Текст книги "Алеманида. Противостояние"

Не дожидаясь сведений разведки, легионеры с жаром праздновали победу. Они не задумывались о возможном нападении. В разгар всеобщего разгула легат Германик приказал облить тела убитых греческим огнем, которого у римлян с собой было целое море, и поджечь. Вселенское пламя объяло тела, и костёр небывалых масштабов устремился в небеса.

Сначала легионеры с криками и улюлюканьями танцевали и боролись вокруг костра, однако через четверть часа горизонт застил дым от пожарища. Словно в насмешку ветер сменился штилем. От невыносимого запаха горящих мертвецов легионеров рвало до заворота кишок. Весь каструм, за исключением караульных постов, обезлюдел: легионеры спустились по склону в поисках глотка свежего воздуха.

Дым рассеялся лишь к утру, а на месте пожарища осталась бесформенная масса обгорелых тел, раскиданные куски мяса, почерневшие кирасы и закопченные мечи. Над некрополем летали тысячи птиц, а на запах явились волки и прочие падальщики.

Изнурённые легионеры, большинство из которых за всю ночь не сомкнуло глаз, роптали на нерадивого Германика. Тигго хотел его разжаловать, но вспомнил, что не имеет таких полномочий, так как любой легат был практически равен ему.

Римляне собрали пожитки и быстрым маршем за два с половиной дня благополучно добрались до каструма Теренция. По пути им потребовалось установить ещё один лагерь и преодолеть утомительный переход по узкому мосту через Изеру. Только в каструме легионеры смогли отдохнуть после изнурительного похода с Марсового поля.

Несмотря на усталость, Тигго заявился в принципий и потребовал собрать всех легатов. Теренций недовольно взирал на точеный лик галла с высокими скулами. Последний раз легат видел Тигго у Мильвийского моста. Тогда лицо военачальника не было изборождено таким количеством морщин. Также теперь Тигго носил длинные волосы, заплетённые в косу, и серьгу в ухе. Теренцию новоявленный соперник показался похожим на евнуха из гарема шаха. С одним лишь отличием: у евнухов не было настолько широких плеч и мощных рук.

Тигго уселся в кресло Теренция.

– Не хотелось бы показаться наглым, но, может, угостите нормальной едой? Мы неделю трескаем одни сухари, вымоченные в поске. Мой желудок, наверное, похож на куриный зоб. До сих пор колет в боку, если пешком пройду больше мили, а от коня задница превратилась в продавленный мешок с мукой.

Теренций подозвал спальника и велел принести еды.

– Что происходит у неприятеля? – спросил Тигго. – Брадан не появлялся?

– Мы здесь сломали головы, пытаясь понять, почему войском руководил Брадан, – сказал Тит. – Однако наша разведка не подтвердила ни одну из догадок. Почему? Зачем? Вопросов больше, чем ответов.

– Да, мои разведчики пересекались с вашими возле правого верховья Рейна, – сказал Тигго и взглянул на легата Германика. – Мы с Регулом ожидали Калвага, продумывали тактику, изворачивались, искали способы, как избежать столкновения на его условиях, а тут произошла такая перестановка.

– Этот олух так блестел доспехами, что его можно было гнать ночью по лесу до самого рассвета, – прыснул Германик.

– Типичный Брадан – громче всех кричит и быстрее всех показывает пятки, – изрек Тигго. – Есть вести с того берега?

– Поговаривают, Калваг в опале у Аттала, – сказал Теренций. – Исходом боя конунг доволен.

– То есть как это доволен? – возмутился Тигго.

– Войском квадов руководил Ориг, – пояснил Тит. – Это главный соперник Аттала: в случае провала алеманна он займёт место главного конунга. Аттал ненавидит Орига, но обязан с ним считаться.

– Надолго ли перебросили легионы? – осведомился Теренций. – Ещё будет подкрепление?

– Славный Август не успокоится, пока не прижмёт Аттала.

– Стало быть, надолго, – заключил Тит. – Конунг в ближайший год не собирается идти на попятную.

– Верцингеториг восемь лет стоял на ногах, пока не был сражён в Алезии, – напомнил Тигго. – Сколько времени тянется ваше столкновение?

