Текст книги "Волшебные тавлеи"

Добравшись по ходу солнца до первого мыса и увидев вдали точно такой же, после отдыха повернули обратно, решив попытать счастья в другом направлении. Двигаясь все время вдоль моря, обнаружили просвет и тропу, пробитую какими-то животными. Поспорили, как водится, двинулись по тропе. Количество попугаев, освоивших общение на человеческом языке и почему-то предпочитавших ему птичий, не уменьшилось, и наши путешественники продолжали непроизвольно вздрагивать, когда кто-то впереди (или сбоку, или позади) вдруг орал дурным голосом: «Кар-р-р-раул, пр-р-р-ришельцы!»

Уже порядком устав, – им пришлось подниматься, – они наконец миновали заросли и их глазам открылась равнина, покрытая невысокой травой и довольно многочисленными деревьями, напоминавшими в профиль мухоморы. За равниной виднелась гора, не очень высокая, с плоской вершиной, откуда, по всей видимости, открывался хороший вид на остров. На равнине, вопреки ожиданию, не наблюдалось никаких животных, что служило лишним доводом в пользу гипотезы Мадагаскара. Об отсутствии крупных копытных на острове Владимир твердо знал с тех пор, как получил железобетонную «пару» на уроке географии, отправившись играть в футбол и не прочитав учебника, после чего, отвечая, он поселил здесь всех известных ему на тот момент африканских зверей.

И тут Тахмам наотрез отказался следовать дальше. Ему требовался отдых, а потому, – все равно на ночлег придется возвращаться обратно в хижину, а времени оставалось не так уж и много, – он посидит и подождет Владимира и Синдбада здесь.

Не став препираться, они прошли еще с половину фарсанга, оценили расстояние и время, которое понадобится им для штурма горы, после чего пустились в обратный путь, обнаружив, к своему удивлению, двигавшегося им навстречу горе-Робинзона. Тому неожиданно пришла в голову мысль, что на него могут напасть хищники, после чего он и пустился вдогонку. Ходить на сколько-нибудь значительные расстояния он совершенно разучился, и теперь плелся сзади, проклиная судьбу. Время от времени, правда, он принимался укорять и себя, за то, что поддался уговорам «этих неудачников» и ввязался в очевидную авантюру. Когда же Синдбад, которому это нытье надоело, поинтересовался, почему он считает их «неудачниками», последовало разъяснение:

– А кто же еще? Пока я шел один, я шел все время под гору, и идти мне было легко. А стоило связаться с вами – идти приходится в гору…

То, что они идут в обратном направлении, он в расчет принимать отказывался наотрез.

* * *

После ужина привычных посиделок не было. Все трое легли спать пораньше, чтобы завтра с рассветом отправиться в путь. Даже Тахмам, у которого настроение менялось каждую минуту, собрался принять участие в экспедиции и устроился в своем углу, не угостив в этот вечер своих слушателей-лемуров обычной байкой, но, к его чести, не забывший о причитающихся им фруктах.

Спалось плохо; кто-то постоянно шастал в темноте, и Владимир постоянно просыпался. По-настоящему он заснул только под утро, когда пора уже была подниматься, а поднявшись, обнаружил своих спутников уже готовыми к походу. Стало понятно, кто беспокоил его ночью: оба они привели себя в полный порядок, – хоть сейчас на прием к халифу.

Позавтракав и закинув за плечи сумки с фруктами, привязав к поясу кокосы с водой, они двинулись в путь, под привычное: «Добр-р-р-р-рое утр-р-р-ро, сэ-р-р-р!..»

Привал они сделали, когда солнце уже перевалило за полдень, воды в кокосах заметно поубавилось, а до горы оставалось четыре-пять фарсангов. И тут выяснилось, что шедший сегодня наравне с прочими Тахмам, устав подозрительно меньше остальных, имел к тому полные основания, поскольку в сумку, которую нес, положил не фрукты, а одежду, в которой попал на остров и которую с тех благоразумно хранил в матросском сундучке. Делиться с ним пришлось Владимиру; Синдбад наотрез отказался дать что-либо «этому пройдохе», несмотря на доводы последнего – не может же он показаться в городе в таком виде, а больше в сумку ничего не поместилось. Им, как, впрочем, и остальными, владела уверенность, что с вершины горы они обязательно увидят город. Всю дорогу он удивлялся, как это ему в голову не пришла мысль отправиться туда сразу после кораблекрушения, а не сидеть без толку на берегу. Однако, по мере дальнейшего продвижения, это удивление потихоньку переросло в твердую уверенность, что идея пришла именно ему, и что никому иному, как только ему, все трое и обязаны своим спасением.

Стоит ли удивляться тому, что с вершины горы, оказавшись там уже в сумерках, они увидели огни далекого города?..

