Текст книги "Необычные истории. Непридуманные маленькие рассказы"

Крушение трамвая

Наступило 22 апреля, день рождения Ленина. В этот день везде проходили субботники, и я отправился в институт, в котором тоже надо было бесплатно поработать. После субботника мы договорились отправиться на природу, отдохнуть, попить на свежем воздухе вина с водкой, пройтись и посмотреть новые места. Нас было человек шесть студентов – три парня и три девушки. Все были из разных групп – одни были будущими буровыми мастерами, геофизиками и геологами.

После завтрака мы с отцом направились на трамвай, – он ехал на работу, а я на субботник, и после него, на пикник. Поэтому я взял собой свой рюкзак, в котором, кроме бутылки вина были теплые носки и лыжные ботинки. Лыжи мои уже были в общежитии, и ждали, когда я их, наконец, надену.

Была весна, снег уже в городе растаял, и мы с отцом шли по своему поселку, в котором нетерпеливые пенсионеры уже мели своими метлами дорожки около домов, и прятали мусор подальше от посторонних глаз. На трамвайном кольце уже стоял трамвай, 10 маршрут, салон которого уже был полный пассажиров. Я обрадовался этому, потому что мне не надо было делать пересадку, зашел первым и уселся на единственное двойное место у окна. Отец сел рядом, и мы поехали.

Было еще раннее утро, многим пассажирам надо было ехать далеко, и они дремали в теплом вагоне. На каждой остановке садились новые пассажиры, и вскоре наш трамвай был забит людьми, как селедками в бочке. Мы ехали, я автоматически считал про себя остановки, и вскоре мы подъехали к мосту, под которым находились железные пути. Трамвай неторопливо на него забрался, и тихо поехал вниз. Сразу за мостом был крутой, почти на девяносто градусов, поворот, и трамваи, когда к нему подъезжали, всегда сбавляли скорость.

Наш трамвая ехал неторопливо вниз, но почему то не стал сбавлять скорость, а уже проехал половину спуска. Впереди уже был крутой поворот, и я, почуяв неладное, открыл глаза и посмотрел в окно. Трамвай подъехал к повороту, и, не сбавляя скорость, начал поворачивать. Меня начало клонить к отцу, и я схватился за переднее сиденье обоими руками. Трамвай на повороте стал поднимать свою половину, на которой я сидел с отцом, и секунду ехал на двух колесах, как машина на автородео. Но не удержался на двух колесах, и стал падать на левый борт. Отец еще спал, я его толкнул, но было уже поздно.

Трамвая рухнул на соседний путь и проехал на боку несколько метров. Пассажиры издали сдавленный крик, а те, которые ехали стоя, стали падать. Тем, кто сидел справа, повезло. Не повезло тем, кто сидел на сиденьях левой стороны – на них упали все стоящие люди, и придавили их к окнам. Часть пассажиров, которые сидели с правой стороны и спали, тоже упали в проход, кроме меня и нескольких мужиков, которые, как и я уцепились за поручни, сиденья, в общем, что попалось под руку.

Как– то непривычно было смотреть на потолок, в котором были окна, и большую кучу лежащих людей. Народ сразу проснулся, послышались стоны и проклятия, а потом, когда пассажиры пришли в себя, начали ломать крышки люков, которые были на потолках. Сейчас это были двери. Первый сломанный люк был в задней части трамвая, и я выбрался через него на улицу, вслед за своим отцом.

Около трамвая толпился народ, все были взволнованы, – не каждый же день случается опрокидывание трамвая. Одна женщина не могла выбраться из трамвая – ее прижало переплетом окна, и она стонала и звала на помощь. Все мужчины, человек двадцать, подошли и стали пытаться хоть чуточку приподнять вагон, но ничего не вышло – он был слишком тяжел. Раненых, или людей с травмами я не видел.

Постояв еще немного у лежащего на боку трамвая, мы с отцом пошли, на остановку автобуса. Отец скоро уехал, а я еще долго стоял на остановке, ждал свой автобус.

Наша группа стояла около раздевалки, и ждали, когда придет кто-то из преподавателей. Я стоял со всеми и молчал. Потом какой-то студент завел разговор об опрокинувшемся трамвае, вспомнил, что я живу в том районе, и начал мне рассказывать о многочисленных жертвах этой аварии. Я тут же его прервал, и сказал, что ехал в этом трамвае, и не видел ни одной жертвы. Он тут же заткнулся и отошел от меня подальше.

