Текст книги "21 история о жизни и о любви"

13. Дом престарелых
Александр и Александра

Михалычу, как главному врачу санатория в районной администрации поручили кураторство и заботу о доме престарелых. Он сразу взялся за мероприятия по подготовке к зиме. Завёз шифер и сам лично приехал контролировать ход ремонтных работ. Чтобы лихие люди не растащили его по своим домам, такое, к сожалению, бывало. Тогда крышу чинили разными обломками.

Пока работяги лазали в чердачных высях, Михалыч пошёл знакомиться с обитателями сего богоугодного заведения. В основном жителями приюта были старые бабушки. Но бывало и стареньких и сморщенных мужиков, подбрасывала им судьба. Но это же мужики! Бабулечки, которые ещё могли соображать, тянулись к представителям сильного пола. Теплилось у них ещё в памяти что-то своё, связанное с прошлой жизнью и мужчинами. Главврача тогда не на шутку поразил рассказ медсестёр о вспыхнувшей любви между 93 летней бабой Шурой и 85 летним ветераном войны Александром Дмитриевичем.

А дело было так. В дом престарелых пришла своим ходом баба Александра, все её любовно называли Шура, Шурочка. Она завещала свою квартиру этой обители стариков. Говорила, чтобы внучки с правнучками не перегрызлись из-за наследства. Ей было одиноко и грустно жить в четырех стенах городской квартиры.

А когда поплохело, сама себя уже обслуживать не могла, стало совсем невмоготу. Она и подалась в приют для стариков.

А тут на природе, в тепле при внимании персонала совсем другое дело. Много старых людей, какое – никакое общение получается.

Заботы и разговоры, общие темы бесед о прожитой жизни.

Муж бабы Шуры Иван погиб в самом конце Великой отечественной войны. Она осталась одна, поднимать и выводить в люди пятерых детей. Красы она в молодости была неописуемой. Сватались и пытались клеиться к ней разные мужики. Но она к себе никого не подпускала. Всё ждала мужа Ивана с войны. Вдруг он живой, а эти две похоронки из военкомата по ошибке прислали.

Клавдия, её подруга, мужа-то своего дождалась. А тоже похоронку получала. Вернулся её Кирилл без ног весь больной. Но это же её любимый, её единственный мужчина. Хоть и пил он безбожно, но это же не сам по себе он такой. Это война его переломала и искалечила. Оправдывала мужа Клавдия. Так и прожили они всю жизнь. Бывали и побои, она всё стерпела и похоронила мужа с почестями, когда время пришло уходить Кириллу в иной мир.

А Шура замуж выходила не по любви. Родители так распорядились. Стерпится, да слюбится. Вот и стерпелось, и слюбилось, и детки пошли один за другим. Если бы не война, порадовала бы Ивана ещё сыночками и дочками. Но судьба распорядилась иначе… Шура осталась верной и преданной своему Ивану. Дети были для неё единственной отдушиной, её самой светлой радостью и памятью о муже. Шло время, состарились и померли уже все её дети. Многочисленные внуки и правнуки бабушку любили, да дел у них у каждого своих тьма тьмущая. Устала она от мирской суеты и сама ушла в дом престарелых.

Тут уже долгое время проживал Александр Дмитриевич, он бывший офицер и вдовец. Детей не нажил, вот и коротал свои дни среди старичков и старух. Таких же, как и он сам.

Администрация учреждения отмечала день рождения каждого своего подопечного. Вот и 15 апреля бабу Шуру начали с утра поздравлять, кто как мог, с её 94 годовщиной со дня рождения. Присоединился к поздравлению и седой ветеран войны, бывший подполковник. В душе Александра Дмитриевича пылал пожар. Со стороны молодому наблюдателю могло показаться, что происходящее не что иное, как простые старческие причуды. Однако всё было не так. Машина времени, как будто бы, вернула Дмитрича в молодые годы. По объёму его страсть была такая же, как в юности. Только доля физического в этой энергетической субстанции любви была значительно меньше, чем духовного. Зато амплитуда душевных чувств зашкаливала. Эти чувства не были по-жеребячьи восторженными, как в молодости. Они были утонченными, изысканными и проникновенно нежными. Страсть никуда не исчезает, она может дремать, но живёт вечно и уходит вместе с человеком, с его сознанием в свой вселенский аккумулятор чувств. В этом космическом накопителе человеческой энергии, наверное, чувства страсти самые яркие, самые амплитудные.

