Текст книги "Любовь и утраты"

– Не на Луне же мы живём.

– А я тем и занимаюсь, чтобы когда-нибудь люди смогли жить и на Луне.

– Ты это серьёзно?

– Серьёзнее не бывает.

– Ты и с Гагариным был знаком?

– Перед самым отъездом в Киев хоронил Юру.

– По-моему, мы совершили большую глупость.

– Какую?

– Да эта поездка в Одессу.

– Любовь, милая моя женщина, – самая большая глупость и самое большое счастье в жизни.

– Наверное. Но прошло лишь двое суток, и ты заговорил о работе.

– Ты права, на одно мгновенье, но лишь на одно самое маленькое мгновенье, у меня действительно появилась мысль: сесть в самолёт и вернуться в Киев. Я ведь всё-таки государственный человек.

– А по телефону ты не мог бы узнать?

– Вести разговоры об этом по телефону категорически нельзя, даже намёками.

– Тогда нужно срочно лететь в Киев.

– Вот это я и боялся произнести вслух.

– Что ты, Тима, нужно непременно лететь. Вот утром встанем и сразу в аэропорт.

– Я сейчас же по телефону и закажу билет.

Тимофей встал и, завернувшись в простыню, пошёл к телефону. Сейчас он напоминал персонаж из древнеримской истории, этакий сенатор в тоге. «Вот сейчас он закажет билет и улетит, и всё кончится», – думала Клара. Тимофей позвонил дежурному администратору, попросил заказать билет на утренний рейс, но администратор сказал, что вряд ли это удастся. С билетами сейчас очень туго, нужно заказывать заблаговременно.

– А удостоверение депутата Верховного Совета СССР сработает?

– Я уверен, что сработает, – ответил администратор, – сейчас же свяжусь с аэропортом.

Тимофей подвинул стул, сел и стал ждать. Звонок раздался минут через двадцать.

– Тимофей Егорович, билет для вас заказан, его сейчас привезут. Ваш рейс в 8.30 утра.

– Я сейчас спущусь, чтобы рассчитаться.

– Это лишнее. Утром вы будете оплачивать проживание в гостинице и сразу рассчитаетесь за билеты.

– Спасибо. Я очень вам признателен.

– Вам такси заказать?

– Будьте так любезны.

Положив трубку, Чумаков спохватился: администратор сказал – билет. Он тут же перезвонил.

– Извините. Вы сказали «билет»?

– Но и вы, извините, так сказали.

– Бога ради, прошу вас: исправьте мою оплошность, нам нужно два билета.

В трубке помолчали.

– Хорошо. Я постараюсь.

Значит, всё-таки он не улетит без неё, успокоилась Клара.

Они долго не спали. Он думал о том, что как-то не здорово всё получилось: поманил её на приятную поездку и сам же всё испортил. Она тоже думала: я сама предложила ему лететь в Киев, он мог бы отправиться один, но мы летим вместе. Видно, и впрямь я для него что-то значу.

Заснули под утро. Тут же раздался звонок.

– Тимофей Егорович, вам пора в аэропорт. Такси ждёт.

– Спасибо. Мы мигом.

Рассчитываясь, он хотел отблагодарить администратора, но тот наотрез отказался:

– Не обижайте.

– Тогда ещё раз спасибо. Даст бог, свидимся.

– Приезжайте, рады будем встретить.

Дорога была совершенно свободна, до аэропорта доехали быстро. Уже шла посадка. В самолёте, заняв свои места, они прижались друг к другу и тут же уснули.

Когда самолёт рейсом на Киев взлетал, на посадку заходил другой самолёт, доставивший в Одессу охранников полковника Калмыкова и лейтенанта Емельяненко, его в состав группы включил полковник Привалов в последнюю минуту: «Пусть отличится, парень аж копытами бьёт. Да и всё-таки в какой-то степени местный».

26

Машина Одесского управления КГБ ждала прибывших из Киева офицеров. Охранники спешили начать поиски, но лейтенант Емельяненко убедил их прежде позавтракать, потому что совершенно неизвестно, как сложится день, позже может оказаться не до еды.

– На сытый желудок всегда приятней делать дело, – сказал он, – а потом отправимся в Управление, где скоренько наведём справки, в какой гостинице проживает «объект».

– Не упустим? – засомневался один из охранников.

– Не упустим, – заверил Емельяненко. – Что бы ни произошло, нам известно, что в Киев они будут возвращаться на «Радищеве».

