Текст книги "21 история о жизни и о любви"

6. Женские измены и утехи

Тамара Арапская была молодой Усть-Илимской красавицей. Когда она шла по улице, мужчины оборачивались, чтобы полюбоваться её фигурой. Её, синеглазую и русоволосую, подруги заглаза называли – Царица Тамара. Ей завидовали, распускали сплетни. А судачить было за что. Тамара любила своего мужа Григория. Но он периодически уезжал в тайгу. Работал мастером в объединении «Илимлес» на заготовке пиловочника и вахтовый метод работы для него был обычным делом. Григорий пахал, добывал деньги для семьи, а Тамара дома возилась с двумя их маленькими сыновьями, погодками Кириллом и Евгением. Когда детки подросли, Тамара частенько передавала их своей маме. Бабушка души не чаяла в своих внуках. А у Тамары высвобождалось время для занятия собой в спортзале, плавательном бассейне, в парикмахерской и т. д. В соседнем доме на первом этаже девятиэтажки жил друг её начальника Иван Говорунов. Проходя мимо, Тамара часто слышала песни под гитару, весёлый смех. Происходящее в этой квартире со временем стало завораживать сознание молодой девушки. А тут ещё Говорунов сказал, что познакомит её со своим другом. В вынужденном одиночестве Тамара начинала грезить эротическими образами. Мужчины в сексуальных фантазиях клялись ей в вечной любви, их ласки заставляли просыпаться и вскакивать по ночам. Она вся разгорячённая вставала, забирала к себе в постель спящих сыновей и любовалась ими до утра.

Однажды возле своего подъезда она встретила Ивана Говорунова. Был вечер пятницы или питьницы – тяпницы, так ещё шутили парни.

– Тамара, если хочешь, приходи сегодня к восьми часам вечера, будут мои друзья, можно весело провести время, – Иван широко улыбался.

– Хорошо, к вечеру пристрою детей к маме, и на все выходные я свободный человек. Мой благоверный на вахте.

– Буду ждать, только приди немного пораньше, поможешь мне с готовкой на кухне.

И вот у Ивана на кухне обалденная по своей красоте помощница. Все нехитрые закуски готовы, начали подтягиваться гости.

– Кушайте, гости дорогие, для Вас ничего не жалко, всё равно выбрасывать! – похахатывал Говорунов.

Петя Багренко привёз с собой гостя из Иркутска Павла Ильинского. Он начал финансовую проверку в Усть-Илимском горкоме, опечатал все сейфы, ключи забрал с собой. Пете, как члену бюро горкома ВЛКСМ, поручили оказывать внимание проверяющему. Так тот и оказался в весёлой компании. Пили, веселились, но какое-то внутренне напряжение не пропадало. Понятие ревизор, проверяющий, как-то не вязалось с романтикой отношений, не встраивалось в дружественную атмосферу компании. Негласно было решено – Павла споить. Произносились тосты, отказываться от выпивки они просто не позволяли, не допуская даже мысли об их игнорировании. Разве можно не выпить за Родину, за красивых дам, за любимых мам. Юрий Попов по обыкновению предложил восьмой тост за отцов – победителей, освободивших нашу страну от супостатов. Не выдержала после долгой дороги на перекладных душа ревизора. Он самолётом в 6 часов утра вылетел из Иркутска до Братска, потом несколько часов ехал, добирался на попутных автомобилях в Усть-Илимск. Приехать хотел инкогнито, без уведомления с внезапной проверкой. Вот и разморило бедолагу. Павел начал клевать носом и чуть не уснул в тарелке с салатом оливье.

Парни доставили обмякшее тело бойца финансового фронта на кровать в маленькую комнату – спальню панельной «двушки». Но ключи от сейфов, которые ревизор опечатал, из карманов его пиджака забирать не стали. Петя сказал: «Сам отдаст по доброй воле и никакого насилия».

Затем он обратился к Тамаре: «Том, я тебя попрошу приколоться немного».

– А, что мне надо делать для этого, – с недоумением и нескрываемым любопытством поинтересовалась Тамара.

– Разденешься догола. И в таком виде ляжешь на пару часиков с проверяющим в постель. Пока он не начнёт одыбываться. Я, типа, потом Вас застукаю за развратом и все дела, – продолжил Пётр.

