Текст книги "Алеманида. Противостояние"

Перс даровал Филиппу жизнь в обмен на ложные показания Уммидию. Так же Филипп дал клятву, что выполнит любое поручение Агареса, если они ещё когда-нибудь встретятся. Македонец сказал Уммидию, что убил пришлого наёмника, а сам Агарес убрался в Галлию. Филипп с облегчением выдохнул, ибо повторно связываться с этим демоном не имел никакого желания.

Перемены в Риме всё же наступили, и шайку на Авентине разогнали. Префект претория тяжёлой рукой прошелся по наёмникам и отправил всех на Марсово поле в качестве дезертиров, коих ожидала децимация или тяжёлые работы по возведению валов. Лишь Уммидий и его ближайшие сторонники сумели откупиться от всесильной длани префекта претория.

По невероятной случайности Филиппа перепутали на распределении, и тот оказался в санитарной палатке. Когорта направлялась в Галлию, куда Филипп попал вместе с легионерами, которых поставили на ноги римские эскулапы.

Македонец не имел совести, и ему ничего не стоило сыграть роль порядочного центуриона. По сути, он и не играл, а вобрал в себя дух легиона, его идею сплочённости и братства, пытаясь встать на путь исправления. Как и любой мошенник, Филипп всё схватывал на лету и умудрился составить у людей хорошее о себе мнение.

Каково же было удивление Филиппа, когда в Галлии во время третьей стражи ему чуть не свернули шею. Нападавшим оказался Агарес. Оба подивились тесноте земли обетованной. Агарес увидел в лице Филиппа отличный источник сведений. Скаредный Македонец, не думая, согласился на золото Аттала и вернулся в знакомую стихию двойной игры.

В конце концов, боги создали Филиппа таким, и он не мог остановить своё погружение в пороки. Лишь в редкие дни совесть восставала, и Филипп не находил себе места.

Ещё никогда ему не было так гадко, как сейчас. Впервые в жизни Македонец запутался. Он мечтал убраться подальше от Агареса и его обетов. Из-за угрызений совести Филиппу хотелось кричать и убивать всех вокруг.

IV

Бескрайний каструм расположился в нескольких милях от захваченного гарнизона. Крепость успела покинуть всего треть гарнизона – остальных перебили. На подмогу осаждённым спешил легион под командованием легата Теренция.

На протяжении всего пути легат отправлял вперёд эквитов, дабы те прочесали территорию. Разведчики докладывали, что расстановка сил не меняется: Эпихарид укрылся в урбсе, Аттал настойчиво пытается его достать. Едва до Теренция дошла весть о взятии форта, как он оживился и погнал солдат вперёд.

Легат надеялся обойти тракт и встретиться с уцелевшими силами. У него на руках был приказ Домициана об оказании любой посильной помощи беженцам в построении каструма, а также эдикт о поиске и наказании дезертиров. Теренцию полагалось перевести всех женщин из павшей крепости Хлора в Массилию, собрать остатки легиона и передать его одному из выживших трибунов, чьи имена значились в порядке приоритета.

Алеманны устроили такое празднование, что о нём узнали жители деревень на две лиги вокруг. Пьяные солдаты, не разбирая, где свой и где чужой, устроили разбой и мародерство. Аттал не препятствовал разгулу. Он считал, что уже совершил благодеяние, дав римлянам небольшую фору, посему вступаться за изнасилованных и убитых деревенских девчушек не собирался. Конунг не сомневался, что без труда разнесёт новоиспечённый каструм за рекой. Самомнение настолько ослепило Аттала, что ему казалось, будто он подчинил себе саму фортуну.

Однако Агарес внушил конунгу некоторые опасения по поводу предстоящей атаки, ведь строить мосты на римский манер галлы и алеманны ещё не научились. Ниже по течению располагался небольшой мост, но Аттал не рассматривал его в качестве переправы, ибо понимал, что при переходе по узкому проходу его солдат попросту забросают свинцовыми камнями и стрелами.

После оставления крепости Хлора римляне сожгли мосты над Изерой. Самый крупный, соединяющий массильский тракт и крепость, разобрали и спрятали на складе. В мостах в пределах Серой лиги не было стратегической надобности, посему легионеры их с лёгкостью снесли, не нарушив систему сообщений. Теперь линия реки определяла границы империи Августа Константина.

