Текст книги "Алеманида. Противостояние"

– Давно ли легат подчинялся центуриону? – крикнул Тит.

– Этот прохвост выпустит кишки вам и мне в придачу, – выговорил Филипп. – К тому же это мой подчинённый.

– Который вконец обнаглел, – добавил Теренций. – Знаешь, Филипп, твой примипил пришёл с доносом на тебя.

– Серьёзно? – удивился Македонец.

– Он утверждает, что ты пришёл не из Иберии, а прямиком из лагеря Аттала.

– Даже так? – на лице Филиппа появилось деланое изумление. – Сейчас и выясню. Протей, иди сюда.

– Я требую наказания! – сказал Теренций. – За оскорбление легата ему полагается двадцать ударов палкой.

– Ты вроде трибун. За оскорбление трибуна всего десять. Ублюдку достанется, будь спокоен.

Протей с Филиппом покинули шатёр легата. Они молча дошли до линии второй когорты, где фракиец повернул к своей палатке.

– Куда пошёл? – рявкнул Филипп.

– К себе.

– Разве я тебя отпускал?

– Разве центурион может приказывать другому центуриону?

Филипп прищурился. Протей не моргал, словно подчинил себе веки.

– Давай начистоту, Македонец. Ведь ты неспроста появился в каструме? Зачем нужна Киаксара, я уже понял, а зачем нужен я?

– Ты видел приказ легата?

– Видел.

– Ещё вопросы?

Протей решил не связываться.

– А теперь иди и начисти доспехи. Ходите с нечищеными калигами, как свиньи. На рассвете выдвигаемся.

Филипп удалился. Протей подождал, пока тот скроется, и направился обратно к Теренцию. Он протаранил толпу стражников у шатра и увидел ругающихся легатов. Заметив Протея, Теренций выпучил глаза.

– Тебе жить надоело, идиот? Чего забыл?

– Мне только сейчас пришла в голову неплохая мыслишка. Только сначала пообещай, что ничего не сделаешь мне, если я окажусь под твоим началом.

– Почему твои легионеры вечно торгуются? – обратился Теренций к Титу.

– Этого и могила не исправит, – выдавил Тит. – Фракиец, ты не можешь выбивать себе условия, отличные от условий других легионеров.

– Пусть скажет, что хочет, и убирается в Тартар, – устало сказал Теренций. – После будем разбираться.

– Покопайся в сметах Эпихарида, – произнёс Протей. – У него должен быть приказ о разжаловании Филиппа до чина центуриона. Он не тот, за кого себя выдает. Если найдёшь, то можешь вернуть меня обратно в легион Тита.

– Я всё проверил. Ничего нет.

– Ты смотрел те ведомости, в которых есть твоё имя, – вмешался Тит. – Нужно всё перерыть. Если это правда, то бумажка Филиппа не стоит ровным счётом ничего.

Теренций поджал губы и взглянул на обеспокоенного соратника. Протей отбил жест и ретировался.

Глава IV Два берега

I

Апрель – июль 315

С наступлением весны Аттал озаботился строительством переправы на другой берег. Он был воином и презирал увальней, неспособных держать клинок. К таким относились и те, кто гордо назывался инженерами. Конунг слишком поздно понял, что подобное подразделение давало безграничные возможности войску. С помощью опытных строителей можно было соорудить переправу и быстро разрушить её, как это сделали римляне. Теперь же в распоряжении конунга были только те инженеры, коих Агарес разыскал в Иберии.

Едва уровень воды в реке понизился, как Аттал посчитал, что можно начать постройку моста. Инженеры поднялись выше по течению. Они нашли место сужения русла реки и забили там первые сваи. Однако римские караульные не спали.

Легионеры терпеливо дождались, когда над рекой вырастет некое подобие моста, и в ночь на убывающую луну сожгли его греческим огнем. Аттал негодовал, но ничего не мог поделать. Он поклялся перед богами, усопшими предками и самим собой, что перейдёт реку даже ценой всего войска.

Враждующие твердыни наловчились передавать друг другу письма, привязывая их к стрелам или отправляя с охотничьим соколом. В основном так раньше переписывались возлюбленные, соединенные богами, но разлученные людьми. Иногда римляне встречались с людьми Харольда на маленьком мосту неподалёку от изгиба Изеры и перемывали начальникам кости. Они от всего сердца надеялись, что Аттал ограничится завоеваниями на маленьком притоке Рейна, изрядно подпортившем нервы.

