Текст книги "Эхо любви. Роман"

Не отрывая глаза от письма, Иван почувствовал, что на него уставились Ростислав Викторович и женщины, ждавшие отклика. Собравшись с мыслями, он тихо произнёс:

– Дорогие, Ростислав Викторович и Ксения Григорьевна, вашего любимого сына не стало. Понимаю, что вы потеряли часть своего сердца. Это был ваш первенец, Ростислав Ростиславович. Нет слов, чтобы вас утешить. Я очень сожалею, что не успел познакомиться с ним. По прочитанному письму мне стало понятно, какой это был мужественный и верный сын нашей родины, ваш сын.

Потом он посмотрел на Александру и обратился к ней:

– Дорогая, Саша, вы потеряли своего мужа. Очень трудно будет растить детей без отца, но светлая память о нём станет примером в воспитании этих прекрасных деток. У вас есть замечательные родители, Ростислав Викторович и Ксения Григорьевна, они, я уверен, помогут вырастить ваших детей и их внуков Ростиславчика, Колика и Светика.

Маша не сводила глаз с Ивана и ждала его слов в свой адрес. Иван это понял и перевёл свой взгляд на Машу:

– Дорогая Машенька, ты потеряла своего брата, – сказал он и запнулся. Иван удивился тому, что впервые произнёс её имя с такой нежностью. Ведь эта нежность всегда принадлежала его жене, так он называл её в письмах. И он, исправившись, продолжил:

– Маша, твой брат – герой. Мы, обязанные служить своей родине, каждый на своём месте будем всё делать для победы над фашистами. Он будет служить нам примером. Наша страдающая родина, имея таких героев, обязательно победит и не забудет своих сыновей. Обещаю, что после войны, если будем живы, я найду место его захоронения, и мы все поклонимся ему.

Ростислав Викторович в ответ, глядя на Ивана, сказал:

– Трудно нам сейчас осознавать, что его нет среди нас. Он был прекрасным сыном, мужем и отцом. Жил он в Первоуральске, работал в горном отделе, ходил в экспедиции, изучал богатства Урала. Все мы, если будем живы, очень хотим побывать на том месте, где он совершил свой подвиг.

Долго ещё они говорили о нём, вспоминая лучшие его дни, оставшиеся в памяти. Каждый хранил о нём что-то своё, очень дорогое.

На следующее утро, после того, как Ростислав Викторович ушёл на работу, Маша и Иван собрались уезжать. Ксения Григорьевна была молчалива, хотя, как и обычно, подготовила две сумки съестных припасов на дорогу.

Маша не разрешила ей провожать их на вокзал, понимая, как бушует у неё в груди разорванное сердце.

Перед их уходом на пороге дома мать и дочь обнялись. Ивану показалось, что Ксения Григорьевна уцепилась в неё так сильно, словно боялась теперь потерять и дочь. На глазах обеих были слёзы.

Потом мама сказала:

– Ваня, береги Машеньку, как брат сестру. Я очень на тебя надеюсь.

Вскоре поезд вновь вёз их обратно среди снежных горных вершин по златоустовской земле.

По прибытии на Танкоград, находясь под воздействием впечатлений от гибели сына Ростислава Викторовича, Иван обратился к Фёдору Андреевичу с просьбой отправить его на фронт и рассказал о подвиге Ростислава Ростиславовича, о письмах, полученных им от его друга-геолога Николая и жены.

Фёдор Андреевич, поблагодарив за выполненное поручение, сказал:

– Ваня, твой порыв похвален. Ты поступаешь, как настоящий гражданин своей родины. Твои друзья находятся на самых главных направлениях удара наших армий по врагу. Бойцов на фронтах достаточно. Самое главное, что нужно сейчас фронту, так это дать нашим мужественным солдатам хорошую боевую технику. Мы здесь на Танкограде и решаем эту важнейшую задачу. Каждый должен быть на своём месте. И родина знает, где кому нужно быть. Сейчас твоё место здесь.

Так Фёдор Андреевич убедил Ивана остаться и продолжать работать с людьми, вселяя в них уверенность скорой победы над врагом.

