Текст книги "Без царя в голове"

Размышления о правде и справедливости в жизни

чаще всего приводят к выводу

о бессмысленности самой жизни.

– Так-так, – отозвался царь, – Ваня, ты в своем уме? Дворецкого на верную смерть послал, меня сейчас в капусту изрубят, а тебе лишь бы в войнушку поиграть! Не государственный подход, Ваня, детство играет.

– Детство говоришь, – нахмурился Иван, – может и детство. Только в том детстве был царь-надежа, самодержец, лихой рубака, который сам в бой полки вел и никого не боялся. Сказка скажешь, реклама для простачков? А на той сказке вера в Россию-матушку держится, верные тебе простые солдаты в той же сказке храбрость свою черпают, за царя-батюшку на смерть идут, корабли вражеские таранят.

– Ну-у-у, понимаешь, Иван, одно дело образ царя для народа, другое – жизнь дворцовая. Тут же как в крысятнике, не ты съешь, так тебя съедят. Есть защитник, поживешь подольше, а нет, так сожрут и башмаков не останется, – принялся оправдываться царь. – Народ-то он где? Далеко-о-о! А враги все тут во дворце, только и ждут момента, когда ты споткнешься. А то и сами ножку подставят, чтобы освободившееся место побыстрей занять.

– Болото, если хуже не сказать. Дерьмом попахивает, не замечаешь?

– Не замечаю, – обиделся царь.

– Принюхался, вот и не замечаешь!

– Ваня, ты много чего не знаешь, а уже радостно кинулся ломать не тобой построенное. Что это за манера у вас пролетариев такая – сперва все разрушить, а потом на развалинах заново строить начинать? Тут же веками все строилось, каждый человечек, как патрон в обойме, как кирпичик в стене крепостной, а ты кирпичики расшатываешь, да ту самую стену разрушаешь. И скажи, ну не враг ли ты после этого?

– Мудрено говоришь, Ваше Величество. Не знаю, кто такие пролетарии, явно что-то с полетами связанное, но скажу тебе откровенно, что стена твоя крепостная не более, чем забор деревянный латанный-перелатанный. И не камешки я в стене раскачиваю, а заплатки обдергиваю, чтобы нормально все выстроить, без подпорок и заплаток.

– Пустослов!

– Сам такой. Чего Меньшикова так боишься? Власть в твоих руках, любой указ подпиши и прижми того графа к ногтю, загони в тьму-таракань, чтобы неповадно было царю указывать. А ты ему в рот смотришь, аж противно!

– Не хочешь ты, Ваня, понимать сложности политической, куда тебе дурню в эти тонкости вникать? Привык рубить с плеча, выстрелил и отвалил, простая жизнь, незатейливая. А ежели, к примеру, с каждой ракетой перед пуском договариваться бы пришлось, много бы навоевал?

– Не понимаю я твоих аллегорий, царь-батюшка. Ракета она железная, чего с ней договариваться?

– А люди не железные, вот я к чему веду. Им чтобы шаг шагнуть, нужно сто слов сказать, чтобы дело сделать – подарочек получить, твою сторону в политике занять – долю власти получить. Так вот, Ваня, и никак иначе.

– Глупости, в армии тоже люди, а приказам подчиняются и никаких дополнительных благ не требуют. Присягу принял – служи верно!

– Присягу-у-у?! Да тут в день по сто раз ту присягу принимают и забирают обратно. Нет веры, Ваня, никому верить нельзя. Есть в союзниках сильное плечо, будут подчиняться, нету – считай покойник, политический труп.

– Так и заведи сильное плечо, а лучше кулак, возьми прямое управление войсками на себя, полицию поближе подтяни, да лично все проверяй, а не министрам поручай. Посмотрел я на твоих министров – смех, один другого стоит.

– Сильное плечо, говоришь? Прямое управление? Чтобы кем-то управлять, к тому умение иметь нужно. Ты думаешь меня с пеленок военным наукам учили? И чем тебе Меньшиков не сильное плечо? Именно ему, подлецу, и было поручено обеспечить безопасность. Именно он, негодяй, должен был ото всех напастей меня оберегать. И что вышло?

– Тут слепому видно, что вышло, – ухмыльнулся Иван.

– А вот и не видно, Ваня, потому как все шито-крыто и круговая порука. Ты за любую ниточку тянешь, а Меньшиков вздрагивает, потому как все ниточки у него в руках. Ото всего меня оберегает, даже от собственного государства. Он бы и трона лишил, да невыгодно ему, а знаешь почему?

– Почему? – заинтересовался Иван, не видящий логики в рассуждениях царя.

