Текст книги "Алеманида. Противостояние"

Эпилог

В конце сентября из Арелата в сторону Ктесифона отправилась целая делегация. Эмрес планировал пойти на восток с Анаит и Сатэ, но за ними увязался огромный хвост. Как и ожидалось, за Эмресом пошли Миргалим с Амаласунтой, а следом увязался и Ульрих. В землях гуннов их настигли Бельфор с Кемнеби, которые решили, что до поры до времени лучше держаться вместе. Так малый караван двинулся к обширным землям гуннов, неподвластных римскому влиянию.

Первую неделю путешествие протекало спокойно. Путники оставляли стоянку рано утром и шли до первых признаков зноя. Переждав его, двигались до очередной стоянки, пока солнце освещало дорогу. Роль вьючных животных в их маленьком караване выполняли лошади, которых они взяли в городе. После сражения в Арелате осталось много кобыл, чьи всадники не вернулись домой.

Они благополучно миновали границу и вошли в земли Мезии. Началась настоящая буря. Два дня они укрывались от неё и боялись высунуть нос. Порывы ветра были настолько сильными, что дети не могли стоять на ногах: их попросту сдувало. Буря закончилась, и выглянуло настолько дивное солнце, что уже не верилось, что боги недавно хотели уничтожить землю.

Как только Сатэ выздоровела, длительность переходов возросла, но Эмрес обнаружил новую беду: большая часть заготовленной еды протухла. Он прикинул, сколько понадобится провианта на их ораву, и понял, что еды хватит ещё на пару дней. Эмрес почти угадал – запасов не хватило на ужин второго дня. Все легли спать полуголодные и злые.

Эмрес с Бельфором решили пойти на ночную охоту. Они прошли около десяти миль, но не обнаружили даже намёка на лес – одни скалы да грызуны, по которым Эмрес никак не мог попасть в темноте. Ближе к утру лазутчики подбили на одной из троп козлёнка. Эмрес радовался убитой дичи, а Бельфор сетовал на наставника. Он считал, что лучше бы тот вложил в них знания о жизни. Умение расставлять силки сейчас бы пригодилось больше, нежели знания о греческих киниках.

Козлёнка хватило ровно на один прием пищи. Мужскую половину компании волновало, где они.

– Долго нам ещё идти, старик? – спросил Эмрес у Миргалима.

– Ты уже понял, что мы оказались на перепутье?

– Ничего я не понял. Где мы?

– Мы прошли земли гепидов, сейчас в Мезии. Если пойдём этой дорогой, то после нужно будет как-то попасть на судно в Византии, чтобы переплыть Фракийский пролив.

– Полагаю, так короче? – спросил Бельфор.

– Всё зависит от того, куда вы направляетесь. Если в Парфию – короче.

– В Ктесифон, – подтвердил Эмрес.

– Тогда через Вифинию и Каппадокию. Люди там незлые, пройдём быстро.

– Ты так же говорил про гуннов, – возразил Эмрес. – Мы еле унесли ноги от их бешеных коней.

– Разве ты не знал, что путь в Ктесифон непрост? – спросил Миргалим. – Думал, будешь ходить от города к городу, а тебя будут встречать с вином и молоком?

– Мы не виноваты, что на наших руках метки следопытов Агареса, – сказал Эмрес.

– Это был временный порыв Августа, – вкрадчиво произнёс Бельфор. – Скоро преследования наёмников закончатся.

– Неужели нас будут проверять при входе в город? – спросила Анаит. – Я хочу лечь на нормальную кровать.

– Я бы тоже хотел на нормальную кровать, – ответил Эмрес. – Только до неё ещё нужно добраться. Стоит нам войти в город, как возникнет куча проблем. Нас в тюрьму, вас на рынок. Хочешь? Взгляни на Бельфора! Его и обыскивать не нужно.

– Но Марвин убрал рисунок, – улыбнулся Миргалим. – В чём сложность?

– Вырезать кусок татуированной кожи называется убрать?

– А ты куда собрался, старик? – поинтересовался Бельфор.

– Туда, где нет жизни. Но идти нам по пути, поэтому можете присоединиться.

– А если я не хочу светиться в гаванях, то куда идти? – спросил Эмрес.