Александр Дмитриевич подошел к Александре – Шурочке строевым шагом. На его кителе сверкали начищенные до блеска боевые Ордена и медали. Он дрожащим от волнения голосом произнёс: «Шурочка, милая, с днем рождения тебя. Выходи за меня замуж, будем вместе доживать отведенные нам Богом дни».

Он вручил ей охапку подснежников. Эти ранние весенние цветы были заблаговременно приготовлены нашим «Ромео». Он вчера успел облазить солнечные склоны сопок, на таёжных полянах и собрал цветы, вылезшие из-под снега на проталинах. Глаза бывшего боевого офицера смотрели на свою избранницу искренне и доверчиво. В них уже угадывались наворачивающиеся слезы. Только не было известно ещё всем окружающим, какими будут эти слезы. Слезами радости или слезами печали. Все старушки зачарованно смотрели на происходящее. Их уже давно выплаканные глаза тоже заблестели мокрыми огоньками. Огоньками жизни и надежды.

– Ах, какая счастливая наша баба Шура. – Какой прекрасный кавалер этот Дмитрич! – думали старушки.

Наша «Джульетта» смотрела на «Ромео» и не знала, что сказать в ответ. Он ей, безусловно, нравился. Всегда внимательный и обходительный. Эрудированный и начитанный человек. Они часами могли обсуждать, перечитанные вновь, произведения классиков русской литературы. Они вместе смотрели телевизионные передачи и радовались успехам нашей страны.

Они были настоящими сибиряками и патриотами России.

Баба Шура была крепкой старушкой и выглядела, чуть ли не моложе всех остальных постояльцев – пожилых женщин.

Она не могла уже пуститься в пляс, но у неё был такой завораживающий голос. Она первая запевала песню, когда все сидели в холле длинными зимними вечерами. Все, кто мог, подхватывали мелодию. Потом ещё долго звучали старые русские романсы и песни военных лет. Не мудрено, что Александру Дмитриевичу она понравилась, но, чтобы так…

Наконец, «Джульетта» сказала – Да! Все сидели и ревели, как малые дети. Наверное, первый раз в этой своей зрелой жизни они плакали от радости. От радости жизнеутверждающего события. От радости любви. Жизнь продолжалась. И ни какая – ни будь старушечья, а самая настоящая Жизнь. Кто-то затянул протяжную старинную песню:

 
Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбацкую лодку берёт
И грустную песню заводит,
Про Родину что-то поёт.
 

Все плакали, радовались и пели, пели почти без остановки весь вечер. Администрация дома престарелых выделила молодожёнам отдельную комнату. Вернее, из двухместной переселили старушку, проживавшую с бабой Шурой в другую комнату. Молодые супруги жили счастливо, но не очень долго, почти два года. Сначала ушёл Александр Дмитриевич. Случился обширный инфаркт миокарда. Следом за ним мир покинула баба Шура. Сейчас их могилки рядом. Почти всегда на них полевые цветы. А весной кто-то приносит желтые и фиолетовые подснежники. И букетики маленьких весенних «солнышек» посылает сигналы любви и добра в далекий космос. Они – эти цветы, также согревают всех нас, тех кто приходит помянуть «Ромео и Джульетту» из дома престарелых.