Аттал поручил Харольду решить эту проблему, но бритт не имел ни малейшего представления, как перевести целое войско через бурный поток. Атталу требовалось сделать большой крюк к Аквитании, чтобы перейти реку вброд.

Изера являлась правым и полноводным притоком Рейна. В Галлии она считалась одной из самых бурных рек, которая во все века становилась камнем преткновения на пути к Нарбонну. Внешне узкая, она несла необъятные массы воды, часто меняла русло во время разливов и не имела постоянного берега. Во время весеннего разлива или сезона дождей Изера образовывала новые мели, водомоины и лишала любой возможности перейти реку вброд.

***

Протей с гоплитами переправились через Изеру в одном из узких мест, возле которого легат Теренций предусмотрительно возвёл сторожевой пост. Они прибыли в лагерь на третий день после первого забитого колышка нового каструма.

Фракиец осматривался по сторонам, не понимая, что происходит. Он уже слышал о падении гарнизона, но решил убедиться в этом. Протей подошёл к привратнику на посту, отбил кулаком по кирасе и спросил:

– Не вижу знаков отличия. К кому я могу обратиться?

Пожилой легионер смерил его презрительным взглядом и шепеляво ответил:

– Ходит тут всякий сброд. Вы из какой дыры вылупились, мальчики?

– Мы легионеры, – сказал Прокл.

– Вы похожи на гельветов.

– Вылитые, – прыснул Кемаль, – даже не отличить.

Привратник недовольно взглянул на него.

– Мы из лазутчиков, – недовольно произнёс Протей.

– На лазутчиков смахиваете, да только не на римских, – сказал привратник. – Вы верно нездешние. Неужели не знаете, что конунг Аттал взял крепость?

– Слышали об этом, – задумчиво сказал Прокл, – а сейчас и всё видим собственными глазами. Нам известно, что мосты сломаны и выше по течению есть брод, где установлен фрурион.

– Знаю. Мы его поставили вчера.

– Там караульные и сообщили нам, что крепость взяли, – сказал Протей. – Они же нас и пропустили дальше. Неужели не могли поставить каструм чуть дальше?

– Не моя забота, малец. Скоро зима. Алеманны не успевают приготовиться к осаде, а к лету мы уже превратимся в монолит.

Привратник помолчал и добавил:

– Меня зовут Иероним. Опцион пятой когорты VI Победоносного. Наш легион прибыл с Виндобоны.

– С Виндобоны? Это ж сколько вы шли? – Протею только сейчас попался на глаза штандарт с уже озвученным номером легиона. – Кто здесь начальник?

– Легат Флавий Теренций Менат. А ты кто таков?

– Опцион Протей Луций Квинт.

– Разодранные сапоги Вулкана, – недоумевал Иероним. – У тебя же пушок на яйцах даже не потемнел, а ты уже опцион… Впрочем, кто бы мычал, ведь легат, наверное, ваш ровесник будет. Может, старше на пару годков.

Фракиец на мгновение задумался и спросил:

– А где легат Эпихарид?

– Помер. Убили его. Точно телёнка закололи на рынке невольников. Какой позор! Нынче похороны.

– Как убили? – удивился Стиракс. – А Кустодиан?

– Не знаю такого. Слушай, малец, иди к легату и с ним всё выясняй. Я не вередарий и не префект лагеря, чтобы знать всех в легионе. Ещё спроси, как зовут молоссов в четвертой когорте. Давай топай отсюда.

– Он уже уходит, – Прокл схватил Протея за плечо и процедил сквозь зубы: – Пойдём уже!

– Кто же префект лагеря? – не унимался фракиец.

– Не назначили ещё. Говорю же – иди к легату.

– Что у вас за лагерь такой, если даже префекта не назначили? Кто старший над вередариями? Кто стоит над лазутчиками?

– Шли бы вы отсюда, лазутчики! – прохрипел Иероним. – С трибунами пока беда – Митра ногу сломит, что тут происходит. Ищи легата. Только не думай, что он всё выложит вам на блюдечке. Сначала за небритые морды и патлы по вашим хребтам пройдётся флагрумом, а потом, может, и узнаете, где ваши кусты у Дианы.

– И где найти вашего легата? – спросил Протей.

