Текст книги "Эхо любви. Роман"

Глава 12. Война закончилась

Иван и Маша уже несколько последних месяцев жили ожиданием конца войны. Сводки информбюро извещали о новых и новых победах Красной Армии, успешное продвижение которой на полях битв Европы, вселяли надежду. Начиная с первого мая, всем стало ясно, что вот-вот наступит день полной капитуляции германской армии.

Это было заметно и по тому, как заводчане каждое утро поворачивали свои головы к репродукторам, откуда в сводках постоянно передавались свежие и обнадёживающие новости, а по улицам города менялось оформление городских улиц и зданий. Они заметили, что транспарант со словами «Конец гитлеровской Германии» появился на здании текстильной фабрики, а в одном из скверов города им встретилась карикатура на тему «Русские прусских всегда бивали».

И вот наступил тот день, когда Иван и Маша, придя утром на работу, встретили Фёдора Андреевича необычайно радостным и взволнованным. Он, увидев их, громко закричал:

– Поздравляю Вас, Ваня и Машенька, с великим праздником, Днём Победы! Сегодня наша Красная Армия заставила фашистов подписать акт о капитуляции Германии! Ура! Война закончилась!

Всегда суровый Фёдор Андреевич со слезами на глазах бросился обнимать Машу и при этом сбивчиво стал говорить:

– Машенька, милая девочка, победа! Счастье какое! Неужели закончилось, наконец, это кошмарное время!

Потом, не отпуская девушку, приблизил Ивана, обнял их обоих, продолжая говорить:

– Ребята мои дорогие, вы молодые и красивые, как я хочу увидеть вас у меня в гостях в Ленинграде. Сегодня первый день нашей свободы. Сегодня наш день. В десять часов утра огромной колонной мы, кировцы, отправимся в центр города на демонстрацию, чтобы порадоваться за нашу армию, совершившую великую победу над фашизмом. Теперь мы счастливы, нас ожидает новая жизнь. Скоро мы увидим наших родных и близких. Поздравляю вас, мои дорогие.

В этот же день огромная масса тружеников Танкограда прошла колоннами по центру Челябинска, радуясь со всеми жителями города свершившимся великим событием.

Незнакомые люди поздравляли друг друга, обнимались и целовались. Всех их объединяло единство мыслей и чувств. Повсюду висели флаги, портреты вождей и генералов, призывные плакаты, транспаранты. У всех на устах и в сердце было одно слово: «Победа!». Гремели оркестры, звучали радостные песни.

Люди ожидали выступления Сталина. Иван тоже поглядывал на тарелку репродуктора, чтобы услышать и представить себе то, что скажет он. И вот мощный голос диктора на всю площадь известил:

– Говорит Москва! Внимание!

Сколько людей сразу замерло и направило всю свою чувственность мысли к этой круглой чёрной и маленькой тарелке, висевшей над ними. Маша крепко держала Ивана под руку и слушала его затаённое сердце, которое часто билось, как ей показалось, в унисон с её сердцем. Всё вокруг на минуту представилось немой сценой из спектакля с повёрнутыми кверху лицами.

После мощного дикторского голоса глухой голос Сталина вызвал лёгкое эмоциональное разочарование. Но первые слова его выступления, обращённые к людям, заставили их слушать:

– Товарищи! Соотечественники и соотечественницы! Наступил великий день Победы над Германией. Фашистская Германия, поставленная на колени Красной Армией и войсками наших союзников, признала себя побежденной и объявила безоговорочную капитуляцию.

Маша сжимала руку Ивана, выражая этим свою радость и, заглянув ему в глаза, сказала:

– Ванечка, я никогда не слышала голоса Сталина. Он говорит так тихо.

– Да, давай дослушаем до конца, – ответил он.

