Текст книги "Необычные истории. Непридуманные маленькие рассказы"

Журавлиный клин

Началось бабье лето, на улице была прекрасная и теплая погода, и Володя, страстный рыболов, выходил иногда из ангара, где находилась мастерская, на улицу, и мечтательно глядел в небо – ему очень хотелось половить рыбу, а не сидеть перед станками весь день со штангенциркулем вместо удочки.

Собственно, он не был обычным рыбаком, а подводным, – охотился на рыб с подводным ружьем, в ластах, маской и трубкой. Мне нравилось слушать его рассказы, как он сидел в гидрокостюме осенью, под какой-нибудь корягой, или упавшим деревом, и ждал, когда мимо проплывет какая-нибудь крупная рыба, – щука, или карп. Когда он промахивался, то он пускался в погоню за ними в мутной воде. Ему хотелось, чтобы в наших озерах, прудах и реках была более чистая вода, как, допустим в море, или океане. Но вода на наших уральских водоемах и реках была мутная и редко просматривалась более чем на несколько метров. Я его отлично понимал, так как в детстве охотился на раков с маской на Визовском пруду. Там была не очень чистая вода, и рак иногда улепетывал от меня, стараясь своим хвостом поднять как можно больше мути. Пригодилось искать его, плавать под водой кругами, прежде чем беглеца удавалось найти и поймать.

Я ему, после очередного его рассказа о погоне за сбежавшей щукой, сказал, что есть в окрестностях Екатеринбурга озера с прозрачной водой, например, озеро Таватуй, или озеро Щучье. На Таватуе он уже был, а на Щучьем еще нет, и предложил мне туда съездить. Его друг, Дима, который тоже был собственником этой мастерской, тоже решил с нами съездить, отдохнуть от железа, станков и лязганья прессов. Договорились, не откладывая поездку в долгий ящик, поехать на следующий день. Мне, как рабочему и слесарю, обещали оплатить этот день, как будто бы я весь день проработал за прессом, или занимался точечной сваркой.

После работы я приехал домой, встретил там Леву, своего брата, и рассказал о предстоящей поездке. Лева мне тут же стал завидовать – он тоже был заядлый рыболов, но за рыбалку никогда не получал денег, наоборот, ему приходилось тратиться на червяков и проезд на рыбное место.

Утром у нашего ангара стоял уазик – на своих иномарках мои начальники не рискнули ехать по лесным дорогам. Мы заняли места в автомашине и поехали. Володя не стал брать с собой ни подводное ружье, ни маску с ластами, а ограничился удочками. Дима, совладелец фирмы, за баранкой советского внедорожника чувствовал себя не очень уверенно, – он привык ездить на тойоте, с правосторонним управлением по городу, а по лесным разбитым дорогам он не ездил никогда.

Я не надеялся на свою память и поэтому взял топографическую карту этого района. Мы проехали Двуреченск, и переехали через мост на другой берег реки. Дорога, которая была нам нужна, нашлась сразу, и мы стали по ней пробираться вглубь березового леса. Рыбаки и местные жители испортили некогда приличную лесную дорогу: везде были ямы, объезды больших заболоченных участков, и часто Диме было трудно проехать по этим узким лесным дорожкам. Он крутил баранку в разные стороны и ругался. Иногда перед машиной был прямой участок дороги, на котором не было ни луж, ни ям, и тогда он давил на газ, мечтая поскорей доехать к озеру.

Впереди показался такой высохший болотистый участок, перед которым был объезд по краю березового леса, и лишь в конце его виднелась какая-то старая лужа. Я не успел его предупредить, что эту лужу лучше объехать, и наш уазик на полной скорости влетел в эту лужу. Хотя она казалась на вид вполне безобидной, но оказалась довольно глубокой. Она была без воды, но зато полная грязи и ила, которая не успела высохнуть, и наш уазик сразу в ней утонул, по самый бампер. Машина сидела на обоих мостах, и это был самый ужасный из всех кошмаров, которые снятся водителям, которые ездят по таким разбитым, заболоченным, лесным дорогам. Когда я ездил по тайге на Газ-66, часто приходилось откапывать мосты автомобиля, помогая водителю выехать: ни на буксир, ни на чью-то помощь нам тогда не приходилось рассчитывать, и приходилось обходиться своими силами. Однажды удалось выехать из болота с помощью моего сейфа, в котором я хранил свои секретные карты.