Сорок второй год для Ивана и Маши был очень трудным. На заводе недоставало квалифицированной рабочей силы, для чего Ивана отправляли в города Казахстана и Средней Азии набирать на завод специалистов.

За полгода сорок второго года Иван похудел и даже почувствовал физическое недомогание, но он знал, что трудно жить и работать было всем. Маша тоже трудилась столько, сколько было надо заводу.

В июле сорок второго года директор завода, вернувшись из Москвы, вновь собрал заводское совещание, проходившее в том же цехе, что и первое. Это было скорее не собрание, а митинг. Тысячи людей с огромным вниманием слушали его речь.

Он говорил о том, что воины Красной Армии под Москвой ценой великих усилий и своих жизней вытесняют фашистов из сёл и городов, но враг рвётся к Волге, из-за чего остановлен конвейер Сталинградского тракторного завода, и что его оборудование и люди переводятся на Урал.

Перед заводом была поставлена новая задача: организовать выпуск более совершенного танка, способного вести боевые действия в любых условиях.

Вскоре на завод стали прибывать тысячи специалистов из Сталинграда, с которыми неустанно работали и Иван, и Маша.

И всё же одна мысль постоянно тревожила Ивана: перестали приходить письма от его жены.

– Где она находится сейчас? Что является причиной молчания? – размышлял Иван. Ответа же на эти вопросы у него не было.

Прошёл год. В августе месяце сорок третьего года Фёдор Андреевич пригласил Ивана на совещание в кабинет главного конструктора завода Николая Петровича Великодухова, где рассматривался вопрос коренной модификации танков.

Мощные плечи, высокий лоб и крупная породистая фигура главного конструктора запомнились ему надолго. Спокойным и сильным голосом он говорил о результатах сражение на Курской дуге, остро поставившие серьёзные задачи по выпуск танков такого качества, где сочетались бы высочайшая боевая эффективность и дешевизна производства.

Более двух часов конструкторы завода высказывались по существу поставленной задачи, после чего Николай Петрович подвёл итог, сказав, что смысл скорого перевооружения состоит в том, чтобы улучшить боевые качества советских танков и за счёт этого сделать технику врага на поле боя неполноценной.

Фёдор Андреевич и Иван после совещания тоже рассуждали на эту тему, понимая, какая сложная задача поставлена перед коллективом, заключавшаяся в том, чтобы модернизацию провести без остановки производства, в условиях, когда действовал неумолимый график выпускаемых ныне машин, установленный Государственным Комитетом Обороны.

Иван ходил по цехам и видел, как рабочие точили, строгали, фрезеровали, шлифовали, закаливали детали новых изделий для танков.

В конце сентября он уже присутствовал на первом испытании такого танка, вокруг которого собралась большая комиссия из гражданских и военных лиц, для которых механик-водитель показывал его ходовые качества. И вот наступил момент, когда грохот танка заглушил все голоса, а машина, окутанная дымом, плавно тронулась с места. Механик прибавил газ, и машина рванулась по заводскому двору прямо к проходной. Это был первый образец новой машины, названный «ИС», в честь Иосифа Сталина.

Глава 11. Пусть нас рассудит время

Рано утром в апреле сорок пятого года Маша вновь сообщила Ивану печальную новость: на фронте погиб её второй брат Валентин. Об этом ей сообщила Светлана, приезжавшая для этого к ней в общежитие.

Маша просила Ивана вновь вместе с ней съездить в Златоуст к родителям.

С разрешения Фёдора Андреевича тот же день они отправились на железнодорожный вокзал, чтобы уже вечером быть дома и поддержать Ростислава Викторовича и Ксению Григорьевну в их горе.

В поезде Маша, придвинувшись к Ивану, тихо сказала:

– Ваня, мне очень тяжело. Ну почему нам приходится расплачиваться жизнями дорогих людей? Валентин был таким хорошим, он был моим лучшим братом и другом. Как сейчас это переживают мои родители? Я их очень люблю, и мне их очень жалко.

Иван ответил:

– Машенька, мне так хочется тебе и твоим родителям помочь справиться с этим горем. Я уважаю и люблю их, это так печально, что они теряют своих детей. Война не щадит даже самых лучших отцов и сыновей.