– Нужно вернуться в земли гуннов, пройти росколанов, оногуров и аланов, – сказала Сатэ. – Когда доберёмся до Арташата, можно сказать, что пришли. Я родом с этих краев.

– Сколько это займёт времени? – спросил Бельфор.

– Может, месяц-другой, – ответил Миргалим. – Всё зависит от воли Ахурамазды.

– Сколько можно трясти своим Ахурамаздой? – ругнулся Эмрес. – Где безопаснее?

– Для тебя – нигде, – ответил Миргалим. – Ты же боишься богов и собственных меток.

Они приняли решение пойти по более длинному пути. Воспротивился один Бельфор: он планировал осесть в префектуре Востока и податься в наёмники. Там правили ставленники Лициния, и на его земли законы Константина не распространялись. Эмрес с радостью согласился спровадить конкурента на все четыре стороны. Он запретил Бельфору брать и без того понурых кляч.

Накануне отъезда Бельфор с Ульрихом отправились на поиски сухостоя.

– Это мой тебе подарок, – Бельфор вложил кулёк в руку Ульриха.

– Что это?

– Марвин дал лет сто назад.

– Марвин? Значит, это отрава? Зачем она мне нужна?

– Утром я ухожу. Знаю, как вы меня ненавидите, но поверь мне, малец, в нашем походе хрупкий мир сохраняется только благодаря мне. Ты увидишь всю гнилую суть Эмреса. Когда станет совсем тяжко, тебе есть чем ответить на его колкости.

– Сам бы и подлил.

– Бери флакон и держи при себе. Никто ничего не поймёт и не узнает. Эта вещь не оставляет следов. Эмрес уснёт и больше не проснется.

Ульрих кивнул и убрал свёрток в карман. На том и закончили.

Мальчик шёл в терзаниях и муках, ибо не понимал, зачем идёт туда, где его никто не ждёт? Подобным размышлениям предавался и Бельфор, который всю жизнь находился в поисках высшего смысла, но так и не мог его найти. В лице Миргалима Бельфор потерял наставника, ведь старик переключил всё внимание на Амаласунту. Поэтому Бельфор их и покинул.

Ульрих вернулся один. Бельфор не появился ни через час, ни к вечеру. На следующее утро по команде Эмреса караван оставил стоянку.

Несколько дней они шли строго на северо-восток. До земель гуннов они добрались по памяти Миргалима, а после подключилась Сатэ. Держались путники исключительно благодаря воровством и талантам Эмреса, который подбивал зайцев и мелких кабанов. Корм для коней закончился, и животные искали скудную снедь в полях. Взбесившиеся от голода две кобылы сорвали кол и ускакали в неизвестном направлении. Так у путников осталась лишь одна лошадь, которая подохла через неделю. В этот раз они ели конину до тех пор, пока мясо не испортилось.

Наконец Анаит запротестовала и сказала, что нужно идти через населенные места. Ропот становился всё громче, и Эмрес уступил. Они зашли в первую попавшуюся деревню, где на них напали. Кемнеби с Эмресом с трудом отбились, и компания на время отказалась от затеи двигаться через селения.

Эмрес видел мучения Анаит, которая не привыкла таскать скарб. Для подобной задачи требовались лошади, и пылкий Ульрих увёл мерина из стойла в маленьком поселении аланов. Эмрес посадил возлюбленную в седло, чем вызвал негодование Кемнеби.

Нетопырь уже не скрывал своих амбиций: он командовал всеми, решал, когда будет остановка, говорил, что им есть и что пить. Даже со стороны Анаит росло недовольство, а ссор становилось всё больше. Все понимали, что не доберутся до пункта назначения в полном составе. Осталось понять, где и когда путники разбегутся?

Для Эмреса было важно сохранить возле себя лишь Анаит. Кемнеби и Сатэ он бы убил при первой возможности. На Миргалима Эмрес не обращал внимания, ибо слепец с молочными глазами по запахам и ощущениям ориентировался лучше остальных, и сейчас его помощь была как нельзя кстати. Занозы в лице Ульриха и Амаласунты Эмреса тоже раздражали. Эти двое походили на клопов, которым было всё нипочём.