Пока Аттал размышлял над тем, как он мог так самонадеянно промедлить с атакой перед началом зимы, со стороны римского лагеря прилетела стрела. Послание принесли Эмресу, который в ту ночь стоял начальником караула. Увидев отправителя, нетопырь пошёл к Харольду.

Первый советник конунга с недовольной физиономией читал не успевшие высохнуть каракули Филиппа.

Ситуация в каструме складывается не в мою пользу. Легионеры заняты непотребствами, и им нет до меня дела. Но вот фракийский выродок чует подвох и разнюхивает. За девчонкой следят сотни глаз: она стала для латинян дороже золота и каменьев после того, как они узнали об её родстве с конунгом. Посему крадите её сами. Либо я на рассвете выхожу в гарнизон в гордом одиночестве, либо вы атакуете лагерь, дабы они понимали серьёзность намерений конунга.

Теренций роется в сметах и ведомостях. Он ищет доказательства моей причастности к делам конунга. Я не знаю, была ли у Эпихарида копия эдикта о моем разжаловании. Если таковая найдётся – с первоначальным планом покончено. Посему прошу отвлечь внимание римлян, иначе девчонку отправят в Массилию, а там её не найдёт сам Гермес. Способ нападения пусть выбирает Агарес. Или Калваг придумает, как подрезать поджилки латинянам. Времени не осталось!

– Он слабоумный или делает вид? – процедил Харольд. – Зачем его вообще отправили в римский бург?

Бритт ещё раз прочитал письмо, перевернул и попробовал пергамент на вкус.

– Это точно писал Филипп?

– Точно, его почерк, – сказал Эмрес. – Передали письмо минут пять назад.

– Этот пес ещё и не знает, есть ли копия о разжаловании. О Вотан! К чему Атталу этот следопыт? Раскрыл себя в мгновение ока. Эпихарид мёртв, а мы по-прежнему ощущаем на себе его тяжёлую руку.

– Если бы документ нашли, то Филиппа бы уже выперли из крепости. Он не отправлял бы нам письма с охотничьим соколом.

– Тоже правда, – Харольд повернулся к Эмресу. – Задам вопрос человеку, который не раз проникал во вражеский гарнизон: сколько человек понадобится, чтобы остановить пятерых нетопырей?

– Может, и один, а может, и сотня не заметит, – пожал плечами Эмрес. – От ситуации зависит. Обычно мы проникаем в гарнизон с определённой целью. Главное в этом деле – остаться незамеченными, поэтому на рожон мы не лезем. Что нужно сделать?

– Филипп просит о помощи Агареса. Не уверен, что твой наставник согласится на такую вылазку. Хотелось бы обойтись меньшей кровью. Пятерых могут заметить караульные, а один нетопырь вполне способен проскочить через все заставы.

– Мне нужно проникнуть в лагерь? – Эмрес попытался скрыть недовольство.

– Я пока только думаю об этом. Приказы Аттала – это одно. Если сказал, что нужна девчонка, значит нужна. Но к чему Агаресу понадобился легионер?

– Якобы для пополнения отряда. Он с нами не делится планами. Есть приказ – мы выполняем.

– Обойдётся он со своим пополнением. Нам перво-наперво надо ублажить конунга. Девчонка важнее, её нужно выкрасть. Поэтому и спрашиваю, сможете ли вы найти девицу?

– Найти-то мы найдём, но вот как её незаметно вытащить из лагеря – хороший вопрос, – сконфуженно произнёс Эмрес.

– Я бы не переживал, если б знал, что Филипп предан Агаресу. Но этот увалень испугается и убежит, а мы останемся ни с чем.

– Что же делать?

– Пойдём на свежий воздух, здесь голова не думает.

Харольд вышел к южным воротам, которые вели к реке. Эмрес присоединился к нему. Советник шёл в помпезном плаще, который ему привезли с Дамаска. Кавалеристы Калвага нехотя отходили с пути, зная о вражде своего господина с чванливым британцем. Харольда охраняла гвардия наёмников из иберов. За деньги, что он им платил, они могли убить и Агареса, но любая задержка выплаты грозила смертью самому советнику.