Мы убрали прошлогоднюю листву, и поехали за город.

Трамвая с номером 365 на борту я никогда больше не встречал, хотя каждый день ездил на трамвае в институт, на работу в течении многих лет. Наверное, он отправился на трамвайное кладбище, где его, под печальную музыку, похоронили.

Плохая привычка

В очередной раз я бросил курить. Начал курить давно, еще в школе, когда был поселковой шпаной. Все участники нашей компании курили, и я тоже. Однажды дед меня застукал. Я шел из школы с сигаретой в зубах. Конечно, мне здорово попало от отца. Но я не бросил, и научился скрывать эту привычку, как мои детские друзья. Мы ели листья смородины, жевали какой-то орех, в общем, от нас и не пахло табаком.

Продолжал курить в школе, потом на работе перед армией, потом в армии, и в институте. В институте я начал учиться бросать эту привычку. Даже не помню, когда первый раз бросил, моя память этого не сохранила. Но я не курил по году, по три, и один раз не курил шесть лет.

В геологоразведочной партии, куда я перешел работать из другой экспедиции, снова решил бросить курить. Давно это надо было сделать, но повода к столь решительному поступку у меня не было, и мне нравилось дымить. Наш начальник был некурящий, и часто говорил на торжественных ужинах, посвященным разным праздникам, что лучше выпить стопку водки, чем выкурить сигарету.

В разгар 90-х годов, когда иссяк поток заказов в нашу партию, и геологи стали искать работу, где платили деньги, я тоже стал подрабатывать на стороне, и стал толстеть. Чтобы избавиться от лишнего веса, стал ходить в бассейн «Юность». Плавать я всегда любил, с детства. У нашей компании было любимое место для плавания – старый глубокий карьер с чистой водой. Там был трамплин метра три, с которого мы прыгали, и играли в ляпки. Потом мне это здорово пригодилось.

В «Юности» была десятиметровая вышка. Но с нее я не прыгал – могли запросто лишить абонемента. Но кроме вышки в бассейне был полутораметровый трамплин, с которого иногда разрешали прыгать. Когда с него прыгаешь, то секунды две ощущаешь чувство полета, надо только прыгать не вниз, а вверх. Это я усвоил еще в Челябинской области, где был на практике после третьего курса. После работы мы шли купаться на местный пруд, где на дамбе была вкопана толстая и длинная доска. Если на ней хорошенько раскачаться, то можно было взмыть вверх метра на три, как птица, и только после полета нырнуть в освежающую прохладную воду.

В бассейне я плавал. Абонемент был на час, но меньше трех часов я там не проводил. Народу было мало, и администрации было все равно, плаваешь ты там час, или больше. Провести в бассейне сорок минут нормально. Плавать целый час это очень трудно и утомительно. Я плавал по два, три часа, и не только наверху по дорожке.

Мне нравилось плавать внизу, по дну бассейна. Я прыгал с тумбочки, засекал время по часам, которые висели на стене, и плыл по дну бассейна. Сначала шла глубокая пятиметровая яма под трамплином и вышкой, потом глубина становилась все меньше и меньше, а у противоположной стенки бассейна было всего полтора метра. С каждым посещением бассейна время нахождения под водой увеличивалась, и увеличивалось расстояние, которое я проплывал под водой. И настал день, когда я без труда проплыл под водой весь бассейн, длина которого была пятьдесят метров.

Бассейн я посещал года три. Научился не дышать минуты полторы, привык проплывать весь бассейн, и даже больше, под водой. Особенно любил плавать на глубине под трамплином. Меня стали уважать местные мальчишки за то, что я так далеко ныряю и плаваю на самом дне. Они были уверены, что я проходил службу в десанте.

За время, проведенное в бассейне, мои легкие стали очищаться от никотина, и привычка курить стала мне мешать. Я стал привыкать к тому, что курение мне не приносит былого удовольствия, а наоборот, мешает, особенно при плавании. Настал день, когда я отказался от сигарет, на долгий период – ровно десять лет. Десять лет закончились в тот день, когда я вышел на пенсию.