И они продолжили слушать. Иван понимал, что выступление это историческое, которое слушает не только весь город, но и весь мир. А из репродуктора в это время доносилось:

– Великие жертвы, принесённые нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества не пpoшли даром и увенчались полной победой над врагом. Вековая борьба cлавянских народов за своё существование и свою независимость окончилась победой над немецкими захватчиками и немецкой тиранией. Отныне над Европой будет развеваться великое знамя свободы народов и мира между народами. Три года назад Гитлер всенародно заявил, что в его задачи входит расчленение Советского Союза и отрыв от него Кавказа, Украины, Белоруссии, Прибалтики и других областей. Он прямо заявил: «Мы уничтожим Россию, чтобы она больше никогда не смогла подняться». Это было три года назад. Но сумасбродным идеям Гитлера не суждено было сбыться, ход войны развеял их в прах. На деле получилось нечто прямо противоположное тому, о чем бредили гитлеровцы. Германия разбита наголову. Германские войска капитулируют. Советский Союз торжествует Победу, хотя он и не собирается ни расчленять, ни уничтожать Германию. Товарищи! Великая Отечественная война завершилась нашей полной Победой. Период войны в Европе кончился. Начался период мирного развития. С Победой вас, мои дорогие соотечественники и соотечественницы!

Приветственным возгласам, казалось, не было конца, а на улицах города светились улыбки, гремела музыка.

Люди ликовали с такой искренностью и радостью, что казалось, от их сияющих глаз даже солнце светило ярче.

Весь день громко звучали по всему городу музыка и песни, а поздно вечером яркий свет фейерверка озарил землю. Это в небо взвились сотни ракет. Огромные букеты зеленых, красных, желтых цветов распустились один за другим в небе над толпами людей, освещая их сияющие лица. От салюта площадь и улицы еще более оживились, и всюду гремело «ура».

Молодые люди отправились гулять по городу и неожиданно оказались у большого белого экрана.

– Ой, что это? – спросила Маша и удивлённо посмотрела на Ивана, который в свою очередь спросил стоявшую рядом девушку:

– Это не кинематограф ли привезли?

– Да, – ответил она. Показывают кинокартину «Шесть часов вечера после войны», очень интересно, присоединяйтесь.

И они впервые увидели жизнь на экране, где под жужжание движка мелькали красивые лица воинов, виды зданий, девушек. Эти необычные действия постепенно увлекли их: бодрая музыка, взрывы, скачущие лошади, разбитые фашистские танки и зорко стерегущие русскую землю воины мелькали перед глазами. Всё сразу предстало перед их взором. Вот она война, рисовавшаяся им в их воображении. А в мужественной песне была любовь к родной земле, где пылали города, охваченные дымом.

Иван почувствовал в душе гордость за солдат Красной Армии: как они красивы лицом, какие строгие на них были одеты офицерские одежды, до блеска начищенные сапоги. Он пожалел себя за то, что ему не довелось с оружием в руках защищать свою землю от врага на поле битвы.

Маша же увлеклась двумя лейтенантами Василием Кудряшовым и Павлом Демидовым, искавшими в Москве молодую воспитательницу тётю Варю. В зависимости от поведения героев у неё постоянно менялось настроение. Сюжет кинокартины продолжал увлекать её в иной мир, в мир войны и любви.

Ей нравилась и трогательная песня о Москве, и сцены фронтовой жизни, и особенно виды старинной Москвы. Ведь она никогда там не была, но столько о ней слышала и видела на картинках. А здесь, словно наяву, звучали куранты, по улицам ходили строгие военные люди. Маша, как свою, почти сердцем проживала эту экранную жизнь, и ей особенно было интересно развитие отношений между девушкой Варей и молодым офицером Василием. А когда они шли по крыше дома в свете прожекторов, красных флагов и открывшихся удивительно красивых видов на Москву и Кремль, она в восторге сказала:

– Как красиво!

Эпизоды сюжета менялись быстро. Маша насторожилась, когда перед ней по небу поплыли дирижабли, преграждая фашистским самолётам путь на город. А от неожиданно раздавшегося свиста сброшенной бомбы и от пронизавшего её страха она прижалась к Ивану, при этом замечая, как теряется в объятиях лейтенанта сама Варя. И тут же раздалась созвучная её настроению песня, в которой невеста, провожая своего казака на фронт, подарила ему кисет.