Дима сдал назад, потом вперед, но от этого машина еще более увязла. Мы покинули наш утопающий корабль, и, найдя рядом сухое местечко, стали совещаться, как нам поскорей выбраться из этой ловушки. В машине нашелся топор, и я срубил несколько лишних, на мой взгляд, березок и осин и мы подложили их под колеса. Дима завел уазик, проехал по ним на пару сантиметров и утопил их в этой бездонной луже. Лопаты в машине не оказалось, и я опять пошел за очередной порцией берез с осинами. Их опять утопили, и на этом пока прекратили свои бесплодные попытки вызволить машину.

Сели опять на своем пригорке и закурили. Солнце тем временем все опускалось, и незаметно подкрались сумерки. С озера возвращались рыбаки, тоже на уазике, и когда увидели, в какую мы попали беду, решили нам помочь. Их было четыре человека, но и таким большим коллективом мы не смогли справиться грязью, в котором утонула наша антилопа. Они сделали все возможное, но так и оставили нас, одних посередине бескрайнего березового леса.

Уже сделать ничего было нельзя, и мы втроем стали устраиваться на временное местожительство: разожгли костер, достали котелки, продукты и бутылку водки. Не стали дожидаться первого, второго, а сразу начали с десерта – налили по сто грамм, и выпили. Потом, когда ужин был готов, Дима съел его большую часть, и отправился на боковую. Мы с Володей остались сидеть у костра. Достали еще бутылку водки и потихоньку ее пили, почти до самого рассвета. Пили водку, курили, рассказывали друг другу всякие байки, и ночь прошла незаметно. Я перед самим рассветом заснул, часа на два, а когда проснулся, ни Димы, ни Володи не было, – они ушли в деревню за трактором.

Я сидел у погасшего костра один, в безлюдном березовом лесу, около большой лужи, в котором застрял наш уазик. Солнце уже встало, и мне было так одиноко и печально, что я даже загрустил. В небе послышались какие-то непонятные мне звуки, и я поднял голову. Над лесом пролетал журавлиный клин, и он прощался с родным краем, до самой весны. Мне стало еще печальней на душе. Когда пролетел один журавлиный клин, за ним показался второй. Все покидали этот край, и мне тоже захотелось его оставить, на время.

Пришел Володя, и рассказал мне последние новости: Дима договорился в деревне с трактористом, и через час – другой приедет трактор вытаскивать машину. Мне уже надоело торчать у этой лужи, и я отправился на озеро. До него было идти совсем недалеко, и через полчаса я вышел на его берег. Прошло уже больше тридцати лет, с тех пор, когда я был на этом берегу последний раз. За эти годы вместо домов остались одни стены, и печные трубы в зарослях крапивы и дикой малины. Все вокруг казалось пустынным и заброшенным. Меня здесь никто не ждал, как прежде. Но озеро не изменилось. В прозраных водах его была видна каждая песчинка, и редкие рыбешки сновали в немногочисленных пучках водорослей. Это было идеальное место для подводной охоты, и когда Володя увидел прозрачную, как слеза воду, он был готов хоть сейчас отправиться на подводную охоту.

Но у него не было ни подводного ружья, ни маски, ни ласт, и он с печалью глядел на эту озерную жемчужину, окаймленную березами с желтыми листьями.

Мы вернулись к нашей луже. Трактор уже вызволил наш уазик из грязевого плена, и уехал в свою деревню. Мы допили оставшуюся водку, позавтракали и поехали в обратный путь.

Я добрался домой, снял с себя мокрые кроссовки, и отправился в баню, мыться. Все закончилось хорошо. Но в моей памяти навсегда осталась печаль от пролетающих над осенним березовым лесом с жалобным курлыканьем журавлиных клиньев. Поэтому я решил прожить еще немного на этом белом свете, найти себе подругу, завести детей, и, наконец, умереть от старости, в сто с небольшим лет, во сне.

Заказ

После того, как однажды опоздал из маршрута, и геологи прождали меня с рабочим около часа, сидя в машине, начальника отряда устроил мне головомойку. Она продолжалась несколько минут, и я не выдержал, стал оправдываться, как мог. Привел массу уважительных причин моего опоздания, но без толку. Тогда я рассердился, обиделся, и заявил, чтобы больше от меня интенсивной и результативной работы не ждали. Пообещал, что буду серым и незаметным геологом, который делает свою работу только за деньги, и результаты поисков урана меня не интересуют.