– Тогда идём, – согласились москвичи.

Завтрак много времени не занял, но и уехали они не далеко, машина вскоре заглохла, случилась поломка.

– Ну что там у тебя? – спросил Емельяненко шофёра.

– Проводка коротит, товарищ лейтенант. Сто раз просил заменить, да всё потом да потом. Вот и допотомкались.

– Надолго это?

– Постараюсь управиться быстро. Проводка дрянь, не угадаешь, когда подведёт.

– Ты всё-таки постарайся поживее. Уж больно важное у нас сегодня задание.

– Да в нашем ведомстве других и не бывает.

– Ты, брат, меньше рассуждай, живее шевели руками, – пробормотал один из охранников.

Водитель ковырялся в проводке, казалось, этому конца не будет. Охранники предложили ловить такси.

– Ещё минуту. Вроде нашёл, где оголилось.

– Вроде Володи, – бурчал тот из охранников, который проявлял больше других нетерпение.

– Фу! Нашёл. Сейчас мигом всё спроворю, – водитель смахнул со лба пот и снова нырнул под капот.

Наконец, он заизолировал оголенный участок проводки, и машина завелась.

В Управлении дело сложилось как нельзя лучше. Оперативный дежурный быстро справился с задачей и доложил:

– Чумаков Тимофей Егорович, 1935 года рождения, согласно паспорту, проживающий в городе Москва по улице Тверской бульвар, дом 15, квартира 47, действительно во вторник утром, 16 апреля заселился в гостинице «Красная» по улице Пушкинской, дом 15, в номер 202. Гражданка Коваль Клара Ивановна, 1940 года рождения, согласно паспорту, проживающая в городе Донецке по улице Щорса, дом 16, квартира 8, заселилась в ту же гостиницу в тот же день и в то же время в номер 203.

– Так, отличненько, – воскликнул лейтенант Емельяненко, потирая руки от удовольствия, – теперь по коням, и понеслись.

– Да не спеши ты, лейтенант. Дай договорить.

– Ну что там ещё? – недовольно спросил лейтенант, уже чувствуя за этими словами какой-то подвох.

– А то, что оба выехали из гостиницы сегодня в семь ноль-ноль и отправились в аэропорт. У них заказаны билеты на рейс в восемь тридцать до Киева. Посадка в Борисполе. Самолёт наверняка уже прибыл в столицу.

– Вот тебе и позавтракали, – проворчал всё тот же охранник.

– Нашей вины тут нет, – заявил лейтенант, – когда мы прибыли, их уже не было в Одессе.

– Это ты там, в Управлении, будешь объяснять, – возразил охранник, добавив: – Если до этого тебя из органов не выпрут. Сейчас-то что решаем?

Емельяненко уже пожалел, что напросился в эту командировку. До этой поездки он был почти героем, а теперь что? Теперь всё насмарку.

– Прежде всего, звоним в Киев, надо доложить обстановку.

– Ну-ну, звони.

– Воспользуюсь вашим аппаратом?

– Валяй, лейтенант, действуй, – позволил оперативный.

Киев ответил сразу.

– Это лейтенант Емельяненко. Я в Одессе. Необходимо срочно доложить обстановку майору Платонову.

– Соединяю.

– Платонов у аппарата.

– Товарищ майор, к моменту нашего прибытия «объект» вылетел авиарейсом в Борисполь.

– Вас понял, лейтенант. Женщина с ним?

– Так точно.

– Возвращайтесь в Киев.

– Есть.

27

Что-то не заладилось в этот день в аэропорту Борисполь. Сначала нашли неполадки на одной из взлётно-посадочных полос, и пришлось на время выключить её из работы для исправления бетонного полотна, потом запросил неплановую посадку самолёт, у которого отказало управление. Командир судна допускал вероятность возникновения пожара при посадке, и пришлось выводить на лётное поле пожарную команду. Поэтому борт, прибывавший из Одессы, на подходе развернули в аэропорт Жуляны. Рейс на Донецк был только поздно вечером, и Клара решила возвращаться поездом.

– Может быть, всё-таки останешься ещё на пару дней? Мы ведь так и не решили, как быть дальше.

– Нет, Тима, ты уже весь там, в своей работе. Сейчас я тебе буду только помехой.

– Ты никогда для меня не будешь помехой.