– Ты знаешь, что мне под силу ввести тебя в совет конунга? – спросил Харольд.

– Знаю.

– Я вижу, как ты целуешь мне зад в надежде стать ближе к конунгу, но такими методами ты в жизни ничего не добьешься. Мало рассыпаться в лести, важно уметь торговаться, предоставлять необходимое. Место в составе совета не бывает свободным, оно покупается и продаётся. О привилегиях сего поста ты, верно, не слышал? Быть может, тогда был бы расторопнее.

– Большое жалованье. О чём мне ещё мечтать?

– Как приземленно ты мыслишь, никаких амбиций, – посетовал советник. – Тебе больше не придётся носиться по лесам, мёрзнуть в канавах, общаться с этим сбродом и ждать, когда Агарес одарит тебя золотой монеткой. Насколько мне известно, монетки до вас доходят с опозданием. Но и это мелочи. В совете конунга ты получишь в управление целый регион. Как воину тебе дадут самый неспокойный, но всё же. Ты дашь начало своему роду, создашь герб с семейным древом. Быть прародителем великого рода – большая честь.

Эмрес с равнодушным лицом слушал Харольда, хотя внутри него всё пылало от восторга. Он жаждал заполучить те блага, о которых говорил бритт. Но дабы не продаваться задёшево, он ответил:

– Меня взрастил Агарес. Я не могу от него отказаться только из-за нехватки золота.

– Не рассказывай мне о верности и канонах вашего вшивого Афаним Афарот. Кто скулил, как щенок, когда Аттал отказал ему? Твой наставник. Если бы ты увидел в тот момент этого нюню Агареса, то вмиг бы в нём разочаровался. Но его провал видели только мы с Калвагом да слуги. Ты давно перерос своих собратьев и самого наставника, Эмрес. Агарес превратился в бездельника, от которого нет никакого толку. И на его притязания нет управы. Его аппетиты растут с такой скоростью, что в золотых рудниках не успевают добывать руду.

– Даже если и решится вопрос с наставником, как я войду в совет? Ведь конунг против! – в сердцах воскликнул Эмрес.

– Если к ногам Аттала положить желанное, то он забудет любой проступок и помилует приговоренного. Ему нужна племянница, понимаешь? А Агарес со своими якобы важными заданиями точно доиграется. Ведь затея с Филиппом – его рук дело. Уверен, конунг об этом и не подозревает. Однажды самочинства Агареса приведут его в тупик.

– Филиппа отправил конунг, а наставник лишь сел ему на хвост.

– Как же мне это надоело! – возгласил Харольд. – Как мы победим врага, если не можем договориться друг с другом? Конунг твердит, что с Агаресом покончено, но вместе с ним творит пакости за моей спиной.

– Это же конунг, он любит рубить сплеча.

– Калваг знает?

– Мне кажется, знают только причастные к делу: Агарес и Аттал.

Харольд сглотнул. Он не любил, когда у него под носом творились непонятные вещи, в которых он не принимал участия. Половина интриг в гарнизоне плелась именно Харольдом, но в последнее время он не поспевал за событиями. Ему не нравилось это посягательство на его хлеб, жизненное кредо. Он обожал находиться в водовороте событий и по-настоящему расстраивался, когда водоворот устраивали без него. Особенно если это касалось Агареса.

– А у Агареса какие интересы? Он уже прибрал к рукам какого-то метиса, к чему понадобились ещё люди? Не может найти подходящего человека среди убийц Калвага?

– Так у Кулака в основном всадники, – парировал Эмрес. – С ними в лесу особо не погуляешь. Верзилы ростом чуть ли под семь футов. Как такого в разведку отправлять? К тому же наставник не в ладах с Калвагом.

Харольд поджал губы.

– Что мне нужно сделать, чтобы меня приняли в совет? – с настойчивостью спросил Эмрес.

– Молчать, конечно же. И ждать. Агарес тебе не доверяет, посему ты станешь моими глазами и ушами. Если будешь делать, как я говорю, то место в совете тебе обеспечено.

– Значит, мне нужно проникнуть в лагерь?