До этого инцидента я был единственным геологом в отряде, отыскивающим интенсивные радиоактивные аномалии часто, и в самых неожиданных местах. Они, эти аномалии, могли потом превратиться в рудопроявления, которые в свою очередь в месторождения. Меня знали и любили главные геологи за эту мою способность находить новые и перспективные объекты. На это порой требовалось время, и в этом маршруте я опоздал по этой причине.

Наш отряд занимался поисками в районе известного уранового месторождения. Оно было мелким по масштабу и начальство рассчитывало на то, что в результате наших маршрутов будет обнаружено продолжение этого месторождения, и тогда появиться стимул и деньги, чтобы продолжить разведочные работы на флангах известного месторождения, и потом ввести его в эксплуатацию. Очень много зависело от нас, и от меня в частности. Я старался, как мог, но эта головомойка меня отрезвила, и я ответил на нее, как и задумал.

По маршрутам я ходил, как и прежде, но стал заканчивать их пораньше, и просто сидел, ждал машину, которая забирала наши маршрутные пары. После маршрута надо было оформить свои записи в полевой книжке, и привести в порядок образцы и пробы, которые отбирались нами в течение дня. Образцов и проб у меня хватало. С ними я работал по утрам, перед завтраком, когда голова отдохнула за ночь. А полевую книжку редактировал вечером, чтобы не забылись детали маршрута. Дописывал, то, что не успел в маршруте написать.

Район старого уранового месторождения был в горах, очень протяженных и высоких – почти тысячу метров над уровнем моря. Все они были покрыты деревьями лиственных пород, и подлеском из клена, березы и черемухи. Дорог было там очень мало, все они были старые и заросшие. По ним никто не ездил давно, с тех пор как закончилась разведка месторождения. Хотя мы ходили в районе известного уранового месторождения, никаких признаков его на поверхности видно не было, и никому из нас не удалось найти ни одной радиоактивной аномалии.

Это волновало всех, прежде всего начальство. Если геологи в пределах уже известного объекта не могут найти даже аномалию, не говоря о руде, то это наталкивает на мысль, что месторождение это фикция, или у геологов очень низкая квалификация.

Месторождение существовало, в геологических фондах был по нему отчет, и значит, что мы его не могли найти. Это было неприятно для всех, в первую очередь для начальника отряда. С той поры, когда он повысил на меня голос, я с ним не общался, и исполнял свои обязанности как обычный балласт – серо и незаметно. Но кроме меня, никто не был способен найти в горах старое урановое месторождение, и скрепя сердце, он обратился ко мне с просьбой – попросил найти эту рудную залежь. Я кивнул в знак согласия, и на следующий день вместе с рабочим отправился на поиски.

Было теплое летнее утро. Нас не стали завозить на машине на высокую гору, как обычно, а высадили у подножия. Дальше мы должны были двигаться пешком вверх по склону. Старая дорога, отставшая после геологов, сильно заросла, и еле просматривалась среди кустов и мелких деревьев. Я достал карту, и время от времени сверялся с навигатором, который висел на мое шее, и отчитывая пройденное расстояние.

Нам надо было выйти почти к самой вершине горы. Но перед крутым, почти отвесным склоном дорога пропала. Проискав ее почти двадцать минут в кустах, я плюнул, и полез по склону вверх, цепляясь за кусты и глыбы песчаника. За мною лез рабочий с нашим обедом. Забравшись на этот склон, мы отдохнули и вышли на какую-то тропинку. В конце ее на небольшой полянке стоял старенький вагончик. Там было пусто, стоял лишь один небольшой стол.

Небо хмурилось, и, не успев, мы пройти дальше сотню метров, как нас накрыл ливень, с раскатами грома. Мы вовремя нашли этот старый вагончик, в котором и укрылись от дождя. Как говориться, бог не фраер, и знает, кому подать. Через час, пообедав и отдохнув, мы совершенно сухие вышли на тропинку. В лесу все было пропитано влагой. Мокнуть не хотелось, и я отправился по старой тропинке и вышли на лесную дорогу. Она была вся покрыта ухабами и ямами после тяжелой техники – такой, как например, тракторы с буровыми станками. Треск в наушниках радиометра вдруг перешел в яростный визг и вой, и я понял, что отыскал рудную залежь.

