Текст книги "Посредник"

– Время, господин Президент.

Президент уже и сам понял, что пора заканчивать:

– Я и наша великая страна напутствуют вас на великий образовательный и трудовой подвиг! И никто после обучения в школе не скажет, что вы простые подонки, а не граждане огромной страны. Ура товарищи!

Зал снова затрясся от аплодисментов. Жаров же уступил свое место специально проверенному ученику первого класса, который по сценарию должен был произнести речь.

Уходить сразу было не прилично, но время поджимало и Президент с охранником стали медленно пробираться к выходу. Жаров слышал обрывки фраз из выступления ребенка.

– Когда в 2079 году началось похолодание…

Охранник протиснулся к двери, Президент шел за ним, голос ребенка доносился глухо, но четко:

– Тогда первый великий Президент России полностью упразднил выборы, так как выборы были сущее вредительство, а российский народ был слеп и глуп…

Охранник отворил дверь и пропустил вперед Георгия Константиновича.

– После этого Россия стала подлинной национальной семьей, где нет граждан, а есть члены огромной семьи, – продолжал надрываться выступающий, – семьи, где искореняются вредители и лживые тунеядцы…

Жаров покинул зал, и охранник громко захлопнул за ним дверь.

Президент повернулся к своему охраннику и улыбнулся:

– А что выступления все стандартные, да?

Охранник покосился на дверь, которую недавно закрыл и выдавил:

– Они утверждены очень давно, и они не более стандартные, чем ваши выступления господин Президент.

– Конечно, – пожал плечами Жаров, – их ведь утверждали в одном и том же месте и в одно и тоже время.

– Это правильно, – тихо ответил охранник.

Шлюзовая дверь закрылась за ними.

– Вы только снова не глотните холодку, аэрозоль может и закончиться – корректно, но едко сказал охранник.

– Уж постараюсь, – Президент аккуратно поднял свой теплый шарф до самых глаз.

– Тогда пошли, – и охранник резко распахнул тяжелую дверь шлюза.

В кабинете Президента уже ждал министр иностранных дел Петренко.

– Ты опять того, – спросил Петренко рассматривая бледное лицо Президента, – наглотался холодного воздуха, да?

Да, – махнул рукой Жаров, – наглотался. Вечно что-то не так. Как раз перед речью глотнул. До сих пор перед глазами мухи летают. Круги какие-то цветные.

Петренко неодобрительно покачал головой:

– Ведешь себя как ребенок. Совершенно не бережешь себя для страны. Это просто не допустимо. Подумай о своей великой роли в истории России.

В ответ на это Жаров вяло махнул рукой:

– Не агитируй. На сегодня с меня хватит.

Георгий Константинович сделал вид, что живая ирония Петренко ему не понятна.

Президент повесил куртку на вешалку и погрел руки перед горячим обогревателем.

Петренко с усмешкой смотрел на него.

– Что у нас, – Президент занял свое место за столом.

– Скажи мне, – Петренко показал Президенту табличку с президентского стола, – зачем тебе на твоем же столе табличка «Президент России. Георгий Константинович Жаров», а? Свое имя должность боишься забыть?

Президент сплюнул:

– Наверное, секретарь поставил, дай ее сюда.

Министр иностранных дел протянул Жарову табличку.

Георгий Константинович взял ее и бросил в ящик стола.

– Теперь все? – спросил он министра.

– Ага, – Петренко положил ноги на президентский стол.

Жаров снова сделал вид, что этого не заметил. Этот Петренко год назад попал в тяжелую аварию. Возвращаясь с саммита большой четверки в Минске, его буер неправильно перелетел торос. Теперь у Петренко часть черепа из пластика и небольшая эпилепсия. Так что на закинутые, на стол ноги внимание лучше не обращать. Тем более что Министр иностранных дел все-таки очень дельный мужик.

– Чего ты на прием записался – то, – снова поинтересовался у Петренко Жаров.

– А чаю попить, – усмехнулся Петренко.

– Ладно, – Георгий Константинович приказал, – секретаря.

На экране коммутатора появился секретарь.

– Чаю нам, – коротко бросил Президент России и отключился.

– Что еще твоей душеньке угодно, – Георгий Константинович с усилием отодвинулся от стола.