Но в течение этого периода были времена, когда я уезжал в очередное путешествие в отпуск, и тогда я разрешал себе в дороге курить. Так как я отпуска делил на части, обычно на два, то таких коротких отпусков было много. Утром я по пути на вокзал покупал сигареты, и оправлялся в очередное увлекательное путешествие.

У меня давно была группа инвалидности. Когда начали менять привилегии для инвалидов на деньги, то можно было выбрать льготы, которые тебе были нужны, и отказаться от тех, которые тебе ни к чему. Я оставил себе бесплатный проезд на пригородных поездах.

В своих отпусках я широко использовал эту льготу. Начал с того, что ради пробы съездил в Казань. На это у меня ушло два полных дня. Потом я освоился, и стал ездить все дальше и дальше. Самая длинная поезда была в Сочи. А в Крыму я побывал раза четыре. Доезжал и до Санкт– Петербурга, и не раз.

В каждой поездке я начинал курить, и курил все время, когда ездил. А когда приезжал домой, то сразу отменял эту временную вредную привычку, выходил на работу в кадастровую палату, где я работал, сидя перед компьютером по восемь часов каждый день. Это было нетрудно для меня – отказаться от курения дома. А в путешествиях, где сталкиваешься постоянно с новыми людьми, с разными ситуациями, лучший способ для общения и налаживанием контактов лучше не придумать.

Когда я однажды в Санкт-Петербурге на вокзале увидел расписание поездов в Финляндию, и цену на проезд в поезде до Хельсинки, мне захотелось туда съездить. И не только туда. По приезде домой я оформил себе загранпаспорт на десять лет, и решил для начала съездить в Калининград. Надо было ехать через Литву. Я доехал на электричках до Смоленска, купил билет до Калининграда, мне оформили визу в Литву, и я отправился в Калининград. Все прошло хорошо. Правда, литовские пограничники спросили у меня, не собираюсь ли я поездить по странам Евросоюза. Но я честно сказал, что такого намерения у меня нет.

Потом, дома, на пенсии, я решил посетить Париж, получил от Франции туристическую трехмесячную визу, и с ней поездил немного по странам Европы. Единственно, к чему я был психологически не готов, это к отказу от курения. Когда я вылетел из Москвы с двумя пачками сигарет «Явы», то и не думал, на сколько их хватит. Хватило их на три дня. Я зашел в один магазинчик в Париже, и начал изучать сигареты на полке. В конце концов, я купил пачку. Это мне обошлось почти в тысячу рублей. В некоторой задумчивости я решил, что это дорогое для меня удовольствие – иметь такую вредную привычку за рубежом.

Второй раз покупал сигареты в Риме. Как раз из Рима был перелет в Москву. На одной железнодорожной станции я зашел в бар и начал копаться в своем кошельке, выбирая оттуда все евроценты. Не успел даже их сосчитать, чтобы узнать, хватить мне их на сигареты. Бармен подошел и протянул мне пачку сигарет. Бесплатно.

У меня, конечно, были евро. Но я же был совсем один в чужой стране, и не стал отказываться от подарка. Поблагодарил бармена итальянца на французском языке, и пошел на поезд, который меня привез в аэропорт.

Я пробыл в тот раз за рубежом почти неделю. Курить я не бросил. Но понял, что это не только вредная, но и дорогая привычка.

Куропатки

Студенты уехали домой, и я продолжал работу, которую они не успели доделать. Они делали замеры концентраций урана и тория по профилям, и оставили несколько профилей незаконченными. Из всех только я мог работать с этими приборами. Взвалив на спину рюкзак с концентрометром последней модели, я отправился на работу. Все профили около лагеря были сделаны, и мне остались те, которые были далеко. Впереди был пологий и длинный отрог высокой горы, на которую мне надо было забраться. Вершина горы была ровной, и там было удобно ходить, но ее склоны были довольно крутыми и покрыты глыбами гранита. Они постепенно сползали под силой тяжести, и стремились занять место в курумнике у подножия горы.

Когда в первый раз я лез на эту гору, то было страшновато пролезать между этими глыбами весом не одну тонну. Казалось, что эти глыбы упадут от моих осторожных касаний и тогда меня похоронят, как без вести пропавшего. Однажды, когда я лез на похожую гору в маршруте, тоже один, мне позвонил из Екатеринбурга шеф. Разговаривать с ним я спокойно не мог, так как находился на крутом склоне, и там также висели надо мной огромные глыбы гранита. Еле отвязался от шефа, и выключил телефон. Отныне я его включал только тогда, когда шел по безопасной дороге где-нибудь в тайге, или на просеке.