– Он постоянно бродит по лагерю. Спросите любого легионера. Возможно, легат сидит в претории и вино пьёт. Мы с Виндобоны привезли двести бочек мессанского. Кому-то ведь нужно пить.

Походив по лагерю и расспросив солдат, гоплиты разыскали Теренция, который руководил постройкой очередного фруриона. Для легата мужчина выглядел необычайно молодо. Его приказы не источали силу и власть, а скрипучий ломающийся голос был дан богами словно в насмешку. Из-за прищуренных глаз и ухмылки Теренций походил на дака. Однако гладко выбритые щеки и идеально подогнанное по фигуре обмундирование всё же говорили о его римском происхождении. На лице легата хранился отпечаток осознания повышенной важности своей персоны. Размашистые движения и деловая походка Теренция не сочетались с его худобой и тоненькими ручками, торчащими из-под блестящей кирасы.

– Его можно плевком перешибить, – прошептал Прокл. – Какой худой. Совсем, видать, его не кормили.

– И не говори, – подтвердил Протей.

Фракиец приблизился к легату, отбил легионерский жест и поклонился.

– Меня зовут Протей Луций Квинт. Я опцион, помощник Гая Корнилия Деста – центуриона X когорты.

– И что тебе нужно, опцион? – Теренций даже не взглянул на него.

– Мы вернулись с задания префекта Веспасиана. Прошу помочь мне и моим соратникам, ибо мы не знаем, к кому ещё обратиться.

– Легат будет отчитываться перед опционом? – фыркнул Теренций. – Где это видано? Ищи своего Деста, мне ты зачем? Хотя нет, выкладывай, что нужно?

– Я ищу трибуна Кустодиана.

– Зачем он тебе?

– Он руководит нашей когортой. Мы из центурии ланциариев.

– Ах вот оно что! Вы случаем не из Греции? Вы, наверное, его воспитанники, которыми он месяцы напролёт забивал голову пропретора?

Теренций расхохотался. Он так долго смеялся, что Протею показалось, будто у легата приступ.

– Значит, это вами он бахвалился? – Теренций заглянул фракийцу за спину. – Я представлял вас иначе. Что ж, прошу прощения. Смех с моей стороны крайне неуместен в данной ситуации. Ищете Кустодиана? Вы подоспели вовремя. Похороны будут сегодня. Вашего Кустодиана и Эпихарида, да упокоит Плутон их души, предадут огню в первую стражу. Оказывается, Эпихарид грек. Вы знали об этом? Вот и я не знал. Большая, большая, я бы сказал, огромная потеря для Рима. В рядах Галлии теперь пробоина.

– Что теперь будет? – Прокл подошёл к Протею. – Кому мы подчиняемся?

Теренций осмотрел его с головы до ног и неохотно ответил:

– Если Аттал покинет крепость в северном направлении, то всё останется как прежде. Если в южном – сюда прибудет Август. Хотя пусть этот алеманнский пёс сперва переплывёт реку, а потом взберётся на мой вал, – легат говорил громко, словно глашатай перед курией. – Да и на Массилии он обломит зубы, но кто его знает? Там совсем не осталось солдат, – Теренций пожал плечами. – Филиппа прирезали в лесу, легион размазали, как сало по сковородке, а Филоник угодил в бурю. Хлоп – и нет легатов. Я даже готов поверить, что бурю вызвали друиды Аттала. Есть легионы Эпихарида, но после его смерти Веспасиан прибрал их к своим рукам. Боится, видать. Не может быть столько совпадений! Ну просто не может!

Казалось, Теренций разговаривал сам с собой. Он вошёл в кураж и смаковал каждую подробность случившегося. Рассказал о своём повышении, о большой ответственности, о возможности получить звание пропретора или вообще наместника. Теренций был молод и горяч, его кровь бурлила, а эмоции лились через край.

Протей сам не понимал, почему до сих пор слушал этого скулящего щенка. Известие о смерти Кустодиана погрузило его в оцепенение, и он просто не мог сдвинуться с места. Ещё и Филипп погиб. Столько всего случилось за время их отсутствия. Казалось, что их не было полгода.

– Так как нам быть? – спросил Протей.

– Опцион, говоришь? Марк! – Теренций подозвал солдата. – Центурион Дест в лагере?