Но Маша видела вместо казака своего Ивана, она хотела бы подарить ему кисет, только не на прощание, а, чтобы он помнил о ней, надеясь на скорую встречу. И когда экранные герои в конце фильма обещают друг другу встретиться после войны в шесть часов вечера на Каменном мосту в Москве, Маша подумала о своей встрече. Только где и когда это могло бы произойти, она не знает, хотя уверяла себя, что их встреча обязательно состоится. Весь фильм был созвучен её желаниям, отчего душевное состояние у неё стало ещё более светлым и праздничным.

Но мечты вскоре сменились буднями, и эту ночь Иван и Маша провели порознь в своих общежитиях, договорившись написать заявления об увольнении их с работы.

Утром они явились в кабинет к своему начальнику с просьбой об их демобилизации. Они знали, что первая волна демобилизации уже произошла.

Фёдор Андреевич посмотрел на них и сказал:

– Как я вас понимаю, ведь меня тоже ждёт в Ленинграде семья. Но я коммунист и не имею права даже подумать об этом, ведь ещё не закончилась война с Японией, хотя о вас я доложу немедленно своему руководству. Мне жаль с вами расставаться, но постараюсь вас поддержать.

Через несколько дней он пригласил их к себе и сказал:

– Мои дорогие, Иван и Машенька, ваша просьба удовлетворена. Будем готовить на вас документы.

Характеристику на Ивана писал сам Фёдор Андреевич, где были обозначены его скромность, порядочность, честность, работоспособность, умение общаться с людьми, способность преодолевать лишения и трудности, верность долгу.

Прочитав и получив её на руки с подписями и печатями, Иван сказал:

– Фёдор Андреевич, мне хоть сейчас орден выдавай, так вы меня охарактеризовали. Спасибо вам за всё. Я очень доволен, что встретил на пути вас, такого прекрасного человека, и надеюсь на нашу встречу в Ленинграде.

О Маше он тоже отозвался хорошо, за что она его поцеловала и сказала:

– Как приятно, когда получаешь такие о себе отзывы. Мы с Иваном вас очень любим, и для нас вы являетесь примером замечательного человека и талантливого руководителя. Спасибо вам.

Иван и Маша решили, что уедут из Челябинска в один день, но что первой покинет город Маша. За три дня до отъезда они попрощались с общежитием и переселились к Светлане, которая с радостью согласилась их принять, потому что хотела доставить Маше радость общения с любимым ей человеком.

На вопросы Маши об их будущем, Иван отвечал честно, что боится её любви к нему, ведь он женатый мужчина. Однако, Маша загадочно и как-то уверенно говорила, что его долг найти жену, сына, родителей, но надеется на их будущую встречу, подарив маленькое из уральских самоцветов сердечко.

– Обещай, что сбережёшь его, – сказала она. Иван пообещал.

Последнюю ночь они почти не спали, Маша постоянно задавала вопросы, а Иван искал не простые на них ответы. Она предложила ему одну памятную игру, которую сама придумала: нарисовать друг друга и сохранить эти рисунки для себя.

На что Иван ответил:

– Я ведь плохо рисую.

– Это не важно, как получится, – ответила она.

И на обычном листке из школьной тетради он нарисовал её портрет, в платье, с длинной косой, открытыми большими глазами, такой, какой хотел её видеть.

Она же изобразила его в гимнастёрке, с короткими волосами, припухшим ртом и высоким лбом. Каждый отразил на них то, что было для них особенно значимым, хотя портрет Маши совсем не был на неё похож.

Портрет же Ивана, написанный Машей, получился лучше, и он отметил это, сказав, что у Маши проявился талант к рисованию.

На что та сказала:

– У нас в семье все хорошо рисовали. Ты видел, какие портреты нарисовал Максим для Светланы и их детей.

Маша под своим портретом написала и слова: «Ваня, спасибо, что ты встретился мне на пути. Свою любовь к тебе я пронесу через всю жизнь. Она будет единственной и вечной. Желаю, чтобы когда-нибудь я навсегда стала твоей Машенькой. Маша».

