Текст книги "Алеманида. Противостояние"

Однако Эпихарид в эту ночь крепко напился, и его спальник не допустил трибуна к своему господину. Тогда спартанец направился к начальнику караула и спросил, когда ланциарии покидают гарнизон. Имагинифер первой когорты1616
  Имагинифер – легионер, несущий изображение императора, которое служило постоянным напоминанием о верности войска главе Римской империи.


[Закрыть] сказал, что разведчики уже вернулись в крепость.

Впервые в жизни Кустодиан не уведомил вышестоящих лиц о своих действиях. Неразбавленное вино крепко дало ему в голову. Спартанец впервые не испытывал угрызений совести, намеренно нарушая приказ, воспрещавший покидать пределы урбса. Кустодиану казалось, что сейчас он совладал бы с самим Матайесом.

Трибун считался вторым человеком в гарнизоне, но не мог ослушаться приказа Эпихарида. Являясь префектом каструма, Кустодиан свободно перемещался по всей Галлии, однако после осады ситуация изменилась. Эпихарид запретил покидать крепость через южный вход всем, кроме ланциариев. Особенно запрет касался легатов и трибунов, ведь они являлись сердцем потрёпанных легионов Эпихарида.

Спартанец не узнавал себя в последнее время. Методичный и взвешенный, он всё чаще терял голову и совершал безрассудные поступки.

Кустодиан посетил архивариуса и попросил дать стопку пергаментов. Спартанец придал им вид писем Филиппа, сверху добавил одно настоящее письмо и перевязал.

На вторую стражу Кустодиан встретился с Савлом у сторожки. Старик обулся в дорожную пенулу и прихватил меч. Спартанец надел лёгкую броню, поверх накинул сагион.

– Я никогда не пойму этот народ, – бросил Савл, глядя на кипящую в гарнизоне работу. – Задница в огне, а они строят дома из брёвен.

Часть легионеров посреди ночи разбирала палатки и на их местах укладывала фундамент. Другие солдаты таскали воду и разводили раствор.

У ворот конюх забивал гвозди в подковы мерина, успокаивающе поглаживая его ногу. Предварительно конюх обчищал копыта долотом и аккуратно отрывал клещами спрессованные куски земли и соломы. Кустодиан подумал, что в случае усиления блокады коня, скорее всего, съедят. Эта мысль почему-то его развеселила.

– Я тоже их не пойму, назорей. Вероятно, поэтому римляне и завоевали полмира.

– Как? Своими бревнами?

– Раз бревно, два бревно – и дом готов. Пока вы, иллирийцы, задавались вопросами, римские калиги шли в сторону Мидии.

– Тут ты прав, трибун, – обречённо вздохнул Савл.

– Готов?

– Мы идём навстречу смерти. Как можно к этому подготовиться?

– Смерть – единственное, к чему не подготовиться, назорей. Хотя Ваш Пророк и утверждал обратное.

Они покинули гарнизон через скрытый лаз и направились к меже. Предварительно Кустодиан попросил караульных, чтобы Савла пустили обратно, если сам трибун по тем или иным причинам не сможет вернуться обратно.

Длинный овраг, за которым начинался лес, прорезал землю на протяжении семи миль. Весной и после проливных дождей там скапливалась вода, в которой особо ретивые ребятишки даже купались. Днём овраг был виден из крепости, а ночью возле него носились разведчики с той и другой стороны. Это было очень выгодное место для осады, ведь западная часть форта сильно сыпалась. Но Аттал не мог разместить здесь осадные орудия из-за рельефа и природных преград как с востока, так и с запада.

Чуть больше ста лет назад здесь стоял акведук, который подавал воду в крепость. Сейчас от арок остались лишь руины. Усипеты, некогда жившие здесь, говорили, что межу сотворил Таранис, который хотел посадить виноградник. Бог запряг вола в плуг и прошёлся по полю один раз, а потом отвлёкся на зов алеманнов. Плуг Тараниса и в самом деле был велик, ибо межа была очень широкой. Даже самого длинного вяза порой не хватало, дабы возвести через овраг козью тропу. Глубина оврага составляла полторы македонских сарисы.

Однако на самом деле овраг появился после вмешательства римлян. Один особо ретивый наместник задумал вырыть огромный ров вокруг гарнизона и подвести к нему русло реки Изеры. Легионеры прокопали семимильную гряду в одном направлении и бросили бесполезную затею, когда префект скончался от болотной лихорадки.