Тот долго перебирал в голове знакомые имена и наконец проговорил:

– Он в левом крыле следит за копкой рва. Если мы о говорим о том Десте.

Теренций щелкнул пальцами.

– Отлично. Дест жив, значит, у вас ничего не поменялось. А теперь уйдите с глаз долой. Нам надо укреплять линию, а тут вы со своим трепом.

Гоплиты отбили кулаками по броне и ретировались. Они вышли к пересечению рядов палаток и сгрудились в круг. Со стороны гоплиты выглядели так, словно что-то замышляли.

– Что делать? – спросил Гунн.

– Ничего. Искать центуриона, – удручённо ответил Протей. – Что надумал, Прокл? Уходишь?

Стиракс удивленно взглянул на грека.

– Я не сенаторский сынок, чтобы прыгать по когортам. Кустодиан мертв, теперь это не имеет значения. Мы теперь все уйдем.

– Куда уйдем? – не понял Гунн.

– Думаю, нас раскидают по разным центуриям, чтобы заткнуть дыры. Гоплиты более не нужны, – сказал Прокл. – Скорее всего, нас расформируют.

Обуреваемый эмоциями Стиракс собрался возразить, но Протей выставил руку.

– Да, нам есть что обсудить, но предлагаю пока отдохнуть. Я найду Деста и опишу нашу ситуацию.

Спустя час гоплиты разыскали центуриона. Тот принял их с распростёртыми объятиями и первым делом сообщил о гибели Кустодиана. Подробности центурион пообещал рассказать позже. Дест отправил их на палаточную линию пятой когорты и удалился.

Протей тут же отправился на поиски Вирсавии. Своими расспросами он порядком взбесил легионеров, но всё же получил нужное направление. Однако названная девушка оказалась не Вирсавией, а вдовой одного из убитых центурионов.

Протей вернулся к соратникам и сокрушённо отметил, что друзей в одиночку найдёт даже в царстве Аида, а одну женщину не способен отыскать с целым лагерем.

Гоплиты с угрюмыми лицами сидели возле стойла. Молодая кобыла печальным взглядом смотрела на Стиракса и прядала ушами.

К ним подошёл Дест и сказал:

– Идём. Легат зовёт к себе. Он какой-то недовольный.

К шатру легата гоплиты шли молча. Каструм разрастался с каждым часом. Теренций даже принял решение отодвинуть вал на южной стороне, посему караульные теперь могли видеть стены гарнизона Хлора.

Теренций разговаривал с худощавым трибуном, чья кираса была подогнана не по размеру. Едва в шатёр вошёл Дест, как легат спровадил трибуна и пригласил компанию к себе. Легионеры отбили кулаками по кирасе и окружили легата.

– Осторожнее. Мне же нужно чем-то дышать. Разойдитесь.

Дест с надеждой посмотрел на кувшин с вином, но тут же получил молчаливый отказ.

– Единственное, чему я безмерно рад, что трибун Тит, – легат указал на коробку со свитками в углу, – сохранил документы гарнизона. И знаете, там есть много интересного.

– Этот ушастый мальчик с веснушками – трибун? – удивился Протей.

– Это ставленник Веспасиана и ученик Эпихарида, – успокоил его Дест. – Если бы ты родился в семье патриция, то тоже бы ходил в трибунах.

– Дерзкий малый. Всего лишь трибун, а с легатом разговаривает, как с шавкой. Ах, если Домициан введёт его когорты в мой легион, то я с ним разберусь. Так, но вас я позвал не для обсуждения сенаторских сынков, – пресёк самого себя Теренций. – Вы же из центурии Деста? Хоть с этим разобрались. Я пролистал сметы и журналы. Ваш легион теперь существует только на бумагах. Алеманны знатно покуражились: кто уцелел, разбежался по Галлии. Но у меня нет времени искать дезертиров. Аттал протрезвеет и пойдёт на мой лагерь. Хорошо, что в Массилии стоят легионы Эпихарида. Он молодец, что не затащил всё войско в гарнизон, иначе бы все подохли с голоду. О чём я? В лагере царит настоящий сумбур. Трибуны сейчас формируют центурии. Какая команда побеждает в игре в мяч? Самая сыгранная, – ответил на свой же вопрос легат. – Мы пребываем в глубокой заднице. Легионеры не знают друг друга, не сработаны. Как формировать коробки? Боги! – Теренций схватился за голову. – Мне бы ещё одного толкового трибуна, а лучше – Домициана. У меня не было времени с вами поговорить, но по этим бумажкам я немного понял, чем занимались мои предшественники. А теперь скажите, чем вы занимались и почему вас не было в легионе?