Он же подписал коротко, но тоже искренне:

«Твоя любовь согревает меня».

Маша понимала, что Иван должен нравственно определиться, ведь в душе он чувствовал себя виноватым перед своей женой.

В день отъезда она много плакала и просила Ивана писать ей из любого места, где он будет находиться, и обо всём, что будет происходить в его жизни. Он обещал и тоже был очень расстроен.

На вокзале она бросилась ему на грудь, обняла и, целуя его лицо, в слезах произнесла:

– Я не прощаюсь с тобой, мы обязательно встретимся, – и стала подниматься в вагон поезда. Потом, стоя у открытой двери тамбура вагона вновь произнесла:

– Береги себя, помни обо мне. Я буду всегда ждать нашу встречу.

Он ответил:

– Я не забуду тебя. Передавай приветы твоим родителям и Владимиру Петровичу, с которым мне так и не довелось встретиться.

Поезд тронулся с места и через несколько минут скрылся за поворотом.

Иван уезжал на несколько часов позже товарным составом, на котором везли танки, о чём договорился для него Фёдор Андреевич.

Часть четвёртая. Чёрные трубы победы

Глава 13. Белая берёзка

Чтобы укрепить свой разум, важно

почувствовать, как коротка жизнь.

Грузовой поезд с танками, проходивший через Почеп, следовал на запад. Глубокой ночью машинист паровоза по предварительной договорённости сделал короткую остановку, которую с нетерпением ожидал Иван. Его новые молодые попутчики-танкисты вышли проводить его и желали ему удачи в поисках семьи. За четверо суток пути дорога их сдружила, хотя Иван по сравнению с ними чувствовал себя почти стариком. Их весёлые шутки его не радовали, а неприличные рассказы о женщинах и вообще раздражали. И вместе с тем все они были отличные ребята.

Он попрощался с каждым из них крепким рукопожатием, пожелал достойно нести честь своей родины и быстро сошёл по металлическим ступенькам на землю, оказавшись в полной темноте.

Паровоз же, напомнив о себе, исторг короткий хриплый голос, по-своему прощаясь с Иваном, обдал его чёрными клубами дыма, и, лязгая колёсами, двинулся дальше.

Отойдя подальше от путей, Иван заметил вдалеке тусклый свет. Было видно, как на слабом просвете чёрный и густой паровозный дым медленно поднимался кверху, высветляя каркас разбитого здания.

Он разглядел человека в форме и, подойдя к нему, спросил:

– Товарищ, зал ожидания здесь есть?

– А вот он, если так его можно назвать, – ответил басовито железнодорожник и продолжил:

– Вокзал разбит немецкой бомбой, но часть здания сохранилось. В нём и находится помещение для пассажиров. Пойдёмте, я провожу вас.

Пройдя около сотни метров, железнодорожник почти в темноте разыскал дверь, отворив её, и, когда они оказались в помещении, Иван в полутьме увидел много спящих людей, приютившихся на диванах и стульях.

– Много пассажиров собралось здесь, – сказал он тихо.

– Это не пассажиры, а скитальцы. Им просто некуда идти, вот возвратились домой, а дома оказались сожжёнными. Возможно, завтра будут рыть себе землянки. А что делать, жить надо где-то, – также тихо ответил железнодорожник.

Иван осмотрел глазами все сидения, но свободных мест не нашёл, пришлось снять с себя поклажу и прислониться к стене у двери. Он обратил внимание на ветхую одежду этих людей, и было понятно, что уже много лет они скитались по многострадальным деревням. Иван впервые увидел людей, переживших оккупацию на своей родной земле. Там, в Челябинске, люди тоже испытывали лишения, но они были одеты, обуты и накормлены. А здесь они спали, обмотанные грязными тряпкам, рваными одеялами и тем, чем только можно прикрыть их измождённые тела. Он стоял и смотрел на них с болью в сердце, предполагая их нелёгкую будущую жизнь.