Савл и Кустодиан поравнялись с межой, возле которой горело три костра. У бревна, по которому пастухи водили коз через овраг, стояли два легионера и один галл.

– А вы здесь что забыли? – спросил трибун солдат.

Один из легионеров вытащил гладий и двинулся на Кустодиана. Тот скинул наголовник и гневно произнёс:

– Давай, иди ко мне! Я тебе этот меч в задницу затолкаю.

Легионер узнал трибуна и раскрыл рот от удивления.

– Господин, виноват…

– Что вы здесь делаете? – Кустодиан проигнорировал лепет юнца. – А этот откуда взялся?

– Кажется, это тот, кто нам нужен, – сказал Савл, оценивающе взглянув на бородатого галла.

– Узнай, пока я с молодняком разбираюсь. Из караула сбежали?

– Мы сдали пост, а потом пришли сюда, – добавил второй.

– А этот? – трибун указал на галла.

– Это наш человек. Друг.

– Когда стены гарнизона рухнут, будете резать друг дружку на ремни? Почему бы нет. По-дружески же.

Легионеры промолчали. Савл подошёл к галлу.

– Колесница Аполлона катится с востока.

– А чертоги смерти раскинулись на западе, – ответил тот.

Савл кивнул Кустодиану.

– Где посылка? – спросил галл.

Кустодиан подошёл к осведомителю и показал связку писем. Тот смерил спартанца недоверчивым взглядом и обратился к Савлу:

– Это кто такой? Мне сказали, что будет только приземистый старик.

– А ты неплохо изъясняешься на латыни, – посмеялся Кустодиан. – Слышатся, правда, отголоски самнитского кваканья, но звучит всё равно приятно. Ты от Филиппа?

– Мне не нравится твой тон, латинянин. Молись, чтобы стены выстояли, иначе я тебя найду и искромсаю.

Кустодиан отбросил сагион в сторону и положил руку на акинак. Галл прыснул:

– Угрожаешь? Я из тебя дурь выбью голыми руками. Вы, римляне, вечно сражаетесь, как крысы. Умеете только послов резать да отсиживаться в крепости.

– Сто пятьдесят тысяч человек против одного легиона, вероятно, вершина честности, – парировал Кустодиан. – А про Алезию напомнить? Сидели, как клопы на ветке, тряслись от страха.

Галл посмеялся и скрестил руки на груди.

– Что ещё скажешь?

– Начнём с того, что ты не посол. За угрозы и оскорбления я вправе выпустить тебе кишки… Теперь к делу. Ты пришёл за посылкой? Я отдам её только в руки Филиппа Македонца. Вряд ли ты можешь провести нас к нему в лагерь, посему приведи его сюда. Тебе ведь платят за выполненную работу? Значит, надо поработать.

– Ты где такого болтуна откопал? – галл посмотрел на Савла и обнажил зубы. – Я его сейчас разделаю, а потом и плату возьму.

Галл извлёк спату и бросился на Кустодиана. Спартанец увернулся от пары ударов и извлёк свой акинак. Галл был того же роста, что и Кустодиан. Сражался он яростно, не думая о защите. Прагматичный спартанец знал, что уже не так вынослив, как ранее, поэтому решил поскорее закончить поединок. К тому же выпитое вино давало о себе знать. В несколько мощных ударов Кустодиан оттеснил галла к бревну, сделал ложный выпад и столкнул соперника в овраг. Галл упал в воду, которая была на дне межи. Солдат брызгал слюной и орал:

– Вот только дай мне подняться, я с тобой разберусь!

Кустодиан услышал свист. В последний момент он заметил жало стрелы, мчащейся из тьмы. Он попытался увернуться, но не вышло. Стрела вонзилась в плечо. Кустодиан присел. Он схватился за древко стрелы, пытаясь её выдернуть. Вторая стрела попала в грудь спартанца и пробила доспех. Двое легионеров, которые наблюдали за происходящим, бросились к гарнизону. Но стрелы оказались быстрее – солдаты упали, не пробежав и пяти шагов.