– Потому что царь за все в ответе, вот почему. Кто выше сидит, тому и шишки. Ты думал, чего это министры так спокойно себя чувствуют? Да потому что под все свои решения требуют моего одобрения. Я подписываю, с меня и спрос. Потому Меньшиков и не лезет на трон, а то бы давно уже быть мне под троном.

– Ерунда какая-то, по тебе судить, так никакой солдат не мечтает стать генералом? Глупость. Выше чин – больше возможностей, больше силы твоему приказу. Стань Меньшиков царем…

– Типун тебе на язык!

– … ему бы никакого сильного плеча не понадобилось, он сам себе сильное плечо. Что-то тут другое, а вот что не могу понять, ума не хватает разгадать эту заморочку.

– Точно тебе говорю – не хочет он на трон. Столько возможностей у него было, столько переворотов подворачивалось, а всякий раз он меня спасал и обратно на трон усаживал. А ведь мог под шумок и шлепнуть, у такого рука не дрогнет, мерзкий тип, убийца хладнокровный.

***

Палач не знает роздыху, но все же, черт возьми,

Работа-то на воздухе, работа-то с людьми!

Владимир Вишневский

В упреках и перепалках незаметно пролетел час, а то и полтора. Правильно говорят, хуже нет скуки, чем молчанка, хороший разговор длинную дорогу короткой сделает. За это время Михалыч успел все дела переделать и вновь занял пост в приемной.

– Ваше Величество, – голос дворецкого прервал диалог, – их сиятельство граф Меньшиков явились…

– Пусть входит! – коротко приказал Иван, оборвав поток обязательного по этикету славословия.

Меньшиков величественно вплыл в широко распахнутую камердинером дверь, снисходительной улыбкой поприветствовал царя, прошел к мягкому кожаному креслу в углу кабинета и без церемоний плюхнулся в него.

– Чего звал? Указы подписал или опять на потом откладывать будешь? – лениво поинтересовался граф, наливая вина в бокал.

– Как служба идет? – приветливо, словно не заметив графского хамства, поинтересовался Иван.

– Чего ей сделается, идет себе? Ты дело говори, некогда мне тут рассусоливать.

– Ты коней не гони, граф, не запряг! – негромким, напряженным, как струна голосом ответил Иван. – Встать смирно, когда с царем разговариваешь! – рявкнул он неожиданно.

Граф вздрогнул от неожиданности, пролил вино на белоснежные штаны и вскочил во фрунт. Потом поморгал глазами, рот его растянулся в широкой понимающей улыбке.

– Вот ведь шельма! Провел, провел старика, подначил. Я же поверил! Давненько со мной такого не было, прямо армия вспомнилась, как нас сержант гонял на ать-два, упал-отжался. Молодец, хвалю, аж настроение поднялось. Ну, давай выкладывай дело-то, сам знаешь – враг не дремлет, наша служба и опасна и трудна.

– Дело у меня, граф, простое, извини, что от дел важных оторвал. Но… надеюсь, что они тебя больше тревожить не будут, – ласково, как дед любимому внуку, пояснял Иван. – Решил я, граф, тебя казнить. Башку отрубить или повесить, это на твой выбор. Но решение принято и палача я уже пригласил, чтобы невеликое дельце наше не откладывать в долгий ящик. Кстати, как каламбур, не отложить дело или тело в ящик? Ха-ха-ха, – не сводя глаз с напрягшегося графа, Иван нажал кнопку переговорника. – Михалыч, пригласи молодца в кабинет.

Граф нахмурился, не совсем понимая происходящее. То ли перед ним разыгрывают комедию, то ли царь от переутомления свихнулся, то ли… Но его сомнения сменились мрачными подозрениями, когда из-за сдвинувшейся в сторону картины в кабинет шагнул высокий плечистый детина с чемоданчиком в руке.

– По вашему приказу прибыл, Ваше Величество! – пробасил детинушка. – Кого казнить прикажете?

Он оглядел кабинет, старательно обходя взглядом тайного советника. Недоуменно пожал плечами и застыл в немом ожидании.

– А вот его, голубчик и казни. Граф, выбрал способ убиения?

– Ну, это уж слишком! Ты что себе позволяешь, старый идиот? Совсем из ума выжил, в маразм впал, детство прет из всех щелей? Да я тебя в порошок сотру, камня на камне не оставлю от твоего дворца. Сейчас кликну…

– Голубчик, ты все слышал? Видишь, с кем приходится работать. Казалось бы такой человек и изменщик. Тебя как звать, голубчик?