– Пока никуда не нужно. Дело серьёзное, необходимо решение Аттала. Это конунг может ни у кого ничего не спрашивать и рубить сплеча, а мне нужно просить милости, чтобы дозволили даже просто дышать в его комнате, – язвительно отозвался Харольд. – Когда же дело касается такого деликатного вопроса, как преследование племянницы конунга, то лучше вообще не лезть. Мне кажется, она не нужна Атталу. Он этого пока просто не осознает.

– А ради его прихотей нам приходиться извиваться, – поддержал Эмрес. – Мне казалось, он про неё уже забыл.

– Видать, девчушка во сне пришла и напомнила про убийство Ирманда. Я спрошу у конунга, быть может, всё поменялось. Больше ничего не хочешь мне сказать?

– А должен? – Эмрес нахмурился.

– Белет сказал, что Агарес собирается отойти от дел. Якобы ваш ястреб налетался, хочет покоя и тепла. Думаю, ты знаешь, куда он метит. Конунг уже видит Агареса в составе совета, но он любит выбирать, посему для конкуренции рассмотрит ещё пару-тройку человек. Миргалим слишком стар, и Аттал держит его в совете только из великого уважения. Логично, что его место должен занять ученик, но порядок пошатнулся. Тебе по силам обскакать Агареса. Всё упирается в Киаксару. Кто приведёт конунгу племянницу – получит всё.

– Как её выкрасть в одиночку и как потом отчитываться перед наставником? Меня одного не пустят в каструм. Это чистое самоубийство. А то, что я самовольно покину гарнизон – и того хуже.

– Над этим тебе и придётся пораскинуть мозгами. Вспомни все встречи и разговоры, кои могут оказаться нам полезными. Аттал иногда мнит себя Вотаном при выборе приближенных: взвешивает поступки и сравнивает чистоту души. Агаресу в этом вопросе с тобой не тягаться. Да и с Анаит больше прятаться не придётся, – Харольд подмигнул. – Согласись, как всё удачно сложится, если Агарес уберётся с твоего пути? А теперь разыщи Калвага. Не хочу поручать эту задачу вашему персу.

Харольд спровадил нетопыря и направился в покои Аттала. Конунг грел ноги в ванночке и кряхтел от удовольствия. Лекарь наносил на его колени пахучую желтую мазь, от которой у присутствующих слезились глаза и першило в горле. Аттал пил серваз и разглагольствовал. Слуги лишь кивали и поддакивали. Конунг оживился, когда заметил Харольда.

– Неужели годы свалили меня с ног? Не помню, чтобы так болели колени. Это всё проклятое болото, у меня от него до сих пор ломит суставы.

– С возрастом они каменеют, – равнодушно произнёс Харольд.

– Мало двигались зимой, вот и задубели. Помнится, я ходил с отцом на охоту. Не знаю, как у вас, саксов, но у алеманнов есть традиция – охота на кабана с ножом. С мечом, копьем, а тем более луком задача упрощается, но глупцу и стрелой не остановить двухсотфунтового борова – такая глыба носится со страшной скоростью. Мы поставили силки, загнали свинью, но в неё словно вселилась фомора2222
  Фомора – мифические существа, представляющие в кельтской мифологии демонические, темные силы хаоса, с которыми постоянно приходилось сражаться кельтам.


[Закрыть]. Отец не успел отпрыгнуть в сторону, и его ногу располосовало клыками. Наверное, Матайес поэтому и достиг пиков вершин: он не терял самообладания, когда ситуация складывалась не в его пользу. Разнуздавшийся вепрь развернулся и бросился на меня, – Аттал закатал штанину и показал шрам на бедре. – От клыка осталась маленькая ранка, но пятилетнему юнцу боль казалась смертельной. Я упал на сук и распорол ногу ещё больше. Вотан, как же я тогда орал. Удивлён, что кабан не дал дёру, ведь верещал я на всю округу. Видать, страх за свою кровинушку придал отцу уверенности. Пара ударов в шею усадили вепря на задницу. Да, со скотиной мы сладили, только с тех пор я охромел и к римлянам отправился с горячкой. Теперь латиняне у меня соотносятся с болью в ноге. Прошло много лет, а нога заболела, а за ней и колени. Совпадение или напоминание?

– Это смена погоды, мой конунг.