По бревну, точно циркачи, ловко пробежали лазутчики. Кустодиан поднялся на ноги и крепче сжал меч. На него налетел боец. Он был на две головы ниже и имел коренастое сложение. Боец двигался резво и, казалось, спиной чувствовал удары противника. Фехтовал он, точно Ахиллес.

Кустодиан отбивался, но чувствовал, как силы покидают его, а рука – немеет. Глаза застилал полумрак, очертания врагов расплывались. Лазутчики добили легионеров и галла, который всё не мог выбраться из ямы. Савла не тронули. К Кустодиану и его сопернику подошли пять человек.

– Я не могу поверить! Это сам Эксакустодиан.

Трибун узнал нахальный голос Агареса. Перс откинул с лица широкую накидку и ухмыльнулся. Бой между Кустодианом и лазутчиком прекратился.

– Я впервые выговорил твоё полное имя и не исковеркал его, Кустодиан. Ты что здесь забыл? Право, не ожидал тебя увидеть. Хотел бы с тобой сразиться, да только бой изначально нечестный, – Агарес показал на стрелы в теле спартанца. – Если бы я знал, что это ты здесь воспитываешь молодёжь, то не позволил бы Эмресу такой вольности. Где письма, старик?

Савл не мог вымолвить ни слова. Он пальцем указал на Кустодиана. Спартанец сломал концы обеих стрел, оставив обломки в ранах, швырнул фальшивые письма в сторону и сделал выпад. Агарес сблокировал удар и жестом приказал нетопырям не вмешиваться. Пятеро учеников расположились возле Савла и отсчитывали минуты до того, как Кустодиан истечёт кровью.

– Я не буду с тобой драться, – сказал Агарес. – Меня не станут больше уважать, если я буду сражаться с полумёртвым легионером.

Туман застилал глаза трибуна. Он словно пребывал в бреду. Кустодиан чувствовал, как под доспехами из ран лилась горячая кровь. При дыхании раздавался свист. Перед смертью спартанцу захотелось глотнуть ещё вина.

Кустодиан снова замахнулся мечом, но не достал до перса добрых пару футов. Спартанец бил наотмашь, а Агарес просто отходил в сторону. Перс избегал клинчей и отбивался мечом только для защиты. Кустодиан быстро утомился и припал на одно колено. Он задыхался. Сильно болело в боку, а кровь уже заливала калиги.

– Ты только попроси – и я тебе помогу, – вкрадчиво произнёс Агарес. – При таких обстоятельствах убийство не является зазорным.

Перс подошёл чуть ближе, Кустодиан собрался с духом и взмахнул мечом. Агарес вскрикнул и посмотрел на руку: фаланга мизинца болталась на кусочке кожи. Перс хохотнул и тщательно изучил рану. Он достал кинжал, напоминающий стилет, и преспокойно срезал болтающийся палец.

– Это ты мне напоследок решил оставить напоминание?

Кустодиан снова бросился в атаку, чувствуя, что рука сейчас выронит меч. Агарес закрылся и ответным размашистым ударом распорол его кирасу. Спартанец пошатнулся, выронил меч и рухнул на землю. Агарес рассматривал покалеченный мизинец с таким равнодушием, словно не произошло ничего серьёзного. Нетопыри не смели даже двинуться с места.

Наконец перс отвлёкся от пальца и взглянул на Кустодиана, который дергался на земле и стонал. Агарес присел возле него и потрепал по щеке. Спартанец хрипел, одной рукой зажимал рану, а второй пытался дотянуться до перса. Агарес обхватил окровавленную ладонь Кустодиана и крепко сжал. Спартанец неотрывно смотрел погасшими глазами на перса, прежде чем затихнуть. Агарес извлёк из кармана аурелий и затолкал Кустодиану в рот.

– Не для тебя была эта монета, спартанец, но ты её заслуживаешь больше.

– Надо сообщить караульным, – мрачно произнёс Савл. – Пусть заберут тело.

– Это не главное, – ответил Агарес. – С телом мы ещё разберемся. У нас есть заботы посерьёзнее. Эмрес, зачем ты стрелял?

– Я стрелял в силуэт – не в человека, – оправдывался тот. – В темноте не разобрать. Да и если бы видел лицо, то всё равно выстрелил. Мне с римским трибуном встречаться не доводилось.

– Значит, такова воля Ахурамазды. А вам бы не помешало уже выучить знаки отличия.

