Текст книги "21 история о жизни и о любви"

16. Творчество творчеством, но справлять нужду надыть

Как-то с Лехой Яшкиным разговорились о Рембрандте. Сколько всякого интересного он мне поведал! Лёха в Питере на художника учился. Штаны в реставрационном училище протирал, чтобы по жизни без штанов не остаться со своей творческой бодягой. Там их не только, типа, малярничать кистью обучали, но и историю искусств преподавали.

– Лёш, а, чё, творческие люди, ваще, на всю голову шибанутые? По тебе вроде не скажешь. Соображаешь маленько, если не пьяный. А пить ты и не пьёшь по-человечески, чтобы с копыт сшибало. Жена твоя любимая такую питейную хрень не приветствует. А эти великие, да древние… Чё, про них скажешь? Врубель говорят в творческом порыве при написании картины превращался в нормального чувака. А так по жизни был, типа, дурак дураком, шизовал, да бухал по-чёрному. Нашим бичикам такое, наверное, и не снилось, – начал интересоваться я у знаменитого иркутского художника.

Знаменитый Лёша, конечно, в первую очередь для меня. Ну, просто нет другого такого художника, чтобы настолько выразительно изображать на холсте старый Иркутск. На его картинах сохранилось то, чего уже давно нет, умерло или разрушено цивилизацией. Я бы все его картины скупил, но людей жалко, им же тоже надо на что-то любоваться. Да и денег у меня маловато.

Лёха включился в разговор: «Да, Серёга, про Врубеля ты почти правильно завернул, ну, на своём языке, понятно дело. Так вот Михаил Александрович Врубель был незаурядным художником. Его демоническая тема девятнадцатого – двадцатого века просто завораживает. Его считали душевно больным, он, наверное, таковым и был на самом деле. Жаль, что признание его творчества пришло только после смерти художника, так, к сожалению, не редко бывало раньше и бывает сейчас».

– Лёха, только ты не умирай, пожалуйста, побудь с нами подольше, – взмолился я.

– Пацаны, я чёт не врубаюсь. Про Врубеля базарим, а накатить ничего не налили, – вмешивается в наш разговор маститый художник Поликарпыч.

Его красные глаза, вернее белки свекольного цвета, выдают тяжёлое похмельное состояние творца кисти и мастехина – живописца и графика.

– Во, этот бы тоже не завернул бы ласты. А то столько великих вокруг я не переживу и тоже присоединюсь к их немногочисленной шайке, – подумалось мне.

– Винсент Ван Гог, Эдвард Мунк, Франсуа Лемуан и Павел Федотов тоже были очень одарёнными людьми, но не от мира сего. А мы гениальные художники и не отрицаем, что гениальность и безумие идут рука об руку. Возможно, именно это и отличает наши работы и делает их поистине гениальными, – не очень скромно в творческом порыве продолжил свой спич непохмелённый гений – Поликарпыч.

– Ой, ой-ё-ёй. Чё-то у меня живот крутит. Это видать от горохового супа. Сёдня утром заглотил, чтобы с голоду не свалиться. Ой, блин, распирает меня. Ой, мать – перемять, ё, к, л, м, н. Побегу-ка я посрать через дорогу, – судорожно засуетился Поликарпыч.

И вприпрыжку, как молодой козёл, помчался через главную улицу нашего областного центра, носящую имя ещё одного великого гения Карла Маркса на расположенную поблизости укромную улочку Марата.

– Леха, вообще-то, любопытно. Вы, гении художества, стоите на улице Карла Маркса, рядом с великим пролетарским гением В. И. Лениным, памятник которому воздвигнут на месте немецкой кирхи и небольшого старинного погоста. Теперь здесь Ваше место, где иркутские художники продают свои картины, свои бесценные произведения, и место это называется «панель». А по естественной нужде Вы куда бегаете? – начал прозаически интересоваться не очень творческой, но весьма жизненной темой я.