– Зануда ты, Харольд, – Аттал отмахнулся. – С чем явился?

Конунг с ворчанием подставил ноги под полотенце, давая понять, чтобы слуги лучше вытирали стопы. Всей тушей он развалился на стуле. Конунг взял письмо у советника и прочитал его. Он вернул пергамент и недовольно уставился на Харольда.

– Может, боги берегут её от меня? Может, судьба и правда существует? Разве я не конунг алеманнов, арвернов, секванов и эбуронов? Почему я целый год бегаю за девчонкой и не могу её поймать? Неужели мне не под силу превозмочь пророчество? Попробуй делать это чуть мягче! – прикрикнул он на лекаря. – Твоё вонючее снадобье мне сейчас прорехи в ногах оставит. О Локи, как же горячо! Полегче!

Лекарь молча выслушал укоры и снял излишки мази тряпкой. Аттал растянулся на стуле во весь рост.

– Что делать с Македонцем? – спросил Харольд. – Он и себя подставляет, и Киаксару выдает! Если римляне почувствуют в ней защиту, то смогут выдвигать требования.

– Они не ведают, что с ней делать, и не осознают её важности. Что делать с этим Филиппом? А ничего! Пусть себе подохнет. Никакой пользы от этого паразита. Золото сосёт, а работу толком не выполняет!

– А как быть с Киаксарой?

– Взять лагерь приступом. Может, и она подохнет, хотя мне бы не хотелось решать проблемы столь заурядным способом. Но если крови не избежать, то сделайте всё красиво, Харольд.

– Главный вопрос: кого мы ищем?

– Девочку лет пятнадцати или больше. Агарес знает, как она выглядит. Одно время он хорошо общался с Ирмандом, был знаком с его женой. Агарес ведь сначала пошёл в услужение к нему, но после отказа побежал ко мне, если ты запамятовал. Время идёт, мой друг, нужно действовать быстро и решительно. Какие есть предложения?

– Форсировать реку через понтонную переправу отрядом в тысячу галлов.

– Хорошо. Пусть так. Но какой толк от тысячи галлов на другом берегу?

– Мы ведь не собираемся зажимать в кольцо весь лагерь. Тут понтонным мостом не отделаться. Наша задача – просто припугнуть. Тонкий намёк, что конунг Аттал настроен решительно.

– Пусть идут Калваг и Агарес. У Кулака есть плоты и необходимое обмундирование?

– Думаю, есть, – неуверенно произнёс Харольд. – В любом случае боец он опытный, что-нибудь придумает.

– Хорошо. Кто у римлян над бургом: легат, консул?

– Легат Теренций. Малахольный юнец, который пугается от дуновения ветра. Филипп про него рассказывал и, кажется, не преувеличивал. Стоит однажды показать, кто хозяин Галлии, как легат подожмёт хвост. Когда выступать?

– Прямо сейчас. Если Македонца раскусят, то будет поздно.

Харольд поклонился и покинул покои конунга.

***

Весть о наступлении разлетелась по всему гарнизону, поэтому люди Калвага уже спустя час подгоняли обмундирование и проверяли надежность плотов. Харольд нашёл Кулака возле задних ворот.

– Девицей займётся Агарес со своими следопытами, – сказал Харольд. – Тебе нужно устроить римлянам светопреставление, чтобы отвлечь караулы и сторожки возле реки. Пусть у них дрожат коленки и бежит струя по ноге.

– Поддержки из крепости не будет?

– Возле южной стены стоят несколько баллист и онагров, которые до того берега не достанут, но нападение на нас отобьют.

– Спрошу иначе: как долго атаковать стены? Римляне хорошо окопались, сейчас к ним на кривой кобыле не подъедешь.

– Смотри по ситуации. Как подскажет сердце, так и действуй, Кулак. Агарес идёт с тобой, но ты за старшего. Плохо, что в одной лодке окажутся два человека, которые ненавидят друг друга, посему не давай персу спуска. Благословит вас Вотан! Как-нибудь справитесь. Будь внимательнее, Кулак. Не забывай пример Мардония. Его голова до сих пор гниёт на чьей-то подстилке. Не забывай, почему он остался без неё.

– Ты угрожаешь мне, Харольд? – взъелся Калваг.