– Как разобрать их тарелки на броне? – выговорил Бельфор. – Мы встречали легионеров, у которых блюд на целую центурию, а чином – всего лишь младшие центурионы.

– Ладно, – уступил Агарес и перевёл взгляд на тело Кустодиана. – Дело сделано, жалеть не о чем. Так мечтал убить подонка, а сейчас ничего не чувствую.

– Зачем ты привёл Кустодиана? – спросил Эмрес у Савла, чтобы быстрее сменить тему. Он понимал, что отнял желанную добычу у наставника.

– Он сам напросился, – заикаясь, ответил Савл. – Хотел поквитаться с Филиппом.

Один из нетопырей подошёл к телу Кустодиана и отбросил свой наголовник. Это был Кемнеби. Он смотрел на тело бывшего наставника и пытался понять, что чувствует. Смерть спартанца не смогла пробить стену безразличия. Кемнеби сплюнул и присоединился к отряду.

Агарес взял связку писем и разрезал бечевку.

– Проклятый изверг. Палец мне отсек, – перс посмотрел на сочащуюся из пальца кровь и раскрыл первое письмо. – Одно письмо вижу, где остальные?

– Скорее всего, в комнате Кустодиана. Что со мной будет?

– Проведёшь нас в гарнизон, покажешь письма. Благодари богов, что посещение крепости Хлора сегодня входило в наши планы. Клянусь тебе, старик. Такого в римских амфитеатрах не покажут! Все билеты уже проданы.

– На них свет клином сошёлся? На этих ваших письмах?

– Они нужны Атталу. Это не моё дело. Мы пришли, чтобы отнять одну жизнь. Не эту, – перс кивнул на тело спартанца. – Веди нас в гарнизон.

Савл повёл лазутчиков к гарнизону, который возвышался в нескольких стадиях. По пути Бельфор добил выжившего легионера и стукнул по затылку Савла, который хотел помочь умирающему парню.

***

Перед самым рассветом в форте не спали только караульные. У южного входа Савл назвал пароль и Агарес с нетопырями оказались за стеной. Перс удивился тому, как легко оказалось проникнуть в крепость. Однако отметил, что ход в каменной кладке был и в самом деле незаметен, а система паролей лишала посторонних возможности войти в лаз в целости и сохранности.

Савл подумал привести лазутчиков к казарме, но Агарес пресекал любые попытки свернуть с намеченного пути. Савл ещё не встречал человека с такой интуицией. Наконец вольноотпущенник провёл их в комнату Кустодиана, где наёмники без труда разыскали письма Филиппа.

– Здесь всё?

– Да.

– А где находится Эпихарид?

– Зачем вам пропретор? – угрюмо спросил Савл, зная ответ на вопрос.

– Покажи его покои.

Агарес подошёл в упор к старику. Перс был выше на голову, и от него веяло ужасом. Савл, словно заколдованный, направился в коридор и повёл за собой свору Агареса. Нетопыри без труда разделались с привратниками и закололи управляющего пропретора. Агарес нашёл Эпихарида беспробудно спящим с двумя девушками в обнимку. Возле кровати валялись кувшины с разлитым вином, еда и одежда.

Агарес указал на спящих и пальцем провёл по кадыку. Эпихарид был для него лишь заданием. Перс не был с ним знаком и не видел причин проявлять жалость. Для Агареса убийство спящего было обычным приёмом ночного убийцы.

Марвин жестами указал на девушек. Агарес подтвердил, что их тоже нужно устранить. Кемнеби с Марвином подобрались к кровати и резкими ударами кинжалов умертвили всех троих. Никто даже не успел вскрикнуть. Агарес убедился, что пропретор мёртв, и вышел в коридор. Эмрес не отпускал Савла. Старик с бледным лицом смотрел на наёмника и не чувствовал под собой ног.

– Теперь я могу идти? – заикаясь, спросил Савл.

Агарес вновь провёл пальцем по кадыку, и Эмрес свернул старику шею. Тело оставили возле покоев Эпихарида. Перс собрал нетопырей в круг.

– Теперь действуем по плану. Кемнеби, можешь считать, что ты прошёл инициацию. Даже я не убивал пропреторов, посему гордись. Эмрес, жди моего сигнала и не расходуй попусту стрелы. Бельфор с Марвином пойдут со мной, Белет и Кемнеби – в караульную. Следите, чтобы в тубицины не затрубили раньше времени. Сейчас подойдёт подкрепление и будет уже неважно, в какой набат забьют римские собаки. Римляне знают тебя? – перс повернулся к египтянину.