– Не будем играть словами. Да и на работу мне надо. Я и так не знаю, как объяснить, что вместо понедельника заявлюсь в пятницу.

– Тогда не будем терять время.

На вокзал они приехали к самому отходу поезда. Свободных мест было много, взять билет не составило труда. Оставалось только проститься.

Они стояли на платформе у вагона, который вот сейчас увезёт Клару далеко от него. Мысль эта была ему невыносима. Она прижималась к нему и тихо плакала.

– Ну что ж ты плачешь. Через час я узнаю, как решился мой вопрос, слетаю в Москву и приеду за тобой.

– Не будет ничего этого.

– Почему не будет?

– Не знаю. Но чует моё сердце, ничего больше не будет. Я тебя никогда не увижу.

– Тогда не уезжай, оставайся.

– Нет-нет, всё решено – я еду. Надо дома во всём разобраться, привести мысли в порядок.

Колокол грянул.

– Отъезжающие, пройдите в вагон! – выкрикнула проводница. – Провожающие, покиньте вагон! Отправление через минуту, – выкрикивала она, продвигаясь по проходу вагона и расталкивая пассажиров, не успевших разместиться в купе.

Последние поцелуи, объятья. Поезд тронулся. Она махала ему рукой из окна. Он поднял руку в ответ и стоял так, пока последний вагон не скрылся за поворотом. Сердце сжимала тоска.

28

Получив последнюю информацию от майора Платонова, полковник Привалов и Калмыков помчались в Борисполь. Но уж не везёт, так не везёт. Казалось, всё было против них. По известной уже читателю причине они и в этот раз Чумакова не встретили. Когда Привалов и Калмыков, наконец, добрались до Жулян, Чумакова, разумеется, и след простыл. На скорости, какая только была доступна, они бросились в гостиницу «Москва», где же ещё сейчас быть беглецам? Но и там ни Тимофея, ни Клары они не нашли. Не было Тимофея и на заводе. Но теперь они хотя бы знали, что с ним ничего не случилось, он жив и, судя по всему, здоров. Москва до сих пор так ни о чём и не знала, и было желательно сделать всё для того, чтобы и не узнала, а если и узнала, то желательно позже. А потому необходимо разыскать Чумакова, и чем быстрее, тем лучше. Надо было решить, что делать дальше.

– Думаю, необходимо Емельяненко с твоими людьми направить в Донецк, рассуждал Привалов, – она из Донецка, наверняка он укатил с нею.

– Сомнительно, – возразил Калмыков, – там всё-таки у неё муж.

– Ну, знаешь, от нашего Тимофея Егорыча теперь можно ждать чего угодно.

– Да уж, схимник сорвался с цепи, да простит он меня за грубую правду.

После обеда прибыла группа из Одессы, их тут же откомандировали спецрейсом в Донецк. Рано утром в четверг Емельяненко доложил из Донецка: гражданка Коваль Клара Ивановна находится в Донецке, у себя дома, «объект» остался в Киеве и очень беспокоился за состояние дел на работе.

– Беспокоился!

– Что-что?

– Да это я не тебе. Возвращайтесь.

– Есть!

29

Проводив Клару, Тимофей не поехал ни в гостиницу, ни на завод. По каким-то, только ему понятным, причинам он отправился на Владимирскую горку и там, на садовой скамейке просидел до позднего вечера. Чумаков смотрел на Днепр, тихо кативший свои воды на юг, к морю. О чём он думал там, по-над Днепром, мы уже не никогда узнаем.

30

– Мы в Москву докладывать будем или нет? – настаивал Калмыков.

– Не суетись, Иван Иваныч. Столько лет уже на этой службе, пора привыкнуть, – поучал он приятеля, – с докладом, особенно о вещах неприятных, никогда не следует торопиться. Своё получить всегда успеешь.

Задребезжал телефон.

– Товарищ полковник, к вам тут какой-то Пономарёв рвётся.

– Вы, дежурный, выражайтесь тактичней. Этот «какой-то Пономарёв» может вас и без звёздочек, и без пенсии оставить.

– Есть быть тактичнее, товарищ полковник.

– Пусть товарища Пономарёва срочно проводят ко мне.

Пономарёв не вошёл, не вбежал – ворвался.

– Что с тобой, Владислав Евгеньич? На тебе лица нет.

– Да чёрт с ним, с лицом, у меня новая информация.

