Текст книги "Эхо любви. Роман"

Глава 21. Географическая ось истории

Назавтра вечером Светлана осталась с Ванечкой и со своими детьми, а Иван, Маша и Максим отправились к Фёдору Андреевичу.

Дом, в котором тот жил, был почти близнецом дому, в котором жили Максим и Светлана. Они поднялись по высокому парадному подъезду, украшенному колоннами, и на третьем этаже нашли квартиру под номером девять.

Иван нажал на кнопку звонка, и через минуту дверь открылась. На порог вышла женщина в домашнем халате и на вопрос Ивана «Дома ли Фёдор Андреевич?» ответила, что он ещё не вернулся с работы, но вот-вот должен появиться.

Иван пояснил, что он – Иван Шишков, его земляк, ленинградец, работавший с ним на Танкограде в годы войны.

Хозяйка квартиры посмотрела на него пристально и сказала:

– О да, он говорил мне о вас. Проходите, пожалуйста. Меня зовут Ольга Ивановна, я жена Фёдора, недавно приехала к нему тоже из Ленинграда.

Сняв верхнюю одежду, они прошли в комнату, где Иван представил Машу и её брата Максима. Квартира была с высокими потолками, большими окнами и двустворчатыми дверями, с богатой, но казённой обстановкой. В просторной прихожей стояла тёмная полированная мебель: круглый стол, диван и два кресла, обитые тёмной кожей. Был и красный массивный абажур. Всё было стабильно и солидно, уютно и домовито. Ольга Ивановна стала объяснять эту тяжеловесность тем, что у неё не было времени заняться обстановкой, а Фёдор Андреевич мебелью интересуется мало.

– Что поставили, тем и сыты, – подвела она итог и продолжила:

– Работа у него стоит на первом месте. Приходит домой поздно, а часто его вызывают даже по ночам. Где уж ему об обстановке в квартире думать. Слишком ответственная у него должность.

Вскоре пришёл и Фёдор Андреевич, обрадовавшись приходу гостей: Машу и Ивана он расцеловал и поздравил со свадьбой, а Максиму крепко пожал руку.

Уже сидя за столом, он расспрашивал их о жизни, о Ленинграде, ведь ему так и не удалось побывать на родине.

Иван рассказал о своей работе в институте, а также о возрождающемся из пепла любимом городе. Маша больше рассказывала о сыне Ванюше, о её любви к мужу и о своих родителях, а Максим поведал о своей фронтовой службе.

Фёдор Андреевич был взволнован рассказами гостей и сокрушался тем, что не может выбраться в Ленинград.

Ольга Ивановна как – то само собой больше стала общаться с Машей, выискивая женские темы для разговора, а потом и вовсе вместе с Машей отошла от стола.

На повторный вопрос Ивана «Почему Фёдор Андреевич так и не смог уехать из Челябинска в Ленинград?», тот не стал ему отвечать прямо, но почему – то стал серьёзным, перешёл на политику, изложив целую теорию на этот счёт.

Он, глядя в глаза мужчин, рассказал о содержании лекции, прочитанной недавно для руководства завода одним из московских лекторов на тему угроз России, исходящих от западных стран. Так как мужчинам эта тема была интересна, попробуем и мы понять её суть.

Фёдор Андреевич говорил, что Вторая Мировая война не закончилась, и конфликты между странами продолжаются, потому что есть провокаторы из учёных и политиков, придумывающих на этот счёт разные глобальные теории, враждебные России.

Об одной из них и поведал он им. Её придумал британский учёный и политический деятель Хелфорд Маккиндер, известный своим высоким положением в мире английской политики и которому принадлежала самая смелая схема интерпретации политической истории мира.

В книге «Географическая ось истории» тот утверждал, что с планетарной точки зрения в центре мира лежит Евразийский континент, как наиболее благоприятный географический плацдарм для контроля над всем миром. Именно на этой территории и располагается Советский Союз, которому отводилось ведущее стратегическое положение в мире.

В силу географического положения, по утверждению политика, СССР будет стремиться выйти к прибрежным странам с незамерзающими морями, что противоречит британской политике, основанной как раз на владении прибрежными странами Европы и Азии. Исходя из этого, политик считал, что значение нашей страны ещё более возрастёт по мере развития научно-технического прогресса, грозящего нарушить баланса сил в её пользу и подорвать мощь «океанского геополитического блока» Англии и США.

