Текст книги "Эхо любви. Роман"

Часть седьмая. Холодная вода хлестала гранит

Глава 32. Холодная вода хлестала гранит

Не освободиться нам от тревожного чувства,

порождённого расставанием с родным домом.

Было уже далеко за полночь, когда Иван, засыпая, ещё раз, обдумывая прочитанное, убедился, что Владимир Петрович был необыкновенным человеком, и решил, что завтра же отправится по адресу, указанному им.

С утра, попросив Надежду Петровну побыть с мальчиками, он предложил Маше посетить дом Брусницыных. Маша согласилась.

По пути к дому Иван рисовал в своём воображении живые картинки: ямщика, подвозившего Пётра Петровича и Надежду Романовну, прихожую квартиры, где Николай Львович, её хозяин, помогал Наденьке снять шарфик и, целуя ручки, приглашал в зал. Он отмечал обстановку большой гостиной с резными высокими комодами в золочёных орнаментах, мягкими округлой формы стульями и кожаными диванами, обилием тонкой фарфоровой посуды и балетными статуэтками, расставленными по разным местам большой квартиры.

– Как предстанет перед ним эта квартира теперь? Кто там живёт сейчас? Что это за люди? – задавал он себе вопросы.

Об этом по пути к их дому Иван говорил Маше, слушавшая его молча, кутаясь от ветра в меховую шубку.

Но вот и дом. Войдя в открытый подъезд и поднявшись на второй этаж, они остановились возле квартиры, где сбоку от двери обнаружили бронзовую табличку: «Профессор Николай Львович Брусницын».

Высокая двухстворчатая дверь, окрашенная тёмно-коричневой краской, выделялась бронзовой ручкой с изображением головы льва с полуоткрытой пастью.

Так как кнопки для звонка не оказалось, Иван постучал несколько раз в дверь ладонью. За дверью откликнулся женский голос:

– Кто там?

Иван ответил:

– Извините, можно с вами поговорить о Николае Львовиче Брусницыне? Мы ищем о нём и его жене Ларисе Игнатьевне любые сведения.

Дверь открыла пожилая женщина и, увидев молодых людей, спросила, кто они и кем являются бывшим хозяевам квартиры.

Иван рассказал о причине появления их здесь, и также сообщил, что живут они недалеко, тоже на Крюковом канале.

Женщина впустила их в прихожую и, попросив подождать несколько минут, ушла.

Иван оглядел помещение, показавшееся ему маленьким и полутёмным, с ветхой мебелью, однако, потолки отмечали некогда былое изящество: по всему периметру круговой чертой расходились узоры старинной лепнины.

Вскоре явилась хозяйка, назвавшейся Ниной Власьевной.

Она сказала, что сама никогда не видела Брусницыных, но табличку по её просьбе не снимают в знак уважения к этим людям.

Женщина принесла письмо, присланное Ларисой Игнатьевной на адрес своей бывшей квартиры более двадцати лет назад и сохранённое ею.

Она разрешила его прочитать, сказав, что, если оно будет им интересно, то милости просим прийти к ней вновь.

Письмо, написанное мелким красивым почерком и уместившееся на двух страничках, было из Парижа и начиналось словами:

– «Здравствуйте, незнакомые жители моей квартиры, знайте, что мы выехали из неё не по собственной воле. Нас вероломно изгнали вооружённые люди, ворвавшиеся к нам с обыском. Тогда всё подверглось конфискации и погрому».

Далее она сообщала о том, как они вместе с мужем с болью в душе уезжали из Петербурга в Крым, откуда на кораблях вместе с войсками и многими гражданскими лицами отбыли во Францию. В пути в результате сердечного приступа умер Николай Львович, а она, испытывая унижение, голод и холод эмиграции, оказалась в Париже и никогда не забывала свой Петроград.

– «В моей душе навсегда остаётся тоска по Петербургу, по России. Боженька, неужели всё так и останется? Помилуй Россию, помилуй меня!», – восклицала она, продолжая верить и молиться за свою Родину.

Ей часто снился Крюков канал, а также бирюза Никольского собора, Нева и белые ночи. Перед её глазами также постоянно возникал образ Божьей Матери, умиротворявший её и вселявший надежду на то, что она когда-нибудь вернётся в Петербург.

Во Франции ей предложили преподавать французским девочкам балетные танцы, что спасло её от голода.

– «И всё же для французов мы всегда будем эмигрантами, а, значит, чужими, и не освободиться нам от тревожного чувства, порождённого расставанием с родным домом. Мы в Париже находимся между двумя мирами: тем, который тебя изгоняет и тем, который тебя отторгает», – делала она свой вывод об эмиграции.