Лёша начал задумчиво улыбаться. Его сознания понеслось в недавнее и уже далёкое прошлое. Тогда в Иркутске бушевал развитой социализм. Все труженики и строители коммунизма с твёрдой уверенностью в завтрашнем дне шастали по улицам нашего старинного города. Их лица сияли, понятное дело, от торжества и превосходства социалистического строя над загнивающим капитализмом. Правда, при этом никто из них не видел того, как он этот проклятый империализм загнивает. И вспомнилось Алексею, как один гений художественного творчества неудачно освободил свой желудок. Избавившись от небольшой своей порции испражнений, он умудрился окунуться с головой в радугу ароматов, находящихся в выгребной яме, что в двадцати метрах от «панели» на примыкающей улице – Марата. Тут возле двухэтажного дома, где ранее в дореволюционные времена была фешенебельная гостиница, и развивались эти прозаические события. В нумерах этой лучшей по тем временам гостиницы бывало отдыхал адмирал Колчак Александр Васильевич со своей возлюбленной Тимирёвой Анной Васильевной. Вот там рядом во дворике была выгребная яма и, соответственно, уличные удобства для желающих отлить избыточную жидкость и избавиться от других продуктов своей жизнедеятельности по большой и малой нужде. Туда ещё выливали помои. Грозная табличка времен социализма над этой ямой вещала: «Мусор в помойную яму не бросать!» Для нечистот она эта яма, нечего всякой херней её засорять. Вот в этой яме чуть не закончил свой жизненный путь Василий Попугаев по кличке Попугай – иркутский живописец. Правда, вероятнее всего, вельможных биологических отходов там уже не сохранилось. Но всё равно, следуя теории гомеопатии, можно предположить, что следы молекул и атомов от этого самого, ну, в общем, вы меня понимаете, от выхлопа великих там могли присутствовать. Может напрасно он выкарабкался из этой зловонной жижи. Может быть, он мог стать посмертно великим, получив всенародное признание. Сейчас сказать трудно. А вот о процессе погружения, выныривания и импровизированной очистке одежды и тела, не ставшего великим художника, рассказать стоит. И Лёха начал вещать: «Оступился наш Попугай, замахал крыльями, да так со всего маха и полетел вниз навстречу вечности. Всплески, вой, истошные крики и стоны стали разноситься из ямы по всей окружности. При этом они скреплялись и цементировались сочным, как и содержимое этой клоаки, русским матом. Прохожие сразу не могли сориентироваться, что же происходит. Но наши сибирские мужики самые смышлёные. Кто-то бросил вниз бельевую верёвку, и Попугай оказался на поверхности. Он сразу же разделся догола и тут же возле водокачки начал протирать и прополаскивать студёной ангарской водой свои нехитрые одежды. На улице было прохладно, иркутская осень была морозной. Поэтому Василий Попугаев накинул на себя сверху мокрую фуфайку. Но его голая жопа ещё долго семафорила из дворика, проецируя это действо на центральную улицу. Вождю мирового пролетариата Ленину (памятнику) было неловко смотреть на такую стрёмную картину. И, вроде как, он впервые опустил свою правую руку, указывавшую ранее путь к коммунизму. Потому, что она по воле случая указывала на обнаженные худющие телеса иркутского живописца.

Гонец от художников с «панели» преподнёс Васе Попугаеву полный стакан водки со словами: «Вася, накати и вали отсюда домой по-быстрому, чтобы не простудиться». То, что к кентам с приобретённым благовонием подходить не следует, он сообщать не стал. Вася же гений, он и так всё прекрасно понимал. Кто-то из художников грустно сообщал: «Михаил Тихонов – крепостной князя Голицына, благодаря своим художественным способностям в 1817 году получил вольную в свои двадцать восемь лет. Но после кругосветного путешествия, где он рисовал алеутов, аляскинцев, разных жителей Филиппин и других экзотических мест у него съехала крыша. Так с 1822 года он всю оставшуюся жизнь проболел, и помер, перешагнув восьмой десяток лет. Его даже какая-то вдова хотела окрутить, чтобы денежками художника завладеть, однако.

Все грустно смотрели вслед уходящему Василию Попугаеву.

– Не свихнулся бы паря. Он сейчас такое путешествие с погружением пережил, что-стресс-то не шуточный на него может навалиться, – запереживали коллеги по художественному цеху.