Ульрих со стороны следил за ссорами Кемнеби и Эмреса. Мальчик начинал понимать правдивость слов Бельфора. Возможно, высокомерие Эмреса и не проявилось бы так явно, если бы следопыт с рисунками на лице остался, однако теперь никто не мог повлиять на ситуацию.

Отношения между путниками портились всё сильнее. Апогеем стало предложение Эмреса добывать пищу самостоятельно. Когда все отказались, он стал приносить добычу с охоты исключительно для себя и Анаит. Сатэ доставался кусок только за привилегию материнства, остальные же были вынуждены выживать как могли.

Закончилось всё ссорой Эмреса и Кемнеби, в которой египтянин даже со сломанной рукой безоговорочно победил. Он отобрал единственный лук и приложил к колену, сказав, что мясо будут есть все или никто. Эмрес покорился, но с тех пор принимал пищу отдельно ото всех. Он ощущал злобные настроения попутчиков и считал, что они вконец обнаглели. Даже замечания Анаит ему казались несправедливыми.

Климат менялся чуть ли не каждый день, становился всё более сухим и знойным. Ульрих, который отродясь не видел ничего, кроме галльских холодов, обомлел. Стояла нестерпимая жара, а Ульрих и Амаласунта захлебывались от пыли и кашля. У Сатэ началась горячка, и она стала харкать кровью. Поведение Эмреса стало невыносимым. Он не позволял им лишний раз присесть и гнал путников с такой скоростью, словно вёл рабов на золотоносный рудник. Ульрих понял, что его час настал.

Мальчик отточил мастерство вора, посему подлить пару капель в еду Эмреса для него не составило никакого труда. К вечеру следопыт почувствовал недомогание. Он сослался на усталость и улёгся на подстилку. Ночной караул взяли на себя Кемнеби с Ульрихом.

Утро огласилось криком Анаит, которая не могла добудиться Эмреса. Он словно впал в оцепенение. Когда все убедились, что Эмрес мёртв, Анаит в слезах рухнула на шею матери. Она не могла остановить рыдания, а Ульрих сидел в стороне, притворяясь, что расстроен. Кроме Анаит никто не горевал, что Эмрес больше не поднимется с лежанки.

Кемнеби через силу ответил на просьбу Анаит: он вытащил меч и вложил Эмресу в руки. На достойные похороны не доставало ни людей, ни сил, посему они не придумали ничего лучше, чем просто оставить мертвеца. Некогда древние горцы так же не хоронили усопших, а выставляли на склоне горы, где плоть пожирали хищники и стервятники.

Анаит с трудом оттащили от тела. Как бы мерзко себя не вёл Эмрес в последние дни, она его всё же любила. К тому же теперь они потеряли единственного охотника. Кемнеби плохо пользовался луком, и внушительное орудие Эмреса для него было не полезнее щита. Но лук со стрелами египтянин всё же взял, и они двинулись в путь. До Арташата оставалось идти меньше недели.

Они шли крайне медленно из-за ослабевшей Сатэ. Женщина не могла держаться в седле, а на ногах проводила не более трёх часов в день. Они ползли и ползли. Едва они прошагали половину мили от стоянки, где умер Эмрес, как Ульрих сказал, что ему нужно отлучиться в лес, ибо вчерашний ужин никак не усваивается.

Вместо этого юнец рванул на стоянку, дабы убедиться, что Эмрес и в самом деле мёртв. Уж слишком он походил на спящего, а Ульрих знал шутки Бельфора и Марвина. К его счастью, усопший не восстал из мёртвых, и мальчик облегчённо вздохнул. Он вытащил меч из окостеневших пальцев и воткнул в грудь мертвецу. Ему показалось, будто Эмрес охнул. Тогда Ульрих нанёс сотню беспорядочных ударов. Когда шея и грудь мертвеца превратились в месиво, мальчик остановился. Он взглянул на себя, испачканного кровью, и заплакал.

Ульрих бросился следом за плетущейся делегацией. Он несколько часов бродил по округе, но понял, что заблудился. Два дня Ульрих метался из стороны в сторону, пока не набрёл на брошенную стоянку. Любовь к Анаит была столь велика, что он почувствовал запах масла, которое она наносила себе на шею. Он шёл по следу три дня и к исходу четвертого наткнулся на Миргалима.