В конце своего письма бывшая хозяйка квартиры просила сообщить ей о том, каким стал Петербург, кто живёт в квартире и в каком состоянии она находится.

Нина Власьевна выполнила просьбу бывшей хозяйки квартиры и отправила письмо по указанному адресу с описанием квартирных жильцов и перепланированных комнат. Рассказала она и об их жизни, но уже не петербуржцев, а ленинградцев. Однако, больше ответных писем не было.

Иван поблагодарил хозяйку за рассказ и её разрешение прочесть и даже переписать некоторые отрывки из письма и попросил показать им и квартиру.

Женщина согласилась и повела гостей по длинному и узкому коридору, казавшемуся им вытянутой трубой без окон и надлежащего освещения. Из коридора в комнаты вели пять одинаковой конструкции дверей, в одну из которых хозяйка и пригласила войти.

Комната оказалась просторной с двумя большими окнами, выходившими на канал. Хотя обстановка комнаты была более чем скромной, Иван всё же отметил для себя остатки дворянской роскоши: мраморный белый туалетный столик с большим позолоченным по краям зеркалом, да на потолке округлый узор из лепнины с большой хрустальной люстрой, висевшей посередине.

Усадив молодых людей за стол, хозяйка стала поить их чаем с ароматным вареньем.

Женщина рассказала историю и своей жизни. Оказалось, что они с мужем и двумя детьми получили две комнаты в этой коммунальной квартире ещё до войны. Муж погиб на фронте. В годы блокады выжил только один старший сын, проживавший ныне с семьёй в соседней комнате.

Милая хозяйка оставила о себе добрый отпечаток ленинградского гостеприимства.

Поблагодарив её и выйдя из квартиры, Маша и Иван ещё раз обратили внимание на табличку с именем профессора. Покинув подъезд дома, они направились к Неве. Это было желание Маши.

Когда они вышли к её широкой панораме у Благовещенского моста, то увидели, что река не замёрзла, и мощный поток вод свинцовыми холодными волнами уносился в сторону Финского залива. Вода приподнялась над острыми гранитными водоразделами, омывая их.

Маша, кутаясь в свой короткий полушубок, сказала:

– Как сильно свистит ветер и быстро течёт вода. Я представляла себе Неву более ласковой.

У одного из спусков она сошла на несколько ступеней вниз и долго смотрела на тёмные воды, заполнившие собой ступени.

Холодная вода хлестала гранит, посылая брызги в сторону Ивана, который, поняв, что пришли они к Неве не в то время, обнял жену и сказал:

– Маша, Нева не всегда бывает такая. Сегодня она по – зимнему сердитая.

Вскоре молодые люди пришли домой и удивились тому, что братья мирно спали на бабушкиной кровати, обнявшись.

Надежда Петровна рассказала, как Серёжа, изображая из себя собачку, на четвереньках вначале стал шутливо лаять на маленького братика. Ваня, быстро сообразив ситуацию, тоже встал на четвереньки и, подражая, ответил брату такими же лающими звуками. А потом были догонялки друг друга до тех пор, пока братья не устали. Серёжа помог Ване забраться на бабушкину постель, на которой они улеглись и сладко уснули.

Посещение квартиры Нины Власьевны и содержание письма Ларисы Игнатьевны с волнением были восприняты Иваном. Он решил обо всём этом в этот же день написать автору рукописи.

«Дорогой мой человек, Владимир Петрович! – начал писать он и задумался.

Перед глазами пробежали давние годы счастливой супружеской жизни хозяев петербургской квартиры и первые дни жизни его друга, которым радовались его родители. И как же быстро всё изменилось. И почему же прекрасное начало такое недолговечное?

Однако, эти мысли Иван не хотел развивать в своём письме. Наоборот, ему хотелось вселить в душу Владимира Петровича уверенность в торжестве жизни, и он продолжил его так:

«Мне было радостно увидеть вас на моей свадьбе, и после нашего общения, я понял, что у каждого из нас есть своё человеческое время, которое испытывает нас на способность жить в самых разных обстоятельствах. Оно терзает нас до тех пор, пока мы ему не сдадимся. Мне очень хочется, чтобы вы, несмотря на постигшие вас горестные события, сопротивлялись ему и не сдавались. Я помню вас в экспедициях, когда вы показывали нам всем пример выносливости, трудолюбия и дисциплины, отцовской любви и милосердия. Я следовал вашему примеру, считая ваши действия единственно правильными.

Ваша рукопись открыла мне те жизненные истоки, из которых, кажется, и вы черпали свои силы. Она написана с большой любовью к родным людям, и часто ваши мысли и чувства становились моими, отчего я растворялся в них.