– Мы тут сами недавно. Если учитывать стычки аллоброгов с асдингами, то получается, что я здесь уже пять лет, – сказал Тит. – Аттал беспокоил префекта, когда Август Константин ещё был здесь в чине Цезаря.

– Значит, если он ещё пять лет будет нервировать нас, то мы ответим, – сказал Тигго. – Пять лет для Галлии как одна неделя. Тут неспокойно уже четвёртую сотню лет.

– Я для чего спрашивал-то? – насупился Теренций. – Запасы продовольствия на исходе. Мы рассчитывали на временное содержание двух легионов. А тут три и надолго!

– Пока мы шли к вам, вередарий сообщил, что Константин разбил Лициния у Цибала. Сейчас лето: Азия и Африка снабдят нас зерном. К тому же в Массилию по-прежнему идут суда из Рима и Иберии. Аттал ведь куда собрался? В Массилию, а она принадлежит римлянам.

– Мы так думаем, но это не точно, – подметил Тит. – Нужно постараться, чтобы найти в Массилии римлянина. Если Аттал выберет верную тактику осады, то сможет одолеть Массилию. В конце концов, найдутся люди, которые откроют ему ворота.

– Аттал всю зиму ворон ловил, чем сыграл нам на руку, – сказал Тигго. – Он до ужаса боится Константина. Доминус, когда был первым трибуном, разбил войско Аттала и обратил в бегство почти сто тысяч алеманнов. Конунг просто боялся перейти Изеру, хотя мог это сделать. Есть у него и люди, и провиант. Он опасался, что Август пересечёт всю империю и нападёт, если алеманны окажутся в лиге от Массилии. Аттал ждал и надеялся, что Лициний прижмёт Константина. Возможно, они действовали сообща. Мы изучаем этот вопрос. Теперь случился Цибал и у Аттала нет выбора – он будет грызть зубами камень. Конунг пойдёт только вперёд, независимо от действий Августа Константина.

– Лициний жив? – спросил Тит.

– Сбежал, собака, – ответил Тигго. – Прячется где-то в Сирмии. В ближайшие пару лет он неопасен.

– Выходит, Август идёт сюда? – с недоверием спросил Тит.

– У меня нет таких сведений.

– Кричали глашатаи про четверовластие, а пришли в итоге к абсолюту, – произнёс кто-то из угла центурионов.

– Ничего не поменялось, – успокоил его Тигго.

– В самом деле? – фыркнул Тит. – Мы знаем, что всех соправителей при Константине казнили за государственную измену. Дазу взял за яйца Лициний, а Константин припёр к стенке Максенция. После того как разобрался с тестем. И Галерий с Севером умерли странным образом.

– Вас послушать, так наш Август – настоящий колдун, – усмехнулся Тигго.

– Скоро и тебя пустят в раздачу, – бросил Тит.

– Ты кто таков? – грозно спросил Тигго.

– Легат Тит.

– Могу назвать всех легатов по именам, но, хоть убейте, тебя не помню.

– Я от Эпихарида.

– Славный был малый, да упокоят боги его душу в Элизиуме. А ты, небось, надеялся занять его место?

Тит вопросительно взглянул на Тигго.

– Ставленник, значит? Эпихариду пророчили место Цезаря в Риме, однако ты прав: мы приходим к абсолюту. Мой титул – лишь условность на время войны, и всё же я обладаю немалой властью. Сейчас я – главное лицо в каструме. Кто префект лагеря?

– Мы не успели назначить.

– Смеётесь? Вы тут почти год торчите. А кто заведует расписанием и лагерной дисциплиной? Префектом каструма я назначаю Германика. Он был начальником лагеря на границе с Парфией, опыт у него богатый. Легат Флавий Луций Германик будет вторым лицом после меня. Приказы, донесения разведки, провиант – всё через него. Остальные занимайтесь легионами, проверьте боеготовность. Принесите к вечеру журналы по личному составу и позовите предводителя асдингов. Я должен понимать, что за ополчение стоит с нами плечом к плечу.

– Мы готовимся к бою? – нервно спросил Теренций.

– Соберите баллисты, которые мы приволокли с собой, и закопайте бочки с греческим огнём. По отдельности целее будут. Да, салажонок, мы идём в бой. У меня есть прямой приказ Августа: нужно отбить оба гарнизона Серой лиги. Проведём общевойсковой смотр. Если меня всё устроит, то через неделю выступим.

