Текст книги "Необычные истории. Непридуманные маленькие рассказы"

Погоня

Лыжные и просто прогулки по зимнему лесу всегда приводят к появлению хорошего настроения. Особенно, когда сидишь дома. Или работаешь в офисе за компьютером весь день.

В тот день я решил пройти вдоль коллективных садов по заснеженной лесной дороге. Лыжи оставил дома, и в валенках шел по лесной дороге, дышал свежим, морозным воздухом и смотрел по сторонам. Несмотря на разгар зимы, дорога была в следах машин. Некоторые садоводы живут в своих домах и летом, и зимой, а некоторые просто приезжают на выходные отдохнуть и покататься на лыжах.

Дорогу обступали молодые сосны, ветки их были украшены сугробами белоснежного снега. Стояла тишина, никого на дороге не было видно. Только я один скрипел валенками по этой зимней дороге.

Впереди, метрах в пятидесяти, был поворот. Неожиданно оттуда появился заяц. Он стремительно мчался по дороге, мне навстречу. Я невольно посторонился, давая ему дорогу. А за ним с такой же скоростью мчалась собака. Эта погоня пронеслась мимо меня и скрылась за поворотом.

Удивительное дело, подумал я. Вот если бы я просто бы заступил зайцу путь? Что бы тогда случилось с этим зайцем?

Поездка на трамвае

Вспомнил историю о том, как полтонны поделочных камней вез на трамвае. Смешно, но иного выхода у меня в этот день не было. Я недавно покинул семью – жену и две дочери. Жил в соседнем доме с одной своей подружкой, и встретил Наталью – старшую мою дочь. Она была обута в старенькие мамины сапоги, и эти сапоги произвели на меня не очень хорошее впечатление. Это мягко сказано.

Денег у меня тогда не было, и рассчитывать на их появление я не мог. Но в теплице у родителей был целый склад облицовочных и поделочных камней, который я создавал годами. И эти камни можно было выгодно продать.

В одном городишке я как-то зашел в заброшенную камнерезную мастерскую, и выяснил, что там, в покосившемся старом сарае, лежат никому не нужные поделочные камни, которые я очень любил. Там была яшма, родонит, обсидиан и прочие сокровища. Пришлось туда съездить на автобусе, раз пять, или шесть, и каждый раз я привозил двадцать-тридцать килограммов камней. Тогда начиналась мода на камни и камнерезные изделия из них, и мне было ясно, что их можно обменять на деньги. Большая часть их составлял иризирующий обсидиан, которого нет на Урале, и который незаменим в кольцах и серьгах. Он меняет свой цвет от черного до серого при меняющем угле зрения. Его было очень много, и блоки довольно большие – до двадцати-тридцати сантиметров в поперечнике.

Остальное было делом техники – я загрузил тележку ящиками с камнями, доехал до трамвайного кольца, тележку спрятал, подождал последнего трамвая, который проедет мимо фирмы, с которой я уже договорился. Потом у передней двери сложил эти ящики, и мы поехали. Около цирка я разгрузил трамвай, и начал челноком перетаскивать их к этой фирме.

Дело происходило глубокой ночью, я закончил переносить ящики в четыре часа утра. Там, под лестницу, у входа в здание, я их и сложил. А когда сотрудники этой фирмы пришли на работу, я их уже ждал. Менеджер посмотрел на ящики с камнями, и остался доволен. После чего достал весы, и мы взвесили эти ящики. Мне отсчитали двести пятьдесят тысяч рублей, я их засунул в нагрудные карманы энцефалитки, и отправился за Натальей.

Вещевой рынок был в двух остановках трамвая. Там можно найти все, что угодно. Конечно, Наталья нашла – очень красивые розовые сапожки с искусственным мехом. Денег у меня хватило, как раз на сапоги.

Эти корейские сапожки служили ей долго. И будь ее воля, она и спала бы в них. Приятно делать подарки.

Полигон

Неожиданно насупила весна, и мы с моим несменным геофизиком Шуриком оправились готовить наши радиометры к работе – их следовало проградуировать радием-226. Выбрали сухое место, за складами нашей экспедиции, и приступили к работе. Накануне я рассчитал расстояние, на котором надо было замерять радиометром радиоактивность от этого радиоактивного источника.