Со слезами на глазах встретила их Ксения Григорьевна, выглядевшая совсем необычно, чуть сгорбленной и, как показалось им, ниже ростом.

– Дорогие мои дети, мне очень плохо. Третьи сутки не могу уснуть. Очень ждала вас, – произнесла она и, обняв Машу, почти повисла у неё на плече, уткнувшись в него. Несколько минут они стояли в трагической позе, склонив друг к другу свои головы.

Потом, обратившись к Ивану, Ксения Григорьевна сказала:

– Ванечка, спасибо тебе, что не оставляешь нас в беде. Пойдёмте в дом.

Они вошли в такой знакомый и ставший уже родным дом, с которым было связано много памятных дней.

Ростислав Викторович, как и обычно, пришёл позже. Он, отворив дверь в прихожую, тихо положил свой портфель, но, увидев дочь и Ивана, удивился и произнёс:

– О, Машенька, и Иван здесь, о, радость какая. Здравствуйте, мои дорогие дети.

Маша обняла отца, сказав:

– Дорогой папочка, как я рада тебя видеть, мы знаем, что нас постигло новое горе, нет теперь нашего Валентина. Я его так любила и люблю. Мы с Ваней приехали к вам, чтобы побыть вместе с вами.

Ростислав Викторович нежно обнял дочь. На его глазах появились слёзы.

Но он, справившись с ними, сказал:

– Я рад видеть своих дорогих детей, тебя, Машенька, и тебя, Ванечка. Спасибо вам за это. Знаю, как трудно сейчас вам на Танкограде, но видно хорошие люди работают там, понимая людское горе и отпустив вас к нам.

Ксения Григорьевна, как и прежде, принялась хлопотать на кухне, куда к ней отправилась и Маша.

Ростислав Викторович стал показывать полученное извещение о гибели сына, текст которого был коротким. В нём было лишь написано о том, что Самсонов Валентин Ростиславович, капитан Красной Армии, пал смертью храбрых в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Была обозначена и дата: «15 февраля 1945 года».

Но что обозначала эта дата, понять было трудно: то ли день гибели сына, то ли день отправления письма родителям. Место его подвига тоже указано не было. Такая безликая похоронка.

Иван посмотрел на родителей Маши и отметил про себя, как много седины прибавилось в волосах Ксении Григорьевны и Ростислава Викторовича, который вынес пачку писем, присланных Валентином с фронта, и выложил и перед ним на стол:

– Ваня, это письма нашего сына. Прочитай и ты поймёшь, какой это был человек. Он сражался за нашу родину до конца жизни, и мы гордимся им. Он сражался за твой город, Ленинград. За свою фронтовую жизнь он написал нам много писем, в которых показал наш самсоньевский характер. Мне приятно это сознавать, но смириться с тем, что произошло с ним, не могу.

Не выдержала и Ксения Григорьевна, которая с трагической печалью в голосе произнесла:

– Куда уходят наши сыновья? В вечность? В какую землю? В какое небо? Где то место, которое хранит их бесценную память? Даже преклонить свою голову некуда. Как найти в себе силы пережить это? Дети мои, подскажите?

В день получения извещения о гибели сына Ксения Григорьевна потеряла сознание и долго не могла выйти из тяжёлого душевного состояния. Ростислав Викторович говорил, что она и сейчас постоянно плачет и не верит в случившееся, ожидая новых от почтальона писем.

Встреча с дочерью смягчила её сердце, и она весь вечер не отходила от неё. На лице Ксении Григорьевны иногда появлялась даже улыбка. Маша это понимала и занимала её женскими мелочами, делая это очень естественно. Её мягкий голос затрагивал тонкие струны души женщины, отчего им обоим становилось уютно и тепло. Они вспоминали истории семейной жизни, в которых находилось место только весёлым и красивым эпизодам.

Иван попытался успокоить родителей словами, сказав:

– Дорогие мои родители, мы всегда с вами. Понимаем, что война отнимает наши жизни. Это горе безмерно для всех. Я надеюсь, что война скоро закончится, и мы обязательно побываем на местах геройских подвигов наших детей, братьев и отцов. Мы должны продолжать жить.