– Теперь можно и о делах поговорить, – министр иностранных дел посмотрел в окно, – дела у нас не очень.

– Хватит тебе-то ныть, – Жаров заерзал в кресле, – у Сергеева нет металла, у Матвеева людей, у меня ума нет, а Сенкевича столько раз разбили, что волос у него на жопе меньше и чего, мы-то не паникуем. Все правительство России в такой ужасной и глубокой пропасти, что можно идти и вешаться, но мы держимся, держимся и будем держаться. Так нам завешал первый Великий Президент, и мы не отойдем от этого плана. Никогда не отойдем.

– Понятно, – Петренко ослабил узел галстука, – все у вас просто. Опять агитация и пропаганда.

– Что просто? – снова взъелся Георгий Константинович, – чего просто? О чем ты мне талдычишь, как мозгоклюй.

– Ваши проблемы системные, – спокойно ответил Петренко, – ну еще раз Сенкевича расколотят, ну поголодаем пару месяцев, ну тебя обсмеют как Буша-младшего и что?

– Что? – не понял Президент России.

– И ничего, – веско заметил Министр иностранных дел, – ничего, ничего. Все это мы уже проходили и всегда с этим справлялись.

– Верно, справлялись, – убежденно поддержал министра Жаров.

– Сколько их было, – Петренко покачал головой с пластиковой вставкой, – и бунтов и голодовок и поражений и другого кала? Так ведь и не перечесть. Справились.

– Справились, – широко улыбнулся Георгий Константинович и глаза его зажглись небывалым оптимизмом.

«Чего он сожрал? Инсулин – М или гидрокартизол?», – подумал Петренко.

– А за все время одной проблемы мы не решили, – Петренко покривлялся в своем кресле.

Президент плотно сжал губы, потом пожевал ими, словно старушка и тягуче произнес:

– Не мути. Чего ты хочешь?

– Что хочу, – Петренко ухмыльнулся, – я собственно пришел поговорить за спонсорские деньги. Европейские.

– Да? Слушаю, – внимательно посмотрел на министра Президент.

– И внимательно слушай, – Петренко извлек из кармана пилочку для ногтей и принялся ей обрабатывать ногти, – не так давно. Третьего дня вернулся я с заседания Еврокомиссии. Там мне сказали, что мы дармоеды и воры, не держащие своих обещаний. Сам Розештайнер заявил мне, что деньги мы не получим, пока не заглушим этот сигнал. Так то.

– Им что делать нечего? – возмутился Жаров, – что им до этого сигнала?

Петренко пожал плечами:

Сигнал ведь как шел, так и идет. Им там не нравиться, что сигнал идет.

– Идет, – согласился Жаров, – идет. Идет этот сигнал уже тридцать или сорок лет. И ничего страшного нет.

– Нет, пока нет, – Петренко почесал пилочкой свой длинный нос, – но сигнал меняет модуляцию и скачет по частотам.

– Чего ты ноешь, – Георгий Константинович замотал головой и негодующе прошипел, – сначала считали, что это сигнал какого-то корабля, потом города. Может одного из призрачных городов. И только потом поняли, что он идет из Антарктиды. Потом поняли это. А еще позже поняли, что он меняет модуляцию и частоту. Так установили, что это сигнал живых людей. Вот сейчас расшифруем и будем все точно знать. Чего панику устраивать? Тем более трудовые деньги у нас отнимать?

Петренко спокойно выслушал все, что сказал Президент России, выдержал долгую паузу и заметил:

– Это все хорошо, но сигнал явно настраивается на модуль и частоту наших мониторов. Кто бы они не были, возможно, что они хотят пообщаться с нашим населением напрямую.

– Да, чтоб тебя, – разозлился Президент, – да это я все знаю! Знаю и то, что сигнал не удалось ни заглушить ни расшифровать. Пока не удалось. Знаю и то, что если он пробьется на мониторы хорошего будет мало! Знаю! Я это знаю и даже моя жена знает и последняя секретутка в Правительстве знает! Все знают! Все в нашем убогом Правительстве, вершине сраной вертикали власти знают о сигнале! Все!

Министр иностранных дел спокойно положил пилочку на стол и деловито поправил запонку:

– Мы это знаем, а сейчас и они это узнали.

– Кто? – опешил Жаров.

– Евросоюз, – спокойно посмотрел в глаза Жарова Петренко.