Дорогой, Владимир Петрович, мы выполнили вашу просьбу и побывали в доме на Крюковом канале, в котором вы начинали свою жизнь. Теперь это большая коммунальная квартира, в которой живёт несколько семей. Это хорошие люди, ленинградцы. Одна из хозяек комнаты, Нина Власьевна, познавшая ужасы блокады в годы войны, встретила нас приветливо. Мы осмотрели квартиру, в которой ещё осталась память о Ларисе Игнатьевне и Николае Львовиче. Это были остатки былой роскоши дворянского убранства Ларисы Игнатьевны в виде её белого мраморного туалетного столика с позолотой и зеркалом. По вашим воспоминаниям я представил её за ним и мысленно восхищался красотой этой женщины. А о хозяине до сих пор напоминает сохранившаяся перед входной дверью усилием Нины Власьевны медная табличка с надписью «Профессор Николай Петрович Брусницын»». Я посылаю вам и отрывки из письма Ларисы Игнатьевны, присланного двадцать лет на адрес своей квартиры».

Далее Иван полностью переписал их и выразил своё отношение к их содержанию такими словами:

«История Николая Петровича и Ларисы Игнатьевны больше даже не личная история, она выходит за рамки понимания страданий одного человека. Это страдание многих людей, страдание целого города и даже страны. Мне очень близкими оказались слова о том, что только вера и надежда укрепляет в человеке силу духа. С помощью веры Лариса Игнатьевна нашла себя и сумела выжить. Пусть вас тоже спасёт вера в то, что найдутся ваши сыновья, улучшится ваше здоровье, организуются новые экспедиции, появятся вокруг вас много хороших людей.

Напишите мне, дорогой Владимир Петрович, я с нетерпением буду ждать вашего письма. Верьте в лучшее».

В тот же день Иван отправил письмо на его адрес.

Глава 33. Познай самого себя

Прошло несколько месяцев. Иван очень ждал ответа от Владимира Петровича и несколько раз за это время перечитал его рассказы. И вот в начале весны ему вручили от него долгожданное письмо.

«Дорогой Ваня, получил твоё письмо. Оно и обрадовало меня и огорчило, – писал он.

Обрадовало потому, что, прочитав его, я почувствовал возвращения к себе того чистого Начала, которое было и которого я не помню. Ведь рано или поздно, под старость или в расцвете лет, наш внутренний зов требует осуществления несбывшихся надежд. И вот теперь, когда я прочитал твоё письмо, мне кажется, я дотронулся до этой прощальной руки моего, казалось, Несбыточного мира, истоков моего детства. По рассказам своей матушки, оно было трепетно чистым и непорочным, сладостным сном далеко ушедшего времени, обставленного деталями детских фантазий.

Вместе с прочитанным письмом я словно наяву ощутил и даже прошёл с тобой, Иван, этот короткий путь петербургской младенческой жизни, где в обстановке тонких деталей быта присутствовало маленькое моё тельце, окружённое заботой моих дорогих родителей. Сейчас я словно слышу приветливые слова хозяев той квартиры, которую вы посетили, и ощущаю ту лёгкость, с которой они общались между собой. Эти чистые и честные отношения Николая Львовича и Ларисы Игнатьевны повторили и мои родители. Я наблюдал их все последующие годы моей юности. Всю жизнь я хотел прикоснуться к тому миру, где я когда-то появился на свет. Конечно, мне хотелось узнать о судьбе Николая Петровича и Ларисы Игнатьевны.

И вот теперь я с прискорбием узнаю, как жестоко разбилась та лодка доброты, в которой они находили своё счастье.

Да, я соглашусь с тобой в том, что история Николая Петровича и Ларисы Игнатьевны больше уже не личная история, она вышла за рамки понимания страданий одного человека.

Ты очень сильно сказал, что у каждого из нас есть своё человеческое время, проверяющее нас на прочность и способность жить или не жить. И я подумал, может быть, это кто-то там наверху сознательно испытывает нас за наши совершённые грехи.