Урановая руда обнаружилась в промоине, под небольшим слоем глины. Это были песчаники с минералами урана. Я отметил это место навигатором, и поставил высокий колышек на обочине дороги. Потом достал геологический молоток и наколотил массу образцов из этого песчаника. Загрузил их в рюкзак рабочему и, посчитав свою миссию выполненной, пошел знакомой дорогой к подножию горы. Там проходила единственная дорога, по которой мы добирались на машине до участка. После часа ожиданий приехали остальные маршрутные пары. Мы залезли в уазик, и вскоре уже подъехали к Миассу, на окраине которого на турбазе жили всем нашим отрядом.

Начальник отряда нашел меня около образцов, которые я как раз доставал из рюкзака, и складывал в кучу. Я ему доложил, что нашел, о чем он просил вечером, и он удивился моей удаче. На следующий день с нами поехал геофизик с концентрометром, и он трудился там весь день – мерял концентрации урана, тория и калия. Я не стал с ним оставаться, и пошел в очередной геологический маршрут. Бездельничать мне не нравилось, я был чересчур самостоятельным и активным геологом, и старался побольше сделать в этом коротком полевом сезоне.

Фортуна не покидала меня, и я этим воспользовался – нашел несколько десятков перспективных радиоактивных аномалий, старые дореволюционные горные выработки, в которых, как оказалось зимой, было много серебра.

Шеф, рассматривая зимой результаты спектрального анализа проб, которые я отбирал повсюду на этом интересном участке, хвалил меня, и однажды сказал, что я нашел целую рудоносную провинцию, в которой, кроме промышленных содержаний серебра, были высокие концентрации редких и рассеянных элементов.

Я тут же размечтался, что вскоре, может быть, уже на следующий год, мы опять поедем в знакомые места. Мне там очень понравилось – заповедник с красивыми и редкими минералами, красивая природа, тепло, и можно было еще что-нибудь найти – например, крупное месторождение урана, или золото.

Замечательный мужик

Слава, начальник нашей геологической бригады отлынивал от своей руководящей работы, и мне приходилось напоминать ему, чтобы он о нас заботился получше. Но он уже устал от полевой жизни и отвык от нее за годы, когда работал в золотодобывающей артели. Поэтому я не расслаблялся ни на минуту, и постоянно держал руку на пульсе нашей полевой жизни, чтобы мне было жить хорошо, и все моим товарищам тоже.

Нас было человек десять, геологов с рабочими, и нам предстояло пройти несколько геологических маршрутов, около города Екатеринбурга. Но там, рядом с ними, почти не было деревень, в которых нам можно было остановиться, а только турбазы. Слава прибег к своему испытанному методу – стал обещать мне, что нам предстоит жить в палатках, спать на земле и прочие прелести геологической неустроенной жизни.

Я был не против палаток, так как в них прожил достаточную часть своей жизни. Но поздней, холодной осенью привык ночевать не у костра, и не в палатке, как турист, а приходить после трудного маршрута в теплый и уютный дом, где можно было после ужина хорошо отдохнуть, почитать свою полевую книжку, разобраться с образцами, пробами. А потом уснуть до утра в теплом спальном мешке на удобной кровати, и после сладкого сна проснуться, умыться не в холодном ручье, а под рукомойником, теплой водой, и вкусно позавтракать перед очередным тяжелым маршрутом.

Но в деревне найти дом на неделю нам не удалось, и мы на двух машинах поехали на Белоярское водохранилище, искать место для палаток. На этом водохранилище я когда-то был на рыбалке с отцом. Там клевало хорошо, и вода была теплая – от атомной электростанции, но это было далеко от нашего дома, и мы больше с отцом туда не ездили. Теперь я должен пройти здесь геологическими маршрутами, но сначала надо было где-то устроиться жить.

К самой воде подъехать не удалось – везде были турбазы. Тогда я укоризненно посмотрел на Славу и пошел искать турбазу, на которой нам можно было недолго пожить. Взял с собой Николая, своего маршрутного рабочего, для компании, и мы с ним пошли по этой туристкой Мекке. Это был целый город – вдоль дороги тянулись бесконечные заборы, за которыми были видны большие и маленькие корпуса турбаз. Организаций в Екатеринбурге было много, и многие построили здесь для своих работников дома, в которых можно было отдохнуть от города и от работы.

Людей на них почти не было, и нас встречали громким лаем собаки. Мы с Николаем отходили от таких зубастых охранников подальше, и шли к следующим воротам. Прошли одну улицу, свернули на другую и снова пошли, от одной турбазы к следующей. На некоторых были охранники, или сторожа, но они говорили нам нет, и мы двигались дальше. Так мы ходили уже часа полтора, и безрезультатно. Если долго мучиться, то может получиться, и нам, наконец, повезло: на одной турбазе нас встретил невысокий пожилой мужчина, и, узнав, кто мы и откуда, сразу предложил пожить у него, на турбазе, без какой-либо оплаты.