Ближе к полуночи, когда мужчины собирались расходиться по своим спальным комнатам, Иван попросил Ростислава Викторовича организовать ему разговор по рации с Владимиром Петровичем.

Его тревожило то обстоятельство, что на первое письмо, отправленное ранее к нему, он не получил ответа.

Ростислав Викторович сказал, что тоже не встречался с Владимиром Петровичем, хотя письмо передал через своих работников.

Потом он взял с разрешения хозяина с собой связку фронтовых писем от Валентина и, оставшись один, долго читал.

В письмах Валентина прослеживался весь путь его военной судьбы от танкового училища, куда его направили после мобилизации и где ему присвоили звание лейтенанта, и до трагических дней фронтовой службы. Читать их было легко и интересно. В них он не давал повода родителям усомниться в сыновьей любви к ним, его храбрости и верности своей родине.

Утром Ростислав Викторович, попрощавшись с дочерью, вместе с Иваном ушёл в горсовет. К сожалению, разговор с Владимиром Петровичем вновь не получился. В этот день с карьером, где работал Владимир Петрович, не удалось восстановить связь. Тогда Иван попросил Ростислава Викторовича передать ему второе письмо, написанное им, и, попрощавшись, вышел из горсовета, чтобы прогуляться по городу. Он не стал возвращаться в дом и приглашать на прогулку Машу, дав ей время для общения с матерью.

Апрельское утро выдалось прохладным, но солнечным. Он шёл, вдыхая в себя этот чистый целебный воздух, и пристально вглядывался в фасады небольших домиков. Они были уютными и привлекательными. По сравнению с огромными коробками челябинских зданий, эти домики словно дети прижимались к высоким скатам златоустовских гор. Это умиляло его и вызывало ощущение чего – то очень приятного.

Его сознание медленно погружалось в эту тихую домашнюю красоту, он внимательно присматривался к жизни людей, копошившихся за калитками домов, готовившихся вместе с потеплевшим солнцем к весенним работам.

Неожиданно его мысли перенеслись в Почеп, где на высоком холме стоял такой же милый домик. Он представил перед собой свою жену вместе с поднятым на руки сыном и подумал, что уже пятый год ничего не знает о них. Где они? Как живут? Сколько ещё времени будет продолжаться эта война, разлучившая его с семьёй, родителями, его родным городом.

А здесь в Златоусте как будто и не было войны, тихий и невозмутимый городок жил своей невидимой жизнью.

Иван шёл и размышлял сам с собой:

– Как хорошо жить мирно и счастливо. Человек изначально рождён для любви и мира. И я приехал на Урал, чтобы уважать природу и людей, проживающих здесь. Но вместо этого, принимаю участие в производстве танков. Зачем человек придумывает для себя смертельное оружие и, убивая друг друга, невольно участвует в разрушении мироустройства на земле. Какое безумство происходит ныне в головах людей, вызывая ошеломляющую ненависть и бесконечно томительную людскую разлуку.

К нему неожиданно пришла мысль о том, что все войны между людьми, даже во имя патриотических идеалов, являются великой ложью, способной окончательно увести человечество к своей гибели.

Такие мысли приходили к Ивану и ранее, но самоотверженная работа на заводе заглушала их в себе.

Иван шёл по маршруту, который когда-то прошёл вместе с Ростиславом Викторовичем, и, оказавшись на вершине горы, откуда открылась панорама всего города, вытянул руки и, дав волю своему голосу, неожиданно для себя закричал:

– Моя великая Родина! Урал! Сибирь! Моя столица Москва! Мой родной Ленинград! Я люблю Вас! Заживут ваши раны, новые люди населят ваши прекрасные просторы! Мне хочется быть огромной птицей, чтобы увидеть всё это. Моя дорогая Женщина, Машенька, слышишь ли ты меня? Я найду Тебя!