Протей прокашлялся и ответил:

– Наместник Веспасиан и легат Филипп решили, что осады можно избежать, если перехватить Аттала. Нас отправили в соседний гарнизон, чтобы мы устранили конунга.

– Очевидно, с заданием вы не справились, раз уж мы пустили корни за Изерой. Что ж, всё равно похвально. Ни один лазутчик даже под страхом децимации не согласится на такое задание. Идея изначально глупая. Я даже не представляю, как осуществить такой план горсткой людей. Значит, вы разведчики, элита? – поддел Теренций.

– Вроде того, – ответил Протей.

– Кто ты по званию?

– Опцион, – ответил за фракийца Дест.

– А сам ты стоишь в первой линии, Дест? Почему в твою центурию засунули этих грязных бродяг? Ты только взгляни на них! Дайте-ка я вас рассмотрю как следует. Днём было некогда.

Гоплиты растянулись в линию. Теренций рассмотрел каждого.

– Этот похож на ипохондрика, – обратился легат к Десту и указал на Гунна.

– Стреляет зато лучше всех.

– У меня все сагиттарии стреляют отлично. А с тобой, полагаю, ссориться не надо, – легат пощупал внушительные мускулы на руках Аниона. – А ты, наверное, юркий? Единственный подходишь под определение лазутчика, – похвалил Теренций Кемаля. – Все остальные – типичные легионеры на первом году службы. Молодежь, которая сложит буйные головы из-за амбиций конунга Аттала.

Теренций подошёл к Эфиальту.

– А это что за кудлатое чудовище? Давно ли легионерам дозволено иметь такую косу? Друг, как тебя вообще взяли в легион? – он заглянул в глаза грека. – Как тебя звать?

– Эфиальт, – сказал Прокл.

– А Эфиальт не умеет разговаривать?

– Он нем.

– Ещё смешнее. Я не понял, у нас цирк приезжал с Рима и забыл участника? Открой рот, покажи язык.

– Прошу Вас, не надо, – сказал Прокл. – Он не любит, когда поднимают эту тему.

– Он хотя бы нас слышит? – Теренций щёлкал пальцами и следил за реакцией грека. – Понимает?

– Он всё понимает. Эфиальт такой же легионер, как и мы, только лишён дара речи, – ответил Прокл.

– Дест, дай свой меч.

Центурион нехотя извлёк трофейную спату и передал её легату. Эфиальт не шелохнулся. Теренций обошёл его сзади и схватил за волосы. Спустя мгновение он бросил к ногам грека его отрезанные пряди и вернул меч Десту.

– Будто у нас и без твоей косы не хватает вшей. Дест, гони его в шею. Зачем мне в легионе боец, которого переломит пополам любой галл? Ты посмотри на него. Да у него черви в животе!

– М-м-м, – замялся Дест. – Как бы это сказать… Эфиальт – лучший мечник на лигу вокруг.

– Он? Не смеши меня. Я позволю вашему Эфиальту остаться, если он одолеет десять легионеров за раз.

– Если бы соперников можно было убивать, то он бы прирезал и двадцать гастатов, – произнёс Протей. – Но как одолеть десятерых, если их нельзя бить? Нечестный бой.

– А я смотрю, ты самый умный? Есть у меня на примете местечко, куда я могу вас пристроить. Эта центурия входила в когорты Эпихарида, а теперь достанется Титу. Не хотелось бы выпускать вас из-под присмотра. Евсторгий!

В шатёр вошёл стражник и вопросительно взглянул на легата.

– Найди мне Тита.

Легат снова подошёл к Эфиальту и заметил на его шее тесемку. Теренций потянул за неё и увидел крест.

– Ещё и христианин. Как вы попадаете в этот культ? Евсторгий поклоняется Христу, Неарх таскает в кармане грудь Афродиты, но вечером оба идут в бордель. Я не понимаю Плотника. Чем Он лучше других богов? – Теренций вздохнул. – Ладно, Аид с вами. Вопросов много, ответов нет. Я согласен оставить вашу шайку, но только без него, – легат ткнул пальцем в Эфиальта. – Покажи свой рот. Ты же открываешь его, когда ешь?