Примерно через час к нему подошёл тот же железнодорожник и предложил место в дежурной комнате, сказав:

– Товарищ, я вижу, что вы стоите, хотя явно устали с дороги. У меня в дежурке есть свободный стул, могу предложить его вам. Сидеть – не стоять, в ногах правды нет. Пойдёмте.

Иван подумал, что дежурному захотелось пообщаться с ним, новым человеком на этой земле, и согласился, тем более что ему и самому очень хотелось узнать о событиях, происходивших здесь в его отсутствие.

В комнате Иван назвал своё имя и рассказал о себе. Узнав о том, что он приехал из Челябинска и хочет найти здесь свою жену и сына, железнодорожник, назвав себя Николаем Ивановичем, спросил:

– Вы из местных будете?

Иван ответил, что он из Ленинграда, а вот его жена из Покровщины и перестала писать ему, хотя они очень любили друг друга, и попросил рассказать его о событиях, происходивших здесь. Николай Иванович, словно ожидая этого ответа, сел на табурет и с небольшого предисловия неторопливо начал свой рассказ:

– Ну что ж, поезда здесь ходят редко, в основном идут военные составы, поэтому свободных промежутков времени у дежурного предостаточно. Вот и сейчас очередной поезд пройдёт здесь только через полтора часа. Время есть, постараюсь припомнить.

Из его рассказа стало понятно, что он не был мобилизован на фронт в силу того, что железная дорога относилась к объектам особой важности. Начиная с июля месяца сорок первого года, когда через Почеп поездами на восток увозилось всё, что только можно было погрузить в вагоны и платформы, он служил здесь же. Он вспомнил число девятнадцатое августа, когда впервые через головы железнодорожников из районов Бумажной фабрики и старой больницы стала бить тяжёлая артиллерия.

– Это было начало тяжёлых боёв в этих местах. Нас, железнодорожников, отправили на два года на восток. А потом я вернулся и продолжаю работать здесь до сих пор. Сколько полегло здесь солдат, и наших, и фашистских! Все дороги были заполнены трупами. Нас отправляли убирать их. Хоронили погибших там же, где находили. Рыли ямы и хоронили. У многих не было документов, так безымянными они и лежат в брянской земле. Памятников не ставили, кое-где только деревянные колья вбивали. А боеприпасы, оружие, пушки и танки до сих пор остались там. Лес тогда ломался как спички, – говорил он.

Разговор длился долго, но об интересовавших Ивана его родных он ничего сказать не мог.

Неожиданно Николай Иванович встал и сказал:

– Работа, брат. Надо встречать очередной поезд. Извините. Может, договорим позже. Заходите, если негде будет остановиться, всегда буду рад помочь.

Иван вышел из здания вокзала вместе с ним, на ходу поблагодарив за беседу.

Рассвет только вступал в свои права, и небо озарялось ярко-красными пятнами выглядывавшего из-за горизонта солнца. Где-то вдали раздавались слабые отзвуки грозы.

Дорогу от вокзала к дому, как Ивану представлялось, он знал, но, отойдя от привокзальной площади, не смог точно определить направления: в его последний отъезд из Почепа целая улица домов подходила прямо к зданию вокзала, а теперь вокруг не было ни одной постройки. Среди растущей высокой сухой травы с трудом можно было разглядеть тропинку, по обеим сторонам которой росли уже отцветшие яблоневые деревья. Среди них виднелись чёрные кирпичные трубы, поднимавшиеся то справа, то слева. Он догадался, что на месте этих труб когда-то и были дома, сожжённые в результате боёв за привокзальные территории. Тропинка, вдоль которой постоянно попадались свёрнутые в бутоны жёлтые одуванчики, вывела его к шоссейной дороге, где он увидел три сохранившихся дома. Они были расположены ниже уровня шоссе, отчего казались жалкими на вид с низко осунувшимися соломенными крышами. Иван невольно сравнил их с челябинскими большими домами, отчего пришёл в уныние.

С таким настроением он шёл до тех пор, пока его путь не преградила шумная в своём быстром течении воды река, через которую висел разбитый мост.