Но всё пронесло, Вася и сейчас ещё живой, только болеет он сильно. Правда, всемирно известным он пока что не стал. Может быть всё ещё впереди и признание, и бессмертие».

– Не переживай, Серёг, в соседнем доме несколько забегаловок есть. Там и тубзики имеются. Может быть не очень презентабельные, но при острой необходимости покактит, – вернувшись из своих воспоминаний, поведал мне Лёха Яшкин.

– Да, уж, – подумал я и поплёлся по своим очень важным и неотложным делам.

17. Объявление ко дню 8-ое Марта

Немного обрюзгшее лицо. Краше в гроб кладут. На щеках небритость трёхнедельная. В потухших глазах тоска. Слегка несёт вчерашним перегаром. А так, мужик хороший. Поднять бы, пригреть, да обласкать, предварительно отмыв шампунями с ароматизатором в ванне. К грудям прижать, да сказать: «Феденька, давай начнём жисть сначала». Вернее и преданнее человека Вы не найдёте. Женщины, кто хочет сделать себе подарок на 8 марта?

Мой адрес:

г. Иркутск-2, Теплотрасса, возле Ново-Ленино, третий колодец справа. Жду Вас, мои дорогие.

Дядя Фёдор.

18. Размышления. Человек большой друг собаки

Нежный и бархатный вечер. В первый день лета 2017 года немного взгрустнулось, глядя в открытое окно квартиры, что на улице Красноармейской. Во дворе уже нет никого, хоть времени-то всего ничего, десять часов вечера. Даже влюбленные, трепетно прижимавшиеся друг к другу в наползающих густых сумерках, исчезли куда-то со скамеечки. Никто не шумит, не галдит и не лазает по деревьям. Видимо, потому, что кокосы с бананами ещё не созрели. Ой, чего это я. Мы же не в Паттайе в тайских тропических широтах. Мы в родном Иркутске. Жизнь как будто бы приостановилась, раздумывая, чтобы такое отчебучить, чтобы такого неожиданного преподнести людям. А прока она размышляла, я набрал номер телефона Алексея Яшкина.

– Лёша, привет! Чё-то давненько не виделись.

– Ну, да. Послезавтра два дня будет. Чё, скучаешь?

– Да, я тут с тобой, Лёха, рядом. Подползай. От твоего дома на улице Грязнова до меня аж минуты три топать. У моей дочи Оли вчера днюха была. Мне супруга по этому поводу коньяк французский презентовала. Он стоит в баре и пищит. Жалобно так. А я на него даже внимания не обращаю. Типа, через пять лет ещё пять звёздочек на этикетку можно будет наклеивать.

– Ну, ты, Серёга, и садюга. Как же так можно. Я щас у супруги Оксаны поинтересуюсь и узнаю своё мнение насчет поздней отлучки из дома к тебе. Правда, поздновато уже. Да, я хотел тебе показать мою последнюю работу. Геодезисты заказали мне эмблему для изображения своего труда в виде гномиков. Я изобразил. Оценишь заодно моё творчество.

– Это, чё, те гномики из анекдота, которые являлись во сне мальчику и были причиной его энуреза?

– Ха-ха-ха. Не, это гномики из моего воображения художника. Их несколько. Есть даже гномы, бегущие от взрыва. Я видел, как взрывали горные породы на БАМе, когда меж гор прокладывали железнодорожную магистраль. Ассоциации остались в памяти.

– Всё жду тебя Алексей Витальевич.

Примерно через десять минут раздается телефонный звонок:

– Серёга, а у тебя подъезд какой – средний?

– Ну, да. Ты же был у меня.

– Какую кнопку на домофоне-то нажимать?

– Можешь любую. Только смотри, чтобы не нарваться. Я пошёл уже тебя встречать. Всё-равно будешь в чужой подъезд ломиться как в прошлый раз. Склероз надо было дома оставить.

Так и получилось. Лёша нажимал номер моей квартиры на домофоне соседнего подъезда. А отклика не было. Да и быть не могло. Железяка запрограммирована на свой перечень номеров квартир и в соседний подъезд звонить не будет. Можешь, конечно, ожидать в своё удовольствие. И вот мы сидим у меня в квартире. Немного поболтали, и я полез в бар. Там взгромоздилась пирамида из разных напитков.