Я нашел наши машины, сообщил всем радостную новость и мы поехали. Сторож закрыл за нами ворота, отвел в небольшой домик среди высоких сосен, и сказал, устраивайтесь. Домик был с электричеством, на десять человек, и каждому досталась кровать с тумбочкой. В нем была кухня, в которой мы сразу начали готовить ужин. Жизнь снова стала замечательной, и после ужина мы растянулись на кроватях и стали строить на завтра наполеоновские планы.

На следующий день, после плотного завтрака, сторож открыл нам ворота, и мы выехали на широкое шоссе, а спустя десять километров свернули в лес: – нам надо было доехать до одного мыса на водохранилище, и от него пойти геологическими маршрутами. Мне предстояло с рабочим выйти от этого мыса прямо домой – было очень удобно, но доехать до водохранилища нам не удалось. Штурманом на этот раз был Дима, пожилой геолог, ровесник Славы, и мы то ехали, то долго стояли, на каждом шагу. Дневное время шло очень быстро, и я стал нервничать – мне надо было идти десять километров, и эти остановки крали время, которого мне могло не хватить на маршрут.

Я вышел из машины и стал разбираться, в чем дело. Оказалось, что лесная дорога сильно заросла, и водитель выходил посмотреть, где можно было проехать, а потом искал обход и объезжал места, по которым не мог проехать. Сейчас машина вообще попала в ловушку – дальше он не мог проехать, а вернуться он тоже не мог – сзади машины какая-то толстая береза ему мешала. У меня была мысль, что мы не по той дороге поехали, и я включил свой навигатор, списал координаты и потом вынес эту точку на топографическую карту. Все было нормально, – дорога, по которой мы забрались в лес, оказалась той, которая и была на карте.

Пока я занимался этим расследованием, рабочие достали топоры и пилы и начали пилить и рубить все деревья, которые мешали нам развернуться. Это была трудная работа – все деревья были толстыми, и норовили упасть не туда, куда надо было лесорубам.

Мне уже надоело такое расточительство моего времени, и я сказал Николаю, что пускать рабочие разбираются с машиной, а я займусь своим делом, за которое мне платят зарплату. Позвал своего рабочего, он взял наш обед в рюкзаке, и мы с ним отправились в маршрут. Время уже было около одиннадцати и нам следовало поторопиться.

Сначала все было хорошо: аномалий не было, и мы быстро зашагали по сосновому лесу. Прошли по нему несколько километров, как по парку, а потом началось болото – деревья стояли в воде, по колено. Я был в коротких сапогах и прыгал как белка, от одного дерева к другому. Потом в болоте нашлась просека, и идти по ней стало веселее, но тоже медленно. Хорошо еще, что комаров уже не было – была осень, с холодными ночами, и они спрятались, до следующего лета.

Наконец, мы добрались до невысокой горки, нашли сухое место и устроили обед. У меня так устали ноги после этих прыжков с радиометром, что я вытянул ноги и блаженствовал. После обеда пошли дальше, но только вышли на лесную дорогу, как у меня в ушах раздался громкий треск.

Я вернулся немного назад, и стал искать место, где больше всего трещит. Нашел эту точку, и стал ковырять в ней своим геологическим молотком. Сделал небольшую ямку, но там, к моему удивлению, радиоактивности не оказалось. Оказываться, все радиоактивные минералы я отправил в отвал. Пришлось достать мешок для проб и наполнить его песчаным материалом, который я выгреб молотком. Поднёс этому мешочку гильзу радиометра, и прибор тут же недовольно затрещал. Я сказал Николаю, что всю аномалию я засунул в мешок, и он начал смеяться.

Мы шли и шли по болотистому лесу, и настал в нашей жизни праздник – мы вышли на автостраду, прямо около турбазы. Уже наступил вечер, и мы вихрем помчались по ней на ужин. Знакомый сторож нам открыл калитку, и мы оказались дома.

На этой турбазе мы прожили несколько дней, а потом уехали. Поблагодарили этого гостеприимного мужика за кров, а на прощанье Слава налил ему канистру бензина.

Хороших людей на этом свете много, только они редко попадаются на пути. Как бы устроить свою жизнь так, чтобы они попадались чаще, – тогда была не жизнь, а сказка.