– Да, как такое можно предложить? У тебя, что, Пётр, крышу снесло от водки, что ли?

– Ничё у меня не сносило, я в трезвом уме и ясном сознании. Просто прошу тебя, Томка, помочь горкому, нет в этом ничего плохого.

– Да он же, Паша этот, в пиджаке и брюках, как с ним лежать-то голой?

– Лежи, да и все дела, твоя роль простая – искусительницы, значит.

– А, чё, мне за это от горкома будет?

– Грамоту почётную Ленинскую выпишем, на доску почёта твою фотку повесим, – начал шутить Пётр.

– Ну, ладно, что только за любимый горком не сделаешь, – и Тамара пошла в спальню.

В это время через открытую балконную дверь послышался металлический звук удара. Это грузовой «Москвич» – шиньон, так его ещё называли, врезался задней частью своей будки в нашу лоджию. Через несколько мгновений взгромоздившийся на крышу будки водитель спрыгнул к нам в квартиру в нашу компанию. Эдакое пьяное пришествие блудного главного инженера одного из СМУ со строительства города Усть-Илимска.

Все начали дружно приветствовать Ивана Ивановича Веретенина.

– Ванюшка, дорогой, привет. Ты, никак с неба явился, наш друг любимый!

– Наливай, – доброжелательно зарычал Иван Иванович.

Пьянка продолжилась в обновлённом составе участников.

Потом послышался звонок в дверь. Пришёл в гости с работы Александр Иванович Стародедов. Выпивки и закуски море, лица друзей светятся улыбками, процесс набирает свой ритм. Ритм дружеского и бесшабашного веселья.

В спальне в уединении обнаженная Тамара залезает под одеяло и накрывает его краем, свернувшееся в калачик, тело ревизора Павла. Тот постепенно пригревается, расслабляется и вытягивается в непринуждённой позе. Тамара в первый раз в жизни голая лежит в постели с посторонним мужчиной. Она выполняет важное задание. Правда, зачем ей этот цирк, до конца не понимает. Павел в пьяном угаре не осознает где он, с кем он. Он вообще ничего не соображает, так как охвачен простым алкогольным сном, который сродни бессознательности.

– Интересно, а срабатывают ли рефлексы у мужчины в таком состоянии, – начинает размышлять Тамара.

Она берёт руку ревизора, кладёт её на свою грудь и начинает прислушиваться. Последует ли реакция Павла на такое прикосновение его ладони. Тамара твёрдо знала, что многие мужчины пламенно желали ощутить свою руку именно там.

Но Павел почти не реагировал. Он только во сне стал немного причмокивать губами.

– Вот, блин, лучше бы сосочки мои губками своими почмокал, – подумала Тамара.

Другую руку проверяющего она кладёт вниз живота себе на лобок.

– Может здесь начнет своё исследование проверяющий? Это тебе не железный сейф, от которого ты забрал ключи. Это место ещё не знало других мужчин, оно принадлежит мне и моему мужу, – про себя произносит Тамара.

– Ха, скорее всего это моё место, оно мне принадлежит, – продолжает думать красавица. – Энергетический контур его рук замкнулся через мои интимные места. Сейчас Павел, наверное, начнёт трезветь и набросится на меня в порыве страсти.

Но ни порывов страсти, никакой другой активности не последовало. Тогда Тамаре стало скучно, ей захотелось побыстрее встать и уйти. Но не выполнить важного поручения и сбежать она не могла. Чтобы ускорить процесс и приблизить развязку, она рукой нащупала замок на ширинке брюк Павла. И вот его дружок оказался в руках Тамары.

– Просыпайся, мой дорогой, надо вставать, прошло уже почти два часа, – шепчет девушка.

Но ни дружок, ни сам хозяин вставать не хотели. Тамаре припомнился анекдот, и она стала хохотать во весь голос.

«Женщина во мраке подъезда своего дома обнаружила, лежащим на полу, пьяного мужчину. Лампочки разбиты. Как опознать, может это её муж. Она расстёгивает ширинку и щупает.

– Слава Богу, не мой.

Звонит соседке в квартиру.

– Ирка, проверь, может твой там валяется.

Та щупает.

– Нет не мой. Давай у Нинки из пятой квартиры спросим, может её?