* * *

А далее… Далее события понеслись вскачь, как застоявшиеся скакуны. Несмотря на кажущуюся близость, у них ушел еще один день, чтобы, переночевав, достигнуть города поутру. Синдбад здесь бывал пару раз, а потому сразу же решительным шагом направился в порт. Тахмам то ли потерялся, то ли сознательно отстал, во всяком случае, наши путешественники лишились его общества, о чем, в общем-то, не сожалели. Почему именно в порт, а не куда-либо еще? В город Луны, приходило довольно много кораблей за прекрасными кристаллами горного хрусталя, и Синдбад рассчитывал встретить кого-нибудь из знакомых купцов. Но вместо этого… О таком подарке судьбы нельзя было и мечтать – в порту они обнаружили «Грозу морей» – лучший военный корабль халифа, да что там халифа – на всем побережье. Причем, капитан корабля был хорошим знакомцем Синдбада.

Судьба у корабля выдалась тяжелой. Два раза он тонул, пострадало множество народу, но, тем не менее, никто не погиб. Первый раз он утонул, едва будучи спущен со стапелей. По старинной морской традиции, прежде дооснащения, полагалось разбить о борт кокосовый орех. Пущенный со страшной силой кокос пробил борт ниже ватерлинии – и корабль благополучно утонул прямо здесь, рядом с верфью. Созданная комиссия по скором рассмотрении дела, обнаружила прямую вину капитана, который еще не ступал на борт корабля, а также команды, которая даже не была набрана целиком. Всех разогнали.

Корабль был поднят, на него установлена дополнительная обшивка, кокос, – на всякий случай – разбит до спуска на воду, разлетелся вдребезги и сразу, что было воспринято как хорошее предзнаменование. Была отдана команда спустить корабль на воду, но, вследствие внесенных в проект изменений, он, сразу со стапеля, прямиком направился на дно. Разогнали очередную команду и капитана.

Зато третья попытка, после второго подъема, оказалась успешной, и корабль превратился в грозную боевую силу. Двухпалубный, вооруженный катапультами – на нижней палубе, по десять с каждого борта, и баллистами – на верхней, также по десять, с командой, обученной, помимо всего прочего, драться семиметровыми веслами, имевшимися на всякий случай в качестве аварийного движителя, – ему не было равных на просторах океана. Пираты предпочитали сдаваться, едва заслышав о его приближении, ложились в дрейф и выстраивались вдоль бортов с поднятыми руками, стоило ему показаться на горизонте.

Халиф планировал построить несколько таких кораблей, придать им в помощь суда малого калибра и, таким образом, получить несколько флотов, способных контролировать все окрестные моря и океаны, но перед ним встал вопрос: или гарем, или флот. Имевшихся финансов на содержание того и другого одновременно было явно недостаточно, и халиф, скрепя сердце, был вынужден отложить создание флота до лучших времен.

Принятый как родной Синдбад и капитан «Грозы морей» Газван удалились в каюту последнего, а Владимир, не зная, куда ему приткнуться, прислонился к борту в том месте, где был менее всего заметен и создавал менее всего помех. На всякий случай тайком потер лампу – бесполезно, джинн как в воду канул.

Вскоре появился Синдбад, который сообщил, что корабль завтра поутру отправляется в Багдад, сопровождая несколько купеческих кораблей, и что их берут на борт за чисто символическую плату. Владимир напомнил капитану, что тот дал самую страшную из всех самых страшных клятв о невыходе в море без компаса. Данный случай к делу не относится, заявил Синдбад, поскольку он выходит в море не как капитан, и даже матрос, а как гость; потом, подумав, предложил Владимиру купить компас за его счет и впоследствии рассчитаться при первой возможности. Последний согласился – ему было просто интересно, что представлял собой этот всем известный навигационный прибор в те далекие (тем более сказочные) времена. Оказалось, – небольшую деревянную рыбку, склеенную из двух половинок, которая, будучи помещенной в тарелку или казан, наполненные водой, разворачивалась головой в сторону севера, а хвостом, соответственно – на юг. Отданные за это чудо в лавке «Все для морехода» пятьдесят золотых показались Владимиру несколько чрезмерной платой.

* * *

События, между тем, и не думали замедлять свой бег. Первый день плавания прошел без приключений, причем делать Владимиру было совершенно нечего, и он без толку слонялся по палубам, рассматривая и постигая устройство корабля и боевых машин. Зато второй день, едва рассвело, преподнес сюрприз.