– Чё, будем пробовать? Давай начнем с виски, – предложил я, задумчиво почесав репу. – Это старинный напиток из Шотландии.

Мы разлили по граммульке в бокалы, вообразив себя некими занюханными лордами, отбывающими ссылку в сибирской глуши.

– Блин, крепкий напиток, отхлебнув, поперхнулся Алексей. Хоть я и сделал малюсенький глоточек, а жжет немного в гортани.

– Это потому, что у него бочковая крепость, которая составляет 57—61 градус. Это тебе не купажный напиток с холодной фильтрацией и разбавлением до 43 градусов крепости дистиллированной водой. Это произведение из односолодовых спиртов, т.е. из стопроцентного соложеного ячменя и этот виски выдержан в дубовых бочках. А ещё есть древние секреты его производства – это тайна, покрытая мраком, – начал вещать правду в три короба я.

– Перед розливом этого элитного напитка в бутылки его для очистки и придания специфического аромата пропускают через органический фильтр. Этот фильтр представляет собой особым образом высушенный и очищенный от всего ненужного конский навоз. Это древний рецепт. Вот прислушайся к послевкусию… – Чувствуешь? – пытливо спрашиваю я.

Лёша допил свой бокал и задумался, глядя в потолок.

– Не, ничего не чувствую. Хотя я рос в деревне, и разные сельские ароматы знаю не понаслышке. Я даже у коровы роды принимал.

Представляешь, телёнок начинает выходить вперёд ногами. Потом показывается его голова. Если её не удержать наруже, то происходит как бы засасывание её назад со смачным, чмокающим, звуком. Мы даже верёвками за шею детёныша перехватывали, чтобы быстрее высвободить из утробы коровы-матери.

– Во, блин, куда нас вынес культурный разговор из говна в пи…, ну, в общем, Вы понимаете куда, – подумалось мне. – Лёша, чё, ещё вискаря пригубим?

– Не, Серёга, мне чё-то конский навоз расхотелось жрать.

– Во здорово, значит я виски сэкономил, – засмеялся в ответ я.

– Давай, Лёха, теперь французского коньячка накатим.

– Давай. Только ты, Серёга, должен знать, что коньяк бухать во Франции стали давно. Большинство людей, проживающих на той территории, в те далёкие времена были неграмотными, невежественными и дремучими. Даже их вельможная знать была поголовно тупорылая. Только тогда, когда в 1050 годах грамотная и просвещённая Анна – дочь князя Ярослава Мудрого стала женой французского короля Генриха первого и королевой Франции, там наметилось движение к прогрессу. Ты представляешь, знать плясала в замках на балах, а по нужде вельможи ходили в примыкающие помещения-залы. Чтобы заглушить зловоние, исходящие оттуда, и были придуманы, ставшие сейчас знаменитыми французские духи.

– Не могу врубиться, это ты к чему сказал. Что коньяк от этих говнюков пить не будешь?

– Не, это так, к слову пришлось.

Буль-буль-буль. Французский коньяк цветом янтаря заиграл в бокалах. Мы пригубили и стали ждать, когда нахлынет послевкусие. Ждали, ждали. Потом, не сговариваясь, начали громко смеяться. Как не вытяпывайся, всё равно мы не сомелье и в этой вкусовой радуге нихрена не понимаем.

Уже почти час ночи, время за разными разговорами пролетело незаметно. На столе две полные бутылки элитного алкоголя, из которых мы пригубили совсем по чуть-чуть. Когда такое было? Обычно раньше горючего не хватало. Стареем или поумнели?

Во второе хочется верить, но что-то не очень получается.