14. Хлебните мочи, гады

Арабские Эмираты необычная страна. В песчаной пустыне образовались оазисы цивилизации. Возникли красивые современные города, аэропорты. А вот взаимоотношения между людьми здесь обычные и таможенники такие же, как везде, с теми же пристрастиями и привычками. Одно время с другом Лёхой из Усть – Илимска мы зачастили на Дубайские пляжи. Наверное, это одно из великих завоеваний конца восьмидесятых годов прошлого столетия, перестроечной эпохи – возможность свободно перемещаться по всему миру. Каждые полгода мы грелись на полыхающем зноем пляжном песке и резвились в целебных морских водах. Поскольку с алкоголем там напряг, продажа ограничена, а пьянство считается великим грехом, за живительной для нас влагой приходилось ездить в Эмират Аджман. Тридцать минут и… Там недалеко от отеля «Аджман Кемпински» находится магазин – оазис спиртосодержащих напитков на все вкусы. Даже гурманы «зеленого змия» могут найти удовлетворение своим самым изысканным вкусовым потребностям. На самый дорогой коньяк в мире – «Henri IV Dudognon Heritage Cognac Grande Champagne» по цене бутылки в 1 млн. 875 тыс. долларов США денег тратить не стали, наверное, по причине их отсутствия в таком количестве. Даже на Courvoisier L’Esprit Decanter, что по 4 тыс. долларов США за бутылку денег пожалели. Уходить без покупки мы не могли, взяли коньяк исходя из своих финансовых возможностей. Уинстон Черчиль говаривал, что коньяк подобен женщине. Не пытайтесь взять его штурмом. Понежте, согрейте его в своих руках прежде, чем приложить к нему губы. Мы такой совет воспринимали в прямом смысле – пить надо с бабами в будуаре с кондиционерами и согревать их своими руками…

В Эмиратах распивать спиртные напитки в общественных местах и шарашиться нельзя (можно запросто на нары загреметь). Но при выходе из магазина мы обнаружили двух как у нас принято говорить цуциков. Два молодых мужика неуверенной походкой направлялись в магазин, очевидно, за новой дозой алкоголя. Их белые платья, называемые кондурой, были распахнуты. У одного белый платок «гутра» развязался и съехал на плечи. Вязанная кружевная шапочка «гафия» на его макушке еле держалась. Пояс «вузар» на нижней рубашке, называемой фанилой, развязался. Короче, пацан распоясался. Второй – покрепче, хотя тоже потрёпанный. Он придерживал друга под руку и не давал ему упасть. Такая родная и милая картина, какую нередко можно встретить в Иркутске. Мы засомневались – может это ряженные русские? Услышав русскую речь, парни бросились к нам брататься. Сразу стало понятно, чья школа, чьи привычки они переняли. Злобная западная пропаганда могла бы не без основания говорить о коварном и разрушительном русском следе.

Мы попытались по-английски пояснить им, что бухать вредно.

Но ребята не поверили и пошли за продолжением. А мы поехали в гостиницу. По дороге познакомились с двумя англичанами. Потом выпивали вместе с ними в нашем гостиничном номере. Ну, прямо как по Черчилю. Коньяк был удивительного вкуса (жаль забыл его название, да и делать рекламу западному товару не хочется, так как в России ясть тоже клеевые напитки), аромат послевкусия просто завораживал. Англичанки нам тоже понравились. Нет, конечно, ничего особенного. Две письки, да четыре сиськи, удивляться особо не чему. Да, и послевкусия к счастью не случилось, к венерологу обращаться не пришлось. С иностранками покувыркаться, по крайней мере, хоть юридически безопасно.

За связь с арабкой, хоть они переодически и напрашивались сами, можно угодить на нары и надолго остаться на «заслуженном отдыхе» в этой стране суровых нравов.

Две недели пролетели быстро. В обратную дорогу Лёха в городском магазине «Дюти Фри» взял такой же, как мы выпивали, коньяк. Покупку в магазине надлежащим образом упаковали, запломбировали, чтобы был беспрепятственный допуск в самолет в качестве разрешенной ручной клади по международным правилам.

Однако, на таможне арабский инспектор отобрал у Лёхи этот драгоценный груз. Лёха «полез в пузырь», вызвал начальника таможни. Разбирательство обещало быть долгим и нудным.