Вдали, прямо по курсу, показался небольшой корабль. Судя по оснащению – двухмачтовый доу, он был оснащен и двигался весьма странно. Парус на передней мачте то надувался ветром, то безжизненно опадал, на задней – был свернут. Корабль сильно кренился, то полностью погружаясь в волны, из которых, казалось, больше не покажется, то вновь взмывая, разбрасывая в стороны брызгами тучи воды. Его движение больше всего напоминало перемещение пьяного человека, находящегося в таком состоянии, когда оно, движение, становится первоочередной целью, полностью вытеснив представления о конечном месте назначения. На палубе и у руля никого не было видно.

Команда «Грозы морей» сгрудилась у одного борта, в результате чего она получила небольшой крен, и принялась громко и одновременно обсуждать неизвестное судно, размахивая руками. В этот момент она чем-то здорово напоминала стаю ворон.

– Что они там, с ума посходили? – пробормотал Газван, стоя на капитанском мостике. Собственно, мостиком служило небольшое огороженное место на баке, доступ в которое был доступен только капитану. Синдбад и Владимир расположились под ним, поскольку доступа, естественно, не имели.

– А фигура… Носовая фигура… Есть? – как-то встревожено, замирающим голосом произнес Синдбад.

Газван поднес к глазам ладонь козырьком.

– Ну да, – ответил он спустя минуту. – Чудовище какое-то, с раскрытой пастью… Ох!.. Да ведь это «Золотой ишак»!..

* * *

Читателям, «заболевшим морем», конечно же, хорошо известны книги замечательного писателя Льва Николаевича Скрягина. И хотя среди них нет художественных, его очерки, написанные так, словно автор сам был непосредственным свидетелем описываемых событий, читаются, как говорится, на одном дыхании. А закончив чтение, иногда невольно с недоумением оглядываешься: неужели ты, только что стоявший на палубе корабля, в морских просторах, находишься в обыденной обстановке, далеко от тех мест, куда перенесло тебя повествование. Тайны морских катастроф, тайны подводных сокровищ, тайна «Марии Целесты»… Вот на этой последней тайне мы и остановимся, приведя небольшой кусочек из книги Л. Н. Скрягина «Тайны морских катастроф». Воспользуемся изданием 1986 года, выпущенным издательством «Транспорт».

Итак.

4 декабря 1872 г. командой корабля «Дея Грация», приблизительно в 400 милях от Гибралтарского пролива была обнаружена бригантина «Мария Целеста». Судно шло под парусами, однако кто-либо на его борту отсутствовал.

Осмотр показал следующее.

«Первое… открытый люк носового трюма. Его деревянные лючины валялись рядом на палубе внутренней стороной вверх… Из отверстия замерного колодца у отливной помпы торчал фут-шток. По нему можно было определить уровень попавшей в трюм воды – около метра.

На палубе валялись перепутавшиеся снасти, обрывки манильских канатов свисали за борт в воду.

Второй трюм тоже оказался открытым. Его люковые крышки были сложены нормально – нижней стороной к палубе. В этом трюме также между рядами бочек плескалась вода.

…каюта капитана. Здесь было достаточно светло – свет проникал через верхний люк, непонятно почему открытый. Палуба, переборки и все вещи в каюте были влажными. Мебель стояла на своих местах, койка – аккуратно заправлена, одежда – на вешалке. На письменном столе – несколько свернутых в рулон карт…

…следующее помещение, оказавшееся кают-компанией.

Все здесь выглядело так, будто люди только что вышли отсюда. На обеденном столе были расставлены тарелки и чашки, лежали ложки, ножи и вилки. У иллюминатора стояла швейная машинка с незаконченной работой – детской рубашкой. На полу разбросаны игрушки (видимо, капитан взял в плавание жену и ребенка).

В верхнем ящике стола… связки писем, какие-то бумаги, старые газеты, две библии, готовальню и конверты для писем. Из книжного ящика он (штурман, проводивший осмотр – СТ) извлек большую деревянную шкатулку, инкрустированную перламутром. Она была не заперта. Здесь хранились золотые кольца, браслеты, медальоны, ожерелье, украшенное камнями, названия которых штурман не знал, и множество безделушек. В одном из отделений шкатулки лежала толстая пачка банкнот достоинством в десять английских фунтов стерлингов каждая. Под ней была пачка потоньше – американские двадцатидолларовые ассигнации…

Дево (штурман – СТ) спустился по трапу вниз и стал осматривать помещение, где жила команда бригантины. На палубе кубрика плескалась вода. В остальном же здесь был порядок: рундуки с личными вещами матросов – на месте, четыре койки заправлены, на лине, натянутом у переборки, сушились матросские робы и зюйдвестки. На круглом столе стояла большая красивая раковина – створка тридакны. То, что увидел в ней Дево, окончательно сбило его с толку. В раковине лежали курительные трубки – предмет постоянной заботы и гордости любого матроса. «С трубкой моряк расстается в самом крайнем случае. Значит, здесь произошло что-то непредвиденное, что-то страшное, если люди столь поспешно оставили свое судно», – пришел к выводу штурман «Деи Грации».