Настало время расставаться. Провожаю Алексея к выходу. В полиэтиленовый пакет на дорожку положил виски и пузырь нашего родного медицинского спирта, бутылированный в бутылку от Баржоми. Это не какой-нибудь боярышник, это натур продукт. Он с огромной выдержкой по времени (простоял у меня дома неприкосновенным больше пяти лет), наверное, тоже пятизвёздочный, проверенный. Лёша шагнул за дверь в подъезд и опешил. Рядом сидели две огромные уличные собаки. При виде растерявшегося человека псы грозно зарычали. Страх и боязнь людей в отношении собак являются катализатором агрессии животных. Вот уже в зверином оскале показались острые клыки. Р-р-р-р. Р-р-р-р. Как вдруг на межэтажной лестничной площадке что-то зашевелилось и замычало. Мы пригляделись. Оказалось, это бывший интеллигентный человек. Очевидно, в сегодняшней борьбе с пьянством и алкоголизмом получивший от них уже ставший привычным тяжёлый нокаут. Мы вернулись в квартиру и выйдя на лоджию устремили свои взгляды на вход в наш подъезд. Там в ожидании сидела ещё одна здоровеная уличная собака. Видимо, мужик вошёл в дверь, которую автоматический доводчик не успел полностью затворить, когда за ним успели прошмыгнуть две собаки. Третья собака не успела и осталась наружи. Снова возвращаемся в подъезд.

– Эй, мужик, на улице тепло, забирай собак и уходи отсюда, – командным голосом, не терпящим возражения, произношу я.

Собаки тут же устремились вверх по лестнице. Они уселись рядом с лежащим человеком, всем своим видом показывая, что в обиду друга не отдадут. Защита более чем убедительная.

Мне стало грустно, защемило сердце. Но, что я мог поделать? Эта группа являла собой угрозу для жильцов. Могли пострадать дети и пожилые люди. От нападения никто не был застрахован. Эта милая дружба опустившегося человека и животных была небезопасна в замкнутом пространстве для всех окружающих. Да, они были, именно, друзьями. Это читалось. Этот загнавший сам себя в трудную жизненную ситуацию человек не мог являться хозяином для этой своры бездомных собак. Хозяева заботятся о своих питомцах. А он заботиться по-настоящему не мог. Они были равными членами своего сообщества – собаки и человек. Они вместе, шарясь по помойкам, добывали себе пищу. Вместе бродяжничали, вместе ночевали. И, наверное, по-своему любили друг друга. Наверное, мужик в своей прошлой сознательной жизни был добрым человеком. Со злыми и подлыми людишками собаки водить дружбу не станут. Они на инстинктивном уровне чувствуют, кто есть, кто. А сейчас не очень понятно кто из этой своры является человеком, а кто собакой. Существо о двух ногах в угоду своих сиюминутных потребностей, наверное, может тебя, и придушить, и нож тебе в спину всадить. У него уже давно изменённое сознание. Постепенно алкоголь вымыл из мозгов ростки добра и сострадания. Да и само его сознание уже представляло собой рваное полотно животных инстинктов с грязными и постепенно отваливающимися лоскуточками человеческих эмоций уже не нужного этому индивиду добра и сострадания. Социальная ответственность утрачена. Нет никаких обязательств ни перед кем, ни перед самим собой. Жизнь катится вниз по наклонной плоскости. И только собаки подставляют свои плечи, тела и свои сердца, чтобы это двуногое существо еще продолжало быть наплаву сермяжной жизни.

Леша вспомнил, что видел этого мужика спящим на тротуаре улицы Грязнова. Он спал в алкогольном угаре, а собаки сидели рядом и никого не подпускали к нему. Даже милиция, проезжавшая мимо, опасалась забирать пьяного бедолагу. Не хотели, по-видимому, стражи порядка вступать в бой со сворой агрессивных собак.

– Жажда принятия алкоголя или другой дури – вот единственное, что отличало устремление падшего человека и собак, ведущих совместный образ жизни, – печально подумал я.

Мужик ушёл, следом из подъезда выбежали собаки, и они все вместе поплелись в ночи на другое место ночлега, чтобы завтра искать себе пропитание, а собакам снова защищать от людей своего одуревшего в очередной раз друга алкоголика.

Леша тоже ушел домой. А я в эту ночь не смог уснуть.

На следующий день Лёша пригласил меня на шашлыки. В его дворе мы с Алексеем, красавицей Оксаной – его женой, Нуриком – прекрасным парнем, соседом, уроженцем Киргизии, болтали и ели мясо, запивая шотландским виски, имеющем старинный загадочный аромат. Бизона не было, поэтому мяса хватило всем и даже осталось. Все субпродукты от готовки мы отдали уличным собак.