По-арабски мы не разговаривали, а аборигены специально нас разводили – типа, по-английски не шпрехаем. Я силой забрал Алексея из этих разборок. Сказав: «Всё Окей, претензий нет, самолет ту-ту, досвидос ку-ку». Арабы сразу всё поняли, обрадовались: «Окей, окей, ту-ту. Гудбай. До свидания русс».

Всю дорогу в самолете Лёха ворчал и тихо матерился. Ругал себя:

«Зачем взял коньяк в городе, а надо было, наверное, в самом аэропорту. Тогда бы не отобрали».

В следующую поездку все повторилось, хоть и приобретение коньяка было в аэропорту в магазине беспошлинной торговли Дюти Фри. Видимо, коньяк уж больно хороший был. А нахаляву выпить благородный напиток любому надзирателю хочется. Вот и второй прокол случился у нашего Лёхи. Не дождались Сибирские кореша хваленого напитка. В третью поездку Лёха уже готовился основательно. Набрал каких-то упаковочных материалов для маскировки и скрытого провоза вожделенного напитка. Проблема была в его якобы дефицитности именно этой марки коньяка и невозможности приобрести его где-то в другом месте. Поэтому только тут он и был в продаже. Как, уж, он собирался тайно провозить, я не знаю. Я свой запихал в чемодан для сдачи в багаж.

Но вечером перед вылетом в аэропорт на мое предложение провезти его коньяк в своих желудках, он живо откликнулся.

Глаза Лёхи загорелись сумасшедшим блеском. Руки задрожали от предвкушения чего-то тайного и коварного, задуманного им.

Я не мог ничего понять, но Алексей просто преобразился.

Он как черный демон летал по гостиничному номеру, приговаривая: «Ну, я им сукам покажу. Они меня запомнят. Ух, запомнят».

– Лёха, что с тобой, объясни, – спрашивал я.

– Потом узнаешь, Серёга, потом, – полным грубой загадочностью голосом, скрежеща зубами, шипел перевозбуждённый своим воображением Лёха.

Содержимое бутылки подходило к концу. Сквозь затемненное стекло я видел, что еще пару рюмок и процесс заполнения наших природных предполётных резервуаров закончится. Волшебное послевкусие растекалось по жилам, небесный аромат благородного коньяка заполнял всё моё существо. На меня накатилось блаженное бархатистое тепло. Лёгкий хмель сказочно кружил голову, напевая голосами птиц божественные мелодии. Мне было необыкновенно хорошо. Моё сознание устремилось ввысь в космическую бездну. Среди вселенского мрака и холода я ощущал ласкающие меня алкогольные лучики света и тепла.

Моё полное расслабление и вселенскую гармонию покоя прервал взволнованный голос Алексея: «Серёга, ладно, я поведаю тебе свой план. В пустую бутылку, освободившуюся от коньяка, я банально написаю. Если мне не хватит до заполнения, ты мне поможешь»?

– Конечно, Лёха, о чём базар, помогу без вопросов. На хорошее дело и мочи не жалко. Только дальше-то что? – спрашиваю я.

А Лёха, улыбаясь, достаёт из своего чемодана домашние заготовки принадлежностей для запаковки бутылок.

– Взял у профессиональных фальсификаторов алкоголя, которые из технического спирта бодяжат и катают, типа, элитный коньяк, – и Лёха с гордостью показал разные прибамбасы.

Процесс пошёл. Наконец, бутылка заполнена. Пробка закрыта. На горлышко одет черный синтетический чулочек. К нему поднесена зажигалка. Равномерно прогреваясь, чулочек плотно облегает горлышко бутылки. Всё готово от фирмы не отличить!

Потом в аэропорту наш «коньяк» в прозрачном полиэтиленовом пакете как наживка тут же стал добычей строгого таможенного инспектора. При этом в качестве «злодея» во всех случаях выступал один и тот же араб. Такой противный и нахальный.

Лёха наиграно возмущался, что-то орал. Призывал к совести и состраданию. Я, как и в первый раз, разрядил обстановку: «Всё Окей, претензий нет, самолет ту-ту, досвидос ку-ку». Арабы опять всё поняли, обрадовались: «Окей, окей, ту-ту. Гудбай. – До свидания руссотурист». В самолете Лёха почти сразу безмятежно уснул.