На земле для него я установил метки и Шурик устроился с журналом и с карандашом возле радиометров. Мне надо было переносить источник излучения от первой метки к следующей, а Саша снимал показание приборов, и записывал их в журнал. Мы работали до обеда, а после того, как все приборы прошли эту процедуру, надо было построить графики и построить таблицу. В одной колонке были показания приборов, а рядом, сколько микрорентген соответствовало эти показаниям. Этой работой должен был заниматься Шурик, главный геофизик отряда, я только позже проверял его работу. Нас контролировали наши кураторы из спецорганизаций, и наши ошибки строго карались, вплоть до лишения квартальной премии. Эту процедуру требовало повторять каждый месяц, и мы возили этот радий с собой в поле, в свинцовом контейнере.

Пока Шурик строил графики и таблицы, я тем временем готовил паспорта аномалий и выбирал места для палаточного лагеря по топографической карте: одно основное место, недалеко от поселка Коелга, и запасное. Когда с этим я закончил, меня вызвал главный инженер и сообщил, что мне предстояло, кроме проверки аномалий, создать полигон для проверки геофизических приборов, с которыми летали наши самолеты.

Мне предстояло на пяти профилях измерить концентрацию урана, тория, калия и радиоактивность на точках наблюдения на этих профилях – через пятьдесят метров от предыдущей точки, до следующей. Участок был длиной восемьсот метров, и располагался рядом с местом, которое я выбрал для нашего палаточного лагеря. Мне выдали все аэроснимки на этот полигон, и я отправился в свой кабинет, их склеивать. В конце работы у меня получилась фотосхема, на которой я должен был прокалывать точки наблюдении с приборами, и подписывать номер каждой точки.

Машина наша уже прошла зимний ремонт, испытания, и водителем был назначен пожилой, спокойный и немногословный мужчина из какой-то деревни. Кроме студенток, которые должны пройти практику, в мой отряд просился один из рабочих, который пару лет сидел с магнитометром в деревнях и занимался вариациями магнитного поля, – там, где наши самолеты летали с магнитометрами и гамма-спектрометрами на борту. Ему до чертиков надоела эта скучная работа, и он искал приключений – в моем отряде. Я его хорошо знал, и сказал шефу, что беру.

Мы взяли с собой маленький телевизор, газовую плиту, продукты и отправились в путь. Место, которое я наметил еще зимой, оказалось подходящим, и когда мы подъехали к нему поближе, я пошел к речке, выбрать место для палаток. Река была метров пятнадцать шириной, и протекала на одном берегу среди высоких скал, а на другом, ровном берегу, была пашня. Там, где скалы заканчивались, у самой реки была маленькая полянка, и на ней как раз могли разместиться пара наших палаток и кухня.

Я уселся на штурманское место и сказал водителю «поехали». Машина медленно стала сползать к речке, и уже надо было тормозить, чтобы свернуть на поляну. Водитель начал тормозить, но машина продолжала двигаться, прямо в речку. Через секунду она переехала небольшого уступа и оказалась в реке.

Водитель спокойно сидел за рулем и глядел на меня. Я высунул свою голову в окно и посмотрел на речку. В ней оказалось довольно мелко, и вода еле скрывала ступицы колес. Я спросил пассажиров, как у них дела. В ответ донеслось, что у них все в порядке. Тогда водитель завел двигатель, и мы поехали. Наша несостоявшаяся подводная лодка двинулась прямо по середине реки, мы нашли пологое место и выехали на берег, прямо на эту полянку.

Все мои подчиненные высыпали на землю и стали осматриваться по сторонам. Место всем понравилось, и мы стали разгружать машину, а потом стали устанавливать палатки, кухню, и разожгли костер.

Была середина июня, вода в реке оказалась теплая, и мы на следующий день отыскали хорошее место для купания – в ста метрах от палаток скалы заканчивались, и река там немного разлилась, глубина ее около скал была почти два метра, а около полого противоположного берега всего метра полтора. Там было очень удобно заходить в воду для купания..

Мы целыми днями лазили по этому полигону с приборами, по вечерам обрабатывали результаты наших измерений, купались и отдыхали. За продуктами ездили в поселок Коелга, где было месторождение мрамора. Я заехал посмотреть на него, и с интересом рассматривал большой карьер с белым мрамором, в котором выпиливали мраморные блоки, из которых потом делали мраморные плитки для метро, полов и стен.