С этой точки зрения задачей Запада является постепенное разрушение Советского Союза с поэтапным порабощением богатых ресурсами регионов Урала, Сибири и Дальнего Востока.

Фёдор Андреевич подвёл итог этой теории словами:

– В этих условиях я не могу даже подумать об отъезде в Ленинград, и мне, как коммунисту и патриоту своей страны, остаётся принять только одно решение: продолжить свою деятельность, понимая, что и от меня также зависит укрепление обороноспособности нашей страны. В этой сложной международной обстановке, чтобы отстоять независимость нашей родины, нам нужен противовес их силе.

Он замолчал, ожидая реакции гостей. Мужчины, слушая Фёдора Андреевича с большим вниманием и понимая всю серьёзность его высказываний, тоже молчали.

Наконец, Иван осмелился поддержать разговор, высказав своё мнение об этой теории:

– Фёдор Андреевич, я понимаю, что для нашей родины всегда существовала угроза новой войны. На нас нападали поляки, французы, англичане, японцы, и вот недавно с большим трудом мы выдержали напор немцев. История нашей родины постоянно приковывает внимание ведущих стран, поэтому она трагична. Находясь в геологической экспедиции на Таганае, мы, геологи, тогда наивно спорили между собой о причинах начавшейся Второй Мировой войной, считая, что Гитлер хотел создать на земле новую арийскую расу. Сейчас же в вашей интерпретации к войне подталкивает новая идея, заключенная в осмыслении географической оси истории. Это уже борьба за сферы влияния, за территории, за богатства стран. Я согласен, что сохранить нашу родину можно только имея сильную армию, мощные вооружения. Но в связи с этим появляется новая мысль, не приведёт ли гонка вооружений к гибели всего человечества?

Фёдор Андреевич посмотрел на Ивана и ответил:

– Ваня, можно придумать всё, что угодно, но я говорил об очень серьёзных делах. Без силы врага не остановишь, и моя судьба связана с укреплением нашей армии.

И он, видя, что к ним подходили женщины, сразу перешёл от серьёзной политики к делам семейным, сказав:

– Наши жёны – вот наш тыл, без них мы маленькие дети. Идите к нам, дорогие женщины, моя родная Олечка, и Машенька, краса и чуткость нашего отдела в военные годы, а теперь твоя жена, Иван. Как я рад, что вы вместе.

Женщины сразу повеселели, заулыбались, а Ольга Ивановна произнесла:

– Вы затеяли беседу на очень сложную для нас тему, мы хотим вас любить и говорить об этом. Вот вы, Иван, с Машенькой уезжаете в Ленинград. Мы дадим вам адрес нашей доченьки Светочки и попросим вас обязательно к ней сходить.

– Почтим за честь познакомиться с ней и её семьёй. А в каком районе она живёт? – спросил Иван.

– На Суворовском проспекте. Недалеко от Смольного. Она у нас журналистка. Живёт с мужем, Анатолием, и внученькой Наденькой, – ответила она.

Фёдор Андреевич добавил:

– Я говорил уже тебе, Ваня, что Анатолий Дмитриевич работает в Смольном. Это серьёзный человек, кстати, окончил Ленинградский горный институт, поэтому мне хочется, чтобы ты с ним подружился.

Иван пообещал, что по возвращении его в Ленинград, обязательно посетит их дочь и её семью.

На прощанье, Маша и Ольга Ивановна расцеловались и расплакались, не удержался расцеловать Машу и Фёдор Андреевич.

На следующий день Ивана, Машу и Ванечку провожали на вокзале Максим и Светлана с детьми. Почти перед отправлением поезда неожиданно появились Фёдор Андреевич с Ольгой Ивановной, которые, увидев маленького Ванечку, нашли его похожим на Ивана. И опять были поцелуи и на прощанье добрые слова.

Но вот поезд выпустил последние клубы дыма и отправился в путь, пронзительно свистнув.

Для Ивана, как ему казалось, обратная дорога в Ленинград стала почти привычной, а вот для Маши и Ванечки она будет испытанием и открытием.

И действительно, Машенька была взволнована. Она, держа на руках сына, говорила:

– Далёкий путь предстоит нам, сыночек, проехать. Папа, увозит нас с тобой в края, которых мы ещё не знаем. Теперь мы в его власти.

Иван, слыша причитания жены, обнял её и сказал:

– Вы не в моей власти, а мои самые родные, самые дорогие люди. Я хочу, чтобы Ленинград стал и вашей родиной.