Нинка, пощупав, говорит: «Нет, этот даже не из нашего подъезда».

На звуки смеха прибежал Пётр Багренко. Он сдернул с «места преступления» одеяло. При этом Павел, проснувшись, открывает глаза. Его причиндалы в руках у обнаженной девушки. Они вдвоём лежат в постели.

– Какой кошмар, – думает Павел. – Если меня заложат, то за аморалку последует исключение из партии. Бюро Иркутского горкома КПСС к таким безнравственным поступкам относиться предельно строго. Как же так, из-за моего конца… Конец моей карьере, жизнь рухнула. А жена, как отреагирует она… Разрушится семья… У моих детей будет безотцовщина…

Эти мысли, как ураган, пронеслись в голове ревизора. Он моментально протрезвел и стал покорно ожидать дальнейшего развития событий.

– Павел, ты, чё, здесь развалился. Горком уже два дня нормально работать не может, – нахально преувеличивал период Пётр.

Он по своему опыту знал, что в такой ситуации пьяного пробуждения, мужик не осознаёт течение времени.

А если твой член в руке красавицы и перед тобой реальная перспектива жизненного коллапса за аморалку, никакого мироощущения нет вообще.

– Пашка, давай ключи от сейфов, похмеляться надо, а деньги там закрыты.

Голос Петра звучал дружелюбно, в нём чувствовалось понимание ситуации и интонации сострадания. Павел моментально соскочил с постели и протянул Петру связку ключей, вынутую из потайного кармана пиджака. Тамара оделась, и они все вместе вернулись к дружественному столу.

– Не бзди, Паша, всё будет нормально. Акт проверки уже почти готов. Подвезём тебе первичные документы для отчётности и все дела. Давай лучше бухать, – успокаивает Пётр.

Голубые глаза Павла смотрели на Петра сквозь толстые стёкла очков понимающе и с надеждой. А в итоге, забегая вперёд, расскажу, что Павла стали разыскивать из Обкома комсомола. Ему срочно надо было лететь в ЦК ВЛКСМ за назначением на высокую должность. Усть-Илимск был почти для всех хорошей закалкой и хорошим предзнаменованием в карьерном росте.

Пьянка разгорелась с новой силой. Потом Иван Иванович Веретенин умудрился уйти из дружеской компании тем же маршрутом, что и пришёл. Ему пытались помешать, но он здоровенный буйвол. Против такого не попрёшь. Смогли в этом убедиться и милиционеры, которые задержали пьяного водителя и препроводили его в медицинский вытрезвитель. Эта история разгорелась на следующее утро. Здесь пришлось подключать возможности любимого горкома комсомола. Первый секретарь лично поехал к начальнику РОВД.

– Иван Дмитриевич, такое дело, наш наставник – строитель попал в Вашу юрисдикцию. Помочь надо, однако, выручить.

– Хорошо. Иди, Сергей Алексеевич, забирай нарушителя. Только потом зайди ко мне. Надо по возмещению ущерба поговорить.

Оказалось, что Иван Иванович сильно обиделся на задержание и ограничения свободы передвижения. И начал по простоте душевной в революционном порыве прокладывать себе дорогу для высвобождения на волю. Для чего он вырвал плиту нар изолятора, на которой лежали посетители данного заведения. Всех их построил вдоль стены. А сам этим инструментом начал крушить всё вокруг. Разбил стены, батареи отопления, выбил дверь в камеру.

Короче ночь в милиции походила больше на Варфоломеевскую.

Правда, восстановление повреждений и ремонт был впоследствии выполнен качественно и молниеносно. Начальник РОВД был рад в большей степени этому обстоятельству, я имею в виду долгожданному ремонту. О самом инциденте он вспоминал уже с улыбкой.

По этому поводу я даже написал зарисовку в стихотворной форме, которая была опубликована в местной газете, спустя некоторое время:

Сапоги дорогу знают.

Многотиражная газета «Лесохимик Усть-Илима» №35 (379) 29 августа 1985 года.

Уголок поэзии, стр. 4.