Когда июнь стал заканчиваться, мне надо было съездить с финансовым отчетом в Екатеринбург. Я добрался на машине до железной дороги и уехал. На следующий день утром уже был в экспедиции, сдал отчет, и поехал обратно, на автобусе. Когда я вылез из автобуса в одной деревне, до моего палаточного лагеря осталось двадцать километров. Уже было темно, сидеть и ждать утра, мне было негде и скучно. Поэтому я пошел пешком. У меня не было ни компаса, ни карты, но я держал ее в своей голове. Шел какими-то полями, через коровники, березовые перелески, и на исходе ночи заметил на горизонте зарево – это была Коелга.

Было уже шесть часов утра, когда я подошел к нашему палаточному лагерю. Все мои подчиненные дрыхли без задних ног. Бросил на свой спальный мешок полевую сумку и пошел на кухню. Поискал завтрак, который обязан сварить дежурный вечером, и не нашел его. Видимо, с моим отъездом дисциплина упала, и я решил, что это недопустимо. Я прочистил горло и начал свою громкую гневную речь. В ней досталось всем – рабочим, моему заму Шурику и водителю.

Сонные подчиненные выбрались из своих палаток и упали на колени, посыпая свои головы золой из костра и просто землей из канавок, которые мы выкопали вокруг палаток, на случай дождя. Всем досталось, особенно дежурному. Он получил по полной программе и наряд вне очереди.

Когда я, наконец, попил чаю и отдохнул, то сменил гнев на милость – всех помиловал, и мы в хорошем настроении снова отправились на полигон.

Конечно, они не рассчитывали, на то, что я приеду так быстро, но я сам когда-то был рабочим, и знал, что они будут не работать, а целыми днями загорать и купаться в реке. Но это им обломилось, как всегда.

Иностранные языки на практике

В Калининград я приехал с новеньким загранпаспортом, в который уже была вклеена Шенгенская виза. С ней можно было разъезжать по всем странам Евросоюза целых три месяца. Ее мне выдала Франция, и по идее, я сначала должен съездить туда, и на долгий срок. Но я решил сначала съездить на разведку, в какую-нибудь страну поближе, и посмотреть, что из себя представляет заграница: – я раньше за рубежом никогда не был, и лететь прямо в Париж опасался. У меня были евро и банковская карта ВТБ банка, в котором лежала не очень маленькая, но и не очень большая сумма в рублях. Надо было ее проверить в деле – за рубежом.

Меня раньше награждали на работе путевкой в Венгрию, но я не смог поехать – впереди был полевой сезон, я был единственным геологом и начальником отряда, и мне пришлось отказаться от этой поездки.

Теперь, когда я был свободным человеком, и мне не надо было уже работать, надо было посмотреть на этих заграничных капиталистов поближе – своими глазами, а не глазами тех, кто там уже был. Я должен составить свое правильное, единственно верное представление о загранице.

Французский язык я немного знал, потому что читал детективы на этом языке без словаря, свободно, как на русском, родном для меня языке. За эти несколько лет перед поездками, я выучил сначала словарь на 4 000 слов, потом на 9 000, и в конце добрался до словаря на 25 000 слов, так что французские слова я знал. Но говорить на нем я еще не пробовал – французов в родном городе мне не попадалось.

Кроме французского, я немного поучил испанский и итальянский языки, и несколько сотен слов я запомнил. С английским у меня были сложные отношения. Когда я слушал перевод русских слов на английский, то поражался, – как можно так исковеркать слово. После французского языка я не мог долго совладать с английским – слишком большая между ними была разница. Около года прошло, когда я понял, как произносить слова на английском, – чуть не повесился, когда начал его учить. Потом, шаг за шагом, постепенно я стал к нему приспосабливаться, но так и до конца к нему еще не привык. Запас английских слов у меня небольшой – всего тысячи две слов с небольшим, но я на нем мог читать, даже говорить, но понимать его я так и не могу – только отдельные слова.

С этим английским у меня было пара забавных случаев, – я только начал его изучать, и носил с собою детектив на английском языке, который читал везде, – в трамваях, в автобусах, на остановках и дома перед сном. Куда-то я ехал, уже не помню, куда, зашел в трамвай, и пока ждал кондуктора, достал эту книжку и стал читать. У окна, рядом со мною, сидел молодой парень, в белой рубашке. Он скосил свои глаза на мою книгу, сразу оживился: повернулся ко мне, и спросил, на английском – «что это», и показал на книгу. Я повернул обложку книги, и показал ему название и автора.