Во сне он иногда нервно вздрагивал, но с лица его не сходила блаженная улыбка. Он видел, как после смены арабские таможенники, как, впрочем, многие другие в иных странах, притащили в свою подсобку не учтенный конфискат. Поскольку подсобка была без окон, Аллах туда, наверное, не заглядывал и распивание спиртного как нарушение религиозных догм не видел. Многие служители порядка были уже в подпитии, когда череда дошла до Лёхиного «коньяка». Разлили «благородный напиток» в бокалы. Кто-то выпил залпом, кто-то начал смаковать мелкими глотками, пытаясь вспомнить волшебный аромат. А потом…

– Саид, это что такое? – стали вдруг взволнованно вопрошать таможенники. – Что за напиток? Ты где его взял? – Фу, это же моча… Потом все начали блевать. Ужасные звуки, извергающиеся из глоток при опустошении желудков, заполнили пространство всей подсобки. Кто-то начал корчится от боли и ужаса. У кого-то случился инконтиненция и энкопорез – акт самопроизвольного выделения мочи и кала. Наверное, там, в придачу к содержимому оказалось ещё и сильное слабительное. Сон Алексея прервал голос бортпроводника: «Прошу всех пристегнуть ремни, через двадцать минут мы совершим посадку в аэропорту Шереметьево. В Москве температура воздуха минус 25 градусов, идет небольшой снег».

– Лёха, а ты, чё, весь полет улыбался-то во сне? – спрашиваю я.

– Да, так, видение или сон хороший был. Сердце моё порадовалось, – широко улыбаясь, ответил мой друг.

Больше у нашего Лёхи в аэропорту Дубай ничего не отбирали, ни таможенники, никто другой из надзирателей за безопасностью полетов. А такой же коньяк я встретил потом в магазине «Элитных вин» в Иркутске, что на улице Степана Разина. Правда, покупать его не стал. Вдруг там ещё одна Лёхина бутылка попадется.

15. Иван да Марья. Да произведение их – Дарья

Витязи, богатыри, да бояре иркутской братвы держали Совет, разговоры говорили-разговаривали в тереме высоком. Был там и наш Иоанн. Жизнь надвигалась дремучая. Горазды стали силы тёмные. Ватажатся стали гады всякие. Вот и пускали клубочек наши братки, смотрели. Катился он, да подпрыгивал, путь показывал к силам тёмным. Ворогов указывал. Да мысли мудрые подсказывал. На битву праведную звал за сторону родную.

Голос небесный глаголил: «Царица Небесныя, – Пресвятая Дева, Мати Божия, Светом Сына Своего нас просветляющая, покровом Покрывающая, Русь святую воскрешающая. Пресвятая Богородице, избави нас от всякого зла и сотвори чудо спасения!

Упыри в погонах, да зверьё приезжее стремились подмять под себя торгашей, да купцов местных. Опутать их своими цепями чёрными собиралися, терема, да торговые лавки отняти стремилися».

Надёжа-воины Андрюха Сергиев, да Валерьян Брезга, да Хвёдор Делим молвили: «Биться надобно с вражьей силой окаянной. А нукося, кокору эту кокорину сами не выкорчаем, не одолее. Завсегда ведати и зрети поганскый дебрь придется. А си наши бойцы бити могут усеми конечностями як копытами кони, як молот паровой. Да убоятся злыдни все их ударов могучих, да разящих. Да задрожат распространители зелья ужасного, молодь убивающего, да калечащего. Да восстановится попранное злыднями понятие справедливости».

После совещания этого Иоанн вскочил в свою колесницу, заревели лошадиные силы, и тут показалась она…

Марья шла мимо. В руках большая и тяжелая сумка. Она выглядела усталой.

– Барышня, я могу Вас подвезти до дома или работы, меня зовут Иван, – хотел добавить царевич, но уже вышел из образа.