– Как узнали? – тихо выдавил Георгий Константинович, – он не проходил на Европу, там не их частота и акцентуация иная.

– Не знаю, – Петренко глубоко вздохнул, – но на последнем саммите Еврокомиссии они передали мне диск с записью сигнала. И им в Европе это очень не понравилось. Вот они нам диск и вручили.

– Этот? – показал диск, полученный от секретаря утром Президент министру иностранных дел.

– Да этот, – тихо сказал Петренко, – по приезду я передал его копию в секретный комитет зачистки. Так мне приказали в Европе.

– И что, – Жаров пожал плечами, – в чем сыр-бор? Ну, смотрел я его. На нем ничего нет, так фигня какая-то.

– Да, – кивнул Петренко, – так же сказали и спецы. Но сегодня утром из Европы пришли шифры. Их переложили, и появилась картинка.

– Какая? – с испугом посмотрел на Петренко Жаров.

– Не знаю, – помотал головой Министр иностранных дел, – совсем не знаю. Это не моя компетенция. Тебе сообщат все в секретном комитете зачистки.

– Так, а зачем ты здесь мне все это говоришь, – Георгий Константинович снова сжал губы.

– Мне передали в Европе, – начал Петренко, – что им это не понравилось. И что у нас только один выход совместного решения этой проблемы.

– То есть? – Жаров уставился на своего министра иностранных дел.

– А то и есть, – Петренко легонько почесал голову, – они видимо уже тогда знали суть сигнала и боялись его. Но их предупреждение было простым и ясным. Или мы вместе победим или они все равно утащат нас с собой. Я решил тебя об этом предупредить. Это на случай того если сегодня в комитете зачистки станете принимать решение по этому хренову сигналу. Европа желает, что бы оправили армию и заткнули этот передатчик.

– Армию, – переспросил Жаров, – да ты что, Олежек? Одумайся. У нас нет армии.

– Я это знаю, Жорушка, – тихо ответил Петренко Петренко, – у нас и правительства нет. Вернее наше правительство это правительство откатов, оно создано на откаты и для откатов.

– Ну, ты так жестко сказал, – смутился Президент России.

– Как есть, так и сказал, – министр иностранных дел с прищуром посмотрел на Президента, – и вертикали власти у нас нет. Есть резиновая кишка набитая деньгами. Но европейские деньги нам нужны. И европейские туристы нам нужны. И европейские технологии. Без них мы долго е протянем. Поэтому с передатчиком надо решать. И решать быстро.

– А что? Это так сразу необходимо сделать, – поинтересовался у Петренко Президент.

– Желательно, – министр легонько нахмурил брови, – если решение будем откладывать, то возможны определенные осложнения. Евросоюз не любит шутить и по пустякам дергать. Если им надо, то надо. И они не остановятся перед любым решением проблемы. Они так сказали. Деньги это только начало антироссийской компании.

– Такое впечатление, что ты подгонять меня к этому решению, – Жаров нервно перебирал листы ежедневники, – я не могу принимать серьезные и важные решения быстро. Это не по-государственному. Не по-российски. У меня вся огромная страна на плечах. Мне за весь народ надо отвечать. А не только за пару гавриков как тебе.

Петренко поднялся:

– Нет, господин Президент, – усмехнулся министр, – я вас совсем не подгоняю. И знаю как вы стараетесь, отвечая за всю нашу великую Родину. Но время не ждет. Скоро нас самих подгонят к этому решению. Заставят его принять быстро и быстро выполнить. Евросоюз это не наши обмороженные граждане, которым можно десятилетиями обещать теплой воды. До свидания.

– До свидания, – Президент России в недоумении смотрел, как за Петренко закрылась дверь.

Монитор коммутатора ярко вспыхнул.

Жаров подпер голову рукой, и устало осмотрел его.

– Господин Президент, – заявил секретарь с экрана, – спонсор.

Жаров с шумом выпустил воздух. Спонсоры были неприкасаемы как священные индийские коровы, и откладывать разговор с ними было совершенно невозможно. Впрочем, в данном случае согласие российского главы государства совершенно не требовалось. Экран коммуникатора показал сухопарого корейца в возрасте.

– Зидирасту, – сухопарый кореец улыбнулся с экрана.