Оказалось, что он англичанин, и был бы рад узнать, как у меня идут дела. Я вопрос понял, но начал ему отвечать на французском языке, подбирая слова. Глаза у него сначала стали круглыми, а потом квадратными. Он недоуменно стал тыкать на книгу, и мне стало сразу понятно его недоумение – я читал книгу на одном языке, а ответил на его вопрос на другом. Пришлось ему на французском языке объяснить, что я только изучаю английский. До него, наконец, дошло, и он потом дал мне визитку, а на словах пояснил, что в этом месте я могу пообщаться с такими, как я, людьми, только начинающие изучать английский язык. Туда я так и не сходил – времени не нашел.

В библиотеке Белинского, среди словарей, я случайно обнаружил книгу английского мата. И выучил все эти матерные слова за зиму, – готовился к разным ситуациям. Я тогда путешествовал по России, и однажды вечером приехал на вокзал небольшого городка, где хотел пересесть на другую электричку. Но ее отменили, и я стал ждать поезд. Он уходил ночью, и я тихо, мирно сидел в зале ожидания. Потом мне захотелось покурить, я вышел из вокзала и пошел в небольшой сквер, на лавочку. Не успел я и сделать несколько шагов, услышал, а потом увидел парня, который бежал наперерез ко мне, и при этом извинялся на английском языке.

Я автоматически, даже не задумываясь ни на секунду, послал его на три буквы, тоже на английском. Он сразу затормозил, и, когда подошел ко мне поближе, с укором мне сказал на русском, что я произнес очень плохие слова. На это я ему ответил, – «какого черта ты меня зовешь – на английском… Я же русский, как и ты». Потом, когда мы познакомились, он принес гитару, баян, и играл мне то на одном, то на другом инструменте. У него был хороший слух, и я не скучал.

После того, как я выучил эту книгу, эти английские выражения у меня вырывались автоматически, и мне пришлось себя контролировать, особенно при встрече с иностранцами…

С такими знаниями языков, я, в принципе, мог объясниться с любым европейцем, так я рассчитывал. Но это надо было проверить на практике.

В Калининграде очень дешевые туры – можно съездить в соседнюю страну: Германию, Польшу, страны Балтии задешево. Я заплатил в одной турфирме семьсот рублей, и утром поехал с небольшой группой на автобусе в Польшу, на один день. Сначала мы должны осмотреть один замок, а потом съездить в Гданьск.

Польские пограничники перетрясли мой маленький рюкзак, и нашли бронь одного отеля во Франции, в Париже. Сразу вцепились в меня с этой бронью. Пришлось им объяснить, что я забыл выложить эту бумагу, и она, вообще-то старая. Когда я делал визу, сотрудник визового центра забронировала мне этот отель, но я тогда не смог поехать. Они посмотрели дату, и успокоились.

Мы ехали по польским полям, на которых было множество ветрогенераторов, проехали несколько маленьких городов, и добрались до замка. Гид нам все по дороге рассказывал, и было очень интересно его слушать. Он нам выдал нам радиогиды с наушниками, и отправил осматривать замок. По этому замку я бродил один почти три часа. Наушники я не стал одевать, так как хотел составить о замке только мое собственное суждение, и радиогид мешал мне своими лекциями.

Замок оказался очень большой и интересный. На меня произвело впечатление один станок для казни – колесованием. У меня был цифровой фотоаппарат, с картой памяти – мне можно было нащелкать около восьми тысяч фотографий, и я снимал все и везде. Если мне надо было, чтобы меня щелкнули около какой-то статуи, или стены, я просил на английском туристов, и они меня фотографировали. Туристов там было много, и они были из разных стран, даже из Китая. Китайцы ходили группами по несколько десятков человек, очень организованно и с флагами.

У меня уже устали ноги, и я вышел из замка, сдал в пункт приема своей радиогид, и решил обойти замок. Он стоял на берегу реки, и какой-то поляк ловил в этой реке рыбу. Я подошел к нему, и стал спрашивать на английском языке, как у него клев – мне надо было попрактиковаться на иностранцах в знании языка, и этот польский рыболов как раз и подходил для этой цели.