Девушка устало улыбнулась и произнесла: «Ваша помощь будет очень кстати, а зовут меня Марья». Так и познакомились, так и подружились. В машине Марья поправила свою коротенькую юбку таким образом, чтобы её стройные длинные ноги были максимально доступны для обозрения. Всю дорогу она улыбалась.

– А у Вас обалденные ножки, они на всём протяжении пути отвлекали меня от управления автомобилем, – рассыпался при расставании в комплементах Иван. – Буду рад быть полезным Вам в дальнейшем.

– И не только ножки, у меня всё обалденное. А дальше загадывать не будем, – засмеялась Марья.

Она вышла из машины и направилась на работу в здание с табличкой – Налоговая инспекция. Куда и подвёз её новый знакомый. Потом было много встреч, совместного препровождения времени. Начинала разгораться страсть плотского желания.

Недостатком кавалеров и отсутствием мужского внимания Марья не страдала. Мужчин было много. У неё даже было два «дежурных» бойфренда. По телефонному звонку любой из них приезжал, и профессионально с огоньком исполнял роль сексуального партнёра. Застоев и тоски по мужской ласке она не испытывала. Но тут случилось неожиданное. Она ждала близости с Иваном, и никакой другой мужчина её уже не мог взволновать. Хотя, возможно ей это просто казалось. А Иван, как опытный мужчина, чутко ощущал перемены в девушке. Но он не спешил, не торопился сам и не торопил события. И вот настало время, это произошло. Иван да Марья были в гостях у подруги Нины Венгеровой. Она сошлась с Дмитрием – парнем из Саянска, и в снятой для их совместного проживания квартире устроила что-то вроде новоселья. Иван был юморным и баломутистым собеседником. В нём причудливым образом уживались качества бесшабашного юмориста и очень серьёзного и ответственного в жизни человека. Нина, как опытный психолог по профессии, решила протестировать Ивана на предмет серьёзности отношений к Марии: «Иван, хотелось бы узнать, как Вы относитесь к женщинам.

Современные мужчины полигамны. Им стали чужды понятия преданности и верности. А Вы какой»?

Для Ивана было несколько странным отвечать на подобные вопросы девушке, которую он ранее не знал. Но выпито уже было достаточное количество шотландского виски. Рассказано столько смешных и скабрезных анекдотов на разные темы, в том числе и откровенных сексуальных. Вследствие чего казалось, что компания уже освободилась от комплексов и сидит, как будто бы в совершено обнаженном виде. Переход на столь щепетильную тематику был очень крутым и неожиданным. При этом, наверное, Нину волновало не столько отношение Ивана к отношениям между мужчиной и женщиной, хотя о подруге она тоже заботилась. Ей было очень интересно мнение на этот счет её избранника Димы.

И вот Иван приготовился вступить в диалог с Ниной. Мария и Дмитрий напряглись. Этот разговор напрямую касался их интересов. А у них уже была сформирована своя жизненная позиция, свои подходы и свои взгляды на эту тему. Им было уже за тридцать лет. Иван был постарше. Воцарилась пауза. Все уставились на Ивана в ожидании ответа. И вот Иван с лицом, преисполненным серьёзности и печали, тихим бархатным голосом произнес: «Мне тяжело в этом признаваться, но я по своей природе однолюб. И ещё я очень постоянный человек. Вот из-за этого мне приходиться часто страдать».

Девчонки с огромным уважением, затаив дыхания, стали ожидать продолжения откровений от Ивана.

– И, что, это значит, ты любишь свою единственную жену? А здесь тогда ты с чего вдруг оказался? – в недоумении и с нотками сомнения начал спрашивать Дмитрий.

– Нет, Дима, я женат уже в пятый раз. Я честный человек, если обещал, то каждый раз женился. А однолюб я потому, что люблю только одно – заниматься с женщинами сексом. А постоянный я потому, что мне постоянно хочется этим делом заниматься, и я занимаюсь, – задумчиво ответил Иван.