19. Анютины глазки. Первая любовь и последняя

Филипок, так ласково звали Славу Филиппова друзья и подруги. Он был смешливым и озорным парнем. Но при этом среди бродовских слыл настоящим бойцом, бесстрашным и непримиримым к проявлению несправедливости. Бродом или Бродвеем молодёжь называла главную улицу города Иркутска Карла Маркса. А до Октябрьской революции 1017 года в царскую эпоху она именовалась Большая улица. Во все времена на ней происходили замечательные мероприятия. Здесь праздновали различные значимые события. Здесь проходили массовые гуляния, многолюдные шествия. По будням и в выходные дни сюда приходили просто прогуляться, на других посмотреть, себя показать. Здесь вельможи чинно разгуливали с возлюбленными. На старинных фотографиях такие проминажи выглядели особенно трогательно. Дамы в длинных платьях в ажурных шляпках. Наверное, были и другие персонажи, но в истории они не остались запечатлёнными на фото. Видать не слишком презентабельными были их рожи и одеяния. Вот фотографы и не тратили на них драгоценные негативы. Зато расфуфыренные кавалеры были с очень важным видом. Кареты, запряжённые лошадьми, казались верхом совершенства и изящества. А теперь разные современные баламуты выгуливали своих тёлок, так называли легкодоступных девушек. Да ещё влюбленные, нежно переглядываясь и робко держась за руки, прогуливались среди других людей, отдыхающих от работы, от борьбы за выполнения и перевыполнения планов Советских пятилеток.

Набережная реки Ангара, названная в Советские времена бульваром Гагарина, была ещё одним местом культурного отдыха горожан. Здесь в самом центре Иркутска нередко проходили и разные разборки, поскольку сталкивались разные люди с различными интересами, помыслами и устремлениями.

Славка Филиппов шёл по Броду непринуждённо поглядывая по сторонам. Он никуда не торопился и никого не ожидал встретить. Девушки у него не было. Друзья отдыхали на острове Юность, который тоже находился в самом центре города. Рядом с началом улицы Карла Маркса была перемычка, которая перекрывала течение Ангары в узком месте и открывала доступ к водной прохладе некогда чистого и уютного залива, ставшего уже полуостровом Юность. Но Филипок шел от железки (железнодорожного двора) совсем в другую сторону. Он с улицы 5-Армии свернул влево в сторону памятника Ленину. Хотел прошвырнуться с бороды на лысину. Так в шутку называли маршрут следования с улицы Карла Маркса на улицу Ленина.

Внезапно из зарослей кустов, что со стороны газона от Драматического театра, стал доноситься звук плача или скорее всхлипывания. Этот звук был тихим и надрывным. В нём было столько горечи и боли. Слава остановился, прислушался и направился к источнику этих нечеловеческих страдании, казалось, исходивших от раненного, разрывающегося сердца, захлёбывающегося в эмоциях космического горя. Там он увидел полусидящую, опирающуюся одной рукой об грязную землю, молоденькую девушку. Взгляд её голубых глаз был стеклянным. Слёзы беспрерывным ручейком струились, падая на обнажённую девичью грудь. От рыданий и спёртого, прерывистого дыхания грудь содрогалась в угасающем ритме. Казалось, что девушка была готова умереть, не сходя с этого места. Места насилия и надругательства над ней. Её новенькое платьице было разодрано. Лицо в побоях. Из носа текла кровь. Кровь также была и на подоле истерзанного платья.

– Боже мой. Что случилось? Меня зовут Слава, можно просто Филипок. А как тебя зовут? – залепетал ошарашенный Филипок, обращаясь к насмерть перепуганной девушке.

Он поднял её с земли. Поправил, как мог то, что ещё осталось от платья и могло прикрывать фигуру девушки. Надел на её плечи свой пиджак, обтёр её лицо от крови своей рубашкой и начал выслушивать рассказ бедолаги.

– Зовут меня Анюта, – девушка, почувствовала заботу и тревогу за неё настоящего мужчины, который был готов оказать ей помощь, защитить. Она грустно улыбнулась. – Филипок звучит забавно.