 
Последнее усилье напряги:
Ещё стакан, ещё и вот…
«Домой дорогу знают сапоги» —
Со знаньем дела говорит народ.
Я из пивнушки шел, не ведая дороги,
Мозги гудели, словно варочный котел.
А сапоги вели, и им послушны ноги,
Но только ветер чуть с пути не смел.
Вот что-то отказало, я споткнулся.
Потом как будто бы упал.
Наверно, спал, ну а когда проснулся,
Поэт какой-то в сумерках страдал.
Он говорил, что мы не так плохи,
Что похмелиться надо бы теперь.
И с пафосом, кляня судьбу, читал стихи.
А после бился головою в дверь.
Он скрежетал зубами, и рыдая,
Орал, что его муза на мели,
Что до сих пор нет в городе трамвая…
Потом его куда-то увели.
Ну и дела, как угораздило меня?
И кто же мой таинственный спаситель?
Жду вспышек памяти, волненья не тая.
Ответ простой – я посетитель…
Эх, жизнь, романтика моя!
Теперь моя обитель – вытрезвитель!
Да что там, разве это дело…
Клуб путешествий – ерунда!
Сравниться может вытрезвитель смело
С собраньем эрудитов без труда.
Поэтом нас не удивишь.
Со мною на клеёночке водитель,
А слева затаившийся, как мышь,
Лежит, наверно, инженер строитель.
Не веришь? Подойди – поговоришь…
Сосед мой улыбался, он болтать любитель,
Не сожалея о потерянных часах,
Все удивлялся: рядом с ним – руководитель!
И оба ведь, как равные – в трусах.
Перезнакомившись, мы долго рассуждали
(Хоть кровь спохмелия стучит в виски).
О том, чтоб негров в США не обижали,
Чтоб «нео» взяли бы в тики…
Я за ночь столько разного услышал:
Про информатику, про наш ХХ век!
Бутылки сдам, и телескоп установлю на крыше,
Теперь я современный человек.
И мысли у меня все выше, выше…
Ты лейтенант меня не стереги.
За то, что пил вчера с Петровым Мишей
Спасибо, дорогие сапоги.
 

Но это было потом, а сейчас опять вернёмся в квартиру Ивана Михайловича Говорунова. У Тамары горели руки от прикосновения к интимному месту мужчины. У неё начали загораться глаза от желания полноценного контакта с противоположным полом. И ей в этот вечер в полной мере удалось воплотить свои фантазии в реальности. Её скромные сексуальные познания наполнились новым опытом эротического искусства. В дальнейшем с каждой своей изменой мужу она всё сильнее начинала любить своего супруга. Как-то странно это получалось.

Когда муж приезжал с вахты, она ухаживала за ним, сдувала с него пылинки, старалась угодить во всём. В этот момент в их доме происходила акция торжества супружеской любви. В мыслях она ругала себя за греховность. Вслух признавалась в любви мужу. А когда он снова уезжал в тайгу. Всё повторялось.

Однажды Тамара пришла домой, и удивлению её не было предела. Её муж Григорий ловко орудовал пылесосом, а сыновья Кирилл и Женя носились с тряпками и протирали пыль, убирали грязь. Тамара села на диван и с изумлением и любовью стала наблюдать за своими мужчинами. Она любовалась ими и радовалась – какие у неё хорошие помощники. Гриша смеялся, а малыши при этом звонко щебетали, как воробышки.

Вдруг в глазах Тамары потемнело, блаженное состояние сменил нарастающий гнев. Кровь застучала в её висках. Злая чёрная жаба стала прыгать, растаптывать её сознание, при этом злобно квакая: «Это, наверное, Гришка вместо выезда на вахту кувыркался где-то с блядями. А тебя хочет замаслить, как бы, своей заботой».

– Нет, меня не проведёшь. Знаю я такие штучки – приёмчики, – Тамара начала немотивированно орать во всё горло, топать ногами.

Потом со всего маха разбила об пол свою любимую вазу, которую ей на свадьбу подарила мама. Затем она разразилась рыданиями. И, хлопнув со всей силы дверью, выскочила на лестничную площадку. Куда она неслась, Тамара не соображала. Благо её смогла перехватить её подруга Ольга – соседка по площадке. Она силой затащила потерявшую рассудок Тамару к себе в квартиру.

Дала ей попить воды и усадила на кухне в кресло.

– Томка, что случилось, рассказывай, облегчи душу.