– Товарищи, все по своим рабочим местам, – распорядился Привалов, – кто понадобится, вызовем. И вы, Платонов, примите без обид: найдите пока себе другой кабинет. Уверяю вас, это ненадолго.

Когда посторонние вышли, Привалов повернулся к Пономарёву:

– Так что там у тебя?

– Что-что – проект «накрылся медным тазом».

– Как накрылся? – в один голос выдохнули Привалов и Калмыков.

– Так и накрылся. Мне сейчас сообщили, что на заседании Политбюро утвердили проект академика Щеглова, а проект Тимофея Егорыча отклонили.

– Причина?

– Недостаток финансирования.

– Весомо, – заметил Привалов, но в голосе его звучало явное осуждение.

Он уже много лет работал с Тимофеем и безоговорочно верил в его талант. И давно считал, что рядом с Тимофеем в стране сейчас некого поставить.

– Что ещё сообщили?

– Приказали работу группы свернуть и выехать в Москву. Завод переходит в ведение Щеглова, и люди из его института вот-вот прибудут.

– Ну, Костюк хлебнёт горячего со Щегловым.

– Да уж, не позавидуешь.

Зазвонил телефон.

– Товарищ полковник, товарищ Калмыков у вас?

– Да. Кому он понадобился?

– Москва. Управление охраны.

– Передаю трубку.

– Калмыков у аппарата.

– Соединяю.

Разговор длился несколько секунд.

– Вы что там, с ума посходили? – заорал Калмыков так, что в комнате задребезжали стёкла. – Ну и что, что снижен статус? Вы же знаете, чем он занимается?

В ответ из Москвы что-то говорили. Но Калмыков оборвал собеседника:

– Нет, товарищ генерал, до получения письменного приказа охрану я не сниму.

Калмыков бросил трубку.

– Ещё какие-нибудь новости?

– Приказано снять охрану, оставить одного, от силы двоих.

– А это-то с чего вдруг?

– Говорят, снизили категорию важности охраны «объекта».

– Ну, дают! Что будешь делать, Иван Иваныч?

– Придётся исполнять.

– А ты, Владислав Евгеньич?

– Да я уже дал команду рабочей группе на сборы и убытие в Москву.

– Иван Иваныч, а ведь они до сих пор не знают, что мы потеряли Чумакова.

– Теперь и докладывать не будем. Лишь бы с Тимофеем Егорычем ничего не приключилось.

– Что предпримешь?

– Отправлю домой всех. Сам останусь, пока не найду шефа.

– Я с тобой, – твёрдо сказал Привалов.

– Я из Киева без Тимофея Егорыча не уеду, – заявил Пономарёв.

– Тогда решение такое, – взял на себя распорядительные функции полковник Привалов, – берём три машины и едем по городу искать. Все команды по поискам для милиции и КГБ пока оставляем в силе. Согласны?

– Согласен, – сказал Калмыков.

– Без вариантов, – поддержал Привалова Пономарёв.

31

Стемнело. Тимофей замёрз. Нервы, видно, шалили, вечер-то был тёплым. Ни на завод, ни в гостиницу идти не хотелось. Там нужно было говорить с людьми, выслушивать предложения, отвечать на вопросы, а он сейчас к этому не был готов. Он дошёл до станции метрополитена «Днепр» и спустился на платформу. В Киеве метро сделали красивым и нарядным, ничуть не хуже, чем в Москве. Подошёл поезд. Двери раздвинулись, и он вошёл. Народу в вагоне было немного. Тимофей сел в уголочке и даже задремал. На «Вокзальной» вышел из вагона и перешёл на платформу, чтобы ехать в обратную сторону. Когда поезд двинулся, пришла мысль: спешить некуда, будет выходить на каждой станции, осмотрит все, раньше было не досуг. Доехав до станции «Днепр», передумал. Вышел из метро, брёл без цели по улице. Ощутимо давало знать о себе чувство голода, последний раз ел утром в Одессе. Кофе и бутерброд. Разве ж это еда для здорового мужика? А вот и ресторан. За громадными окнами сидели люди, много людей. Он видел через стекло, как они едят, пьют, танцуют и о чём-то беззвучно разговаривают. Ему захотелось туда, к тем людям, которым хорошо и весело, может быть, часть их веселья достанется и ему. Он вошёл. Навстречу двинулся швейцар, детина высоченного роста, прямо-таки наглядное пособие богатырской силы и мощи. «Гренадер», – подумал Тимофей.

– Нет свободных мест, гражданин.