– Пойдём через тракт? – спросил Тит.

– Туда мы тоже отправим легион. Пойдём по понтонному мосту.

– Нас размажут, едва мы положим доску.

– Значит, будем строить быстро, чтобы не успели размазать. А теперь принесите мне еды. Свободны.

Тигго подождал, когда все выйдут, и повернулся к хронисту-секретарю.

– Дай сюда!

Он вырвал из рук пергамент и прочитал летопись последней недели.

– Перепиши пару строк. Напиши: «Брадан бежал с поля боя, как крыса с корабля, а Антигон великодушно отпустил предводителя квадов». Пусть они знают, что их завоеватель не лишён доброты. Сделай, как ты это умеешь. А про четверовластие вообще вычеркни, но оставь всё, что сказал веснушчатый про династическую войну. Пусть у людей будет возможность сравнить деяния правителей.

Секретарь без лишних слов кивнул и взял новый лист, дабы переписать хронику.

Глава V Цитадель

I

Май – июль 315

Жизнь в Риме протекала, как и прежде. Пока Константин воевал на Востоке, всё было спокойно, но едва легионы вернулись на Марсово поле, как в воздухе повисло предвестие беды. Быстрым маршем легионы добрались до Рима и заполнили казармы Аримина. Сам Август незамедлительно собрал сенат, дабы хоть немного привести в чувство распоясавшихся богатеев. За время его отсутствия снова пронёсся слух, будто Август Константин погиб в войне на Востоке.

Сенат в полном составе намеривался собраться в ротонде курии Юлия, чтобы обсудить вопрос с переброской легионов в префектуру Галлии. Глашатаи на площади надсаживали глотку, зазывая народ к курии. Сенаторы в полном составе собрались лишь к полудню. Константин с бесстрастным лицом изучал послания от восточных наместников, кои утверждали, что Лициний вновь собирал войско.

Август охватил взором присутствующих, поднял ладонь, и гвалт тут же затих.

– Господа служители курии, почтенные сенаторы. Многие из вас вошли в сенат, так как происходят из знатного патрицианского рода. Кто-то начинал с квестора и эдила, кого-то занесло из легиона. Вижу даже пару ветеранов-сотников и избранников из плебса, – произнёс Константин. – Я знал, что в один день все наши речи вернутся нам сторицей. Половина из вас предлагала бить врага, остальные же утверждали, что враг первых есть друг и бить надо вторых. И вы хотите республику, хотя даже голосованием неспособны принять единое решение?

– Ваше Чистосердечие, – в первом ряду поднялся Гракх, – за те пятнадцать лет, что я нахожусь в сенате, голосованием были приняты все решения. Все до единого.

– А решение не впускать меня в город тоже приняли голосованием? – осведомился Август. – Или испугались мальчишки Максенция?

– Это было его личное решение.

– Я бы сказал, прихоть, – добавил Валериан.

– Как и нынешняя война с Лицинием, – произнёс Гракх. – В таких случаях завсегдатаи курии не принимают участия в голосовании. Решение об объявлении войны принимается на малом совете или вообще в одиночку.

– А любите вы меня больше, чем Максенция, только потому, что за вольнодумство я не отрубаю головы?

– В Вас, доминус, мы видим знамение. После сокрушения Лициния архаичное четверовластие уже не будет так необходимо. Власть нужно вернуть народу.

– Давно ли мы давали власть народу? Ты не о народе печёшься, а о себе, Гракх. Да, тетрархия уже будет не так важна, но скажи мне, когда она успела стать пережитком прошлого? Я не против республики, но мы поговорим об этом тогда, когда ваша кучка заговорщиков сможет четко аргументировать свои мысли. Слова нужно подтвердить делом.

– Что же мы не так сделали? – произнёс Семпроний. – Когда мы пошли против совести?

– Нет ничего хуже, чем лжесвидетельство. Пусть мой тесть будет вам примером.

По сенату пронёсся шепот, Август снова поднял ладонь, дабы успокоить народ.