– Мой, мой Генка мне из-из-изменил, – всхлипывала Тамара.

– С чего ты это взяла, Томка, поясни.

– Он, он вместо ва-ва-вахты в тайге фе-фе-фестивалил с бля-бля-блядями, – заикаясь, вырвалось из груди, убитой горем, Тамары.

– Ну, ты, Тамара, полная дура. У них был на лесной деляне конкурс профессионального мастерства лесорубов. Интернациональный, между прочим, его горком комсомола организовал.

– Чё, ты мне врёшь, Ольга? Я же сердцем чувствую, что теряю своего Гришку.

– Другим ты местом, наверное, чувствуешь и свою вину на мужа перекладываешь, дурёха ты моя. На погляди на фотографии, сделанные на этом конкурсе. Вот ещё и газета пишет о нём. Наша местная и дата вот посмотри. А вон на фотке первый секретарь горкома Сергей с Гришей и Петька наш Багренко, – смотри, ты же не слепая.

– Неужели это так, какая же я дура… Теперь горком мне пришёл на помощь, чтобы разрушить мою дурь – подумала Тамара

Тамара смотрела и начинала плакать ещё громче. Но в её всхлипывании уже чувствовалась не горечь и страдания, а совсем другие ноты. Это был плач облегчения.

– Томка, твой Григорий любит тебя, это на все сто процентов! Я это не только вижу, я это доподлинно знаю.

Ольга продолжила свою мысль: «Когда мы только вселились в наш дом-новостройку, я ещё не знала ни тебя, ни Григория. У нас ещё не народились дети. Так вот садимся мы в лифт с молодым человеком, это был твой Гришка. А как проверять мужиков на блядовитость ты знаешь, Томка»?

– Нет, не знаю, открой завесу, Оль.

– Слушай подруга внимательно. Нужно прислониться к мужчине своей грудью сзади. При этом у мужиков может быть только две реакции: либо отстранится, либо будет стоять, и балдеть, другого не дано. Так вот, если он отстранился, то может быть тоже всего два расклада: либо ты ему не интересна и у него есть своя женщина., либо это ещё не объезженный мустанг и у тебя есть шанс его приручить.

– А если он не отстранился, тогда чего? – заинтересовалась Тамара.

– Тогда тоже всего два варианта: либо он конченый импотент, извращенец и иным легкодоступным способом получить удовлетворение не может. Либо он тобой заинтересовался и, наверняка, захочет продолжить общение.

– Ещё прикольно осознавать, что у парня возникает эрекция! Он портфелем или руками старается прикрыться. Просто умора. А из этого следует главный вывод, – заключила свои рассуждения Ольга: «Надо правильно уметь пользоваться своими сиськами. Они заменяют все слова, они творят волшебство. Если мужчина не отпрянул после твоего прикосновения к его спине твоих титек, ты начнёшь чувствовать его реакцию, ты будешь ощущать это».

– Не поняла я что-то, чем буду чувствовать – сиськами что ли? – засомневалась Тамара.

– Нет, чувствовать ты будешь головой и сердцем, ясно дело. А сиськи – это наш инструмент общения на тонком уровне.

– Ага, если ты сама тонкая и все твои сисечки это одни сосочки, – сиронизировала Тамара.

– Да, ну, тебя, Томка, не играет большой роли их размер, а сосочки – это главный импульсный генератор эротической энергии, – подвела итог своему научному экскурсу Ольга.

– А как на твой «генератор» отреагировал мой Гришенька? – заинтересовалась Тамара.

– Отпрянул, не оставив мне и тени надежды. Более того, однажды я выносила в тазу белье для сушки во дворе. Халатик был одет на голое тело. Вместо пуговиц он запахивался и фиксировался пояском. Так вот поясок случайно развязался и упал в лифте на пол. Я стою перед Григорием почти голая и ничего поделать не могу. В моих руках огромный таз с бельём.

– Ой, какой ужас и что мой Гришенька?

– Что, что, поднял пояс с пола, запахнул мой халат и завязал его. Мне даже немного обидно стало. Мог бы таз с бельём подержать. Я бы сама с халатиком разобралась. А он молодец, он тебя, Томка, любит. Такой любви можно позавидовать.