Эти вырвавшиеся из груди громкие звуки любви и восторга пробудили в нём желание жить другой жизнью, жизнью не мобилизованного человека, а свободного, где человеческая любовь стала бы нормой. Он выплеснул из себя накопившуюся усталость от бессонницы и неутомимого труда и почувствовал в душе лёгкость и желание обнять всех людей мира.

Иван сел на большой округлый камень и долго всматривался вдаль, где впереди были бесконечные горы, окутанные лёгкой матовой дымкой. Потом он и вовсе лёг на спину, и глаза его окунулись в безграничное голубое небо, по которому плыли лёгкие белые облака.

К полудню Иван был дома, где женщины поджидали его. Когда молодые люди уезжали из Златоуста и прощались с Ксенией Григорьевной, та сказала:

– Мои дорогие дети, берегите себя. Я не знаю, что было бы, если бы вы не поддерживали нас. Я буду молиться, пусть у вас будет всё хорошо. Не забывайте нас, где бы вы ни были.

Она с трудом сдерживала слёзы и смотрела на них с какой-то только ей известной надеждой.

На обратном пути в поезде Иван и Маша больше смотрели в окно, чем разговаривали. Но Иван, чтобы отвлечь её от мрачных дум, неожиданно поднялся и, указывая рукой куда-то вдаль, вскрикнул:

– Смотри, Маша, вон там, впереди, на вершине горы стоит огромный танк с крыльями, природа предлагает своё конструкторское решение.

Маша пристально вглядывалась в окошко и не понимала, на что указывает Иван, она видела только высокую гору, поднимающуюся над зеленеющими кронами деревьев.

– Крылатый танк быстро промелькнул и скрылся из вида, – пошутил Иван и сам удивился своей выдумке.

Маша даже развеселилась такому его поведению, но быстро успокоившись, – сказала:

– Да, нас приучили жить в созвучии с природой. Так живут мои родители. Правда, папа совсем плох здоровьем. Мама говорит, что у него болит сердце. Гибель сыновей подкосила его здоровье. Он никому об этом не говорит, замкнулся и находит себя только на работе. Мама тоже очень сдаёт, сильно переживает. Я боюсь за неё. Она просит переехать к ним жить. Да и у меня на душе сейчас очень тяжело, и я плохо себя чувствую, мне холодно. Ваня, сядь со мною рядом.

Он безропотно придвинулся к ней и даже положил свою руку ей на плечо. Она закрыла глаза и преклонила к нему свою голову. Так в молчании они и доехали до Челябинска.

О чём думала Маша всё это время, неизвестно. Когда же они сошли с поезда, Маша, глядя ему в глаза, произнесла:

– Ваня, я хочу поехать сейчас к семье моего брата Максима, единственного оставшегося в живых. Об этом просила меня моя мама. Поедем со мной, проводи меня.

Иван согласился, и они вместе пошли к трамваю, который уже через полчаса привёз их к дому, высокому зданию с полукруглым парадным фасадом с колоннами и высокими ступенями.

Такие дома, строившиеся перед войной, Иван видел в Ленинграде, монументальные, с декоративной лепной отделкой, но значительно грубее домов, возведённых в прошлых веках. Этот дом был почти близнец того ленинградского дома, но в Челябинске он был особенно заметным среди соседних барачных строений.

Широкая лестница подъезда вывела их на площадку третьего этажа, где Маша, остановившись перед массивной дверью, нажала на кнопку звонка.

Дверь открыла молодая женщина, которая, увидев Машу, обняла её и с любопытством посмотрела на Ивана.

Маша сказала:

– А это Ваня, я говорила тебе о нём.

– Очень приятно, Ваня. Проходите. Меня зовут Светлана.

В это же время к дверям подскочили двое детей, которые, перебивая друг друга, закричали:

– Мама, мама, кто приехал?

Светлана сказала им:

– Кирюша и Ванюша, встречайте Машеньку и Ивана. Они наши дорогие гости.

Гости прошли в прихожую, где сняли свои фронтовые полушубки, служившие им единственной начиная с сентября и до конца мая месяца зимней верхней одеждой.