Ульрих рассчитывал на радостную встречу, однако путники с угрюмыми лицами так и норовили отпустить в его адрес проклятие. Оказалось, что Сатэ вдобавок к лихорадке отравилась и уже два дня страдала от изнурительного опорожнения желудка и кишечника. Никто не в силах был ей помочь, и все с замиранием сердца ожидали её кончины. Ульрих только сейчас понял, что догнал Анаит из-за затянувшейся остановки, посему благодарил богов за тяжёлую болезнь женщины и подумывал: не подлить ли и ей смертоносного зелья, дабы та не страдала лишнюю минуту?

У мальчика не хватило духу. Сатэ мучилась сутки, прежде чем испустила дух. Анаит сказала, что ни не оставит мать без похорон и разрешительной молитвы, даже если это будет стоить ей жизни. Ульрих с Кемнеби с большим трудом выкопали могилу в каменистой местности, чтобы спрятать тело от диких зверей. Анаит завернула тело матери в плащ, прочла молитву, и могилу зарыли. Всё проходило в такой спешке, что никто не понимал сути происходящего.

Прошло четыре месяца, прежде чем путники оказались в Парфии. В последний вечер Кемнеби поговорил с Миргалимом. Старик посоветовал, к кому можно обратиться в городе и чьи имена называть, дабы отворить нужные двери. Египтянин отблагодарил старого перса и вместе с Анаит отправился в Ктесифон.

Проморгавший их уход Ульрих ещё долго грозил небу кулаком, обещая расправиться со всеми богами, отнявшими у него драгоценную Анаит. У мальчика не осталось выбора, и он поплёлся следом за Миргалимом и Амаласунтой.

Целый месяц путники двигались на юг, пока не оказались в бесплодной земле, где начиналась Гедрозийская пустыня. Они ели очень редко и существовали исключительно благодаря источникам воды и съедобным ягодам. Иногда Ульрих подворовывал хлеб и яйца. Амаласунта в особо удачный день даже могла выкрасть ягнёнка из отары. Однако детям было невдомёк, где заканчивалось их путешествие.

Миргалим демонстрировал невероятную выносливость. Он словно не замечал нестерпимой жары и голода. Старик будто подпитывался страданиями ребятни, которые истощились и находились на пределе своих сил. Он не употреблял в пищу мясо, довольствуясь только зеленью и водой.

Растительности становилось всё меньше, люди и животные им более не встречались. Миргалим сказал, что осталось совсем чуть-чуть до границы. Спустя два дня они оказались в оазисе, за которым простиралась смертоносная Гедрозия.

На раскинувшемся на пару стадиев в ширину островке росло множество деревьев, виднелись следы кострищ и привалов. Особо беспокойные даже построили стойло для коней, окружённое небольшим частоколом. На оазисе имелось два источника пресной воды. С деревьев доносилось пение птиц с разноцветными хвостами, которых дети видели впервые. Здесь они задержались.

Любопытство взяло верх, и они отошли от оазиса на четверть мили, однако поняли глупость своего поступка. Перед ними простиралась необъятная земля. Горизонт краснел и расплывался в дымке. Горячий воздух обжигал ноздри и легкие, песок хлестал по ногам и забивался в обувь, свист ветра угнетал.

Никогда доселе Ульрих и Амаласунта не встречали столь безжизненных пейзажей. От засухи потрескалась даже земля. Амаласунта многое слышала о геенне огненной у христиан, и в её представлении она выглядела именно так. Дети с удивлением смотрели на пустыню и гадали, ради чего их сюда привели?

Ульрих за весь путь ни капли не изменился: остался таким же оборванцем с гривой непослушных волос. Амаласунта, несмотря на трудности и преграды пути, вошла в годы зрелости. Маленькой девочки больше не было. Вместо неё появилась алеманнка с земель Британии. Теперь они с Миргалимом были практически одного роста. Лицо Амаласунты заметно похудело и загорело, отчего зелёные глаза казались ещё больше. Несмотря на свирепый голод, кости её таза расширялись, груди округлялись и наливались соками. Природа брала верх, нарушая свои же законы.