– Здорово коли не шутишь, – тихо промолвил в ответ Жаров.

– Я сейчас буду говорить от всех спонсоров России, – кореец поклонился и из-за его спины выглянул серебристый знак спонсорской конфедерации, – мы приветствуем вас, о великий президент.

Георгий Константинович от этого приветствия только сильнее сжал обветренные губы.

– Мы хотим узнать, исправно ли вы получать наши деньги? – поинтересовался кореец.

– Исправно, исправно, – в тихой ярости выдавил Жаров. Разговор не обещал ничего хорошего.

– Мы тоже знаем об этом, – вдруг корец сделал ужасное лицо и завизжал, – тогда, почему вы скоты не способствует нашему процветанию! Вы нас кидать стали, да так, что уши от грязи вянут! Забыли, кто вас кормит! Вы забыли, что без нас – ваших спонсоров вы никто! Ты никто!

Ожидавший неприятного Президент России, тем не менее, не опешил, а взяв себя в руки, торжественно заявил корейцу:

– Чего ты собственно залупился? Урод узкоглазый?

– А, – кореец оскалил кривые зубы, – я верховный координатор всех проектов с Россией! Я вас тащить на своей спине! Я вас спасать и держать! А вы меня слушать и исполнять!

– Я тебе благодарен, – Жаров слегка склонил свою крупную голову, – ты крут, кто спорит. Хоть и чурбан.

– Да! – по корейцу снова пробежала волна дрожи, – но Европа недовольна тобой! Европа не желать покупать наши товар, пока вы не напасть на Антарктиду! Мы лишимся семидесяти процентов рынка! Мы нишать! Наши прибыли падать!

– Это плохо, – искренне посочувствовал координатору Георгий Константинович.

– Плохо! – закричал кореец, – Вот! Вот!

Корец выхватил из-под стола безжизненно белую руку в прозрачном пакете и замахал ею, – это моя рука! Сегодня мои коллеги отрезали мне ее. За нерадивость и глупость. За ваши проступки!

Президент России присмотрелся и понял, что кореец действительно был с одной рукой. Президента такая дикая азиатчина покоробила. В этом не было государственных действий, одни азиатские эмоции. А однорукий кореец продолжил орать:

– Вот, моя награда за благодарность! Вот плата за мою любовь к России! Если вы мне не помочь, то скоро меня совсем уничтожат! Покрошат на куски! Они уже и график составили! График моего разделения на части!

– Главное теперь, что бы они не вздумали его перевыполнить, – сочувственно сказал Президент России.

Кореец зло плюнул на пол.

– Ладно, я извиняюсь. Но как, же мы тебе можем помочь? – поинтересовался Жаров.

– Договориться с Европой на их условиях, – кореец то ли остыл, то ли ослаб. Он положил отрезанную руку на стол и медленно опустился на стул.

– Это решать не мне, – убедительно сказал ему Георгий Константинович, – а я ведь правлю в союзе с нашими министрами. Не один как монарх. На нужно время. И чем больше, тем лучшее. Быстро действовать мы в России не привыкли. У нас все степенно. Все по государственному.

– Если ты сука не договоришься с Европой, – снова дико закричал кореец, – то мы не только России больше не дадим помощи, но и у тебя мразь стул из-под жопы вырвем! И в жопу до упора тебе запихнем!

– Но не все так просто, – начал объяснять свою позицию Жаров, но закончить ему не дали.

В помещение, где сидел кореец, ворвался какой-то страшный субъект. После чего между ним и корейцем состоялся молниеносный диалог на повышенных тонах. Ворвавшийся господин постоянно что-то кричал и кивал в сторону камеры, а кореец визгливо отвечал на выпады неизвестного.

Так длилось недолго. А кончилось как-то странно. Ворвавшийся господин выхватил короткий и широкий нож и полоснул корейца– координатора по горлу. Координатор спонсоров России захрипел и свалился под стол. А неизвестный господин повернул к камере свое безобразное лицо и смачно плюнул в нее.

Георгий Константинович инстинктивно дернулся в кресле назад, когда слюна незнакомца залепила экран его коммуникатора. А незнакомец выхватил портативник и шлепнул им по камере, она погасла.

«Камеру коммутатора разбил мерзавец», – верно понял Президент России.