– Есть вероятность нарваться на когорту, которая меня ни разу в глаза не видела, – пробормотал Кемнеби.

– Оденься в кирасу привратника. Может, это даст тебе пару лишних секунд. И ещё– девчонка. Знаешь, как она выглядит?

– Аттал весьма поверхностно описал её, – сказал Бельфор.

– Что ж, в любом случае конунг пока не настаивал, чтобы мы привели девку этой ночью, – сказал Агарес. – Филипп сказал, что она в гарнизоне. Я сам видел её пару раз. Смуглая, красивая.

– Лучшее описание, что я слышал, – прошептал Марвин.

Агарес пригрозил шутнику, и все разошлись по установленным местам. Эмрес зажёг стрелу и запустил в сторону межи. Через четверть часа три десятка галльских лазутчиков проникли в гарнизон через тайный проход, полностью зачистив караульную башню.

Убийцы ураганом пронеслись по крепости и вычистили солдат, несущих ночную службу. Маскировка Кемнеби не пригодилась: возле сигнального колокола убили всех караульных. Эмрес снова пустил стрелу – на этот раз в сторону лагеря алеманнов.

Земля содрогнулась от топота ног. Лазутчики наступали в открытую. Из казармы потянулись сонные легионеры. Среди них оказался центурион, который заорал во всю глотку:

– Нападение!

Но не успел закончить, как получил стрелу в глаз.

Крепость проснулась. Пока легионеры пытались выявить врагов и их количество, лазутчики отворяли ворота, ведущие в придел. Алеманны хлынули в форт, и началась бойня. Трибуны звали легата, легат требовал префекта каструма. Тит обнаружил убитого Эпихарида и так испугался, что незамедлительно оставил крепость.

Римляне не знали, что делать, и сопротивлялись как могли. Многие бежали через южные врата. Случайная смерть от децимации солдатам теперь казалась наградой. Оставшиеся женщины с криками мчались к заднему лазу. Алеманны хватали их, брали на месте, а после убивали. Злоба и ярость из-за времени, потраченного на осаду, окончательно захлестнули солдат Аттала. Они безжалостно разбивали легионерам черепа.

Кемнеби участвовал в общем избиении и при виде убегающих женщин вспомнил о Вирсавии. Кемнеби всегда мечтал овладеть ею, чтобы позлить Протея. Он знал, что из крепости ведёт лишь один выход.

Кемнеби встал возле кожевенной мастерской у южных врат в надежде, что мимо него пробежит Вирсавия. Он был в римской лорике хамате, посему на него никто не обращал внимания. Спустя час удача ему улыбнулась: к проходу бежали две девушки, одной из которых была Вирсавия.

– Сюда! Скорее! – крикнул Кемнеби.

Девушки увидели легионера в кирасе привратника пропретора и покорились. Едва они вошли в мастерскую, как дверь захлопнулась.

– Переждём здесь.

– Зачем мы сюда пришли? Надо идти к воротам! – сказала подруга Вирсавии.

– Киаксара, замолчи!

– У врат стоят галлы и рубят всех, кто выходит, – солгал Кемнеби.

– Это ты? Разве тебя не убили? – Вирсавия узнала гостя.

– Убили. И мой призрак хочет тебя поиметь.

Кемнеби ударил Киаксару и отшвырнул её к стульям. Потом налетел на Вирсавию.

– И подруга твоя тоже хороша. После тебя возьмусь за неё.

Кемнеби расшнуровал штаны, схватил Вирсавию за шею и погрузился в беснование. Он бил девушку по лицу, душил и получал истинное наслаждение от её поскуливаний. Кемнеби не ожидал, что всё закончится так быстро. Ещё раз приложившись по лицу Вирсавии, он поднялся и направился к Киаксаре, которая не могла опомниться от удара. Увидев приближающегося Кемнеби, Киаксара пошлёпала себя по щекам и отползла к стене. Сбоку на связанной пачке кожи она нащупала гладий.

– Ого! Даже так! Сави-сави, кто твоя подружка? Она намерена защищаться? Так ещё веселее.