К этой новой горе я еще не привык, и тщательно выбирал путь среди нависающих надо мной огромных гранитных монолитов. Через минут сорок подъёма весь этот кошмар закончился, и передо мною была ровная вершина. Тогда достал свой навигатор, выбрал точку, с которой надо начинать и прогулочным шагом отправился вперед. Шел спокойно и тихо, обдумывая свои мысли, как неожиданно заметил передо мной целый выводок молодых куропаток. Я почти на них наступил, когда шел, углубленный в свои мысли. Сейчас они неторопливо шли в полуметре от меня, не особенно и торопясь.

Прошло секунд тридцать, когда я наконец, сообразил, что богиня охоты мне сегодня послала на ужин свежее мясо, взамен тушенки. Вмиг скинул рюкзак с тяжелым прибором и пустился в погоню за ними шагом. Догнать их не смог – как только я начинал двигаться быстрее, они тут же ускоряли свой шаг. Так прошел метров двадцать, и понял, что догнать их не получается. Надо было изменить тактику.

Вернулся к рюкзаку, поставил его повыше на валун, положил на него белую тряпку, чтобы не потерять и отправился на охоту. Я должен был обязательно поймать штуки три, как минимум, а если удастся, то всех. Их там было около десяти, этих совершенно ручных вкусных пташек. Мне приходилось охотиться на рябчиков, и они были по размерам такие же.

Я остановился, неотрывно глядя на выводок, заметил место, где они остановились и стояли гурьбой. Окраска у них была под цвет гранита, и они инстинктивно этим пользовались. До них было всего метров шесть, можно было из рогатки стрелять. Сразу вспомнил, что рогатку видел около одной из палаток, и только сейчас до меня дошло, зачем она понадобилась рабочим. За неимением рогатки, я просто начал кидать в них камни, которые валялись вокруг. Сразу первым же камнем угодил в кучу, в которую они сбились. Они покинули свое место, и переместились на другое, в нескольких метрах дальше. Но не все. Одной из них крупно не повезло – камень попал ей в голову, и она осталась лежать.

В своих карманах я нашел кусок веревки, и привязал ее за шею к своему ремню. И отправился за остальными. Они меня подпустили меня метров на семь, на меньшее расстояние были не согласны. Я нашел камень и кинул. Недолет. Бросил другой. Перелет. Третий камень упал немного в стороне, и кинул следующий. Он попал точно в камень, который я кинул раньше. Надо было поменять прицел. Я развернул свой корпус и следующим камнем попал в одну из куропаток. Стая собралась идти дальше, а я подобрал добычу и повесил рядом с первой на ремень.

Так я шел за выводком, и помещая одну куропатку за другой на свой ремень. Стайка меня уже близко не подпускала, и скоро стало ясно, что охота подходит к концу. На ремне уже было четыре, и одну я ранил, но так и не смог догнать.

Все трупы куропаток я положил в рюкзак, достал концентрометр, и начал мерять. Время шло быстро, после пяти часов работы я выключил прибор и отправился в палаточный лагерь. Сразу нашел там геолога, который устроил для меня и одного рабочего мастер – класс по подготовке дичи для варки. Это раньше обдирали пух с перьями. Гораздо быстрей и удобней содрать с дичи всю кожу с пухом и перьями.

Через десять минут я принес повару помытые тушки куропаток, и утром мы съели перед работой суп из куропаток. Он оказался очень вкусный.

Кучка

Деревня, дом в которой нам нашел начальник отряда, была километре от Липовки. Это был старый крестьянский дом с огородом, большим крытым двором и баней. Я в числе первых поднялся на второй этаж, и сразу нашел себе место у окна, рядом с входом. Поставил раскладушку, расстелил спальный мешок, и разлегся на новом месте, наблюдая, как по большой комнате с фикусом в одном углу, расхаживают геологи нашей команды, ища себе укромный уголок для раскладушки. Когда выяснили самый оптимальный вариант, при котором все получают место под солнцем и не мешают свободному передвижению по центру комнаты, начали устанавливать свои раскладушки и раскладывать на них спальные мешки.