Иван более светлый полушубок Маши повесил на вешалку, а свой положил на пол. Снял и сапоги. Оставшись в рабочей гимнастёрке и брюках, одев предложенные тапки на босу ногу, он робко вошёл в комнату. Светлана подвела Ивана к книжному шкафу и, раскрыв его, сказала:

– Ваня, я на полчаса украду Машеньку, а вам предложу познакомиться с нашей библиотекой. Это книги моего мужа Максима, тоже геолога.

Оставив молодого человека одного, они сами ушли на кухню.

Иван осмотрелся и нашёл, что Светлана, несмотря на войну, жила хорошо. Множество картин украшали стены комнаты, среди которых он выделил молодого мужчину, похожего на Ростислава Викторовича. Понятно было, что на этом портрете в гражданском костюме был изображён её муж. Рядом в изящной раме красовалась сама Светлана. В отдельных рамах висели портреты их детей.

В книжном шкафу он стал рассматривать названия книг и удивился, что большинство из них ему знакомы.

Пока Иван увлекался ими, Светлана и Маша уже накрыли стол и пригласили Ивана.

Он, ещё не освободившийся от книжных впечатлений, сказал:

– Светлана, у вас прекрасная библиотека. Такие книги делали меня геологом и человеком.

Маша тут же его поддержала, сказав:

– Уж я знаю, это точно, Иван умный и замечательный человек.

Тут же и Светлана вставила:

– Да, уж наслышана я о вас. Машенька души в вас не чает.

Маша покраснела, но тут же нашлась:

– Дорога наша долгая была, пора и за стол.

Светлана разложила всем тарелки, вилки, ножи, поставила рюмки и принесла графин с белым вином.

Маша разложила по тарелкам еду.

Светлана сказала:

– Помянем нашего Валентина. Прекрасного человека не стало.

Все выпили молча. Хозяйка принесла горячее блюдо. Всё было вкусно и красиво.

Не забыли накормить и детей, которые вскоре отправились спать.

Светлана предложила и второй тост:

– Выпьем за наше знакомство и за то, чтобы поскорее закончилась война. Пусть этот вечер запомнится нам на всю жизнь.

Все вновь выпили. Девушки за столом разговорились, шептались о чём-то меж собой и говорили Ивану комплементы.

Иван посмотрел на часы, но Маша опередила его, сказав:

– Сегодня заночуем у Светланы, завтра на работу прибудем вовремя, не волнуйся.

Пришлось подчиниться. Светлана, видя, что Иван уже стал маяться от их разговоров, поднялась из-за стола и, пристально посмотрев на Ивана, сказала:

– Ваня, пойдём, я покажу вашу кровать, вам ведь завтра рано вставать, а мы с Машенькой поболтаем ещё немножко, – и повела его в спальню.

Маша последовала вслед за ними и, зайдя в комнату, робко произнесла:

– Можешь включить ночной свет. Мы немножко ещё поговорим.

Они ушли, закрыв за собой дверь, Иван же, оставшись один, огляделся: огромная двуспальная кровать, стоявшая посреди и занимавшая половину комнаты, была предоставлена ему.

Сняв с себя гимнастёрку и брюки, он в нерешительности сел на край кровати, потом забрался под одеяло и, почувствовав нежное прикосновение чистого белья, погрузился в блаженный мир свежести, мягкости и желания.

Ему стало так хорошо, что он вытянулся и, откинув одеяло, раскинул по сторонам руки.

Он вспомнил Светлану и Машу и оценил, что они хороши собой, но тут же застеснялся, и вновь забрался под одеяло.

В это время дверь приоткрылась и вошла Маша. Она подошла к кровати и, откинув свободную часть одеяла, забралась под него и замерла.

Иван вытянулся, и как бы случайно занесённая в сторону рука ощутила её горячее тело.

Маша тут же своей рукой нежно прикоснулась к ней и взволнованным голосом сказала:

– Ваня, я люблю тебя и хочу быть с тобой. Я ни в чём не буду тебя упрекать, – и поцеловала его в губы.