– Я не буду поступать, как принцепс Домициан, не стану хватать всех подряд, чтобы найти виновника, но в следующий раз за подобную клевету – убью всех, кто косо смотрит и неровно дышит. Слышал, Гракх?

Сенатор встрепенулся:

– Какую клевету, Священный?

– Максимиан твердил, что я погиб на войне с франками. Ты же разносил по Риму слух, будто меня убили на Востоке.

– Клянусь Юпитером, не было такого!

– Что ты мне божишься? Ты в своего Юпитера даже не веришь. Я прощаю вас, лицедеи. Как бы сказал мой предшественник Коммод: настроение у меня сегодня хорошее. Однако хочу напомнить, что времена требуют от нас поступать не только по совести, но целесообразно ситуации. В былые дни, когда Рим только разросся, с ним не справлялся ни диктатор, ни сенат. Тогда влиятельные дельцы поделили власть и создали триумвират. Только вряд ли Марк Антоний предполагал, что просторы Рима раскинутся на половину обитаемой суши.

– Поэтому Диоклетиан посчитал, что одному человеку не под силу удержать такие территории, – сказал Семпроний.

– Диоклетиан не учёл жадность человеческой природы. Никто не будет жить мирно, зная, что по соседству проводятся марши. В империи номинально осталось два правителя, а по факту – один. Я намерен вернуть Рим в русло империализма.

– Немыслимо! – воскликнул Семпроний. – Мы долгие годы возвращались к принципату, а в итоге вернулись к истокам. Доколе Рим будет терпеть солдатских царей?

– Так вышло, что люди понимают только силу. Мой наставник часто принимал спорные решения, но всё равно шёл дальше. Вас здесь почти три сотни, но вы неспособны договориться даже путем голосования. Но мы здесь собрались не ради обвинений. Я не против республики, однако не могу пренебрегать требованиями военного времени, – Константин поманил Меция, и тот передал ему документ. – Опустим пустозвонство – это не главное. Вчера мне пожаловались, что поднялась таможенная пошлина на вход судов в гавань. Валериан всё проверил – обращение оказалось ложным. Но. Суда из Карфагена действительно жалуются, что им подняли пошлину. Кто прав, кто виноват? Кто ответственный за порт? Публий, половина гавани принадлежит тебе. Что там творится?

Публий расправил складки на тоге и поднялся.

– Всё до безобразия просто, доминус. Карфагеняне взвинтили цены до небес. Особенно сильно изменилась стоимость тканей для дворца. Матроны как-нибудь потерпят, но это же касается и гвардии. Много средств уходит на преторианские сагионы. Полная экипировка легионера теперь обходится дешевле, нежели один плащ для гвардейца. Полагаю, за эту цену теперь можно экипировать целого всадника.

Пробежался смешок.

– Почему так случилось?

– Война с Лицинием, мой царь, – Публий говорил очень медленно, умышленно растягивая слова.

– Римляне всегда находились с пунами в натянутых отношениях, – добавил Гракх. – Они осудили войну с Лицинием. Вас выставили агрессором. Даже в Риме есть противники Рима.

– О Митра! Кажется, я понимаю, о чем вы говорите. Меций, ты видел карикатуры? – спросил Август. – Кто в них узнается?

– Вы, доминус, – ответил секретарь.

– Все рисунки уже замазали, – произнёс Септимий. – Я видел эти гадости и идиотские памфлеты. В основном всё тянется с квартала сирийцев. Их родственники, а иногда и семьи, находятся в Сирии, эта территория по-прежнему числится за Лицинием. Многие сирийцы служат в его легионе.

– Аид с этими сирийцами! – воскликнул Август. – Что делать с пунами? Мы промолчали, когда они случайно опустошили южную оконечность Иберии, сейчас же мы приставили к стенке Лициния, и они развопились. Они ведь его даже ни разу не видели. Весь город изрисован карикатурами Августа с рогами и огненным трезубцем. Они думают, что Лициний для них неопасен? Когда он устроил бойню в Египте, почему в Риме молчали? Отрезать их от зерна! Посмотрю я на этих беспокойных лжецов, которые ревут, когда им выгодно. О Господь, защити меня от лицемеров!

Сенаторы покорно закивали головами.