Он спустился к реке и, сняв сапоги, босиком пошёл по неглубокому песчаному дну, ощутив приятное движение холодной воды. Остановившись посредине реки, стал наблюдать, как серебряные пузырьки омывали его ноги, брызгая по рукам.

Получив прилив энергии, Иван, перешагивая камни, дошёл до другого берега и уселся над обрывом, смотря на прозрачные с быстротой куда-то утекавшие воды.

– Вот он вечный двигатель жизни, передающий энергию всему живому, – подумал он и пошёл дальше.

Идти по каменному шоссе было не трудно, да и холмистый ландшафт, уводивший его то вниз, то вверх, был красив и изобретателен. Неожиданно, из-за поворота показалась тонко вписавшаяся в предгорье Ильинская церковь, стоявшая на краю обрыва. Иван вспомнил, что они с Машей бывали в ней раньше.

– Хорошая мишень для фашистских орудий, – неожиданно рассудил он.

И действительно, подойдя поближе, было видно, что штукатурка фасада была вся иссечена осколками снарядов. Не пострадала только живописно выделявшаяся на фасаде фреска, с изображённым на ней святым старцем, вознесённым огненной колесницей в небо. Чем дольше он всматривался в это видение, тем сильнее, словно настоящим огнём, обжигалось его сердце. Неожиданно вместо святого ему представилось лицо жены, смотревшей на него, не отрывая взгляда, сверля глазами. Иван хотел выдавить из себя какие-то слова, но её образ сразу исчез, и молодой человек, растерянный от нахлынувших чувств, закрыл глаза руками. Постояв так некоторое время в полном отрешении от реальности, он вновь взглянул на фреску, и ему показалось, что горы, над которыми вознёсся седой старик, разразились сверкавшими молниями и мощным эхом грома, направленными него.

Какое-то предчувствие заставило его поскорее поспешить дальше и, чем ближе он подходил к дому, тем сильнее нарастало его напряжение. Поднявшись наверх холма, ему на повороте сразу открылось двухэтажное каменное здание школы, возле которого они гуляли когда-то с Машенькой. К его удивлению, ни один снаряд не повредил его, что порадовало Ивана. Однако, напротив не оказалось ранее стоявшей здесь Покровской церкви. Места, где его сын до войны получил своё крещёное имя, больше не существовало. Это расстроило Ивана и, подойдя к нему, он неожиданно для себя перекрестился. Сердце его сильно забилось. Его удивлению и возмущению не было предела, когда, пройдя дальше, он не нашёл и своего переулка. На месте когда-то стоявших добротных домов выглядывали чёрные трубы с зеленевшими садами вокруг.

Иван с трудом нашёл места, где стояли дома, в которых жили его родственники, а также состоялась их с Машенькой свадьба. Сейчас здесь было пепелище, везде лежали обгорелые брёвна. Пробравшись среди сухой прошлогодней травы к чёрной высокой трубе, он, однако, не нашёл каких-либо следов недавнего присутствия человека.

– Неужели никто из родных так и не был здесь после пожарища? – подумал он.

Ещё раз, внимательно осмотрев места, где ранее стояли дома, Иван понял, что сюда давно никто не подходил, ведь трава была такая сухая, высокая и густая, что сквозь неё даже ему было трудно пробираться. На пепелище валялись многие обгоревшие предметы быта. Иван нашёл ухват, чугунную сковороду, кастрюли, а также игрушечные детские часики, привезённые им для Серёжи из Ленинграда.

Он подумал, что, наверное, особые обстоятельства вынудили дорогих ему людей покинуть родной дом.

Обнаружив закрытый навесом погреб и на небольшом расстоянии огромную яму, он вспомнил, что о них ему писала в письме ещё в сорок первом году его жена. Образовавшаяся яма была результатом сброшенной фашистами бомбы.

Заглянул он и в погреб родителей Машеньки, но там было темно и сыро. Выбравшись на свет, он долго рассеянным взглядом рассматривал окружающее безлюдное пространство, потом пошёл к краю горы, откуда открывался вид широкой долины с извилистой рекой и петровской крепостью. Чувство невыразимой тоски нахлынуло на него.