Когда дети вернулись в оазис, Амаласунта запротестовала:

– Либо мы идём обратно, либо остаёмся здесь. Сколько можно стирать подошвы?

– Мы пришли, дитя моё.

– Куда пришли?

– Не куда, а к чему. Мы пришли в место, где мысль можно ухватить за хвост, а любое видение становится реальностью. Теперь мы будем думать о возложенном на нас бремени.

– А мне что делать? – возмутился Ульрих.

– Обожди денёк-другой. Ты ведь жаждал заполучить наставника?

– Я уже нашёл его.

– Нет, у тебя иной путь, юноша. Я уже стар, меня хватит лишь на один сосуд с бурной кровью.

Следующим утром они проснулись от гула. Из-за ближайшего холма вышел конный отряд и направился к оазису. Амаласунта разглядывала людей в белых одеяниях пустынных бедуинов. Они все до единого были вооружены кавалерийскими мечами и луками. Их лица закрывали платки. Девушка разглядела на одеяниях знак Белой гидры этфириадов и вспомнила, как к отцу в Лондониуме приходили такие же люди.

Всадники спешились и привязали коней к деревьям. Предводитель всадников подошёл к Миргалиму. Мужчина снял с лица платок и поздоровался со стариком. Несмотря на жару, его лицо светилось белизной и свежестью. Лишь в области глаз залёг небольшой загар. На вид ему было лет шестьдесят, но сходу Ульрих мог и ошибиться.

– Сколько лет прошло, Галу? А ты только поседел и немного осунулся, старый волк. Ты уже небось разменял двадцатый десяток лет? Поражаюсь, как ты умудряешься ходить без глаз?

– Чему удивляться? У меня их целых четыре, – прокряхтел Миргалим.

– Мы ненадолго. Восполним припасы воды и обратно. Он готов? – мужчина взглянул на Ульриха.

– К чему? – испугался юноша.

– Ты же сетовал на жару, вот и отправимся туда, где прохладно.

Ульрих с опаской взглянул на Миргалима. Тот одобрительно кивнул.

– Куда же мы пойдём? – не унимался мальчик.

– Ненавижу жару, мне по душе стужа, – бодро сказал незнакомец, сверкнув глазами.

Спутники белолицего мужчины наполнили бурдюки и намекнули, что готовы к отбытию. Предводитель указал Ульриху на гнедого коня.

– Вы меня продадите в рабство?

– Не бойся, юноша. Втроём вы здесь сгинете под палящим зноем. Позволь Миргалиму заняться своими делами. Вы ещё встретитесь. Поверь мне на слово: твоя участь значительно легче, нежели у твоей подружки. У тебя нет такой воли, посему пойдёшь с нами в наши земли.

– Нам далеко идти? Неужели мы не можем немного подождать?

– Ты явился в этот мир, чтобы отдыхать? Когда тебе в живот воткнут клинок, тогда и отдохнёшь. Хватит вопросов! – грубо пресёк незнакомец.

Его голос звучал очень сурово. Ульрих съёжился от сверлящего взгляда мужчины и его соратников. Мальчик взобрался на коня одного из всадников и взглянул на Амаласунту. Она смотрела так спокойно, будто давно знала, куда и зачем их ведёт судьба руками Миргалима.

– Не ожидала встретить тебя здесь, Дориамид, – произнесла девушка.

– Как я мог нарушить обещание? Ложь нужна лишь по необходимости. Человеку стоит солгать всего однажды, дабы его ложь переиначили ещё тысячу раз.

– Я помню.

Мужчина вытащил из-за пазухи флакон и передал Амаласунте. Всадники скрылись за тем же холмом, откуда явились.

– Всё же он странный. Все они странные.

– Ты о владыке Килосса?

Амаласунта кивнула и вскрыла закупоренный флакон. Внутри плескался греческий огонь.

– Полагаю, всё краденное в сборе? – поинтересовался Миргалим.

– Вернуть украденное исконному владельцу не есть воровство, – продекламировала девушка.

– Быстро учишься.

Амаласунта положила флакон в подсумок, где уже лежали жемчужные серьги и кинжал. Впервые за долгие годы дары иллергетов принадлежали одному человеку.