Переведя дух, Георгий Константинович попытался думать. Новая ситуация совершенно не походила на все предыдущее, она резко меняла положение дел. А эта таинственная неизвестность о которой столько говорил Петренко вообще запутывала и без того безнадежное положение.

Никогда со времен Великого крестьянского бунта Жаров не был в таком сложном положении. Но во время бунта вся ответственность пала на предыдущего Президента, место которого и унаследовал Жаров. Теперь же все тяжелое бремя решения приходилось на хрупкие от детского рахита плечи Георгия Константиновича, и он не мог ожидать помощи.

Коммутатор мигнул, и на мониторе появилось лицо строгое и серьезное секретаря.

От неожиданности Жаров вздрогнул. Ему почудилось, что в его кабинет может ворваться какой-нибудь ужасный кореец с навахой или обломком чугунной трубы. Это было в их корейских обычаях.

– Господин Президент, – четко произнес секретарь, – машина ждет. На очереди визит в секретный комитет зачистки. Распорядок дня вы знаете.

– Хорошо, – тихо произнес Жаров, – хорошо. Что меня ждет машина. Но я не поеду.

Лицо секретаря выразило полное непонимание:

– Вам плохо, Георгий Константинович?

– Нет, нет, – Президент побарабанил пальцами по столу, – визит министра иностранных дел открыл новые обстоятельства и я их должен обдумать. Поэтому визит в секретный комитет зачистки отложите на завтра.

– Но там, же ждут… – начал секретарь.

– Ждут и хорошо, – выкрикнул Жаров, – еще подождут. Я приеду к ним завтра с утра. Тогда же приедет и министр обороны.

Секретарь выдержал паузу:

– Так и прикажите доложить в секретный комитет зачистки?

– Да, так и доложите, – отмахнулся от секретаря Президент, – и еще не отпускайте машину я поеду домой работать.

– Есть, – ответил секретарь.

– Поэтому подготовьте мне документы для домашней работы и работы над ошибками.

– Есть, – снова четко ответил секретарь.

– Это все на сегодня? – спросил Жаров.

– Не совсем, – секретарь сверился со своим портативным компьютером, – есть определенные сложности со спонсорами. Конфедерация спонсоров передала, что они не только сменили координатора по России, но и прекращают нам помощь с сегодняшнего числа. Они это мотивировали тем, что у нас какие-то сложности внешнеполитического характера, а устав спонсоров, измененный сегодня не позволяет, им оказывать нам помощь при сложностях такого характера. Спонсоры требуют решения всех наших разногласий с Евросоюзом. Они возобновят помощь только после возобновления выплат со стороны Евросоюза.

Президент криво усмехнулся:

– Они торгаши и всегда ими будут, о чем может идти речь. Не хотят, то пусть не платят. Мы и без спонсоров недельку протянем.

– Протянем, – с готовностью согласился с Президентом секретарь.

– Тогда все, – и Жаров поднялся с кресла, – я выезжаю домой. Буду работать, если какие-нибудь изменения, то сообщайте мне немедленно.

– Так точно, – сказав это, секретарь отключился.

В следующую минуту Президент России в наспех одетой куртке выскочил из своего кабинета, выхватил из рук секретаря папку с документами и быстро пошел к ожидавшей его машине.

Дома Жарова встретила жена. Наследственная дочь одного из великих российских Президентов. Жена всплеснула руками, при его появлении, и сразу же загомонила:

– Георгий Константинович, как же так? Как такое возможно? Как мы будем дальше жить?

Президент, молча, бросил ей свою куртку. Увеличил мощность висевшего на стене термостата.

– Не твое дело, – огрызнулся он, – как жили, так и будем жить.

– Но, Георгий Константинович, – снова всплеснула руками жена Президента, – спонсоры отказали нам в средствах.

Жаров нехорошо усмехнулся – будь его воля, он давно бы вышвырнул на улицу эту жирную и страшную бабу. Но Жаров хорошо помнил, что именно благодаря браку с этой клушей он унаследовал выборную должность российского Президента.

– Тебе уже сообщили? – спросил Президент.

– Да, да! Георгий Константинович, – согласно закивала жена, – мне звонили еще два часа назад. И с тех пор я не нахожу себе места. Это так неожиданно! И так тяжело!

– Помолчи, – выдавил Президент, – я устал. И приехал ужинать. И работать.