Киаксара поднялась на ноги. Кемнеби пару раз игриво взмахнул мечом. Он злобно оскалился, когда увидел, что его удары даже не напугали соперницу. Тогда Кемнеби решил напомнить, что является маститым воином, и бросился на Киаксару.

Девушка отбила выпады и полетела в атаку, словно пегас. Улыбка Кемнеби сменилась недоумением, а после – испугом. Киаксара крутилась, точно нимфа, пляшущая перед Вакхом в лесном источнике. Она без труда отражала удары и пару раз даже порезала Кемнеби.

Они разошлись по разным углам. Египтянин не знал, что делать, но отступать не хотел, ведь проигрыш девушке для него приравнивался к смерти.

– Поигрались и хватит.

Кемнеби скинул римские доспехи, которые никогда не любил, и устремился в бой. Ситуация не улучшилась: Киаксара уже поняла, как сражаться с грязным бойцом. Она метко рубила, вовремя уходила от клинча, делала ложные замахи и потрясающие кульбиты. В один момент Киаксара зажала Кемнеби у двери, и тот не придумал ничего лучше, чем сбежать от обезумевшей валькирии.

Киаксара заперла дверь и подбежала к Вирсавии.

– Как ты?

Та хохотнула. Она лежала на полу и вытирала с губ кровь.

– Знаешь, мне ведь не привыкать. А здесь и мужчиной особо не пахло.

– Нам надо бежать. Крепость подожгут, и здесь мы не спрячемся. Давай договоримся, что ты больше не бежишь на зов первого встречного?

– Договорились. Где ты научилась так драться? Ты нас спасла.

– Это всё, что сейчас тебя интересует? Пойдём уже.

Девушки вышли из хижины, осмотрелись и побежали к южному проходу. Они благополучно покинули крепость и вместе с потоком беглецов перешли по мосту через Изеру. Едва пробежал последний человек, как легионеры сожгли переправу, лишив алеманнов возможности перейти на другой берег.

***

К утру гарнизон перешёл под полный контроль Аттала. Оставшихся в крепости перебили, беглецам и женщинам позволили уйти. Уже на следующий день конунг устроил пир. Захмелевшим голосом Аттал заявил, что захватит Массилию, а следом и сам Рим, перевалив через Альпы.

Алеманны шумно праздновали победу. В своём бесновании они дошли до полного умоисступления и сожгли два барака. Аттал пребывал в отличнейшем настроении. Он пил реликтовое вино из запасов пропретора и представлял, в какую сбрую нарядит коня после торжественного входа в Массилию.

На пиру все враги примирились. Даже Агарес подошёл к Филиппу, чтобы поздравить с взятием крепости.

– Держи свои писульки, – Агарес передал письма Филиппу. – Ты мой должник. Уже во второй раз.

– Долг уплачен и давно.

– Как бы ни так, Македонец. Ты совершил столько проколов, что я уже устал выгораживать тебя перед Атталом. Что я тебе говорил, когда мы впервые встретились в Риме? Ты будешь служить мне.

– Ты взял с меня клятву выполнить любое твоё поручение.

– Всё верно. Я поручаю тебе служить мне. Что непонятного?

– Ловко придумано, Агарес, – фыркнул Филипп. – Что с Савлом?

– Ничего, – перс бросил к ногам Македонца крест и акинак. – Он уже в кущах своего бога.

– А это что…?

– Послание от соратника.

Филипп поднял акинак Кустодиана и с такой силой сжал рукоятку, что коросты на его костяшках полопались.

– Римляне встали лагерем в пяти милях, – продолжил Агарес. – Могут даже окопаться, фрурионы установить. Что вы еще обычно делаете? Ров копаете и возводите вал? Не имеет значения. Мои люди перешагнут через любые стены, точно через кирпич.

– Пока Аттал собирается с мыслями, начнётся зима, а она вынужденно разведёт всех по зимним квартирам.

– Так ещё лучше. Не придётся искать брод.

– Изера не замерзает, Агарес. Клянусь, ты уже мыслишь как галл. Римляне бывали и не в такой заднице, а вы празднуете победу так, точно уже стоите под стенами Рима. Атталу необходимо действовать решительно. Пока не до пьянок. Надо нападать либо сейчас, либо ждать весны. Иначе повторим путь Ганнибала: победу добудем, а воспользоваться не сумеем.