– Никита я, Ваше Величество, поповский сын.

– Да я сейчас… – граф лихорадочно ощупывал карманы, словно потерял, что-то важное, лицо его налилось кровью от ярости.

– Что, граф, не получается? – прочувственно поинтересовался Иван, с улыбкой наблюдая за бесполезной суетой Меньшикова.

– Сейчас, сейчас, ты у меня попляшешь! – бормотал граф, не теряя надежды найти нечто в своих многочисленных карманах.

– Никитушка, дай ему по морде, от души дай, только не убивай! Давай, тебе царь приказал!

Палач сглотнул комок в горле, поразмышлял мгновение, катая желваки на скулах, потом шагнул к графу и вдарил с плеча. Граф улетел с кресла, кувыркнулся и шмякнулся на ковер. Секунд через несколько открыл ошалевшие глаза, с трудом встал на заплетающиеся ноги, и собрался было что-то гневное сказать царю, но передумал. Утер кровь с лица белоснежным платочком, упрямо шагнул к столику и снова налил себе вина в новый бокал. Отхлебнул почти половину, утерся рукавом белого камзола и уставил в царя гневный взор.

– Ответишь за это, царь, за каждый синяк ответишь, за каждую каплю крови моей ответишь. В опасные игры играешь, умоешься кровавыми слезами, поплачешь на дыбе. Смерть тебе, старый хорек, в радость покажется, только я… – откровенно угрожал граф царю, наплевав на свидетелей и условности.

– Ты лучше на шкафчик посмотри, знакомая штукенция? Все понял? Никто к тебе не прибежит, один ты тут. Один на один, только ты и я… и Никита, – ухмыльнулся Иван.

– Откуда? Это же спецсредства… они же все по счету… я же их сам выдаю… ты откуда? – граф хлопал глазами в полной растерянности, образ царя-рохли стремительно разрушался в его глазах.

– Сядь, где сидел и рот закрой, граф, тебе слова никто не давал. Вот эту штуку видел? – Иван приподнял со стола бластер до той поры скрытый под салфеткой. – Будешь хамить сожгу к чертям собачьим, не доживешь до казни.

– На понт берешь, царская морда, да ты не знаешь с какой стороны из этой штуковины стрелять. Смотри не покалечься, – по инерции продолжал хорохориться Меньшиков, надеясь выплыть на наглости.

Иван легонько приподнял ствол и выстрелил, почти не целясь. Бутылка на столике рядом с графом превратилась в легкое облачко пара. Граф громко икнул и выпустил из рук бокал, красное вино из разбившегося бокала во второй раз обрызгало его белые брюки.

– П-п-п-и-йк-щадите, осознал, ийик, приношу извинения, исправлюсь, век воли не видать! – бормотал ошалевший от страха граф.

– Я передумал, граф! – от души засмеялся Иван. – Не буду казнить! Что-то у меня сегодня хорошее настроение.

– Ваше Величество, век буду за вас бога молить, отслужу, кровью смою грехи свои тяжкие…

– Как же, конечно смоешь. Ты ведь не дослушал, граф. Казнь я отменяю, а вот веселую драчку с удовольствием посмотрю. Никитушка, голубчик, покажи нам, что там у тебя в чемоданчике интересного? Ага, топорик, щипцы, удавочка, ножички разные. Молодец, аккуратненько у тебя все, чувствуется почерк мастера. Себе возьми топорик, а графу дай ножичек. Да не тот большой, а поменьше, поменьше. Так вот граф, слушай мою волю – кто из вас в этой драчке победит, тот и будет тайным советником, ну и графом по совместительству. Как тебе, Никитушка, такой расклад?

– Да я его, Ваше Величество, на бифштекс укатаю, глазом моргнуть не успеете. В министры мы завсегда готовы. Ну, упырь, готов помирать? – бодро поинтересовался палач, поигрывая бицепсами.

– Угм-м-м-м, – так и не смог ничего сказать ошарашенный граф.

– Ты как, граф, драться-то будешь, голыми руками что ли? Не стой столбом, выбери инструментик! Только время не тяни, некогда мне с тобой рассусоливать, сам знаешь – враг не дремлет, наша служба и опасна и трудна, – съехидничал Иван.

– Это ж убийство получается, Ваше Величество! Супротив этого молодца я как овца перед бугаем. Смилостивись, отец родной, что хошь сделаю, сапоги целовать буду, до конца жизни богу за тебя молиться стану, детишек малых твоим именем назову.

– Всех что ли, не разбирая полу?

– Ась?

– Девок будешь Петром называть?