– Да, я представляю такую картину, – задумчиво произнесла Тамара. – Мой Гриша, наверное, не захотел, чтобы у тебя руки освободились. Вдруг ты бы с халатиком разбираться не стала. А у него руки тазом с бельём заняты. Как отбиваться-то от возможного домогательства? От ручёнок твоих шаловливых, – Тамара заулыбалась.

– Не, чё, ты, Томка, я ничего не хотела предпринимать. Я просто не стесняюсь показать своё красивое тело. А в пикантной ситуации это как-то завораживает. Волшебство какое-то и трепет наполняет сознание. Такой безобидный и пикантный прикол. Нет, Гришка твой ни-ни, не поддающийся. Это точно!

Молодые женщины обнялись и начали громко плакать уже вдвоём.

– Оль, а ты мужу часто изменяешь? – сквозь всхлипывания, надеясь на солидарность, спросила Тамара.

– Что значит часто? Бывало или нет, могу сказать твёрдо – бывало. Только ты ни-ни, никому, ладно, Томка, – начала откровенничать Ольга. – У меня бывали всплески влюблённости в других мужчин. Они ярче проявлялись, когда мы с мужем ругались, были в контрах. Но в постель я ложиться с ними боялась. Но бывали и исключения.

Мы ведь как рассуждаем: «Нам-то можно немного разбушлатиться, если никто не узнает, а мужикам нашим ни-ни, нельзя».

– Это точно, Оля! Если бы я узнала, что мой Гришка блядонул, я бы той шмаре все волосы выдрала и не только на голове, – засверкала воспалённым взглядом Тамара.

– Вот, вот, а теперь представь состояние жён тех парней, с которыми ты позволила себе покувыркаться в постели. Если бы они о тебе узнали, ты бы уже многократно лысой была, полностью при чём, – хитро заулыбалась Ольга.

– Ой, а я об этом как-то не задумывалась даже, – насторожилась Тамара.

– А что тебя толкало-то на измены, скажи мне, Томка.

– Ну, у каждого человека должно быть личное пространство. Я вот красивая очень. Мужики начинали делать мне комплименты, приставать. Не скрою было безумно приятно. Я и рада бы им всем отказывать, но Гришка на вахте неделями… Какая-то коварная фея во мне отдавалась этим мужчинам, а я вроде бы была верна своему мужу.

– Да, загнула ты философию, Томка. Значит это не ты и не наяву, а в каком-то абстрактном личном пространстве. Какая-то фея предавалась любовным утехам, раздвигала ноги, сисечки подставляла для ласки, ротиком своим упражнялась? Крутая формула, получается, – стала разбирать ситуацию по полочкам Ольга.

– А ты когда-нибудь задумывалась о том, что у мужа, в Гришкином личном пространстве – только ты, да сыновья, да ещё лесная деляна, чтобы деньги в семью приносить, – отчеканила Ольга.

Томка ничего не ответила, только опять громко заплакала.

– Оля, я от тебя сочувствия и сострадания жду, а ты меня как поп на исповеди тиранишь, – начала жаловаться Тамара.

– Да, о попах не надо, однако. Был у нас тут в Усть-Илимске один священнослужитель. Я к нему исповедаться пришла, чтобы он выслушал меня, да грехи отпустил. Изменила я мужу по сумасшедшему наваждению. А он, козёл, меня слушал, да на мои упругие груди свои персты положил. Сзади пристраиваться начал. Свой божий леденец из штанов достать норовил. Еле убежала от этого нахала. Потом его куда-то перевели по службе. Попался он на деле неприглядном. В подвале, строящегося храма разливочный подпольный цех братва организовала. Из низкосортного технического спирта водку на продажу бодяжили.

– Вот, если святой отец не святой, то с меня-то какой спрос? – подхватила тему Тамара.

– Да, ладно, не оправдывайся, я ведь свой человек, не выдам и не предам. Только скажи мне, пожалуйста, как бы отреагировал твой Григорий, если бы, не дай Бог, узнал об измене? – спросила Ольга.

– Ой, боюсь даже о таком подумать. Он, наверное, ушел бы от меня. Тихо и молча. Такую рану вряд ли смог бы перенести. Ведь он верит мне. Любит меня.

Молодые женщины опять горько заплакали, думая каждая о своём.