Они заняли свои места на нижней и верхней полках. Пока Машенька снимала у Ванечки верхнюю зимнюю одежду, Иван достал из сумки заготовленную для сына постель и разложил её.

Так как Ванечка закапризничал, то всё внимание в этот момент было уделено ему. Мамочка взяла его на руки, немножко покачала, говоря ему ласковые слова, и тем самым быстро успокоила, а потом, накормив, уложила его спать. Она и сама улеглась рядом с ним.

Поезд шёл, постепенно набирая ход и равномерно стуча колёсами. Иван смотрел в окно, за которым просматривался однообразный вид серых небольших зданий. Постепенно и его глаза стали закрываться в сонной поволоке. Чтобы окончательно не уснуть, он перевёл взгляд на противоположное окно и заметил пассажира, который сидел, отвернувшись от людей, и как ему показалось, тихо плакал.

Иван долго без отрыва смотрел на него и, подвинувшись поближе, попытался с ним заговорить:

– Здравствуйте, меня зовут Иван. С вами что-то случилось? Может я смогу вам помочь?

Тот поначалу даже не посмотрел в его сторону и продолжал сидеть в том же положении, а потом, видимо придя в себя и взглянув на Ивана, ответил:

– Здравствуйте, я – Павел. Смотрю и плачу. Невозможно спрятать то, что у тебя в сердце. Ведь в этих местах я родился, родились все мои предки, родители. Деревня наша стояла на берегу небольшой речки, где мы купались. У нас была лодка, из которой мы ловили рыбу. Матушка управлялась скотиной: корова давала такое жирное молоко, что сметана и сыр у нас и не переводились, а мы её пасли. Здесь стояла наша деревня, но её разрушили, и нас насильно отправили жить в бараки. Сейчас на этом месте стоит алюминиевый завод. Полюбуйтесь, во что превратились эти места. Деревьев почти нет, а те, что выжили, так стоят не зелёные, а серые.

Когда он замолчал, на его глазах вновь выступили слёзы, но через несколько минут продолжил:

– Ещё до войны здесь всё поменялось. Пришли люди и предложили всем как можно быстрее уехать с наших родных мест. Тех, кто был не согласен, всей семьёй отправили на поселение в Пермяцкий край, остальным предложили работу на заводах. Может, вы меня поймёте, Иван, ведь у жителей, проживших всю свою жизнь в деревне, на своей земле, отняли всё их благополучие. Мы разбрелись, кто куда, завербовались. Вот я поступил работать помощником металлурга в Свердловске, где дослужился до мастера. Научили. Туда же перевёз и двух своих младших братьев. Папа и мама так и остались жить в бараках, куда им ехать, сил уже мало осталось. Они там доживают свой век. Я только что побывал у них, проведал. Плохо живут, да ещё и болеют. Мы, их дети, наведываемся к ним, привозим еду. Посмотрите, как теперь перерыта наша земля, одни карьеры да отвалы остались.

Иван слушал этот рассказ с волнением и тоже смотрел в окно, за которым виднелись совершенно безжизненные в серой пыли деревья, дома, перекопанные земли. Он, как геолог, хорошо понимал всю опасность, исходившую от такой бесхозяйственности, превращавшей огромную площадь поверхности земли в искусственно перемешанный слой бугров и рытвин, и подумал:

– Да, невозможно убежать от того, что внутри нас, и пока человек чувствует боль – он жив. Понять Павла не сложно, сложно понять его правильно, и вот вопрос: кто его станет теперь понимать, ведь это ж было нужно стране?

Маша тоже слушала рассказ Павла, но мысли её были рассеяны. Она, конечно, пожалела про себя ушедшую его прошлую жизнь, но в разговор не вступала. Сердце женщины было настолько заполнено любовью к своему сыночку, что чужие беды сильно чувствовать ей не хотелось.

Вскоре за окном показалась река, отвлёкшая внимание Ивана от рассказа Павла. Под высоким мостом, по которому проходил поезд, с шумом неслись её пенистые воды, заключённые в высокие скалистые берега.

На необычный шум откликнулась Маша, спросив Ивана:

– Что за странные звуки слышны сейчас?

Иван посмотрел на неё и тихо сказал:

– Мы едем по мосту через реку. Какое стремительное течение у неё!

Маша медленно и так, чтобы не проснулся Ванечка, поднялась, села на краешек постели и посмотрела в окно, но поезд уже пересёк реку, за которой открылись на горизонте невысокие горы.