– Вообще запретите им въезд в римскую гавань, – продолжал Константин. – Я не хочу иметь отношений с негоциантами, которые обирают честных торговцев, а за спиной ещё и скалятся. Закройте вход в гавань, пусть ищут рынки сбыта в других местах.

– Им некуда деться, Ваша Степенность, – сказал Гракх. – И нам тоже. На них многое завязано.

Константин взглянул на пурпурный плащ палатина у входа, а потом на Гракха.

– Вот пусть и продают ткани Лицинию. Скоро зима, ему надо капусту прикрывать от заморозков. И вообще: по документам гвардии не существует. Я её распустил. Название и назначение смешались, посему изменилось немногое – поменяем и цвет. Либо найдём краску для тканей в другом месте.

– Доминус, к сожалению, ракушки с пурпурными каплями обитают лишь на северном побережье Африки.

– Проклятые монополисты! – прорычал Август. – Тогда оденем гвардейцев в чёрные плащи. Это не проблема. Они же не станут от этого хуже биться?

Палатин возле трона Августа улыбнулся и кивнул.

– Публий, разберись с обнаглевшими пунами. Видимо, мало их шинковали у Замы, ежели после такого позора показывают зубы. Гнать их прочь. Септимий, что с Галлией?

Далмат поднялся и поправил волосы.

– Наместник Веспасиан на днях прислал письмо…

– Где сейчас находится префект?

– В Массилии.

– Антигон, как считаешь, Веспасиан – достойный префект? – Август обратился к советнику.

Тот прокашлялся, однако Август не дал ему даже заговорить.

– Я ошибся, Септимий. Раньше Галлией управлял вор, теперь – трус. Почему Веспасиан в Массилии, если ставка находится в гарнизоне Констанция Хлора? Я знаю, что он уже давно в Массилии. Они с Уранием, как два молосса, которые родились от разных сук: драка неминуема.

– Гарнизон находится в руках Аттала, – осторожно сказал Септимий. – Оба гарнизона. Полагаю, наместник Веспасиан принял такое решение под давлением. Поступил сообразно обстоятельствам.

– Цитируешь меня там, где это неуместно.

– Но я не могу думать за Веспасиана, доминус.

Август отмахнулся и потребовал у Архонта, стоящего возле входных колонн курии, документы вередариев и префекта каструма с Марсового поля.

– Массилия не может наладить поставки продовольствия. Солдаты не голодают, но если галльское формирование увеличится, то нехватка станет ощутимой. Тигго сообщил, что солдаты уже недоедают. – Константин показал зарисовку лагеря возле Изеры. – Творчество бродячих артистов. Домициан, твоя школа?

Пропретор прищурился, изучая графитовый набросок.

– Каструм раскинулся напротив гарнизона Констанция Хлора. До Массилии там рукой подать, Авенио и того ближе. Пока взрослые мужчины делят золото и отсиживаются за высокими стенами, мальчишка строит целый викус2626
  Викус – деревня, поселение вдоль дорог.


[Закрыть]. Да, военачальник VI Победоносного хорошо потрудился.

– Сместить Веспасиана, а лучше казнить за государственную измену, – предложил Антигон.

– Ты истинный легионер, Антигон. Ты привык рубить сплеча, если кто-то не соблюдает дисциплину, – произнёс Септимий.

– Бессмысленно идти в Галлию без налаженного о снабжения, – сказал Константин. – В Массилию ушло почти сорок судов для нужд легиона, а солдаты голодают. Почему? Веспасиан давно не получал взбучки. Гракх, не желаешь обзавестись жильем в Массилии?

– Что Вы имеете в виду, Священный?

– Поедешь со мной, устроишь ревизию в городе.

Антигон поднялся на ноги.

– Мой Август, я готов пойти с Вами.

– Чтобы отдать дух небесам на втором марше? Нет уж, Антигон, останешься в Риме, присмотришь за моим сыном.

– Или он присмотрит за нами, – хохотнул Септимий.

– Тебя это не коснётся, Далмат. Ты тоже отправишься со мной в каструм.

– Как? – заикнулся Септимий.

– Что значит как? Ногами. Хорошо подумай, прежде чем задавать вопросы, иначе пойдёшь под ударами палок.

Септимий покорно поклонился и сел на место. Домициан положил перед Августом лист с колонками цифр. Константин изучил количество лошадей, строительных материалов, номера легионов и их заполнение.