– Что значит вы? Ты разве не с нами?

– С вами, но мыслю иначе. Надо идти вперёд, Агарес! Ежели дадим римлянам лишнюю неделю, то после не выбьем их. Чем дальше от Арелата – тем труднее.

– Мне кажется, Кустодиан дурно на тебя повлиял, Македонец. Ты стал слишком мнительным. Харольд сказал, что беглецы соединились с тыловым легионом римлян. Якобы теперь их ведёт какой-то самодовольный легат, у которого грудь колесом. Отдохнём недельку-другую и его припрём к стенке. Какие проблемы? После сегодняшнего разгула слава Рима померкла.

– А ты вновь на коне, – равнодушно произнёс Филипп. – С чем я тебя и поздравляю! Кажется, я даже отсюда слышу скрежет зубов Харольда, который негодует из-за твоего триумфа. Нетопыри всё сделали безупречно. Хвала им за мастерство, но скажи мне, перс, где тело Кустодиана?

– Я отправил его к ним, в лагерь. Мне это ничего не стоило.

– На тебя не похоже. Я помню историю про главаря иберийских наёмников, который тебе отказал в жаловании. Если молва не лжёт, ты выпустил ему кишки и привязал к столбу.

– Хотел помучить, да он сразу подох, – беззаботно отозвался Агарес. – Да, мы за десять лет неоднократно ругались с Кустодианом, но не враждовали настолько сильно, чтобы я измывался над его телом.

– К чему подобные порывы мнимой доблести? Выслужиться хочешь?

– Глупо звучит, но из двух людей, коих я безмерно уважаю, на этом свете остался только один. Но живы все, кого я не считаю за мужчин. Да, в окружении Аттала все выслуживаются, Македонец. Хочешь, скажу, кто самый первосортный раб?

– Это угроза?

– Разве я тебе угрожал или указал на тебя? Нет, Филипп. К чему мне это? Но ты подумай, зачем Атталу сдались твои письма? – спросил Агарес. – Гарнизон взяли, ты более не нужен. Или ты поможешь взять Массилию? Молчишь? На кой ему сдалась девчонка, чьего лица он даже не видел?

– Откуда я знаю? – прошипел Филипп, взволнованный вопросами перса.

– Тише, тише! – Агарес налил кубок и передал Македонцу. – Это обычные вопросы.

– Аттал готов надорвать жилы, лишь бы достичь цели. Однако едва получает требуемое, как понимает, что оно не приблизило его к основной цели.

– Таков наш конунг. Он часто бросает дело на половине пути. Пора бы уже смириться, – назидательно произнёс Агарес.

– Он вырезал две сотни деревень, но вдруг резко поменял направление, – мрачно сказал Филипп. – Искал манускрипты, письма, племянницу, нанимал убийц, бросал поиски и начинал заново. Какой смысл?

– Кое-что он всё же довёл до конца. Нанял убийц, и вот мы здесь, – Агарес торжественно раскинул руки. – Зачем ему твои письма, меня не интересует. Мне важно узнать, для чего?

– Там есть письма и других людей: легатов, наместников…

– А ещё заметки Констанция Бледного и хроника похорон тетрарха Максимиана, – воскликнул появившийся из ниоткуда Аттал. – И только глаз орла увидит в их сказаниях преинтереснейшую вещь.

Филипп поклонился, Агарес еле заметно кивнул. Аттал протянул руку и потребовал отдать ему связку писем. Македонец подчинился.

– Чтобы победить врага, нужно устранить причину, а не следствие, – произнёс конунг.

Аттал, посмеиваясь, удалился, а тандем наёмников с непониманием посмотрел ему вслед.

Агарес поджал губы, похлопал Филиппа по спине и отправился к праздничному столу. Македонец проводил его взглядом и закрыл глаза. Он ещё раз взглянул на акинак Кустодиана и стиснул зубы.

Они впервые встретились с Кустодианом в Галлии во время усмирения восстания вандалов. Префект Гай Арминий отправил всего один фракийский легион, ибо посчитал, что тому по силам не только одолеть приграничных иберов, но и пройти клином вдоль всей аквитанской границы. Два грека оказались в центурии, куда набирали в основном эллинов. Арминий считал, что центурии, сформированные по племенному принципу, имеют больше преимуществ в наступлении, нежели тысячи галлов и свевов, смешанных в одном котле.