Но он меня хорошо и так понял – ответил на русском языке, что у него клюет всякая мелочь. И мы продолжали беседу на русском. Потом я пошел искать другого собеседника, но время было уже мало, и вернулся к нашему автобусу.

После замка поехали в Гданьск. Договорились, во сколько встречаемся, и всей группой пошли за гидом по оживленной улице города. Гид все обстоятельно рассказывал, было интересно его слушать, но предо мной стояла другая, более прозаическая задача. Я оторвался от группы и пошел в одиночку рассматривать иностранный город, и его обитателей. Заходил в разные лавки, магазины, слонялся по тротуарам и велосипедными дорожкам, и чуть не попал под велосипед, когда переходил улицу. Мне было интересно все – и порядки, и жители, и транспорт, короче, все, что там мне попадалось на глаза, было для меня интересно.

Мне хотелось еще посмотреть на корабли – ведь Гданьск находился на побережье моря, но мне было неясно, как туда пройти. Нашел несколько девушек, которые курили на лавочке, и спросил у них – на французском, как мне пройти в порт. Они меня поняли, мой вопрос, и ответили, но на английском языке. Ответ был мне совершенно не понятен, но я сказал им спасибо, и пошел дальше – искать порт. Прошел немного, и зашел в пару магазинов. В одном купил конфет, и расплатился за них своей банковской картой. Платеж прошел нормально. Довольный своей покупкой, я попробовал конфеты на вкус. Он был отвратительный. Поляки положили туда столько мяты, что я всю оставшуюся дорогу плевался. После второго магазина я забыл, куда мне надо идти, и в какую сторону, чтобы вернуться к моему автобусу – время бежало очень быстро, и про порт я забыл, когда посмотрел на часы.

В это место я шел улицей, по которой ездили трамваи, и я запомнил остановку, с которой пошел искать порт. Поэтому, недолго думая, я на английском спросил одного пешехода, как мне выйти к трамвайной линии. Он мне ответил вопросом на вопрос – «куда мне надо?» – и на русском языке. Оказалось, что русский язык здесь знают все, даже собаки. Я ему объяснил, куда мне надо, и он показал мне улицу. По этой улице я вышел к автобусу, но было еще рано уезжать, и я отправился в столовую.

Суп, который нам рекомендовал попробовать гид, уже не было, а меню было на польском, которого я не знал вообще, и поэтому поступил просто – показал кассиру на поднос впереди шедшего туриста, и объяснил кассиру жестом, что мне надо то же. Расплатился польскими деньгами – получилось семьдесят злотых. С подносом в руках поднялся на второй этаж, и принялся за свой обед. Я взял второе, компот, и хлеб. На второе мне положили огромную котлету и полную миску пюре из картошки. Когда я, наконец, все это съел, еле поднялся из-за стола, и с трудом добрался до автобуса.

До отъезда оставалось еще минут пятнадцать, и у автобуса никого не было. Я прошел по улице, и увидел хостел. Зашел в него и стал узнавать, сколько стоит проживание в нем – на французском языке. Девушка не стала мне говорить цену, а сразу попросила мой паспорт. Но я не собирался там жить, и вышел на улицу. С набитым желудком было трудно ходить, я нашел пустую скамейку и стал сидя ждать остальных туристов. Сидел, такой умиротворенный, и грелся на польском солнышке. Мимо меня походила кампания молодежи, и какой-то оболтус меня спросил на английском, где тут можно выпить пива. Я ему стал рассказывать на французском языке, но он меня не понимал, потом я рассказал на испанском, он опять не понял. Я спросил его на итальянском, но и этого языка он не знал. Тогда я жестами объяснил, куда идти, и сколько времени. Компания проследовала дальше, и до меня дошло, что, судя по акценту, это были мои соотечественники. Слово пиво на английском носителями языка произноситься по-другому. Эта компания была из России.

Наша группа забралась в автобус, и мы поехали обратно, на родину. Уже в одиннадцать вечера я попал в свой номер, залез в душ, и через полчаса уже спал – крепким сном. Заграница была похожа на заграницу, но там жили такие же простые люди, только они знали не только свой, но и русский язык. В этом я убедился позже: и во Франции знали русский язык, и в Финляндии, и даже в Италии, – надо было только слушать разговоры окружавших людей. А вот как узнают во мне русского, я так и не понял…