– Я напоминаю о прегрешениях твоего соратника. Нет, Аттал не убьёт лучшего всадника, но разжалование до пехоты для тебя равносильно смерти. Брадан наступает тебе на пятки.

Харольд кивнул и отошёл от отряда Калвага. Кулак смотрел ему вслед бешеными глазами и еле сдерживал гнев. Он не имел ни малейшего понятия, где искать Киаксару и как помочь ей избежать встречи с Агаресом.

Калваг в двух словах рассказал следопытам, что от них требуется. Галлы запаслись веревками и крюками, нетопыри Агареса переоделись в римские кирасы. Калваг с презрением смотрел, как Эмрес заправляет штаны, разглаживает складки и сдувает несуществующие пылинки с брони. Калваг всегда дивился ореолу таинственности, которым Агарес окружил своих нетопырей.

Кулак много раз ходил возле недавно выстроенной крепостной стены и примерно знал, как к ней подступиться. Если бы в задании не упоминалось имя Киаксары, то Калваг бы сделал всё, что требовал долг. Обычно ночные нападения совершались за час до смены караула: первый караул уже мечтал о постели, а второй ещё спал. В этот раз Калваг осознанно допустил ошибку и повёл отряд на приступ в момент смены караула, дабы получить двойной отпор.

С собой Кулак взял в основном громоздких мужчин наподобие берсеркеров: всего около сотни человек, ибо понимал, что пять сотен или тысячу заметят в два счёта. До прихода Агареса следопытами руководил Калваг, и только после союза перса и конунга Кулака повысили до начальника кавалерии, сместив с поста Брадана, который допустил чудовищную ошибку в сражении с асдингами. Тогда почти тысяча кавалеристов оказалась в котле.

Калваг всё же решил не использовать плоты: инженеров в его отряде не было, а сам он не знал, как наводить понтонные переправы. Его лазутчики распределились на две группы: одна часть спустилась к мосту на тракт, вторая – поднялась выше по течению к козьей переправе. За несколько часов два отряда незаметно проскользнули мимо сторожевых башен и встретились у портика претория.

Агарес вновь показал свой нрав: не спрашивая дозволения старшего, он вместе с нетопырями отправился искать подходящую лазейку в стене помериума. Кулак махнул рукой, и на стену взлетели верёвки с крюками. Галлы медленно вползали наверх, не встречая сопротивления. Укрытые мраком ночи, они шумели и кряхтели, но их никто не слышал.

За четверть часа отряд взобрался на стену; Калваг медлил. Он осмотрелся по сторонам, но не увидел ни одного легионера. Словно над ними издевался сам Вотан. Калваг не раз поражался непредсказуемости жизни. Часто бывало, что следопыт двигался тише воды, но его раскрывали за несколько секунд. Сейчас же галлы громыхали и зычно переговаривались, но никого не встретили.

Калваг решил, что чем скорее они отсюда уберутся, тем лучше будет для всех. Он вошёл в караульную башенку и наткнулся на дозорного, который протирал глаза. При виде лысого, свирепого галла легионер схватился за меч. Калваг заколол его, разыскал свечу и поджег башню. Римский каструм просыпался слишком медленно.

Калваг бросился в другую башню и у самого входа встретил молодого легионера. Кулак угрожающе постучал мечом по щиту и осведомился:

– Где тубицин или карникс? Как вы оповещаете, что на вас напали?

Юноша показал на колокол, и Калваг потребовал, чтобы тот дёрнул за язык:

– Что ты вылупился? Ори на весь лагерь! Это не пожар, а нападение.

Легионер смотрел на Калвага, как на чокнутого. Но всё же взял себя в руки и забил в колокол. Удовлетворенный Калваг выбрался наружу и оглядел картину происходящего.

Со стороны каструма медленно брели три центурии. Ещё две формировались в коробки. Калваг надеялся, что взбудораженный лагерь помешает персу выполнить задание. Пока римляне искали лазутчиков, Калваг передал послание нарочному Теренция.

Кулак поджёг ещё одну башню и отдал приказ ретироваться. Не дожидаясь Агареса, галлы вернулись на другой берег.

Через два часа весь каструм поднялся на ноги. Караульные потушили разбушевавшийся пожар и подкатили скорпионы, ожидая нападения. Агарес не думал, что римляне так быстро придут в себя, посему вернулся в форт с пустыми руками.