– Буду! Прикажете и буду! – граф упал на колени и бухнулся лбом об ковер. – Пощадите, Ваше Величество, жить очень хочется.

– Жить-то оно и букашке малой хочется, не то, что человеку. Все мы твари божьи. Добрый я сегодня что-то, это к дождю видать. Никита ты как думаешь?

– К дождю, царь-батюшка, к дождю.

– Тьфу ты, не про дождь я спрашиваю. Экий ты бестолковый, братец, а туда же в министры. Что с графом делать будем, порешим али жить оставим?

– Дык, ежели не порешим, так мне министром не быть?

– Соображаешь.

– Лучше порешим, иначе он нас потом самих в капусту порубит! – высказал опасение палач. – Вас то, царь-надежа, не тронет, а меня так точно порешит! – Он шмыгнул носом, едва не заплакал от отчаяния, как малой пацан. – Чего думать, я его одним ударом в пол вгоню, больше не встанет.

– Быстрый какой, а кто государство беречь будет, ты что ли? Граф, сопли подбери и с колен встань, негоже государственному человеку в непотребном виде на полу валяться, не в кабаке чай.

Граф торопливо вскочил с ковра, обтерся платком, вытянулся во фрунт и застыл изваянием, поедая преданным взором царя.

– Никитушка, на всякий случай накинь нашему графу удавочку на шейку его нежную. Доверие вещь тонкая, а где тонко там и рвется. Стой смирно, граф, на волоске жизнь твоя висит, одно неверное слово и ты покойник. А мы уж как-нибудь потом разберемся с твоей армией, будь спокоен, опыт есть, помощники тоже.

– Приказывайте, царь-батюшка, исполню все, как бог свят исполню, – граф истово перекрестился и поцеловал большой платиновый с бриллиантами нагрудный крест.

– Говорильник свой из карманчика достань. Только осторожно, не нажми там случаем кнопки какой тревожной. Номерочек набери, какой сам знаешь, и распорядись всю охрану с моих покоев и дворца снять. И не только охрану, но и соглядатаев своих из дворца выведи. Казармы заброшенные у старого космодрома знаешь?

По лицу вижу, что знаешь, так вот туда пусть все и отправляются. Повод придумай сам, на то ты и министр тайный, чтобы головой думать. Все понял? Кивни просто и исполняй!

А ты, Никитушка, на меня смотри, как глазом мигну, так и кончай его разом. Только смотри, случайно на тот свет не отправь, а то сам туда же мигом отправишься.

– Ваше Величество, – взмолился граф, – у вас же тик нервный на одном глазу. Через это дело я невинно погибну в момент.

– Разве? – искренне удивился Иван, – Что-то не припомню. Никита, дергается у меня глаз или врет граф?

– Не разобрать, царь-батюшка, вроде дергается, а вроде нет.

– Мда, послал бог помощника, – Иван тяжело вздохнул, – ну, тогда скажем, платочком взмахну и тогда дергай свою удавочку. Так лучше, граф?

– Лучше бы вообще ничем не махать, но как скажете, Ваше Величество, вам с горы виднее. Можно начинать?

– Давай! – довольный Иван махнул платком, – Да не удавливай ты его, дурень, отставить, он же еще ни черта не сделал!

– Хр-р-р, что же вы, батюшка, с платочком-то балуете? – просипел еле живой граф.

– Извини, сорвалось случайно! Это так сказать для проверки взаимодействия. Никитушка приказ выполнил, а ты петельку почувствовал на собственной шкуре, так что баловать не будешь.

Граф торопливо набрал нужный номерок и деловито без рассусоливаний по-военному четко распорядился вывести из дворца части за номерами… а также отдельные подразделения «Сосна», «Соболь» и «Хорек»… и чтобы сняли с дежурства потайные дозоры немедленно… всех в старые казармы… учения намечаются для усиления и сплачивания… исполнять, собачьи дети.

– Уф-ф-ф, ничего вроде не забыл, – смиренно отчитался граф, нажав отбой связи. – Кто же тебя царь-надежа теперь охранять будет? Сам ведь знаешь – желающих с тобой расправиться тьма, каждый день на допросы по десятку приводят.

– Ой-ли, граф, все ли то шпионы? Не дела ли свои темные творишь за моей спиной широкой?

– Есть малость, – тотчас согласился граф, – от большого куска малость откусишь, не убудет, а жить-то всем хочется.

– Насчет охраны это ты верно подметил, без охраны дворец оставлять нельзя. Отдельный полицейский полк прошерсти и всех, свободных от вахты во дворец и вот еще что…

– Слушаю, царь-надежа…

– Хочу увидеть группу лейтенанта Волгина сегодня у себя в кабинете ближе к вечеру. Чтобы все были при параде и трезвы как стекло.