Тимофей подошёл к гардеробу, стал снимать пальто.

– Вы плохо слышите? Нет мест.

Тимофею не хотелось этого делать, но ему просто необходимо было сейчас попасть в светлый, тёплый и весёлый зал, быть среди людей… Не хотел этого делать, а пришлось предъявить депутатское удостоверение. Поведение швейцара переменилось. Он скрылся за портьерой, отделявшей зал от гардероба, и когда Тимофей вошёл в зал, навстречу торопливо, почти в припрыжку, поспешал метрдотель.

– К сожалению, мест действительно нет.

– Одно-то единственное уж как-нибудь найдётся для голодного человека.

– Что ж, вам отказать не смею. Предлагаю поужинать в отдельном кабинете работников КГБ.

– Нет-нет, только не это. Мне хочется побыть на людях.

Метрдотель тяжело вздохнул:

– Тогда пойду что-то изобретать.

Тимофей смотрел на жующих и пьющих людей и чувствовал: если немедленно чего-нибудь не съест, потеряет сознание.

Между тем метрдотель подошёл к большому столу, за которым что-то обмывали лётчики.

– Господа офицеры, у вас за столом одно свободное место, не согласитесь ли вы принять в компанию хорошего человека?

– Почему к нам?

– Кроме вашего, в зале ни одного свободного места.

– Кто таков?

– Вон, стоит у входа, – метрдотель кивнул головой в сторону Чумакова.

– Шпак, что ли? Не, нам шпаков не надо.

– Извините, но это депутат Верховного Совета, я не могу ему отказать.

Офицеры переглянулись.

– Ладно, давайте сюда слугу народа.

Метрдотель проводил Тимофея к месту.

– Здравствуйте, товарищи офицеры. Надеюсь, не помешаю. Просто мне крайне необходимо незамедлительно что-нибудь съесть. Весь день на ногах и ни крошки во рту.

– Присаживайтесь. Гостем будете.

– Благодарю. По какому случаю пир, позвольте полюбопытствовать, если не секрет?

– Какой уж секрет. Всем присутствующим за этим столом сегодня были вручены удостоверения лётчика первого класса. Вот, отмечаем.

– Поздравляю. Бомбёры? Истребители?

– Истребители, – чуть ли не с обидой, хором зашумели офицеры.

– Ну, не мне вам говорить, что лётная профессия весьма сложная, а профессия военного лётчика вдвойне.

Он вдруг подумал, что говорит совершенно напрасные, никому не нужные слова, что сейчас этим молодым летунам не до него и не до его умствований, и он вообще здесь лишний. И ему расхотелось сидеть в этом шумном зале, нужно только быстренько перекусить и убраться. Не портить вечер ни себе, ни людям.

Один из офицеров довольно грубо спросил:

– А вы-то вообще в этом что-нибудь смыслите?

– Да так, самую малость. Самостоятельно не летал, не разрешают, хотя удостоверение пилота имею.

– Почему не разрешают? Кто может лётчику запретить летать? Может, со здоровьем что не так?

– Нет-нет, просто у меня другой профиль, но, вообще говоря, профессия небесная.

– Чем же вы занимаетесь?

– Ах, это скучная тема, чертежи, конструкции, в общем, ничего интересного.

Подошёл официант.

– Что будете есть? – обратился он к Тимофею.

– Ничего не надо, – сказал молоденький офицер-грузин, выступавший в роли тамады, – всё на столе есть, он наш гость.

– Может, наш гость захочет чего-то особенного, на свой вкус, – повернулся к Тимофею другой офицер, выглядевший чуть старше своих товарищей, звёздочек на его погонах было больше, чем у остальных.

– Нет-нет, я неприхотлив в еде, спасибо за угощение.

Грузин встал.

– Тогда поднимем бокалы за нашего гостя, который умеет и хочет летать, но которому связали крылья! Пусть дорога его жизни будет чистой и светлой! Пусть его никогда не коснётся беда! Пусть каждый его день будет праздником!

– Я понимаю, что хозяин за столом – тамада, – остановил его Тимофей, – но позвольте прежде, на правах гостя, мне предложить тост за ваш успех, и чтобы небо для вас всегда было чистым. – Он подумал о том, что вот пройдёт время, и, быть может, кого-то из этих ребят – чем чёрт не шутит! – ему доведётся провожать с байконурского старта.