– Это меня так кореша прозвали ещё в детстве. Фамилия у меня Филиппов. Вот и прилипло прозвище на всю жизнь. А, чё, мне нравится. Совсем даже не обидно, – заулыбался Слава, разглядывая девушку. – А ты красивая, однако. – Рассказывай, что случилось?

– Стыдно мне об этом говорить. Да, ладно. Я приехала учиться в медицинский институт. Сама я из Тайшета, там живут родители и брат. Вот сегодня пошла погулять. Хотелось на бульваре Гагарина Ангарой полюбоваться. У нас тоже речка есть Бирюса, только она не такая большая, но тоже очень красивая. Но не дошла я, не успела. Возле Драматического театра на меня налетели двое здоровенных парней, им помогали ещё двое. Они меня потащили в кусты в палисадник. Я отбивалась, кричала, но никто не пришёл ко мне на помощь и милицию даже не вызвали. От ударов кулаком в лицо я на какое-то время потеряла сознание. Когда очнулась, то меня уже насиловали. Двое пацанов держали руки и зажимали рот, а двое верзил упражнялись внизу. Гады, сволочи. Какой я теперь мужу достанусь, что со мной будет? Ведь я была девственницей. Берегла себя для будущего любимого. А теперь позору не оберёшься, – Анюта опять горько заплакала и прижалась к Славе.

– Что за народ такой? Моя хата с краю. Никто не вмешался, не спугнул хотя бы этих козлов вонючих, – подумал Филипок.

А вслух произнес: «Куда тебя, Анюта, проводить: в больницу, в милицию или ещё куда»?

– Не знаю я. В милицию не хочу, боюсь. Допросы, расспросы – это дополнительные унижения. Да и мужики в основном в милиции работают. Будут надо мной надсмехаться. Да и защитят-то они навряд ли. У тех гадов нож они, когда меня волокли им в левый бок под ребро упирались. Мол, будешь орать, и сопротивляться прирежем. Они ведь могут подкараулить на улице и убить. Таким терять нечего. А заступиться за меня в Иркутске некому. Да и в Тайшете тоже. Даже мой родной брат издевался надо мной, бил и даже пинал ногами, когда я была ещё подростком. Одна боль мне от мужчин.

– Слава, а проводи меня до общежития. Я там переоденусь. Девчонки старшекурсницы меня осмотрят, помогут по медицинской части. Я тебе пиджак потом или сразу верну. Хорошо, Филипок?

– Хорошо. Пойдем Анюта. Я тебя провожу и в обиду никому не дам. Не бойся, теперь у тебя есть защита в моём лице, конечно.

При подходе к памятнику Ленина Анюта задрожала и, судорожно вцепившись в руку Славы, стала прятаться за его спину. Было видно, что она жутко напугана.

– Слава, это они, – еле вымолвила девушка, показывая взглядом на группу парней, вальяжно стоявших и о чём-то бурно разговаривавших на перекрёстке двух главных улиц города.

– Ну, ты, Анюта, говорила, что за тебя заступиться некому. Сейчас я не только заступлюсь, я отомщу за тебя этим мразям. Они долго будут помнить этот вечер. Подонки грёбаные. Сейчас увидишь всё своими глазами. Не бойся, ты со мной.

– Ребята, разговорчик имеется, – презрительно сплюнув через нижнюю губу, произнёс Вячеслав, отпустив из своей ладони руку испуганной Анюты.

Парни опешили. Они вчетвером. Они не могли ожидать такой наглости от пацана, не отличавшегося большими габаритами. Двое насильников были аж на две головы выше Филипка. А двое их пособников (подсобных «рабочих») были невысокими, но коренастыми. Настроены они были круто и жёстко. У одного из них в руках сверкнула финка. Атмосфера начала раскаляться, как над вулканом, готовящимся к извержению лавы.

– А не пошёл бы ты, шибзик, к такой-то матери, – язвительно ответил Филипку один из здоровяков и громогласно захохотал. Гы-гы-гы. Гы-гы-гы.