Ведь и ты пострадал за что-то. Помню, как ты трепетно переживал разлуку со своей любимой Машенькой и, уезжая тогда на Урал, не мог предположить, что разлучаешься с ней навсегда. Мы, люди, какими бы мудрыми не были, но, не имея путеводителя в душе своей, часто заблуждаемся на своём пути. Я тоже наказан. Какой грех я совершил? Может из-за моего необдуманного юношеского поступка, в результате которого погибли двоюродные братья Дмитрий и Харитон? Я виню себя и за гибель моих братьев Дмитрия и Харитона. Я страдаю по поводу смерти моего отца Петра Петровича, ведь не покинь я его в трудный час, он остался бы жить. Моя самонадеянность и трусость тогда сыграли не последнюю роль в этом, ведь я покинул всех своих родственников, забыв дорогу в деревни, в которых провёл своё детство. Я оплакиваю свою жену и моих дорогих сыновей, погибших на полях войны. Я даже не знаю, где они похоронены и похоронены ли вообще. Я так страдаю! Я признаю свои грехи и поэтому теперь каждодневно каюсь за них, ведя уединённую жизнь.

В день похорон моей жены, ко мне неожиданно явились староверы, мои дальние родственники по линии матери. Они, умные, глубоко верующие и мудрые по жизни люди, простили меня и указали путь к Вере. Вот и у тебя в письме было написано, что только вера укрепляет в человеке силу духа, с помощью которой и Лариса Игнатьевна сохранила в себе человека и сумела выжить.

Только теперь я понял, что людям, вступившим на широкий и пространный путь неосмысленной свободы, предсказывается горький путь.

Ты молод и вся твоя жизнь впереди. Я молюсь и радуюсь за тебя, поэтому хочу предостеречь тебя от неверных шагов, преподанных мне жизнью.

Я говорю: познай самого себя. Кто познаёт себя, а это требует строгого испытания совести, к тому приходит действие смирений, отсекающих душевные страсти: раздражительность чувств, надменность и тщеславия характера.

Я говорю: сокрушай своё сердце, вводя для этого всё, что могло бы смирить свои излишние желания в деньгах, вещах, одежде, походке, во всех принадлежностях. Кто любит блеск вещей, тот не может приобрести свободных мыслей, а если ты будешь непристрастен к этому, то удобно исполнишь всякую добродетель, не ссорясь и не творя зла.

Я говорю: храни свою совесть с чистотой в мыслях, в словах и в делах, и она сделает и жизнь твою истинной, чуткой и сильной против зла. Если будешь хранить её таковою, то она приобретёт ещё большую силу и в доброте своей станет править твоей судьбой.

Я говорю: никого не суди и не обличай, но в каждом человеке ищи хорошие помыслы, вразуми согрешающего, но не осуждай падающего.

Не завидуй тому, кто идёт вверх, но лучше считай всех людей высшими себя. Если же тебя станут хвалить за дела твои, не радуйся и не услаждайся тем. Иди путём терпения.

Я говорю: следуй трём добродетелям: любви, воздержанию и молитве. Любовь укрощает гнев, милует и благодетельствует ближнему человеку. Воздержание позволяет быть твёрдым духом в несчастьях, помогает ждать конца искушения, не развиваться гневу, не говорить неразумные слова. Молитва, отрешая ум от всех помышлений, делает человека ребёнком, чистым и естественным в своих помыслах и делах.

Не сохраняй в уме своём грехов, некогда совершённых тобою, чтобы они опять не возобновились, и покайся с молитвой перед богом, ибо покаяние есть прощение об очищении содеянного поступка.

Люби покойную жизнь и не входи в круг тех, у коих вся забота о суетностях, и если случайно попадёшь в среду их, будь таков, как бы тебя там не было.

Запомни, каждый поступок человека является камнем, брошенным в мир людей, поэтому не руби с плеча.

Надо явить миру свою духовность, то есть ту атмосферу, в которой будут происходить твои действия на основе вышесказанных мыслей. Это мои тебе наставления.

Сейчас у тебя начинается новая жизнь, и мне было радостно увидеть тебя со второй женой, хотя чистым браком может только первый.

Я уже прожил свою жизнь и, удалившись в высоты гор, помышляю об обстоятельствах на суде испытаний и пред очами высшими имею всегда час смертный.

Моя жизнь теперь среди камней, нет, не среди, а внутри камней, оттуда из недр Урала я буду посылать тебе свои слабые весточки. Да, моё время закончилось, хотя терзает оно меня очень сильно, но я сказал и сделал всё, что мог».

Письмо очень взволновало Ивана, и он показал его вначале Маше, которая не стала читать, сославшись на головную боль, а потом Надежде Петровне, которая, прочитав его, сказала:

– Да, Ваня, мудрый человек встретился на твоём пути. Пора и тебе набираться мудрости, однако, надо учесть, что жизнь часто слагается не так, как мы хотим, а так, как она получается.

Иван понял, что это были последние откровения учителя и друга, и что надо немедленно спасать его.

С этой мыслью он принялся писать письмо своему тестю, в котором просил его отправиться в Уржумку.