– Есть! – граф щелкнул каблуками, едва не свалившись от непривычного движения.

Никитушка хотел было под шумок удавочку затянуть, мол так вышло, граф споткнулся, но вовремя одумался – под локоточек графа поддержал и удавочку ослабил.

– Спасибо, Никитушка, не забуду доброты твоей! – просипел граф хрипло, пальчиком ослабляя впившуюся в шею веревку.

От тех слов Никитушка побледнел до невозможности и едва в обморок не грохнулся. В этот раз граф его любезно придержал, а то бы нежный отрок и его утащил за собой на тот свет.

– Ишь ты «царь-надежа», – вышел из ступора царь, – какой любезный да приветливый стал, а раньше все в морду заехать норовил, пока свидетели не видят. Сколько же я, Ваня, от этого графа натерпелся, словами не передать. А давай его прямо сейчас и хлопнем, а? Он ведь за порог шагнет и снова за прежнее возьмется, не совладать тебе с ним и бластер не поможет, – размазывал сопли признания умиленный царь

– Не торопись царь казнить, глядишь, и Меньшиков на что сгодится. Все ж таки боевой мужик, – не согласился с ним Иван. – Сам же уверял, что твое надежное плечо, опора власти.

– Не сгодится, уверяю тебя, прямо сейчас, пока случай такой выдался, рубим с плеча и все проблемы долой, – торопливо уговаривал царь Ивана. – Нельзя полдела сделавши, на полпути бросать. Я этого момента почитай всю жизнь жду, шанс-то какой! Иван, решайся!

– Нечего мне решаться. Какой резон человека на тот свет отправлять? Главное контроль, будет контроль и волк овцой станет. Сам же говорил, что такими кадрами не разбрасываются. Но и воли им давать много не нужно.

– Сглупил я по кадрам! Ты был прав, во всем прав, признаю свои ошибки, давай прикончим изверга! Ну, что тебе жалко? – вцепился царь, как репей.

– Жалко! Человек как-никак, все бы тебе, Ваше Величество, на плаху, да под расстрел. Так нельзя, по-человечески нужно с людьми обращаться, оно к сторицей вернется.

– Не будешь, стало быть, казнить графа?

– Не буду!

– Попомнишь доброту, кровавыми слезами умоешься, десятикратно тебе та доброта вернется и мало не покажется. Был ты, Ваня, дураком, им и помрешь. И я с тобой за компанию при таком раскладе, – тяжко вздохнул царь и замкнулся в себе.

Граф мялся как девица перед алтарем, поедая глазами начальство и опасаясь, как бы палач «случайно» удавочку не затянул. Врагов много, с потерей графа мигом смирятся, а жить-то охота.

– Никитушка, петельку с графа сними, чтобы невзначай их высочеству башку не открутить. А ты граф поспеши дела делать, да доклад мне приготовь о состоянии дел. И смотри, чтоб все как на духу, а то наизнанку выверну, в башку твою залезу и все доподлинно вызнаю.

– Сей момент, не извольте гневаться, Ваше Величество, исполню наилучшайшим образом.

– Все, все свободны, все вон, царь думать будет! – распорядился Ванька, чтобы хоть немного дух перевести.

Непростое это дело с графьями разговаривать, особенно с такими, которые самого тебя могут в порошок стереть. Таких нужно сразу на место ставить, а то сзади подскочат, да подножку подставят или ножик острый в спину всадят. Нельзя таких около себя держать, но приходится – дела государственные Ивану не по зубам. Пока не по зубам, а там видно будет.

Недолго царь хранил гордое молчание, последние Ивановы слова его серьезно заинтересовали.

– Ваня-а, – елейным голоском пропел царь, – а ты не врал?

– Насчет чего?

– Ну, что в башку ему можешь скакнуть в любой момент…

– А тебе какая разница?

– Дык прыгал бы уже, тогда и мне спокойнее и ты у власти. А вдвоем-то мы ого-го-го…

– Ага-га-а, в том-то и дело, что не могу. Кабы знать, как это у меня так получилось…

– Да уж… – тяжело вздохнул царь. – Послал бог помощничка, да и тот дурак.

Иван на подобные слова царя решил не обижаться, раньше бы обиделся и в морду обидчику без лишних размышлений. Но, во-первых, себе в рожу не заедешь, а во-вторых, была в словах царя определенная правда. Эх, где бы ума поднабраться, – не менее тяжко вздохнул Иван.

***