– Так до хлебальника я, пожалуй, не дотянусь. Длинные гадёныши. Тогда ловите, гады, – успел подумать Слава и мощнейшими ударами с двух ног попеременно нанёс разящий урон противнику в нижнюю часть тела в область мошонки.

Сейчас бы это назвали запрещенным приёмом кикбоксёра или бойца ММА. А тогда Филипок просто применил навыки отличного футболиста. Только предметом удара был не мяч, а похотливое плотское естество негодяев насильников. Гол надо было забивать, однозначно. Если промахнёшься, тебя самого могут забить до смерти. Послышался страшный скрежет разрывающейся на части биомассы «единственной извилины – органа мышления» этих криминальных индивидов. Ужасающие вопли сотрясли округу. Даже голуби, восседавшие и гадившие на голову вождя мирового пролетариата Ленина, испуганно вспорхнули, оставив памятник наедине со стонами, взорвавшими всю округу. Оба амбала скрючились, забившись в конвульсиях. Тут-то их челюсти оказались в зоне досягаемости кулаков Вячеслава. Последовавшие молниеносные удары с обеих рук и скрежет сломанных челюстей завершили акт возмездия. Два, совсем ещё недавно, издевавшихся над Анютой парня, уже поверженными и почти бездыханными лежали у ног девушки.

Филипок, улыбаясь от азарта и успеха, обернулся в стороны девушки. Его глаза кричали: «Зло не должно оставаться безнаказанным. Вот смотри, Анюта, смотри, я отомстил за тебя. Враг повержен». Девушка была близка к шоковому состоянию от ужаса, но её глаза были переполнены благодарностью к этому почти незнакомому парню, бесстрашно вставшему на её защиту.

В этот момент последовал удар ножа в спину Славы, отвлекшего свой взгляд от поединка всего на долю секунды. Филипок вскрикнул. Затем он, обернувшись, как вертушка, к которой был привязан кузнечный молот, сокрушительным ураганом ударов уложил на асфальт рядышком с их хозяевами оставшихся двух противников. Как выяснилось впоследствии, рана у Филипка оказалась не опасной. Нападавший с ножом в руке парень упал плашмя. Рожа агрессора со всего маха врезалась в дорожное полотно улицы, окрасив его красной жижей. Слава в горячке выхватил нож из руки своего несостоявшегося убийцы. И всадил ему в ягодицу. Рукоятка ножа заиграла, завибрировала. Сегодня, наконец-то, нож нашёл себе достойные ножны-футляр для безопасного хранения. А, что в этой жопе ему и место…

Сизые облака играли в закатных лучах солнца. Казалось, что они тоже ликовали победе добра над злом. Они радовались, глядя на Филипка, и грустили, переживая за Анюту. Им с высоты видно далеко, но они не смогли предупредить о надвигающейся опасности нашего молодого человека, хотя очень старались. Облака закручивались в вихре. Потом опускались низко к земле и стремительно взлетали вверх. Они становились темнее и темнее. Они уже совсем почернели. Казалось, что облака с тревогой кричали парню: «Филипок, берегись! Славка, спасайся! Убега-а-ай». Но наш молодой боец ничего не слышал. Он любовался Анютиными глазками. Они уже не были теми стеклянными, которые он увидел в первое мгновение их встречи. Её глаза светились в этой опускающейся темноте синими лазерными сапфирными лучами. Их свет преломлялся в сознании нашего героя, всеми цветами радуги, согревая и лаская его взволнованное юношеское непорочное сердце.

– Какие же они – эти глаза, прекрасные и добрые, – думал, восхищаясь их красотой, Филипок. – Какая необыкновенная эта девушка Анюта. Я без неё, кажется, уже не смогу жить. Да, да, не смогу, не смогу!

Чувство притяжения и любви стали вытеснять в его мыслях ощущения сострадания и жалости к этой безвинной и недавно ещё беззащитной девчонке. Он стал ощущать непреодолимое влечение к своей новой знакомой. Только эти светлые силы притяжения внезапно встретили сопротивление, жёсткое и грубое противодействие. С четырёх сторон и по «Бороде», и по «Лысине» к месту события подъехало четыре милицейских воронка. Славке выкручивали руки, его душили крепким хватом сзади. Потом повалили на асфальт и заковали в наручники.