Примерно через месяц пришло письмо от Ростислава Викторовича.

– «Просьбу твою, Ваня, я исполнил, однако, найти Владимира не удалось. Дом его, стоявший на краю посёлка, оказался пуст. Сосед по имени Григорий сказал, что с месяц назад старый геолог ушёл в горы и больше не возвращался», – написал тот.

Прочитав письмо полностью, Иван задумался. Вот и прошла жизнь этого замечательного человека. Его образ он представлял себе теперь восседавшим на высокой и необычайно красивой скале, затерявшейся где-то под облаками над просторами Южного Урала.

Глава 34. Я расскажу тебе тайну

Письмо Владимира Петровича и его последующее исчезновение в горах оставили в душе Ивана пронзительное чувство недосказанности.

Однако, жизнь продолжалась. Работа в институте отнимала у него много времени: ещё до конца не сформированный отдел, которым ему предложили руководить, требовал максимум внимания: готовились задания для экспедиций, требовавшие новых знаний, было много организационной работы, поэтому приходилось оставаться в институте и вечерами.

Бабушка каждый день отводила Серёжу в школу и встречала его. Ванечка оставался дома с мамой. Постепенно сложилась такая ситуация, что каждая из женщин больше обращала внимание на своего ребёнка, мальчики же тянулись друг к другу.

Каждый день Ванечка ждал Серёжу из школы, желая играть и общаться с ним, но Маша всякий раз останавливала его, говоря:

– Серёжа после школы должен делать уроки, а не играть с тобой.

Когда же старший брат садился за уроки, то младший, несмотря на возражения своей мамы, всё равно тихонько подходил к нему и смотрел, как тот ручкой на белой бумаге делал разные закорючки. Однажды в отсутствие брата он и сам рискнул взять в руки ручку, но опрокинул чернила и залил ими не только лист бумаги, но и весь стол. На это действие женщины отреагировали по-разному: бабушка, погладив его по головке, сказала «вот подрастёшь, и тоже будешь учиться» и заменила скатерть, а мама ругала его, говоря «ты поступил плохо, Серёжа больше с тобой не будет играть». Серёжа же попробовал даже учить своего братика выводить каракули, хотя Ванечка с трудом мог не только наносить буквы на лист бумаги, а даже держать ученическую ручку. Слишком маленьким он ещё был.

Все эти попытки мальчиков учиться вместе приветствовала Надежда Петровна, хотя они не прошли и мимо внимания Ивана.

Однажды, когда Иван пришёл с работы, то застал братьев за такой игрой, где Серёжа был учителем, а Ванечка учеником.

Он, подозвав свою жену, сказал ей:

– Маша, ты видишь, как старший брат с интересом передаёт знания младшему. Хорошо, что у нас есть два сына.

Однако Маша не только не отреагировала на эти слова Ивана, но решила отвлечь его внимание от них, сказав:

– Ваня, на моей душе лежит камень, который теснит её и требует, чтобы я рассказала тебе тайну.

Заинтригованный Иван, спросил:

– И что же это за тайна, терзающая тебя?

Маша увела его в спальню и, наконец, рассказала ему в том, как скрыла от него письмо о гибели первой жены и мамы Серёжи.

Иван ответил на это так:

– Хорошо, что твоё желание быть со мной разрешилось нашим Ванечкой. Кто знает, как повернулась бы моя жизнь, если бы не этот твой поступок? Мы предполагаем, а высшая сила располагает нас к тем или иным действиям. Вот, скажи, счастлива ли ты сейчас, живя со мной?

Маша не ожидала такого вопроса, думая, что Иван будет укорять её, и запнулась в своём ответе. Если бы этот вопрос был ей задан в Златоусте, то она ни минуты бы не колебалась с ответом, но сейчас у неё не сложились хорошие отношения со свекровью. Нет, они никогда даже не поругались, но что-то отделяло их друг от друга. Она думала об этом много раз и поняла, что дело в Серёже, потому что не могла дать ему ту любовь, которую отдаёт своему Ванечке. Свекровь чувствовала это, поэтому свою любовь в большей степени посвятила старшему внуку.

И всё же, несмотря на это, Маша сказала:

– Иван, я тебя люблю, но ты мало бываешь дома, а мне трудно общаться с Надеждой Петровной.

На что Иван ответил:

– Я понимаю тебя. У меня есть предложение, в нашем отделе освободилась должность младшего научного сотрудника. Хочешь ли ты окунуться в дела института? Там же можем устроить ребёнка в детские ясли. Будем втроём утром уходить, а вечером возвращаться домой.

На это предложение она согласилась, и уже через несколько дней всё устроилось наилучшим образом.