– VIII Августов легион. Где он воевал?

Домициан подошёл к креслу Константина.

– В Галлии, мой царь, – ответил Домициан. – Последние пятьдесят лет охранял спокойствие в Дакии. Да, гастаты малость подрастеряли навык, но по-прежнему жадны до битв.

– А Флавиев Победоносный?

– Подавлял восстание в Иудее. Половину легиона перебросили в Египет, вторая половина вернулась с Сарматии.

– Не замерзнут? То ходили голышом, а теперь им придётся кутаться в мех.

– Лето на дворе, не замерзнут, неженки, – вставил Архонт.

– Они выдержат ритм по одной лиге в день? – спросил Август.

– Доминус, я понимаю, что Вы судите по своему Италийскому легиону, – сказал Домициан. – Но не в каждом легионе костяк состоит из фраков. Многие вросли животами в землю и забыли, что такое длительный переход. Когда Флавиев Победоносный вернулся к Риму, то мы не досчитались двух сотен человек. Половина осела на Востоке, стёрли ноги…

– Неженки! – вторил Архонт. – Легионеры спят в калигах, а тут вдруг ножки натерли.

Домициан с гневом посмотрел на распоясавшегося вередария и обратился к Константину:

– Скажу так: если надо, они пройдут и две лиги в день, ещё и каструм установят. Только прикажите!

– Будем исходить из слов твоего осведомителя в Галлии. Повтори ещё раз, что он сказал?

– К гарнизону стягиваются силы варваров. Самые многочисленные из них: квады и гельветы, уже на месте. Эквиты говорят, что к концу месяца лагерь Аттала разрастется до трёхсот тысяч пехотинцев. Количество кавалеристов неизвестно. Речь шла о двадцати тысячах конниках, тысяча из которых – иберийские наёмники. Ещё Теренций сказал, что Аттал отправился в Иберию, чтобы заключить союз с местным конунгом. Имя союзника неизвестно.

– Это большая сила, – задумался Константин и посчитал в уме. – Почти семьдесят легионов против наших восемнадцати. Что же останавливает их? Вероятно, излишки людей. Они на чужой территории, и им нужно собрать огромные ресурсы, чтобы прокормить такую ораву.

– Они по-прежнему не могут перейти Изеру, – ответил Домициан. – Река оказалась для них непреодолимым препятствием.

– Я слышал об этом ещё перед началом зимы. Неужели и зимой не смогли пересечь? Не пойму, почему галлы наращивают животы и позволяют твоему ставленнику превращать каструм в форт?

– Между приближёнными Аттала распри: идёт делёжка власти. Кажись, не могут договориться, как быть дальше. Может, хотят ударить со стороны Иберии, хотя там нет толковых троп для войска. Рассеются в лесу.

– Ты ведь был со мной в Парфии? Помнишь, как мы сделали канатную переправу?

– Да, доминус.

– Аттал глупец! Он пытается показаться прагматиком, хотя на деле не блещет умом и трудолюбием. Да, это сложно. Да, это опасно, но неужели он не знает, что под лежачий камень вода не течёт? – Константин постучал по подлокотникам. – Ежели боги даровали нам такой случай, то нужно пользоваться.

– Нас задавят количеством.

– Не задавят, – твердо сказал Константин. – Пока не могу ничего сказать точно, нужно посмотреть на рельеф местности, прежде чем выставлять легионы. Я был в гарнизоне Констанция только проездом, посему не знаю, куда идти и как. Главное обезопасить тыл, а остальное – дело наживное. Готовность легионов?

– Уже готовы. Осталось проверить перед маршем, – ответил Домициан.

– Нам надо добраться за неделю, максимум, за десять дней.

– На всё воля Митры, доминус, – пропретор вздохнул.

Константин кивнул и спровадил Домициана. Шепчущиеся сенаторы мигом затихли. Август показал стопку документов и взглянул на Антигона.

– Здесь тысячи жалоб на беззакония квесторов и эдилов, есть даже жалобы на преторов с мест управления. Ещё говорят, будто некая банда с Авентина обнесла лавку ювелира. Ничего не взяли, а самого ювелира убили, – Август взглянул на Септимия.