Жаров прошел в гостиную. Грузно уселся за стол и притянул к себе большое блюдо с тушеной индейкой.

– Собственно, что тебя не устраивает? – берясь за нож, спросил Жаров.

Жена тихо села в далеком углу комнаты:

– Георгий, счета папы арестованы.

– Когда? – Жаров задержал руку с индюшачьим крылышком около рта.

– Еще вчера, – президентская жена расплылась по своему ортопедическому креслу, – они арестовали их во всех банках и задержали папиного представителя. Я узнавала, счета арестованы и в Европе и в Азии. Все деньги под арестом. Теперь мы нищие, да?

– Нет, – ответил Президент, – это временные трудности. И они не первый раз закрывают наши счета. Такое уже было и все удачно разрешалось.

– Но папа волнуется, а ему совсем нельзя волноваться. У него очень больное сердце.

– Да твой папа – тесть, – высоким голосом закричал Президент России, – после третьего мозгового шунтирования не отличает вкус ананасов от говна! Он сортирную бумагу поедает за милую душу. Политика не его дело! Куда старому хрычу столько денег! Он их жрет, что-ли! Как туалетную бумагу?! Ням – ням, ням-ням?

– Ты не должен так говорить о папе. Он не совсем здоров.., – глаза жены наполнились слезами.

– Не совсем здоров! Да он живой труп! Он ходит, но только под себя! Его место в Кремлевской стене! На виайпи местах! Заждались его там!

– Георгий ты не должен так, – голова жены затряслась, – папа любит тебя. Он хоть и припадочный, но добрый. Даже когда ты его кормишь с ложечки, он меньше выплевывает, а больше ест. Он так привязан к тебе, Жора. Он не перенесет такого удара. Мы можем его потерять.

– Хорошо, – Жаров бросил индюшатину и автоматически провел жирной рукой по волосам, – хорошо. Я это знаю. Если бы он меня не любил, то е оставил бы на меня великую страну.

– Папа, – всхлипывая, продолжила жена, – папа интересуется, как ты поможешь ему.

– Я еще не знаю.

– Не знаешь, – жена плаксиво протянула, – у вас с папой договор. Ты должен обеспечить интересы семьи. Иначе…

Она не договорила – Жаров тяжело взглянул на нее:

– Я все помню. Все помню. Может даже больше, чем можно и нужно. Интересы семьи в первую очередь.

– Как ты поможешь папе? – снова заладила жена.

Георгий Константинович плюнул и схватился руками за мясо индейки:

– Помогу, ведь мы с ним близкие родственники.

– Конечно, конечно, – согласно закивала жена Президента, – вы очень близкие родственники. Более того, ты продолжатель его светлого и великого дела.

Жаров покивал головой:

– Конечно, я обеспечу дела семьи. Это мой первейший долг и я всегда помню об этом. Чтобы не случилось, сначала семья, а потом эта сраная Россия. Я помню.

Его жена с неожиданной непреклонностью спросила:

– Как? Как, ты поможешь? Мне и моему отцу?

Рот Жарова сжался в мерзкую гримасу:

– На меня давят кругом. Такое впечатление, что я всем должен.

– Конечно, у нас дети. Они должны жить счастливо. И не должны голодать. Они не какие-нибудь вшивые россияне, они швейцарцы.

– Помню, – отмахнулся Президент, и капельки жира попали на стены комнаты.

– Тогда я напомню тебе, что они живут и учатся в Европе. И если Евросоюз откажется от договоров. Если Европа вздумает наложить на нас санкции, то это скажется на них. Европейцы могут их арестовать.

– Я не хотел их посылать в Европу, – энергично жуя, отпарировал Жаров, – прекрасно понимал то, что они станут заложниками в большой политической игре. Это вы с папой настояли. К тому же они там не учатся, а развлекаются в борделях и казино. Для этого они и сбежали из России. В Европе им веселее. А я оплачиваю их бесконечные счета.

– Но, Георгий Константинович, – жена всхлипнула, – ведь девочки должны получить нормальное образование. Стать настоящими леди. А это возможно только в английских школах и университетах.

– Брось, ты Евдокия, – неожиданно назвал свою жену по имени Жаров, – брось. Какие они леди. Ты на нас посмотри, какие мы хозяева мира? Вот такие же они леди.