***

Разгневанный Аттал призвал к себе обоих. Он думал, что Калваг соберет большой отряд и нанесёт обороне римлян хоть какой-нибудь урон. Для конунга пожар в дозорной башне, которая даже не сгорела до конца, и пять убитых караульных означали провал всего задания. К великому изумлению Харольда, более всех досталось Агаресу.

– Кулак мог просчитаться, оступиться, – рассуждал конунг. – В конце концов, ошибиться с выбором подступа. В его провале я не вижу прямого намерения. Почему же ты ушёл от основного отряда? Тебе было велено идти в общей массе. Провал в твоём случае означает позор для всей школы Афаним Афарот. Миргалим, небось, от стыда уже на ветке дубе удавился?

Харольд впервые в жизни увидел, как слова конунга превратили уши Агареса в пылающие угли. Перс покраснел и только усилием воли сдерживал внутри себя клокочущую ярость.

– И что за письмо ты отправил? – конунг обратился к Калвагу.

– Предупреждение: если римляне не вернут Киаксару, то мы более не посмотрим на высоту их стен и нападём.

– Глупость какая. Писать послания – не твоя сильная сторона. Не бросайся такими словами без моего ведома. Ты меня понял, Кулак?

Тот кивнул, не поднимая взгляда.

– Полагаю, Филиппа ещё не раскрыли, – сказал Харольд. – Римляне любят выставлять трупы на всеобщее обозрение, дескать, посмотрите, какие мы умные: вычислили шпиона.

– Если завтра Киаксару не приведут сюда, – Аттал ткнул пальцем на место Калвага. – Я погоню всё войско на этот проклятый бург, чтобы его сровняли с землей. Какого Вотана они за зиму возвели чуть ли не город? – обратился конунг к Харольду.

Советник с удивлением взглянул на Аттала. В конунга вновь вселилась его иная сущность, которая во всех бедах и неурядицах винила окружающих людей, погоду, богов, случай, но только не самого себя. Британец промолчал.

– Калваг, почему ты пошёл в обход, а не через переправу?

– Мой господин, мне сказали только припугнуть. У нас нет столько плотов, чтобы идти в обход по мостикам. Да и тысячи человек многовато для вылазки. Нас бы увидели даже в безлунную ночь. Я приказал так поступить исключительно из соображений практичности.

– Давно ли ты стал таким практичным? – с насмешкой произнёс Аттал. – Даже не знаю, кто на тебя хуже влияет: Харольд или римляне.

Калваг вопросительно взглянул на Харольда, потом на Аттала.

– Надеюсь, Харольд прав, и Теренций уже обделал штаны от страха. Теперь ты скажи: почему не выполнил прямой приказ? – обратился Аттал к Агаресу. – Ненавижу, когда в моем войске нарушают дисциплину. Ты три шкуры дерёшь со своих верхолазов, а сам плюешь на свои же правила.

– Я ничего не нарушал, – оправдывался перс. – И вообще – не я первый пошёл в обход…

– В самом деле? Кому-то пора на покой, раз уж молодняк тебе приказывает. Кулак говорил, куда идти и что делать?

– Он вообще ничего не говорил.

– Тем более. Значит, иди за ним и жди приказ. Мы собрали огромное войско, Агарес. Если каждый будет следовать своим прихотям и идти на поводу у гордыни, то ничего путного не получится. Понимаешь ты или нет? – Аттал повысил голос. – Ты по-прежнему можешь заполучить для меня Киаксару, но сейчас я лишаю тебя и твоих прихвостней жалованья. Всех, кроме Эмреса. Харольд, распорядись, чтобы он получил золото. Он – единственный полезный человек из твоей своры. Остальные – ублюдки и лишние рты. Все вон! Харольд, останься, – властно произнёс конунг.

Харольд подвинулся ближе и с ожиданием уставился на Аттала. Конунг нервно дергал ногой, гладил колени и тяжело дышал. Его правый глаз скатился к носу. Владыка алеманнов, что вывел войско из Арелата три года назад, превратился в старика, бегущего за тенью. Харольд уже не видел в действиях конунга ни стратегии, ни идеи, ни следования наставлениям отца. Глупая шутка друида превратилась в наваждение, а после переросла в противоестественную страсть, которой никто не находил объяснения.