Этого было достаточно, чтобы он потянул на себя её покорное тело. Его руки достигли груди, которые он крепко сжал в своих ладонях. Маша вскрикнула, но не запретила ему продолжать делать это. Он же, понимая, что сделал ей больно, нежно стал их целовать. Словно находясь в беспамятстве, вдруг резко откинул одеяло. Перед ним открылись два белых и трогательно нежных облачка, раскинутых по сторонам. Он вновь взял их обеими руками, нежно сблизив вместе, и погрузился в них своим лицом, ощутив горячее упругое блаженство, передавшее всему телу сладкую истому. Вся накопившаяся за долгие пять лет его мужская неудовлетворённость обрушилась на это нежное женское начало. Он весь задрожал от телесного напряжения, а Маша, полностью оказавшись в его власти, покорно изгибалась под его поцелуями и почти жёсткими прикосновениями. Вскоре их тела слились друг с другом, став неразделимым единством. Под утро они уснули.

Их разбудила Светлана. Постучавшись, она тихо вошла и, обнаружив их спящие неприкрытые тела на своей кровати, громко произнесла:

– Милые мои, бестыжие гости, вставайте, на работу опоздаете.

Первой вскочила Маша, она подняла голову и ещё в полусне сказала:

– Уже время подниматься? Как быстро прошла ночь.

Светлана, ничего не ответив, тут же ушла, плотно закрыв дверь.

Иван безмятежно спал, никак не отреагировав на слова, а Маша посмотрела на него и нежно поцеловала в губы. Потом на минутку прижалась к нему, и вновь почувствовала, как его тепло проникает ей внутрь. Ей стало так хорошо, что она закрыла глаза и всем лицом уткнулась в его раскрытую грудь. Ей хотелось в таком чувственном единстве находиться как можно дольше, но в дверь снова постучалась Светлана, известив, что они проспали ещё целый час и могут опоздать на работу. Маша ответила, что слышит её.

Проснулся и Иван, сказав:

– Неужели проспали? Надо вставать, – и откинул одеяло.

Маша, нежно обнимая его, ответила ему:

– Я тебя очень люблю. Не хочу расставаться с тобой, и думать ни о чём не хочу, ты сейчас только мой. Как долго я этого ждала.

Иван несколько минут ничего не отвечал, продолжая лежать, но потом приподнялся и, оказавшись над ней, сказал:

– Дай, я посмотрю на тебя, ты такая естественная и красивая. Машенька, мне так хорошо с тобой, у тебя прекрасные глаза, губы, тело, эти прекрасные мягкие облачка. Эта ночь останется во мне незабываемой.

Маша ещё теснее прижалась к Ивану и тихо произнесла:

– Не думай об этом, пусть рассудит нас время. Давай помолчим несколько минут.

Они лежали, но думали каждый о своём, хотя им обоим было приятно чувствовать друг друга.

В третий раз постучала Светлана. Маша ещё раз прижалась к Ивану и сказала:

– Ваня, у меня есть одна тайна, но я тебе о ней сейчас не скажу. Понимаю, что ты должен найти свою семью и родителей. И наша разлука пока предрешена. Я тоже возвращусь к своим родителям и буду надеяться на будущую нашу встречу. Ведь война скоро кончится.

Иван не знал, что ответить. Как сложатся их будущие встречи, он предположить не мог. И всё же промолчать было невозможно. Он рассудил так, чтобы не обидеть Машу:

– Теперь мы связаны с тобой особыми отношениями. Они наши, очень личные. Я уходил от них почти пять лет, боясь обидеть тебя. Теперь всё уже свершилось. Я буду о тебе думать, но что будет впереди, не знаю. Война уносит много жизней, меняет людей. Мой долг найти жену, сына, родителей, живы ли они, я не знаю.

В этот день они впервые пришли на работу вместе. Фёдор Андреевич на их опоздание не обратил никакого внимания, только расспросил о здоровье родителей, о дороге. Он отметил усталость на их лицах и в первый раз предложил им отправиться в общежитие, чтобы выспаться.

Иван и Маша приняли это с радостью и отправились в общежитие Ивана. Комната была свободной, потому что все соседи Ивана были на работе, и они целый день провели вместе.

С этой ночи жизнь их изменилась, они были неразлучны, много гуляли, часто ночевали у Светланы.

Так прошёл апрель, наступил май.