– Что же произошло с его женой и сыном, а также с бабушками и дедушками? – думал он и, сев на край обрыва, погрузился в состояние оцепенения.

Его голова и всё тело постепенно перестали служить ему, сказались дорога и бессонная ночь, проведённая на вокзале. Он склонился набок, а затем и вовсе лёг на спину и стал смотреть на небо. Крупные белые облака плавно катились в голубом безбрежье, вырисовывая почти живые фигуры. Они изменялись и устремлялись под напором ветра куда-то вдаль. Казалось, что вместе с ними поплыл и он, легко и свободно цепляясь за летучие покрывала. Он то пропадал в их пушистых перинах, то выплывал на поверхность тонких белоснежных вуалей, и, наконец, его сознание растворилось, и всё исчезло. Человека одолел сон.

Проснулся он от детского голоса: ребёнок громко и сбивчиво кому-то говорил:

– Вот здесь… дяденька лежит, не шевелится. Мы и звали его, и кидали в него камнями, но он не отвечает.

Иван открыл глаза и увидел, что к нему подходит женщина с двумя мальчиками лет пяти и десяти. Старший мальчик жестом руки указывал на него.

Женщина, заметив, что Иван открыл глаза, резко отпрянула от него и быстро заговорила:

– Мужчина, что же вы здесь лежите? Сейчас и дождь пойдёт. Мальчики вас нашли и забеспокоились, живой ли? Уже давно лежите. Чей вы будете? Поднимайтесь скорее, простудитесь на голой земле лежать, ведь уже вечер.

Иван медленно поднялся и сразу не мог понять, где он находится, но, оглядевшись, понял, что долго спал на вершине холма.

– Спасибо за беспокойство, вот уснул, прибыл к жене, да никого не застал, не знаю, что и делать. Моя жена Машенька жила в соседнем доме. Четыре года я её не видел, война разлучила нас с нею. Где её искать, не знаю, – ответил он.

Женщина, назвавшаяся Татьяной, предложила ему пойти к ней домой, сказав:

– Маша Сыроквашина, да, помню. Здесь так стреляли, что все дома сгорели ещё в сорок первом, а жителей срочно эвакуировали, но куда, не знаю. Снаряды взрывались здесь наверху, а нас внизу бог миловал. Я со своими детьми осталась, дом мой внизу. Пока стреляли, мы с детьми прятались. Пойдёмте с нами, может, мы сможем помочь, ведь должен же кто-то знать, куда делась ваша семья.

Иван согласился, поднялся с земли, взял свой мешок и пошёл, спускаясь круто вниз, вслед за ними. Наконец, они оказались на улице, расположившейся прямо у подножия горы. Странно, но здесь стояли крепкие деревянные дома, с горы почти невидимые, словно и не было здесь войны и пожаров. Дом Татьяны был с большим двором и целым рядом сараев и кормушек. Правда, войдя в него, Иван поразился скромной обстановке комнаты, в которую его ввели. Кроме стола и деревянных скамеек, он отметил цветные занавески на окнах и дверях, чистоту и порядок, как главное достоинство комнаты.

Татьяна предложила ему снять с себя мешок, расположиться на деревянной скамье и подождать её несколько минут.

Пока хозяйки не было, Иван заметил, как из-за занавески в дверях на него уставились несколько пар детских глаз. Они осматривали его с большим любопытством. Мальчики, отстаивая выгодное для обзора место, толкали друг друга, называя себя по кличкам. Самый маленький был и самым любопытным, претендовавшим на передовые позиции. Он, пробираясь между детьми, говорил:

– Лучик, я маленький, пропусти меня, мне не видно.

На что, более старший брат, отвечал:

– Немик, не выглядывай, а то дядя заругает.

Иван обратил внимание на их странные клички «Немик» и «Лучик».

– Ох, эти дети! Придумают же себе название! – подумал он.