При этом у него был такой серьёзный и непоколебимый вид, чуточку улыбались только искорки в глазах, и они были с такой хитринкой…

– Ну, ты, блин, даешь, – закатился хохотом Димка.

И все давай весело и дружно смеяться. Пришло время покидать гостеприимных друзей. Марья с Иваном решили заглянуть в аптеку, чтобы купить на всякий случай презервативов. Но, увы, аптека закрывалась, и вожделенный предохранительный товар оказался недосягаем для воспылавшей сексуальным желанием нашей пары.

Колесница катилась по верхней набережной реки Ангара в граде Иркутске. Здесь в былые времена ещё в 1580 году оставили свои след первопроходцы атамана Ермака – Яков Похабов со своей дружиной. Здесь и был в 1661 году город заложен Иркутск. Вот и стали все иркутяне «похабниками». Автор этих сказаний уж точно. Здесь на берегу Ангары и приостановилась колесница с нашими героями. Не могли они дальше путь держать. Обрушилась на них страсть огненная. Запустил свои молодецкие руки наш витязь под одежды девицы – красы. Его персты судорожно ласкали дрожащее белое тело девичье. Его уста целовали трепетные перси. А красна-девица целовала в ответ добра-молодца. Её дыхание было прерывистым, сердцебиение учащенным.

Бледная луна ласково смотрела вниз на эту, охваченную жаром страсти пару. Лунное отражение прокладывало серебряную дорожку на водной поверхности Ангары. Она дрожала, и переливалось в студёных волнах сибирской реки. А волны гладили, целовали и нежно ласкали загадочный лунный лик. Омывали его прикосновением своих струящихся пальцев, пробегающих мимо водными потоками. И эта водяная лавина устремлялась вниз в русло реки, которое существовало уже много веков, как и сама Луна. В это время наш витязь Иоанн уже вонзил свой кожаный меч в лоно девицы красной. Энергетика зарождающейся новой жизни заполнила всё вокруг. В это время на фоне ликующей своим холодным величием природы внутри колесницы происходило природное таинство. Таинство, на фундаменте которого и существует всё живое. А на следующий день красна – девица ощутила в чреве своём еле уловимые импульсы жизни. Жизни, образовавшейся в результате их с Иоанном слияния. Они – эти импульсы исходили из глубин Вселенной и начинали вибрировать у неё внизу живота. Эта была их Дарья, посланная Божественной силой.

Но дальнейшая жизнь с Иваном у Марьи не сложилась.

Страсть обоюдно утихла. Марья стала возвращаться к привычному для неё и уже сложившемуся ранее ритму жизни, в том числе и к прежним сексуальным отношениям. Занялась поиском нового постоянного мужчины на всю жизнь. Правда не афишировала это.

Иван в силу, названного выше своего «однолюбства и постоянства», увлекся другой очередной новой девушкой. Жизнь у каждого шла своим чередом. Больше они не встречались уже никогда. Марья уехала жить в тёплые края к Чёрному морю.

А Дарья росла красивой, умной и здоровой, и уже стала почти взрослым человеком. Она необыкновенна, она плод любовного взрыва и космической страсти. Она посланник Вселенной на этой Земле. Мама в ней души не чаяла. Весь смысл её жизни сосредоточился в дочери. Иван тоже любил Дарью и стремился окружить заботой и вниманием.

Снова собрались витязи, да бояре иркутской братвы на Совет.

Но не все осталися в рядах непобедимых. Кто оставил родны края не по воле своей. Кого-то выбила жизнь из привычной колеи.

Падаль, коя примазываться пыталась, сама отпала, да отвалилась, как грязь и плесень. Упырей в погонах поубавилось немного, да зверьё не вывелось ещё с земли нашей иркутской. Много перемен в жизни ожидати приходится, однако.

– Царица Небесныя, – Пресвятая Дева, Мати Божия, – Светом Сына Своего нас просветляющая, покровом Покрывающая, – РУСЬ СВЯТУЮ ВОСКРЕШАЮЩАЯ. – Пресвятая Богородице, избави нас от всякого зла и сотвори чудо спасения!