Легат приблизился к греку и нагло полез ему в рот. Эфиальт оттолкнул противника, но Теренций только посмеялся. Физически Эфиальт и в самом деле был очень слаб.

– Ну что за веселье? Парень, а ты меня изрядно потешил. Как ты сказал, Дест? Самый лучший мечник на лигу вокруг? Давай, дохляк, выходи на улицу.

Теренций поманил гоплитов за собой. Он извлёк меч и поднял его над головой, точно гладиатор, завоевавший рудий1717
  Рудий (лат. rudis) – деревянный меч, который вручали гладиатору, завоевавшему себе свободу на арене.


[Закрыть]. Тут же слетелась толпа зевак, образовав живую арену. Эфиальт пальцами показал на Теренция и постучал ладонью себе по груди.

– Что он говорит?

– Спрашивает, обязательно ли поддаваться легату? – перевел Прокл.

– С какой стати? Звучит оскорбительно.

– Теренций любит позерство, – Дест наклонился к Аниону. – Он любит выдергивать из центурии имагинеров, иммунов, санитаров и самоутверждаться за их счет. С противниками посильнее уже не связывается. Хотя недавно из-за позорного проигрыша повесил несчастного гельвета на столб.

– Эфиальта же казнят! – возмутился Прокл.

– Здесь нет Домициана, никто Теренция не прижмет к стенке, но правда на нашей стороне, – ответил Дест. – Это ведь его сын, ежели молва не лжет.

– Это как? Какая правда? Да, Эфиальт побьет легата, но его потом распнут на кресте, как почитателя Плотника.

– Пусть бьются, я потом объясню. Позови трибуна Тита, – обратился Дест к своему оруженосцу.

Эфиальт медленно вынул меч, лязгнув клинком. Теренций подступился к сопернику и в унизительной манере нанёс греку пару лёгких ударов, сопровождая каждый взмах пантомимой. Эфиальт резкими блоками отводил от себя меч противника. Легионеры из Виндобоны болели за своего легата. Они впервые видели Эфиальта и смеялись над его внешним видом и обрывком волос на затылке.

Легат пошёл в атаку, Эфиальт решил более не церемониться. Со скоростью змеи он вильнул в сторону и плотно приложился рукояткой по спине легата, который не поспевал за быстрым соперником. Теренций рухнул на колени и схватился за грудь. Он закашлялся. Легионеры списали падение легата на случайность.

Эфиальт позволил Теренцию подняться, а после в несколько движений лишил его оружия. Гоплиты видели более красочные поединки побратима, но из-за нанесённой обиды Эфиальтом овладел не гнев, а равнодушие. Грек просто не хотел связываться с легатом. Эфиальт вернул Теренцию меч и сложил своё оружие.

– На столб его! И не привязывать, а прибить гвоздями! – Теренций брызгал слюной.

Эфиальт ненавидел породу людей, подобных легату Теренцию. Грек не видел путей спасения, но и не злился, понимая, что такие люди не могут поступить иначе в силу своей испорченной природы.

– Легат, они принадлежат мне! – сказал Дест.

– Ты часом не перепутал ничего, центурион?

– Не перепутал, – возразил подоспевший с ликторами Тит. – Дест в моём легионе, а отряд под его началом. Ты не имеешь права наказывать легионеров из другого легиона за огрехи. Ты можешь пожаловаться на них, а что с ними делать – решать мне.

Теренций уже собрался выпалить тираду, но промолчал. Он понимал, что спорить бесполезно. И помнил, что четверть века назад по приказу префекта провинции одного особо говорливого легата забили палками за нарушение устава.

Теренций подошёл к Титу.

– Ты не легат, а всего лишь трибун. И легиона у тебя нет. Если не накажешь ублюдка, то я сообщу пропретору.

– Твоя воля, но ты сам вручил мне этот легион полчаса назад. Разве нет, Теренций? Что смотрите? – Тит обратился к легионерам. – Работа закончилась? Копайте вал ещё выше. Лучше стереть руки в мозоли при копке вала, чем потом копать могилы.

Легионеры расходились, сетуя на столь недолгое зрелище. Теренций ушёл к себе в шатёр, а гоплиты остались стоять в недоумении.