Выпили. Коньяк был из дорогих. Ребята, обмывая свой успех, не скупились. Тепло разлилось по телу. Тимофей на один миг почувствовал лёгкое опьянение; с ним всегда так случалось после первой рюмки. Между тем, тост следовал за тостом. Пили много, и перерывы были короткими. Пили за всех вместе, за каждого в отдельности, за Тимофея, много шутили, от души смеялись. Голова Чумакова постепенно очистилась, ему было уютно и хорошо среди молодых, хотя не так уж они были моложе. Среди весёлого застолья вновь вспомнил о заседании Политбюро. Что там? Какое решение? Всё-таки пора было заняться делом.

– Дорогие друзья, спасибо вам за гостеприимство, но мне пора.

– Да время ещё детское. Куда спешить?

– Простите. Дела. Я должен как-то поучаствовать в расчётах за стол?

– Не обижай, дорогой, – поднялся тамада. – Ты наш гость. Мы не можем принять твоих денег. Не обижай нас, – повторил он. Тимофей видел: это искренне, от души. Что ж, понять можно: у них сегодня праздник. И сколько впереди ещё праздников и ударов – неизбежных – судьбы.

– Спасибо, ребята.

Тимофей пошёл к выходу. Гардеробщик выскочил из-за перегородки, попытался помочь надеть пальто.

– Не надо. Это я привык делать сам.

Он сделал вид, что не заметил протянутой руки гардеробщика, вышел на улицу.

– Вот жмот, – буркнул вдогонку гардеробщик.

– Слуга народа, – с презрительным выражением на физиономии поддержал его швейцар.

Тимофей хотел взять такси, но в кармане не оказалось ни копейки. Он медленно пошёл по улице в направлении гостиницы. Куда же ещё?

32

Гасили свет в ресторане. Гости рассчитывались. Тамада подозвал метрдотеля, пора было и им уходить.

– Попросите официанта, чтобы нас рассчитал побыстрее.

– А ваш заказ уже оплачен.

– Как? Когда? – тамада в недоумении оглянулся на друзей.

– Ребята, кто рассчитывался?

Никто не отозвался.

– Да не волнуйтесь вы, – успокоил его метрдотель, – депутат, уходя, расплатился за всё.

– Вот это да!

– Во мужик!

– Этот – наш! – загудели дружно лётчики, продвигаясь к выходу.

Ни гардеробщик, ни швейцар «на чай» с них не получили.

33

Хмель постепенно выветривался, вновь наползала тоска. Ему вдруг стало так тошно от того, что Клара уехала, и неизвестно, когда ещё доведётся увидеть её. На глазах вскипали непрошенные слёзы. Он вошёл в пустой в это время холл гостиницы, но подниматься в номер не стал. Тимофей прошёл в самый дальний угол, сел на диван за пальмой. И словно прорвало – накатили неудержимые рыдания. Он ничего не мог с собой поделать. Слёзы катились и катились, он всхлипывал, вскрикивал, плечи его судорожно вздрагивали, и он не мог остановиться, не мог совладать с собой. Это была самая настоящая истерика. Дежурный администратор с недоумением и страхом смотрела на рыдающего мужчину, не зная, что предпринять. Она помнила, что это их постоялец, приехавший неделю назад из Москвы, знала, что это тот самый человек, которого вот уже несколько дней разыскивает милиция, знала и то, что ей немедленно – было строго-настрого это наказано – надо сообщить куда следует о том, что он объявился, а она не могла этого сделать. Понимала: мужчина может так рыдать только от свалившегося на него большого горя. И ей было жалко его. Она подошла к Тимофею, присела на краешек дивана рядом. Обняв за плечи, стала, убаюкивая, успокаивать его. Тихо, так тихо, что было едва слышно ей самой, она повторяла:

– Ну что вы, что вы, не надо так убиваться. Всё проходит. Всегда всё проходит, – она мягко поглаживала его по плечу. – Всё всегда потом становится на свои места, – она стала гладить его волосы. – Ваше горе пройдёт. А поплакать – это хорошо. Это помогает.

Понемногу он затих. Мягкий голос женщины, тепло, исходившее от неё, успокоили его. Он достал платок и вытер лицо. Ему стало стыдно своих слёз, своих рыданий.

– Простите, бога ради.

– Ну что вы, что вы – бывает. Вы только не расстраивайтесь. Вот только сейчас, в этот момент, для вас, может, настоящая жизнь и начинается.