Я занял самую выгодную позицию – около лестницы, которая вела на первый этаж. В ногах у меня стояла небольшая тумбочка, у изголовья фикус. С левой стороны было низкое большое окно с подоконником, из которого была видна главная и единственная деревенская улица.

На следующий день всевышний наслал на нас дождь, и мы слонялись по всему дому, изучая его. Нашли место для курения во дворе, и там устраивали посиделки с сигаретами. Начальник наш достал новый спектрометр. Я с этой моделью еще не был знаком, и под его руководством начал с ним знакомиться. Эта новая модель сильно отличалась от предыдущих настройкой, временем определения концентраций элементов, и характером.

Мне надо было изучить его так, чтобы использование его на точке наблюдений не вызывало никаких проблем. Для этого была нужна постоянная практика. С ним должен был работать специально подготовленный геофизик, но я знал, что бывают ситуации, когда необходимо быть готовым к работе со всеми приборами, которые у нас были.

В экспедиции, где я работал после института геологом, у нас была первая модель спектрометра – очень тяжелый, неудобный и медлительный прибор. И вдобавок он работал от сухих элементов, которых нельзя было купить в магазинах. Они были только на складе экспедиции. Одного комплекта батарей хватало на весь полевой сезон, но на всякий пожарный случай мы имели запасные батареи, которые потом использовали в своих радиоприемниках. Тогда, в конце зимы, мы с геофизиком два месяца просидели с мастерами по настройке геофизических приборов, делая для него поверки радиоактивными изотопами разных элементов.

Первый год работали с этим старым прибором, а потом нам предоставили другую, более совершенную модель, и мы с ней работали очень долго. Но принцип работы и поверки остались такими же, и это нам помогало в работе. Так что я вполне мог работать со всеми моделями спектрометра, не хуже геофизиков, и старался эту полезные навыки не забывать.

Утром следующего дня выглянуло солнце, и мы решили, что пора обновить наши новые симпатичные навигаторы в работе. Все маршрутные пары расселись после завтрака по машинам и разъехались по своим маршрутам. Мне достался геологический маршрут от давно заброшенной деревеньки, где было всего пара домов, и в одном из них были жители. Я вылез из машины вместе со своим новым помощником, который был охотником. Это был высокий, спокойный и привыкший к постоянной ходьбе, молодой мужчина, младше меня на десять лет. Он совсем не употреблял алкоголь, но курил, как и я. Мы быстро нашли общий язык, и весь полевой сезон ходили вместе в маршруты до самой осени.

Рядом с машиной, которая нас высадила, красовался старый отвал шахты, в котором я сразу увидел обломки пегматита. Мы работали в старейшем горнорудном районе Урала, здесь располагались известные на весь мир старые месторождения уральских самоцветов. Я сразу полез на эти отвалы, мечтая найти какой-нибудь кристалл. Лазил по ним минут двадцать, но ничего стоящего найти так и не смог. Недовольный и немного печальный, я оставил это занятие и принялся за работу.

Навигатором отметил начало маршрута, записал в свой полевой книжке контроль радиометра, описал кратко отвалы старой шахты, и мы начали свой маршрут. Неторопливо прошли по деревне, и дальше наш путь шел по мелкому лесу и кустарнику, который занимал всю широкую заболоченную пойму небольшого ручья. Заросли ивняка мешали нам идти быстро, и я решил из них выйти, чтобы идти побыстрее. Время шло быстро, а нам нужно еще пройти по лесу до деревни, где нас должна ждать машина.

Пролезая сквозь ивняк, я услышал в наушниках вместо привычного треска непрерывное гудение – мы наткнулись на интенсивную радиометрическую аномалию. По зарослям ивняка было трудно ходить, и я оставил это занятие. Просто отобрал пробу, отметил навигатором это место, и мы пошли к ручью. Перешли через него, и по лугу добрались до леса, который надо было пересечь, чтобы добраться до конца маршрута.

Топографическая карта, которой я пользовался в этот день, была очень старой – сьёмка была пятидесятых годов прошлого века. За эти прошедшие годы изменились контуры лесных массивов, очертания полян, и появились новые лесные дороги взамен старых. По азимуту идти было неудобно, и долго. Я стал уставать с ориентированием на местности по этой карте, это заметил рабочий и предложил свою помощь. Это были его хорошо знакомые охотничьи угодья. Он спросил, куда мне надо выйти, и мы пустились в путь по едва заметной лесной дороге. Карту я спрятал в полевую сумку, и больше в этот день не доставал – у меня был проводник. К вечеру мы уже были у машины, которая нас ждала, и через час езды показался дом, в котором мы остановились.