Павел посмотрел на Машу и, вероятно, поняв, что она осталась безучастна к его судьбе, вновь стал смотреть в своё окно, замкнувшись в себе.

Иван понял, что диалог между ними не состоялся, пересел к жене, и они стали смотреть в её окно вместе. Удивительно, но природа как – то резко поменяла свои очертания, и теперь перед ними открылись снежные вершины гор, у подножия которых росли сосновые леса. Было такое ощущение, что природа как будто специально сменила своё настроение. Вместо опылённых серых деревьев открылась зелень хвойных лесов, а взамен израненной и перекопанной земли показалась небольшая деревенька.

Вскоре поезд остановился, прибыв на станцию. Стали выходить и пассажиры, а вместе с ними и Павел, пожавший на прощание руку Ивану. Освободившиеся места были тут же заняты вновь вошедшими людьми.

Маша взяла ребёнка на руки и держала его до тех пор, пока не закончилась суматоха движения пассажиров и провожающих их людей. Вскоре все пассажиры успокоились, и поезд медленно поплыл вдоль длинного здания вокзала. Проводник проверила у вошедших пассажиров билеты, и все они влились в одну большую говорливую семью.

Дневное время пролетело быстро, впереди наступала ночь. Маша уложила Ванечку, посидела с мужем и, поцеловав его, улеглась рядом с сыном.

Иван забрался на верхнюю полку над ними и лежа вспоминал события прошедших дней. Перед его взором прошли все свадебные торжества, встречи с дорогими ему людьми. Он подумал о Владимире Петровиче и его тетрадях, упакованных в свёрток и лежащих в отдельном месте, захотелось заглянуть в тайны жизни своего наставника, однако, доставать рукопись не стал.

Поезд продолжал своё движение, равномерный стук колёс которого убаюкивал людей. Он и сам вскоре растворился во сне.

Проснулся он уже утром, когда за окнами сияло солнце, а Маша разговаривала с Ванечкой на его непонятном детском языке.

Свесив голову сверху вниз, он некоторое время смотрел на их милое общение, а потом спустился вниз.

Новое утро началось с новых забот. Все пассажиры суетились, приводили себя и свои постели в опрятный вид, проводники разносили чай. Маша отдельно покормила сына, а потом разложила еду для них самих.

Вскоре проводник объявил остановку, и Ивану захотелось выйти на свежий воздух. На платформе на баяне играл человек, одетый в офицерский мундир. Тот, увидев, что к нему подходят люди, вдруг заиграл громче и почти в такт быстрой музыки немного нараспев стал говорить:

– Граждане и гражданочки, я военный инвалид, всю войну прошёл и был контужен. Инвалид я, понимаете, работать не могу, прошу вас, подайте, ради Христа. Но у богатых не прошу, у нищих не беру, кто даст тому воздастся сторицей.

Он выпалил свою исповедь, равнодушно оглядывая окружающий его народ. Женщины бросали в фуражку, лежавшую перед ним, деньги, а «офицер» ловко их вынимал, пряча в потайной карман. Причём после каждой опущенной купюры откидывал голову: контуженый, мол, что с меня взять.

Иван не поверил в инвалидность мнимого офицера, потому что слишком картинно и искусственно происходило его превращение в инвалида, не было логического согласования в его словах и действиях.

Вскоре Иван вернулся в вагон, рассказав женщинам об увиденном нищем офицере.

Новая пассажирка, услышав рассказ Ивана, сказала:

– У нас таких артистов хоть пруд пруди. Облапошат, и не заметишь. Конечно, люди плохо живут, поэтому нищих много. По весне так совсем оголодали.

Езда в поезде всегда располагает к раздумьям и предвкушает ощущение чего-то нового, неизведанного, которое ждёт тебя впереди. Перемещаясь в пространстве, приятно совершать движения где-то глубоко внутри себя. В какое-то мгновение он испытал осознание некой гордости за свою семью и страну, с её огромными территориями, которые он проезжал.

Утром поезд прибыл в Ленинград точно по расписанию.

Вскоре новая семья уже шла по набережной к дому, где с нетерпением ждали их Надежда Петровна и Серёжа. Они хотя и смотрели в окно, но усмотреть не смогли их появление перед домом.

Надежда Петровна почувствовала их прибытие тогда, когда в квартире раздался трёхкратный звонок. Так всегда звонил её сын.