– Магистрат уже этим занимается, доминус, – сказал Антигон.

– Лучше бы не в легион рвался, а проблемы граждан решал. Я оставил тебя за старшего, но не вижу решительных изменений. Хуже стало, лучше – нет. Здесь есть одно прошение о помиловании, я с ним разберусь, всё остальное тебе вполне по силам, Антигон. Валериан, поможешь раскидаться с делами. Септимий, готовь скарб, послезавтра выдвигаемся. Объявляй, – Константин обратился к секретарю.

Меций по распоряжению Августа вышел на середину атриума и продекламировал решения властителя о новой налоговой ставке, запрете на ввоз карфагенского товара, назначении Криспа наместником Рима и о прочих административных мелочах. Закончил Меций объявлением войны Атталу от лица Августа Константина и сообщением о переброске одиннадцати легионов к гарнизону Констанция Хлора.

Меций объявил о закрытии заседания, и помещение загудело от разговоров. Республиканцы спорили со стоиками, империалисты заговорщицки сгрудились в кружок. Все обсуждали вступление в войну с алеманнским конунгом.

***

Септимий первым вырвался из толпы стариков в тогах и спрятался за мускулистым слугой, который провел его сначала мимо лощёных лиц патрициев, а позже через грохочущий плебс. Септимий запетлял по пустынным узким улочкам, на которых не встретил ни души: все были возле курии в ожидании решения Августа. В скором времени Далмат оказался в обители Авентинских наёмников, которыми руководил самнит Уммидий.

Это был делец с обширной сетью заказчиков и сообщников. Ремесленники старались не связываться с руководителем банды разбойников, ибо тот не боялся запачкать руки самым грязным убийством. В авентинском квартале до сих пор с содроганием вспоминали о том, как повздорили два ткача с Эвксинской улицы.

Один в порыве гнева отправился к Уммидию, но тот потребовал за убийство слишком высокую цену. Озлобленный ткач подкопил сестерции и пришёл снова. За это время его обида выветрилась, но всё же ткач решил проучить наглеца. Люди Уммидия пришли к обидчику, но не тронули. Лишь его двухмесячному сыну размозжили голову об угол.

Люди восстали против такого беззакония, но сенатор Тиберий быстро всё замял, а пострадавшим выплатил возмещение. Такая гиена как Уммидий нужна была Тиберию живой и невредимой. Сенатор уже больше десяти лет зависел от его осведомителей, а Уммидий продолжал расширять сеть, ибо понял, что всестороннее владение информацией убережёт его от гнева как черни, так и высокопоставленных лиц. Половина сената пользовалась услугами разбойника.

Уммидий представлял собой коренастого мужчину сорока пяти лет с лысой головой, квадратной челюстью и большими складками на затылке. Самого разбойника местные жители называли Аидом, а его трактир – тофетом, где стенают души убитых. Нигде не происходило таких вакханалий, как в лупанариях и тавернах этого дьявола.

Увидев Септимия, Уммидий повеселел.

– Я получил повышение?

– С чего вдруг?

– Ты пришёл ко мне, Далмат. Вот так открыто, через главную дверь. Обычно ко мне ходил твой нубиец. Позволь, я куплю его у тебя. Он ломает руки, как спички. Мне такие нужны.

– Вы разгромили лавку ювелира?

– Может, мы. А может, не мы, – Уммидий прищурился. – Это ведь не твоё дело, не твой заказ.

– Когда Август говорил, что напали на ювелира, он смотрел на меня.

– Присядь, Септимий, ты трясёшься, как лист.

Уммидий распорядился, чтобы гостю налили самого лучшего вина, какое только имелось в его заведении. После залпом выпитого кубка Септимий малость успокоился.

– Это я себе на заметку, на будущее. Не лавка ювелира меня сейчас волнует. Август берёт меня с собой в Галлию.

– Вот и отлично. Отдохнёшь от городской пыли.

– Он под меня копает?

– Как бы тебе сказать? Монеты есть?

Далмат щелкнул пальцем, и слуга передал ему мешочек. Септимий положил пару аурелиев на стол.