Иван заметил и девочек, которые то появлялись, то исчезали в глубине комнаты за мальчиками. Девочки называли себя по именам: Таней и Катей.

Вскоре Татьяна вернулась в комнату со словами:

– Не досаждали вам детки? Они моя радость и надежда, их у меня четверо. Скучать некогда. Сейчас я вас покормлю. У меня и хозяйство есть, иначе не прожить. Утки и гуси на лугу, речка тут рядом. Коровка есть, без молока деткам нельзя.

На столе появились варёная картошка, вынутая из русской печки, сало.

– Пожалуйста, за стол, утолите голод, – произнесла она и добавила: Пусть поскорее найдётся ваша жена.

Ивану неожиданно захотелось кушать, и он вспомнил, что у него в сумке есть тушёнка, которую вёз своей семье, и, достав две банки, положил на стол.

– О, такое угощение мы давно видели. Спасибо, Ваня. Мы больше домашним питаемся, картошка да молоко, сало тоже своё. Но по весне не хватает, ртов много. Вон они, мои птенчики, помогают мне управляться с хозяйством. Муж не вернулся с войны, прислали похоронку ещё в сорок первом, так что мы всё сами делаем.

Потом она на минуту замолчала и продолжила:

– Погиб он где-то под Москвой. Дети гуляют сами по себе, вот и вас обнаружили. Боюсь за них, ведь вокруг много мин и снарядов, а за мальчиками разве уследишь? Тут на той стороне реки целые арсеналы немецких мин, оставленных нам. Сколько ребят подорвалось на них, а недавно у соседей мальчик подорвался. Война закончилась, а последствия её ужасны. Говорю своим сорванцам, чтоб не ходили туда, да разве уследишь. Вы-то как? Откуда прибыли?

Иван рассказал, что он родом из Ленинграда, что командировка застала его на Урале.

Разговор длился не долго. Татьяна, понимая, что мужчине нужно прийти в себя, сказала:

– Ваня, детям спать надо ложиться. Я постелю и вам здесь, а завтра о вашей семье мы что-либо узнаем. Мир не без добрых людей.

Утром Иван встал рано, и Татьяна сообщила ему важную новость о том, то одна из её знакомых женщин видела около года назад Емельяна Ивановича, приезжавшего к своему погорелому дому. Тогда он рассказывал, что его дочь Мария погибла, и они остались жить в деревне.

Эта новость повергла Ивана в шоковое состояние. Он решил лично поговорить с этой женщиной и просил Татьяну отвести его к ней.

Вскоре они уже были в доме Ульяны, как оказалось, дальней родственницы Емельяна Ивановича, рассказавшей всё, что знала она о семье Ивана.

Из её слов стало ясно, что погибла она в партизанском отряде, а старики с внуком и живут там, где похоронена их дочь. Вспомнила Ульяна и название посёлка, где они проживали.

– Белая Берёзка, так, кажется, называл он эту деревню. Только, где эта Берёзка находится, я не знаю, – сказала она. Она же рассказала о том, что его бабушка и дедушка погибли во время бомбёжки и что их похоронили на кладбище.

С этой минуты Иван жил новой неизвестной ему дорогой и, не задерживаясь, решил отправиться в путь.

Через час он уже шёл к железнодорожному вокзалу, надеясь на встречу с Николаем Ивановичем и рассчитывая, что тот уж знает, где может находиться эта деревня.

На вокзале, вновь увидев Ивана, тот обрадовался, и, узнав его историю, сказал:

– Да, знаю, где находится деревня. Добраться до неё можно только на попутных подводах. Договориться с мужиками просто, они даже бывают рады хорошим попутчикам, – и рукой указал на перекрёсток, где могли останавливаться мужики.

Пожелав ему удачи, добавил:

– Да, и на этом пути шли очень тяжёлые бои. Будете проезжать мостик через речку Рожок, полюбопытствуйте.

Иван немедленно отправился к перекрёстку, где и дождался подводы, хозяин которой известил, что до деревни он не доедет десяти километров и что далее ему придётся дожидаться нового ездового или идти пешком. Иван был согласен и на это.