разумеется, речь не идет о жестком разграничении и противопоставлении героического и психологического начала в портрете этого времени. В данном случае необходимо наметить определенные закономерности развития этого жанра в трагическую и судьбоносную для страны эпоху, обусловленные объективными причинами и в некоторой степени затронувших также графический портрет. Последний в силу своей специфики в меньшей степени был подвержен отмеченному выше стремлению к героизации образа, проявлявшейся также в завершенности, известной однозначности образной характеристики и в отвечающей ей завершенности, определенности формы. Так, на смену эскизной незавершенности живописной манеры или использованию элементов об условности пластического языка приходит четкость проработки деталей, раскрывающих «род занятий» изображенного человека – речь идет, в частности, об оружии и наградах, об элементах обмундирования. Однако здесь автор имел возможность длительной работы над произведением, которой, как правило, не располагал фронтовой художник, задачей которого являлось выполнение карандашного портрета с натуры, в один сеанс, зачастую – в перерывах между боевыми заданиями. Тем не менее, в ряде случаев авторы графических портретов стремились возвеличить, героизировать образ всеми имевшимися в их распоряжении средствами, подтверждением чему служат отдельные работы Непринцева, которые мы рассмотрим ниже.

Уже в карандашных портретах Непринцева, выполненных в 1942 году, в полной мере проявилось отмеченное ранее мастерское владение художника рисунком, приобретенное в годы обучения в ленинградской Академии художеств и позволяющее совмещать точную проработку формы и несколько условную ее трактовку, что вносит в работу ту меру художественного обобщения, которая делает образ портретируемого более жизненным, одухотворенным. Следует сразу обратить внимание на то, что в этом отношении данные работы Непринцева близки произведениям другого ленинградского мастера карандашного портрета А. Т. Яр-Кравченко – еще одного ученика И. И. Бродского, создавшего в военные годы целую серию портретов летчиков – героев битвы за Ленинград. Непринцев вслед за Яр-Кравченко в полной мере использует те «информативные» возможности, которые предоставляет полуфигурный портрет – речь идет не столько о зафиксированных карандашом художника знаках отличия и деталях обмундирования, сколько о той психологической характеристике, которая может быть заключена в положении рук, посадке головы, в едва наметившемся движении фигуры. Можно говорить о том, что Непринцев предпочитает внутреннее, скрытое или потенциальное движение внешней динамике в изображении фигуры. Жанровое начало сведено здесь к минимуму или практически отсутствует.

В то же время в ряде работ 1942 года важнейшая роль отводится фону, который не только дает представление о роде занятий модели, но также организует композиционную структуру листа, в значительной степени определяющую характер образного решения портрета. Так, в портрете боцмана М. Дмитриева детали технического оборудования подводной лодки своими четкими очертаниями не только создают ощущение устойчивости фигуры, но и создают сложный динамичный ритм, позволяющий подчеркнуть движение руки, акцентировать момент действия.

Иной характер художественного решения имеет портрет батальонного комиссара Баканова (1942). Здесь автор использует технический прием, «который имеет несомненный художественный смысл: бумага сначала легко тонируется, затем карандашом делается рисунок, в отдельных местах тронутый белилами. В необходимых же случаях художник в нужных местах обыкновенной резинкой снимает тонирующий слой, возвращаясь к белой поверхности листа, что позволяет добиваться светотеневой лепки, рельефности, сочности изображения». В результате художнику удается создать более сложный и емкий в психологическом отношении образ, где подчеркнутая весомость формы созвучная внутренней значительности самого изображенного человека, цельности его характера, где чувствуется сила духа, дополняющая физическую силу. С точки зрения авторского восприятия и воплощения образа защитника Родины эти работы близки выполненным в том же году портретам младшего лейтенанта П. Т. Яковлева и автопортрету художника, датированному 14 января 1943 года, где индивидуальное, неповторимое, присущее только данному человеку опосредовано некими типическими, «общезначимыми» чертами, но не подавляется ими. Эти две работы отличаются подчеркнутой строгостью, лаконичностью образного решения, где объектом внимания автора становится духовный облик человека, который уже «вжился» в военные будни с их тяготами и невосполнимыми утратами, но сохраняет те черты и качества, которые выделяли его в мирной жизни. Сложность психологической характеристики раскрывается зрителю постепенно, не через внешние признаки (мимика, жесты), но в пристальном внимании к тому, что можно назвать манерой держаться. В этом отношении бесспорной удачей представляется автопортрет Непринцева, отличающийся особой точностью в раскрытии психологии человека, для которого ратный труд и труд художника оказались связаны воедино и воспринимались как обязанность, долг. Так, в портрете лейтенанта Яковлева обобщенно намеченный самолет, на фоне которого дана фигура модели, призван обозначить профессиональную принадлежность изображенного человека – но в данном случае он предстает изолированным от образа героя, не внося сколько-нибудь существенных дополнений в образную характеристику. Тем не менее данная работа отличается целостностью, определенностью характера портретируемого, где заметна та некоторая скованность, сочетающаяся с душевной простотой и открытостью, которую исследователи отмечают как важный отличительный признак многих фронтовых карандашных портретов первых двух лет войны.

Обращаясь к портретам красноармейцев, выполненным Непринцевым в 1944–1945 годы, можно отметить, что художник стремится к известной героизации образа – так, в портрете старшего инженера-лейтенанта А. Т. Щербака (1945) широкая белая полоса в нижней части листа, где соседствуют широкий, легко различимый автограф модели и начертанное мелким почерком авторское посвящение, воспринимается как своеобразный постамент, возвеличивающий образ изображенного человека и снимающий элемент известной приземленности, обыденности, ощущающийся в «традиционном» для фронтовых условий, выполненном за один сеанс небольшом карандашном портрете, где главное – достоверная, не допускающая сколько-нибудь существенных отклонений от натуры передача внешнего облика. Отчетливо выраженная здесь тенденция к героизации заметна и в портрете старшего лейтенанта И. М. Юдовина, также выполненном в 1945 году. Человек, прошедший войну и получивший заслуженные награды, внимательно зафиксированные художником, своей уверенностью, армейской выправкой как бы утверждает себя, свой подвиг уже в близящейся мирной эпохе. В этом портрете ощутим элемент позирования и как следствие этого – известной отстраненности модели и от художника, и от зрителя, что опять же обнаруживает параллели в парадных живописных и скульптурных портретах, появившихся в последний год войны.