– Вас тоже касается, – сказал Тит. – Этому пятнадцать плетей и десять палок.

На лице Эфиальта проступила улыбка. Протей подумал, что на деле Тит, скорее всего, окажется ещё хуже легата и за свою помощь потом спросит в десятикратном размере. Теренций по сравнению с трибуном теперь казался возмужавшим воином. Алые щёки Тита, веснушчатые уши и редкая поросль на его лице говорили, что юный трибун ещё не знает, как пахнут тысячи трупов на поле брани. Хотя Протей поймал себя на мысли, что тоже этого не знает.

– Не переживайте, – поддержал гоплитов Дест. – Это же Теренций. Он тыловой солдат. Да, характер у него скверный, и он из того же молодняка, что продвигает сенат. Но Теренций не воин и не ваш начальник, посему не сможет оказать на вас никакого давления. Да, в устройстве каструма ему нет равных. Наверное, лучший снабженец в армии. Он способен организовать защиту лагеря, его солдаты за пару часов закопают тысячу трупов, но с войной легат не в ладах. Когда придёт Аттал, пятки Теренция засверкают, как эфес императорского клинка на триумфе. Пока легат копает рвы и возводит валы, он в своей стихии, и ему кажется, что в битве всё будет точно так же.

– Снабженец и такой худой? – удивился Прокл. – Ещё неизвестно, у кого черви в животе…

Грек не успел договорить. На другом конце лагеря послышались душераздирающие вопли, словно на арене амфитеатра резали назореев. Народ бросился на призывы о помощи. Люди столпились в тесный круг, а один из легионеров пытался их растолкать.

– В сторону! В сторону! Дайте ей воздух.

Протей протискивался сквозь легионеров, не зная, зачем идёт за толпой.

– Что случилось? – спросил он у кузнеца.

– Какая-то девчонка пыталась покончить с собой. Взобралась на коня, пустила в галоп и спрыгнула.

– Так можно убиться?

– Ещё как! У нас в Виндобоне уходили на болото, там особо негде разогнаться, а вот в Парфии молодёжь сигает с лошадей.

Протей отмахнулся от назойливого кузнеца и пробился через толпу. Он увидел распластавшуюся на земле Вирсавию и Киаксару, которая поддерживала ей голову и обливалась слезами.

– Живая!

Протей смотрел на Вирсавию, чьи пустые глаза равнодушно оглядывали сгрудившихся вокруг людей, и прочёл в них сожаление о неудавшейся смерти. Фракиец встретился с девушкой взглядом, но ничего не почувствовал.

Пришёл санитар, которых в легионе Теренция было достаточно. Он равнодушно осмотрел разбитое тело, словно по привычке пытался отыскать конечность, которую следовало ампутировать, и скупо произнёс:

– Хребет сломала и ногу.

– Ходить будет? – спросила Киаксара.

– Ты, наверное, хотела сказать – жить? – отмахнулся слуга Эскулапа. – Ходить точно не сможет. До утра, наверное, не дотянет. Что вылупились? А ну все вон отсюда. Мне нужен Лука.

Вирсавию отнесли в санитарную палатку и разместили в тех суровых условиях, которые позволял легион. Киаксара подавала девушке питье и пыталась облегчить её муки. Чтобы раненые легионеры не глазели на несчастную, санитары поставили ширму. Протей подождал, пока Киаксара уйдёт, и только тогда решился посетить Вирсавию. Несколько минут они подбирали слова.

– Всё-таки пришёл?

Протей кивнул.

– А я вот не выдержала. Жизнь опротивела мне ещё в Греции, а с тобой стала невыносима.

– Зачем ты так?

– Тебе какая разница? Только не изображай жалость. Прошу тебя. Избавь меня от своей угрюмой мины.

– Жизнь опротивела, но зачем прыгать с коня? Вскрыла бы вены. Так ведь надёжнее.

– Про вены я как-то забыла, – с искренним сожалением произнесла Вирсавия. – Просто разом всё навалилось, накипело. Жаль из крепости выгнали. Хотя если бы со стены кинулась, то потом бы камни оттирали.

– Право, я всё равно не понимаю.