Уммидий откинулся на стуле и подозвал раба из соседней комнаты. Разбойник шепнул что-то ему на ухо, и тот скрылся. Спустя несколько минут пришёл один из главных осведомителей Уммидия по имени Лузитан. Септимий знал лазутчика по словам других людей и пару раз обращался к его услугам через посредников.

Лузитан не внушил сенатору доверие. Его бегающие поросячьи глазки не смотрели на собеседника, а изучали пол и стены. Лузитан знал секреты половины жителей Рима. На него совершалось больше десятка покушений, но проныра неизменно выходил сухим из воды.

– Что там по Септимию? – спросил Уммидий.

– Тебе сели на хвост. Посыльный пропретора Кастул. Их интересует твоя рабыня-дакийка. Если проигнорируешь, то он всё узнает и получит полную картину происходящего.

– Зия?

– Это связано с Квинтом Евтихианом, – сказал Лузитан.

– Я тоже вначале так подумал, но нет! – скептически произнёс Уммидий. – За твоей Зией тянется хвост от Фаусты, поэтому рабыней и заинтересовались. Так что радуйся переезду в Галлию: девчонку на время уберёшь от глаз подальше и сам отсидишься. Проблемы утихнут, и вернёшься.

– Ты не понимаешь! – воскликнул Септимий.

– Всё я понимаю, Далмат. У тебя еще член не отсох? Говорят, Фауста высасывает соки, как ночной демон страхи спящего, – Уммидий ухмыльнулся. – Лузитан снабжает сведениями одну половину Семипалата и все города возле Фламиниевой дороги, а Фауста – торгует телом перед второй половиной и теми же городами. Ты – советник Августа, Септимий, а влюбился, точно мальчик. Я могу позвать сюда своих цепных псов, и каждый тебе поведает, сколько раз, где, когда и в каких позах брал твою возлюбленную царицу. Она – конченая тварь, у неё не лоно, а римская клоака. Её оскверненный рот повидал реки мужского семени, а ты расстраиваешься, что тебя увозят от неё в Галлию. Чего нос повесил? Хоть раз увидишь другую сторону монеты. Поменяешь сенаторскую претексту на потную тунику. Иногда полезно. Сразу начнёшь ценить претексту.

Септимий не нашёл возражений.

– Да, я таков, зараза, – сказал Уммидий. – Имею право с тобой так разговаривать. Не могу грубить разве что Августу, хотя поводов множество. Правда наш Священный ко мне напрямую не обращался, а вот через посредников – вполне допускаю.

Он засмеялся. Лузитан бросил взгляд на сконфуженного Далмата и отвёл глаза в сторону.

– Меня волнует не расставание, а слежка за мной и Фаустой.

– За тобой следят, – подтвердил Лузитан. – Август всё знает, будь уверен.

– Почему молчит?

– Он такой же прокля́тый любитель Целого и Пневмы, как Марк Аврелий, – гаркнул Уммидий. – Даже имена их шлюх жён похожи. Ты же помнишь историю, когда Тит Нигер собрал горстку идиотов, чтобы свергнуть Августа?

– Когда им всем отрубили головы, а Нигера заставили вскрыть себе вены?

– Ага. Нашлись умники, которые подумали, что могут противостоять человеку, за чьей спиной стоит десятитысячная гвардия преторианцев и три десятка крепких легионов. Так вот, этот Нигер говаривал, что Константин догадывается о похождениях жёнушки, но закрывает глаза. Почему? Фауста ведь дочь Максимиана, а тот стал для Константина ключом к власти. Думаешь, легионы в Галлии просто так признали Константина новым правителем? Как бы ни так! Да, ныне старик Максимиан мёртв, однако наш Август не любит нарушать слово даже перед усопшими. Он считает, что если разведется с Фаустой, то должен будет вернуть приданое.

– Аид, какое приданое? – Септимий сдвинул брови.

– Он считает, что ему придётся отказаться от власти. Представь, каково этому человеку? Знать, что твою жену раздирают на части, но притворяться глупцом. Уверен, когда-нибудь он разобьёт ей голову о первый попавшийся лестничный угол и будет считать, что ни на йоту не нарушил клятву перед усопшим тестем. Хотя за такие выходки царицу можно убить не моргнув глазом. Наступит миг, когда Август через десяток других людей передаст мне сообщение и мешок с золотом в обмен на смерть супруги.