Конунг злоупотреблял вином, которое ему присылал Веспасиан в качестве подарков, принимал необдуманные решения и погружался в эллинскую софистику. Аттал утратил бурные амбиции, коими так славился его род, а идею объединить Галлию и отделиться от Рима заменил бредовой идеей преследования племянницы. Харольд не раз пытался понять, кто дает советы конунгу, но не обнаружил связи между римлянами и иллергетами. Британец понимал, что если бы не наваждение Аттала, то каструм взяли бы в течение двух недель после взятия гарнизона.

Для Харольда проблема Аттала не стоила выеденного яйца. Он не боялся трудности, которую представляла собой река. Харольд понимал, что галлы вполне могли построить мост до середины реки и ждать, пока основная часть войска обойдёт реку вброд и ударит по каструму с фланга. В это время инженеры смогли бы беспрепятственно достроить мост и открыть ордам варваров прямую дорогу к лагерю.

Аттал же постоянно находил отговорки и оправдывался, что не хочет впустую тратить время. Он приводил в пример иберов, чей мост через полноводный рукав римляне сжигали еще в зачатке. Но теперь Харольд не понимал, зачем нужен мост, если зима закончилась и можно просто обойти реку.

– Что ты так на меня смотришь? – поинтересовался Аттал.

– Жду ваших распоряжений. Как быть с поселением напротив? Долго мы будем на него смотреть?

– Если Филипп не объявится, то придётся крепко ударить по римскому бургу. Хотя я думаю, что легата не нужно дважды тыкать в его же дерьмо – поймёт с первого раза. Если же нет, то пусть на приступ пойдут уже не сто человек.

– Вы смещаете Калвага?

– Разве я говорил ему об этом? Нет, Харольд, я не ты и не Агарес, чтобы шушукаться за спиной. В этом нет доблести. Я всегда говорю в лицо. Всё, что касается Киаксары – Кулака не касается. Его не привлекать, понятно?

Харольд поклонился и сразу отправился на поиски Эмреса. Слова конунга показались ему подозрительными. Единственным, кто мог что-то знать о причастности Калвага, был Эмрес.

Харольд отыскал нетопыря, когда тот миловался с Анаит.

– Найдёт вашу парочку Агарес, и тогда сам Вотан не спасёт вас от возмездия злобного ктесифонца. Вы двое уже совсем обнаглели, открыто бродите вместе.

– Отец всё знает.

– Знает, да не говорит, – шикнул Харольд. – Приди в себя, Анаит! Твой отец просто строит из себя дурака. Эмрес, пойдёшь со мной.

Тот покорно двинулся за Харольдом.

– Помнишь, от чего зависит твоё место в совете? Если попадёшь в него, то эта прекрасная птичка станет твоей на веки вечные. И больше не придётся бояться Агареса. Скажи мне, Эмрес, почему Аттал запретил Калвагу руководить нападением на гарнизон?

– Не знаю.

– Я в курсе, что не знаешь. Аттал сказал мне об этом десять минут назад. Поведай причину, почему Калвагу не дозволено приближаться к лагерю? Может, ты что-то видел, когда на пару с Кулаком искал Ирманда?

– Ничего не видел и не замечал, – пожал плечами Эмрес и задумался. – Разве что он командовал больше обычного. Этакий предводитель следопытов: «сюда не ходи – там нет, туда не ходи – пусто». Могу сказать одно: едва Калваг не вышел на разведку, как мы с Мардонием в два счёта нашли гнездовье Ирманда. Но подоспел Калваг, и всё поменялось. Ты же помнишь Мардония? Склизкий урод, которому нет веры, но наставника и Калвага он побаивался. Деревню мы разгромили, конунга порадовали. Что ещё могло произойти? Ума не приложу.

– Помнишь, как убили Мардония?

– Отрубили голову.

– Да чтоб тебя, Эмрес! Почему ты всё слышишь по-другому?

– Может, ты не так выражаешься?

– Почему убили Мардония? Он пробежал тёмной кошкой между Калвагом и Браданом. Наш Кулак сдал римлянина. Значит, он где-то набедокурил и попытался это скрыть, подставив Мардония.