– Но господин Президент это большая политика…

– Да, – Жаров отбросил на блюдо обглоданные кости индейки, – и я заложник этой сраной политики. Мне даже дышать нельзя без указаний твоего папы и Европы, а ваши спонсоры просто кровь из меня сосут. И министры, что вы мне навязали сплошь рвачи и дураки. А детей перестать голосить. Детей российские Президенты всегда посылали в Европу в качестве заложников. И ничего страшного никогда не случалось. Подумаешь, посидят немного в специальных домах. Хоть мозоли с задниц сойдут.

Неслышно вошла горничная. Она тихо собрала блюда и унесла их. Следом появилась другая горничная, которая элегантно вытерла пальцы Президента, а потом расставила перед Жаровым десерт и кофе.

– О, – протяжно зевнул Президент России, – наконец-то привезли свежий кофе.

– Да, – кротко согласилась жена, – его сегодня утром привезли. Это самый настоящий кофеек. Папа даже специально уточнял твой любимый сорт кофе.

– Он его лаем уточнял или мычанием? – фыркнул Президент. Жаров искривился, но чашку кофе взял. Хороший кофе был слабостью Президента.

– Почему, вам так интересна эта политика, – неожиданно спросил он.

– Но ведь это мы, а не ты являемся выражением интересов семьи. У тебя Жора даже карточек с рабочими часами или бонусами никогда не было. Мы всегда платили за все.

В ответ Жаров резко повернулся и встретил непреклонный взгляд жены.

– Хорошо, – Президент поставил пустую чашку и аппетитно рыгнул, – я сделаю, так как нужно. Как нужно твоему папе.

– Мне можно поговорить с папой? – спросила жена.

– А ты еще не говорила с ним?

– Георгий Константинович, ты такой проницательный.

– Да, – хмыкнул Жаров, – за столько лет я уже привык к вашим штучкам. А вы все строите дешевые домашние комедии.

– Но это только из уважения к тебе, – нежно пропела жена, – папа так любит тебя. Он считает, что ты как президент сильнее его. И больше сделал для России, чем он. Ты действительно достоин называться великим президентом.

– конечно. Только я в волейбол играю хуже, чем папа-тесть, – криво усмехнулся Жаров.

– Это из-за роста. Ты же ниже папы на голову. Но ты милый, не должен ревновать, ведь волейбол папина страсть.

– Ладно, – прервал семейные сопли Президент, – что хочет твой папа?

– Папа, – жена подошла и встала за спиной, – хочет, чтобы ты немедленно договорился с Европой. Это решит все наши семейные проблемы.

– А он знает о конфликте с Сергеевым и Матвеевым?

– Папа все знает. Он считает, что их можно будет уничтожить после антарктической кампании. Война с Антарктидой будет быстрой и простой. Она, безусловно, укрепит твой авторитет. После этой войны еще больше усилиться вертикаль российской власти.

– Да, конечно. То же самое твой папа предрекал накануне Кавказкой войны. А все закончилось провалом новогоднего штурма Майкопа.

– Милый, – теплые и жирные руки жены легли на плечики Георгия Константиновича, – папа не всегда прав, но именно он сделал тебя президентом. Он очень любит тебя.

– Да, – кивнул Жаров, – я помню об этом. Но мне надо преодолеть сопротивление министров. Народ тоже не очень-то жалует ваши войны. У народа свои семейные интересы.

– У папы тоже были проблемы. Его положение было шатким во время Первой кавказкой войны или когда нас разгромили казанцы. Но из этого он вышел еще сильнее, чем был. Это путь великих президентов.

– Я завтра провожу совещание в секретном комитете зачистки, – Жаров сбросил руки жены со своих плеч, – и там продавлю это решение. Если папе надо воевать мы будем воевать. Я всегда держу свои обещания. Всегда и везде.

– Ты такая лапочка, – жена погладила Президента России по плешивому черепу, – тебе кого вызвать на ночь? Первую горничную или вторую? Может гимнастку?

– Никого, – отрезал Жаров, – сегодня только потренируюсь в зале, а завтра у меня сложный день. И мне поверь не до баб.

– Хорошо милый, папа сказал бы, что это решение не мальчика, но мужа.

Георгий Константинович снова тихо хмыкнул.