– Знаешь, сколько раз я убивала в чреве детей? Наверное, я отняла больше жизней, чем все глупцы в твоём отряде вместе взятые. Убивала сама, другим помогала, – Вирсавия хрипло засмеялась. – Вот и пришло возмездие. Душа горит, пылает. Я словно уже в аду. Мне всё претит.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Не строй из себя дурака. Ты прекрасно знаешь, что все слухи обо мне – правда. Я переспала почти со всей твоей центурией. Это – моя суть. Мне теперь ни за что не отмыться. Меня брали все дружки Адриана. И самое страшное, что мне нравилось, когда на меня взбирались архонты. Со мной вытворяли такое, что участникам оргий в Риме и не снилось. До сих пор не понимаю, что за демон вселялся в меня. Небось, сработало родовое проклятие моей матери. Возможно, по свету бродят мои дети, коих я сбрасывала в выгребные ямы в Лутраки. Только от Адриана я беременела пять раз. Обычно от яда плод выходил раньше срока, но иногда мне приходилось рожать. Я их душила, Протей. Душила и не чувствовала сожаления…

– Хватит! – рявкнул Протей. – Зачем ты мне это рассказываешь?

– Да, мне место в борделе. Я была бы в почёте и уважении. Меня бы брали знатные люди, и, возможно, я бы стала гетерой. Удивлена, как вообще дожила до своих лет? Ни спереди, ни сзади нет живого места. Мне это нравилось, но в один момент всё всплыло в голове, и я сошла с ума. Не нашла сил, чтобы справиться с этой гнилью в сердце.

– Ты хочешь возбудить во мне ненависть? Зачем мне это знать? Прекрати!

– Это невыносимо, Протей. Я не могу двинуть ни одним членом, только шея немного шевелится. Боли не чувствую – вообще ничего не чувствую. Может, я уже мертва? Душа моя точно мертва. Не жалею, что ходила по рукам. Обидно, что была лицемерной по отношению к своему Богу. Я его предала. Зачем рассказала? Хочу, чтобы ты понимал: моя смерть ничего не даст этому миру. Легионеры найдут другую утеху. Тебе всего-то надо протянуть руки и задушить меня. Так же, как я душила своих детей… и чужих. Крови не нужно, её и так много пролили за последнюю неделю. Если же не желаешь запачкать руки, то спешу тебя огорчить. Когда у меня родится ребенок, я его оставлю. Чтобы ты смотрел в его чёрные глаза и распалялся ненавистью.

– Какой ещё ребенок?

– Во время осады меня взял Кемнеби и оставил внутри меня своё семя. Воспитаешь ребёночка? – Вирсавия нашла силы, чтобы съязвить.

Фракиец с гневом покинул палатку. Он не хотел находиться рядом с Вирсавией, ибо и в самом деле мог убить её. Протей не понимал, какими чарами она держала его. Временами ему казалось, что его околдовала Геката1818
  Геката – богиня колдовства.


[Закрыть], либо сама Вирсавия была ею. Девушка сейчас для него ничего не значила, и в глубине души он желал ей смерти. Протею хотелось верить словам врача, что Вирсавия не дотянет и до утра.

Протей успокоился и уже собрался вернуться, как его окликнул Стиракс.

– Кустодиана положили на костёр. Пойдём попрощаемся.

Четверть часа они шагали по каструму, пока не пришли на площадку, устроенную для погребения военачальников. Они опоздали: костры уже догорали.

Легионеры-греки распивали вино, славили павших товарищей и богов Олимпийских. Фракийцу нравились традиции эллинов, которые не привыкли горевать и даже в смерти видели хорошее. Он посмотрел на очертания тела Кустодиана в костре, ожидая, что в сердце что-то ёкнет, но в этот день Протей не чувствовал ничего. Сердце окаменело от всего беззакония и противоестественной мерзости. Слова Вирсавии не выходили у него из головы. Ему казалось, что с такими мыслями не стоит находиться в месте упокоения хороших людей.

Киаксара стояла рядом с Анионом и бесстрастно смотрела на языки пламени. Не дожидаясь окончания погребального ритуала, она покинула пустырь. Девушка прошла мимо Протея, ничего не сказав. После заката она вернулась к Вирсавии.

– Видишь, как мне худо, – Вирсавия облизала кровь с губ. – Не думала, что обездвиженное тело способно довести человека до отчаяния. Ты поможешь мне?