Повар уже приготовил вкусный ужин, мы с аппетитом его проглотили, и потребовали добавки. После ужина предстоял отдых с дремотой. Я лег прямо на застегнутый спальный мешок, и не заметил, как уснул.

Проснулся от холода. От окна сильно дуло, и мой левый бок и поясница совсем замерзли. Я спустился во двор, нашел сигареты и закурил. На улице царила ночь и тишина. Все спали, и мне можно было еще поспать в своем теплом спальном мешке.

Утром я заболел. На машине меня доставили в небольшой городок и сдали местным врачам на хранение. Они поселили меня в небольшую уютную палату, где уже был молодой парень, дали таблетки, и я уснул на белой простыне под двумя одеялами. Разбудил меня врач, он расспросил меня о моем самочувствии, и назначил курс лечения.

За последующие два дня я очень хорошо выспался, отдохнул, и пошел на поправку. Утром третьего дня под окном палаты раздался знакомый голос. Я открыл окно и поздоровался с начальником нашей геологической партии, который приехал узнать, что со мной, и стоял под больничными окнами на улице. Вид у меня был очень довольный, и безо всякого признака болезни. Мне хотелось после такого отдыха потрудиться на славу.

Меня тут же выписали, и, сказав слова благодарности всем врача, медсестрам, я попрощался со всеми, и поехал в отряд продолжать работу. За это время случилось масса событий. На радиометрическую аномалию, которую мы нашли в ивняке, поехал со спектрометром начальник отряда. Он рассчитывал ее найти моим навигатором, но не смог. Не знаю, по какой причине, он по всему маршруту выдавал координаты деревни Кучки, из которой мы начали свой маршрут.

Донельзя разочарованный, он вернулся, забрал с собой рабочего, который был тогда со мной, и он ему показал аномалию, и где я отбирал пробу. Когда я потом слушал рассказ рабочего, это меня здорово позабавило.

По его словам, начальник повел себя, как охотничья собака, которая вдруг учуяла добычу. Он рыскал по всей долине ручья, ломился сквозь заросли ивняка со своими приборами, а потом заставил его копать глубокую яму в эпицентре аномалии, из которой он набрал с десяток проб на анализ.

Оказалось, что аномалия была большой, это раз. Во-вторых, радиоактивность в эпицентре была такая, что радиометр не смог ее измерить – у радиометра не было шкалы, на которой можно было ее измерить.

Зимой, после закончившего полевого сезона, и я тихо сидел за своим столом, меня срочно вызвал главный геолог. Он протянул мне результаты анализов, на которых были обведены красным карандашом высокие содержания урана, и спросил, откуда и где были взяты эти пробы. Названия и номера проб были мне незнакомы, и я не мог ответить. Шеф послал за другими геологами. Пришёл Слава, наш ведущий геолог, и они вдвоем взялись за меня.

Но я держался стойко. Пробы были не мои. У меня никогда не было букв в номерах проб, и я принес в оправдание свою полевую книжку. Просмотрев ее, мои начальники стали думать вслух, откуда, и, главное, чьи это пробы. Главный геолог при этом стал вспоминать – про утраченные, утерянные месторождения при аналогичных случаях с пробами. Наконец, Слава нашел выход. Он предложил порыться в лаборатории, и найти сопроводительную для этих проб.

Мы с ним спустились в лабораторию, и начали искать. Поиски увенчались успехом – мы нашли то, что искали. Оказалось, что геофизик, который работал с приборами на этой аномалии, отобрал пробы из шурфа, и включил их в список позже.

Мы со Славой побежали к нему – за объяснениями, в соседний кабинет. Он сразу же признался, что эти пробы отбирал он. Достал из стола подробный план аномалии, описание шурфа и материала проб.

Все закончилось благополучно. Довольный главный геолог отправился к руководству экспедиции с вестью о том, что найден новый перспективный участок для обнаружения уранового месторождения.

Я снял с лацкана моего парадного пиджака значок ГТО и стал ожидать медали.