Открыв дверь, она воскликнула:

– Мои дорогие, приехали, как я рада вас видеть! – и сразу обратилась к Ванечке, сидевшему на руках у Маши:

– Внучок мой дорогой, иди ко мне, – и протянула к нему руки.

Внук же схватился за маму, не в силах понять, что происходит.

Иван, заметив, что сын не отвечает на бабушкину ласку, наклонился к нему и сказал:

– Ванечка, это твоя бабушка. Не бойся её. Теперь мы будем с ней жить.

Потом он обратил внимание бабушки на свою жену, сказав:

– А вот и Маша.

Надежда Петровна обняла её вместе с сыном и сказала:

– Здравствуйте, Маша. Принимаем вас в свою семью с радостью.

Маша, сказав «зравствуйте, Надежда Петровна», засуетилась, и крепко прижала к себе ребёнка.

Иван, видя растерянное её лицо, сказал:

– Маша, мы дома. Снимаем одежду и проходим в комнату.

Уже сидя за столом, Иван рассказал маме о прошедшей свадьбе, родителях Маши, о Владимире Петровиче и Фёдоре Андреевиче. Надежда Петровна больше слушала, внимая ему. Маша больше молчала, держа Ванечку на руках.

После обеда было предложено всем отдохнуть с дороги.

Иван со своей новой семьёй отправились комнату Ивана, где он ранее жил с Серёжей и со своей Машенькой.

Серёжа тоже хотел пойти с папой, но бабушка не разрешила.

Он нахмурился и не мог понять, почему ему теперь нет места в той комнате, где когда-то жили его мама и папа.

Вечером, когда молодая семья проснулась, Серёжа всё же вошёл туда, но на кровать, где лежал Ванечка, его не пустили.

Весь вечер он ходил надутый, с бабушкой не общался и от общения с папой избегал тоже.

Надежда Петровна понимала его настроение, но ни Маша, ни Иван этого не заметили.

Время постепенно расставляло всё по своим местам. Маша привыкала к новой жизни в Ленинграде тяжело. Причиной этому было поведение Серёжи, который стал замкнутым и старался поменьше общаться со своей мачехой.

На следующий день после приезда Иван достал свёрток с тетрадями Владимира Петровича, а развернув их, сразу принялся за чтение. И хотя текст рукописи был написан не всегда ровным почерком и разными чернилами, что затрудняло понимание написанного, простота изложения событий и увлекательность сюжетов захватили его воображение.

Ивану очень хотелось понять, из какой глубины чувств, в каком сложном переплетении судеб многочисленных его предков формировались мысли и характер Владимира Петровича. Читая рукопись, он также хотел осознать его мысль, высказанную в экспедиции: человек делает себя человеком тогда, когда он уважает жизнь предков, проявляет милосердие к людям, стремится к любви, красоте и возвышенному познанию мира. Если хотя бы одно из этих качеств теряется, то душа человека мельчает, а сам он превращается в обывателя.

Откроем книгу жизни Владимира Петровича и мы.

Часть шестая. Камень, что брошен

Глава 22. Василиса

Каково семя, таково и племя.

«Родился я в Петербурге, хотя истоки моего рода возникли на Южном Урале в посёлке со странным на первый взгляд названием Васильевско-Шайтанском. Коренные его жители первоначально дали ему название Шайтан-лог, то есть Чёртов лог, где промышленником Василием Демидовым был основан в середине восемнадцатого века завод.

Мой отец рассказывал мне, что наша прапрабабушка Наталья, будучи крепостной, родила от него девочку с именем Василиса.

Была ли между ними любовь или это было проявленное вероломство барина над беззащитной девушкой, до сих пор осталось неизвестным.

Долгое время в семье хранился рисунок с портретом прабабушки Василисы, очень красивой женщины лет двадцати пяти в одежде дворянского покроя, державшей на руках своего сына Петра, моего прадеда, которому тогда можно было дать года три.

Интересно, что на рисунке наши лица, моё и Василисы, по мнению моих родителей, были очень схожи, отчего я заинтересовался историей её судьбы и постоянно о ней задавал вопросы то отцу, то матери.

Может быть, и мой упорный характер ведёт своё начало от тех знаменитых Демидовых, которых Пётр Первый, русский царь, оценив их вклад в развитии металлургии в России, пожелал видеть в Санкт-Петербурге.

Эта загадочная семейка сумела сколотить неисчислимые богатства, смекнув, что Урал есть великая кладовая, из которой можно было извлечь для себя огромную выгоду.

Они потом строили заводы, одним из которых управлял Василий Демидов, называвшийся в народе Васильево-Шайтанским.