– Спасибо вам.

Тимофей встал и пошёл к выходу.

– Куда же вы?

– Пойду проветрюсь.

Дежурная ещё некоторое время смотрел ему вслед, потом набрала номер телефона милиции.

34

Телефон звенел и звенел. Буквально разрывался.

– Вот чёрт! Не дадут поспать. Слушаю Привалов.

– Товарищ полковник, нашёлся «объект», – докладывал оперативный дежурный.

– Где?

– Дежурный администратор гостиницы сообщила, что десять минут назад был в гостинице и вышел на улицу.

– Вот чёрт! – выругался Привалов. – Мы ж в одной гостинице живём.

– Какие-нибудь распоряжения будут?

– Будут. Поднимай, кого сможешь, пусть патрулируют по улицам – ищут.

– А когда найдут?

– Доложить, где он, и сопровождать. Не приближаясь и не задерживая, – уточнил Привалов, – в контакт с объектом не вступать.

– Будет сделано!

Одеться было делом минуты. Привалов пошёл в номер к Калмыкову. В коридоре он нос к носу столкнулся с Пономарёвым.

– Пётр Фомич, Тимофей Егорыч нашёлся!

– Знаю.

Удивлённо посмотрев на Пономарёва, полковник спросил:

– А ты-то как узнал?

– А он мне сам позвонил.

– Чудны дела твои, господи! И что сказал?

– А ничего не сказал. Спросил, есть ли информация о заседании Политбюро, и всё.

– А ты что? Да не тяни!

– Ну, я сказал, как есть.

– И напрасно. Чёрт знает, в каком он сейчас состоянии. Идём к Калмыкову.

– Да я ему уже сообщил. Он одевается.

Калмыков был в полной готовности к действию, надевал пальто.

– Ты куда собрался?

– Искать.

– Не чуди! Я уже уточнил задачу патрулям. Найдут без нас.

– Мы что же, сложа руки будем сидеть?

– Вот ты всё не слушаешь меня, торопишься, – упрекнул полковник Калмыкова. – Нашёлся он. Здесь, в Киеве. Никуда не денется.

– Да после того, что ему сообщил Владислав Евгеньич, ещё неизвестно, что он может с собой сделать.

– Ничего с ним не будет. У Тимофея Егорыча характер покрепче, чем у нас с тобой. Сдюжит.

– Значит, будем ждать у моря погоды?

– Нет, это значит, что будем сидеть и ждать доклада.

35

Тимофей шёл по Крещатику. В голове роились мысли, но ни о чём определенном не думалось. Все стоящие мысли выплакались слезами. Голова побаливала. Не нужно было столько пить с летунами, он этого не умел. Выйдя из-за поворота к спуску на Подол, Тимофей буквально наткнулся на группу о чём-то оживлённо спорящих молодых людей, человек шесть. Один прижался к стене дома, другие, что-то злобно выкрикивая, подступали к нему. Кажется, назревала драка. В свете фонаря блеснули ножи. Это уже было серьёзно.

– А ну оставьте его в покое! – крикнул Тимофей, приближаясь.

Он со времён своего беспризорного и детдомовского прошлого терпеть не мог насилия, особенно если все на одного.

– Те чо, фраерок, места мало? Хиляй мимо, пока тебя на перо не взяли.

– Прочь, мерзавцы! – зло выкрикнул Тимофей.

Он уже понял, что перед ним шпана беспредельная; перед этими никак нельзя сробеть, это только подстегнёт их. Занятые прижатым к стене парнем, они не были готовы к действию против откуда ни возьмись явившегося фраера. Когда готовы, слов не тратят – бьют. Значит, всё решит смелость и напор. Но, кажется, и блатная компания поняла, что явившаяся на сцену новая фигура может оказаться для них опаснее, чем тот, кто был свой и от них не уйдёт: не сегодня, так завтра они его всё равно достанут, – а пока нужно разобраться с пришлым. Оставив парня, которому только что грозила расправой, блатная компашка двинулась на Тимофея.

– Ну, борзой, тебя миром просили.

Было ясно: он задел их блатной цыплячий гонор, и на ночной безлюдной улице эта мразь не оставит ему ни единого шанса. Тимофей нащупал в кармане пистолет, сдвинул предохранитель. «Никогда представить не мог, что придётся воспользоваться оружием», – подумал он. Шпана была в одном шаге.