Бой с вандалами проходил с переменным успехом то для одних, то для других. Кустодиан встал на место павшего сотника, выровнял помятую коробку и вывел солдат на общую линию когорты. Эта центурия внесла наибольший вклад в победу.

Кустодиан первым получил чин центуриона, из-за чего в легионе пронеслась буря негодования: никто не получал титул сотника после первого сражения, будучи при этом не латинянином. Легионеры роптали на легата и шептались о его предвзятости. Никто не обратил внимания на то, что спартанец выровнял целую когорту лучше самого легата.

У Арминия, которого после битвы с вандало-иберами прозвали Аквитанским, не осталось выбора. Дабы охладить горячие головы, кои требовали переназначения, центурию ланциариев Кустодиана отправили на войну с пиктами. Арминий надеялся, что в суровой среде беспощадные пикты разнесут центурию спартанца в клочья.

Однако Кустодиан получил бесценный опыт и вернулся в легион Арминия ещё более окрепшим и закалённым, с новой идеей воспитания следопытов. Филипп с Кустодианом сблизились, хотя объединял их только язык, данный от рождения. Кустодиан поделился мыслями насчёт создания отряда. Филипп, едва увидел шестифутового громилу Кеннета, которого привезли в качестве пленника после войны с пиктами, сказал, что с удовольствием поможет побратиму. Арминий отрядил Филиппа в Дакию, а Кустодиан получил небольшой отпуск, который потратил на поиск учеников для гладиаторской школы.

Сейчас Филипп злился на себя, ибо в сложную минуту его голову заполонили мысли об усопшем Кустодиане, а не о способах избежать неприятностей. Да, он всегда завидовал соратнику. За что бы ни взялся Кустодиан – обязательно добивался своего. А Филипп привык жаловаться и лгать.

Событиям в Галлии предшествовала иная история. По происхождению Филипп был аргосцем, но всю жизнь прожил в Македонии. Он служил в армии и в одном из сражений с горцами оказался отрезанным от общей массы. Филипп всегда убеждал себя, что это было вынужденное дезертирство, однако не имел ни малейшего желания возвращаться в греческую фалангу. Ему повезло: его никто не искал, посчитав мертвым.

Так он прошагал от Никеи до Рима в поисках достойной работы. Филипп не отличался особым умом, и его единственным талантом была недюжинная физическая сила. Деньги, полученные после мелких подработок в провинции, быстро иссякали, и Филипп двинулся в Рим в надежде отыскать свой кусок счастья.

Империя стояла на пороге гражданской войны. Вечный город заполонили толпы приезжих, в том числе и разведчики разных мастей. Филипп пошёл в наёмничество и устроился на работу к одному из самых маститых головорезов на Авентине по имени Уммидий.

Филипп выколачивал деньги с должников и брал с добычи свою установленную долю. Сестерции полились золотой рекой, и Македонец решил, что эта непыльная работёнка способна провести его по всей иерархии наёмников трущоб и поставить вровень с Уммидием.

Однажды Филиппу поручили убить некоего человека, который угрожал владычеству Уммидия на Авентинском холме. Головорезу подчинялись все банды города, однако пошли слухи, что в Рим прибыл человек, который норовит свергнуть царя преступников. Говорили, что тот, как и прочие наёмники, был в сговоре с рядом лиц в сенате.

Филипп не понимал, как одного человека может бояться мощнейшая организованная сеть осведомителей? Сначала он узнал про неких адептов Аваним Афарот, а позже лично встретился со своей целью.

В тот день Македонец по наводке Уммидия преследовал человека. Тот заводил его во всё более узкие переулки Квирина. Едва настал удобный момент, как Филипп напал, но соперник оказался значительно сильнее и опытнее. Так Македонец и встретился с Агаресом, который отделал его, словно петуха перед забоем. Уммидий так не узнал, что его самый беспринципный наёмник обмочил тунику и плащ.

В те дни Агарес действительно вызывал у врагов трепет: его окружала смертельная аура, которая заставляла трястись от страха. Преследуемый шахом перс искал подходящую работу, дабы позаботиться о семье. Но Агарес решил не оставаться в Риме, ибо конкуренция была слишком велика.