Когда Василисе было всего десять лет, умерла её мама. Маленькая девочка была отдана на воспитание гувернантки, специально приглашённой из-за границы. Вскоре Василий уехал в Петербург, а затем и вовсе в Америку, где стал основателем американской ветви этой фамилии.

Василиса же осталась в посёлке, росла под присмотром гувернантки и незаметно выросла в очень красивую девушку со стройной фигурой, русыми волосами и голубыми глазами.

История её жизни, дополненная народным вымыслом о ней, в нашей семье превратились в сказочные истории её любви.

В девичестве лучшими подружками для неё были берёзки из близлежащей чащи. В минуты грусти любила разговаривать она с ними о своих мечтах. Но однажды среди берёзок она увидела юношу и полюбила его. Она уже не представляла себе прогулок без него, мечтая о будущей жизни. Об их любви узнали в её семье, и однажды, когда молодые влюблённые находились в берёзовой роще, на него напали подговорённые кем-то разбойники. На глазах у Василисы они убили юношу, бросив тело с высокого берега в реку. Девушка кричала, звала на помощь, но никто не откликнулся на её зов.

Через годы страдания утихли, и девушку выдали замуж за сына управляющего завода. Однако, жизнь в замужестве не задалась, так как муж, отправившись вскоре по делам в Петербург, где жили Демидовы, домой не вернулся. Куда пропал он, никому не ведомо, говорили, что, переправляясь на плоту через одну из больших рек, затонул.

Пришлось Василисе свою жизнь начинать сначала. Вскоре Демидовы продали свой завод, но шайтановцам не понравились новые хозяева, которые своим жестоким обращением с рабочими вызвали их недовольство. За нанесение обид рабочие жестоко с ними расправились, подговорив для этого главу местных разбойников Пётра Плотникова, прозванного в народе атаманом Рыжанко. Василиса играла в этой истории не последнюю роль, тем более, что ей самой ими была нанесена душевная рана. Говорили, что её красота приглянулась одному из новых хозяев завода, который ворвался к ней в дом и силой овладел ею.

Этого вероломства над собой женщина вынести не смогла и согласилась идти вместе с рабочими к атаману. Пётр Рыжанко, увидав Василису, разгорелся к ней сильной страстью и сразу согласился взамен на любовь молодой вдовушки совершить злодейство. Ночью, окружив барский дом, через разбитые ими окна разбойники проникли внутрь. Ни один человек не вышел оттуда живым, а в огне сожжённого дома сгорели и все бумаги заводской конторы, долговые расписки и кабальные договора с рабочими.

Василиса ушла вместе с атаманом и несколько лет нигде на людях не показывалась.

Появилась она тогда, когда в посёлок пришло войско обиженного царя Петра, выступавшего под именем Емельки Пугачёва.

Местные жители помнили, как первыми прибыли гонцы-агитаторы, за которыми явились сотни мужиков.

Агитаторы уговорили почти сто пятьдесят шайтановских мужиков поддержать «царя», вступить в пугачёвское войско и, выбрав своим предводителем молотового Григория Рюкова, влились в отряды и даже, как говорили, приняли участие в сражениях против правительственных войск, проявив при этом мужество.

С этого времени Шайтанский завод на некоторое время стал основной базой пугачёвцев, откуда велась агитацию среди населения Южного Урала.

Вот тогда и появилась вновь в посёлке Василиса с трёхлетним сыном Петром. Дом, который достался ей по – наследству, а потом отнятый у Василисы новыми владельцами завода, стоял пустой. В нём она и поселилась, а местные пугачёвцы оказывали ей всяческую помощь.

Однако, вскоре застигнутый врасплох шайтанский отряд был разгромлен, и Василисе пришлось испытывать многие жизненные трудности, хотя дом Василисы не пострадал, и мать с ребёнком оставили в покое.

Через несколько лет поутихли горькие слёзы вдов и матерей по погибшим, и жизнь в посёлке стала налаживаться. Заработали бывшие демидовские заводы, появились новые управляющие и приказчики, засматривавшиеся на красоту Василисы. Но вдова замкнулась в себе и занялась только воспитанием ребёнком, стараясь дать ему то образование, которое получила когда – то сама.

Стараясь быть незаметной для шайтановских мужчин, она опасалась того, как бы её бывшая любовь к атаману и пугачёвцам не нанесла ущерба судьбе её сына, которому уже пошёл десятый год.