– А ты молилась на ночь, Дездемона? – ёрничал один из подступавших, самый мозглявый.

«Смотри-ка, начитанная нынче в Киеве блатная шваль», – подумал Тимофей.

– А вот! – выбросил руку с ножом в сторону Тимофея низкорослый крепыш.

Дальше упускать инициативу было смертельно опасно. Чумаков выхватил из кармана пистолет, крикнул:

– Стоять! Стрелять буду!

– Ты, фраерок, своей пукалкой не размахивай, не из пугливых.

Тимофей выстрелил в воздух. Выстрел на пустой улице, между домами, прогремел так, словно выпалили из пушки.

– Делай ноги, пацаны, – мусор!

Блатная ватага бросилась врассыпную, кто куда.

– Однако, ты силён! – сказал парень, которому только что грозила расправа, оправляя измятый в потасовке пиджак. – В самом деле мусор?

Нелепо повисший наполовину оторванный воротник рубахи апаш парень резким движением оторвал и бросил на землю.

– За что они тебя?

– А, скучно рассказывать. А ты чего по ночам в этих местах гулять надумал? Тут небезопасно ночами.

– Случайно забрёл. Задумался.

– Случайно. Тут, брат, и зарезать могут. Народ лихой, – пояснил парень.

– Познакомился уже.

– А чего со стволом? Мусорок?

– Не беспокойся, я по другому ведомству.

– А, родное ГБ? – догадался парень, а Тимофей переубеждать не счёл нужным. – Но ты отчаянный. Выручил меня. Куда сейчас?

– Я в гостинице живу, да что-то тоска взяла – не хочу туда идти.

– Тогда ко мне. Здесь недалеко. У меня сестрёнка – клад, накормит нас, по рюмочке поднесёт.

– Неловко как-то среди ночи… – засомневался Тимофей.

– Вы только гляньте на него! Почтеннейшая публика, перед вами – человек стеснительный, – насмешливо заговорил парень. – Человек, только что чуть не перестрелявший толпу народа, – стесняется!

– Твоя сестра наверняка спит. А мы вломимся среди ночи, разбудим… Нехорошо это.

– Ты за мою сестру не говори. Такой мировецкой сестры больше на земле нет. Идём, – решительно предложил парень.

– Уговорил, – решился Тимофей, где-то всё равно нужно было перебыть эту ночь.

Они бодро пошагали по крутому спуску.

– Знакомиться будем? Меня Романом зовут. Кригер, – сказал парень, протягивая руку.

– Тимофей. Фамилию обязательно?

– Что, никак в розыске?

– В каком-то смысле, да, – впервые за этот вечер развеселился Тимофей. И вдруг сделал то, что было под категорическим запретом: – Фамилия моя – Чумаков.

– Фамилия как фамилия. Правда, моя не в пример красивее.

– За что всё-таки они на тебя навалились?

– Любопытствуешь?

– Имею право.

– Ну уж, сразу и право. Впрочем, имеешь, имеешь. Да они меня всё равно достанут, – нахмурился Роман.

– Поперёк дороги встал?

– Наоборот. Хочу освободить дорогу.

– Так что же им не нравится?

– Тут, если коротко, дело такое. С детства мы в одной банде. Сначала хулиганили, приворовывали по малости, подламывали киоски да лавчонки мелкие, выросли – стали брать на гоп-стоп.

– По этой дорожке многие ходили. Дети войны.

– Какие там дети войны. Я ж послевоенный, 45-го года.

– 45-го. Послевоенные годы ничуть не легче давались.

– Может, и так. – Роман продолжил. – А тут влюбился я. Столько дивчин увивалось, а мне хоть бы хны. А тут влюбился, – повторил он, словно ему было приятно выговаривать это слово, – до потери пульса влюбился. И главное – она тоже меня крепко полюбила.

– Любовь – болезнь, – посочувствовал Тимофей и подумал: «Какую чепуху я несу. Зачем это?»

– Это точно, что болезнь. Может, всё бы так и осталось по-старому, только серденько мое – ответственный работник.

– Очень ответственный?

– Второй секретарь райкома партии.

– Занесло тебя, однако, Рома. Что ж тебе вздумалось сук не по себе рубить?

– То-то и оно, что занесло.

– Не старовата для тебя?

– Так она ж молодая, выдвиженка, из комсомола, там у них направление нынче такое – ставка на молодёжь. Она всё знает про меня. Я ей сразу всё честно сказал.