Рядом с матросским кубриком находился камбуз. Там по залитой водой палубе плавали кастрюли, черпаки, миски и медный таз. В смежной с камбузом кладовой Дево обнаружил солидный запас провизии: огромные окорока, солонину в дубовых бочках, сушеную рыбу, овощи, муку, несколько голов сыра.

Штурман прикинул, что всей этой снеди экипажу могло бы смело хватить на полгода, если не больше.

У наружной переборки носовой надстройки, укрепленные канатами, стояли липовые бочки с пресной водой. Одна из них была немного отодвинута в сторону, и крепление в ней ослабло…

Кормовой шлюпки нет. Яла – тоже. Поручни у трапа с левого борта сняты».

Штурман, за вознаграждение, согласился довести корабль до ближайшего порта.

«Вечером 7 декабря 1872 г. «Дея Грация» отдала якорь на внутреннем рейде Гибралтара. На следующее утро сюда благополучно прибыла и «Мария Целеста».

Дево был восхищен замечательными мореходными качествами бригантины: судно прекрасно слушалось руля, было легким на ходу и могло очень круто идти к ветру. Однако, как ни старался штурман «Деи Грации» проникнуть в тайну бригантины, выяснить что-либо новое ему не удалось. Перебирая в уме вереницу самых странных, почти невероятных фактов и обстоятельств, предшествовавших встрече «Деи Грации» с покинутой людьми бригантиной, штурман не мог сделать сколько-нибудь логичного заключения».

Не будем лишать любознательного читателя возможности самому ознакомиться с прекрасной книгой, а просто приведем (на наш взгляд) самую правдоподобную гипотезу, призванную объяснить случившееся.

«Одна из самых любопытных современных версий – гипотеза американца Кобба, племянника Бриггса (капитана «Марии Целесты» – СТ). Говорят, что Кобб каким-то образом сумел на время заполучить у сына капитана Морхауза семейный архив и изучить все материалы, относящиеся к тайне «Марии Целесты». Кроме того, Кобб детально ознакомился с материалами следствия по бригантине, сохранившимися в архивах английского Адмиралтейства. Версия Кобба изложена в его книге «Розовый коттедж», изданной в Америке в 1940 г. Вот вкратце его гипотеза.

Причина трагедии – груз «Марии Целесты». Тысяча семьсот деревянных бочек со спиртом не были герметично закрытыми. 24 ноября 1872 г. в кормовом трюме бригантины произошел взрыв скопившихся паров спирта. Взрыв этот был небольшим, и деревянные люковые крышки остались на месте. Бриггс приказал проветрить трюм – матросы сняли люковые крышки. Позже в носовом трюме также взорвались пары спирта. Этот взрыв был сильнее первого – люковые крышки, отброшенные взрывной волной, оказались перевернутыми.

Бриггс, решив, что через несколько минут бригантина взлетит на воздух, дал команду немедленно спустить шлюпку. Все это происходило в обстановке наступившей паники. По всей вероятности, первыми в шлюпку сели жена капитана с дочерью, штурман Ричардсон и один из матросов. Бриггс бросился к себе в каюту, в спешке собрал судовые документы, взял хронометр и секстан, но забыл о судовом журнале. Кок в это время брал на камбузе провизию для шлюпки (вот почему на «Марии Целесте» не нашли следов приготовленной пищи).

Вероятно, Бриггс не намеревался совсем покинуть бригантину – он просто хотел переждать взрыв на достаточно безопасном расстоянии. Для этого шлюпке нужно было отойти на 100–150 м. Но буксирного каната такой длины на «Марии Целесты» не оказалось. Второй штурман Джиллинг с матросом сняли для этой цели деррик-фал – длинную снасть, которой поднимают косой парус. Вот почему на грот-мачте «Марии Целесты» парус был спущен. (Более того, Кобб разыскал в архивах протокол допроса Дево, где тот утверждает, что, готовя «Марию Целесту» к плаванию в Гибралтар от Азорских островов, он не нашел на бригантине деррик-фала и вынужден был основать его заново.)

Когда отцепили деррик-фал и все сели в шлюпку, Бриггс вспомнил, что не взял с собой компас. Матрос, которому это было поручено сделать, в спешке погнул нактоуз и уронил компас на палубу.

Шлюпка, быстро отойдя от бригантины примерно на 130 м, удерживалась на буксире. «Мария Целеста» дрейфовала. Сидя в шлюпке, все ждали третьего, сильного взрыва. Но Бриггс не учел, что его не могло практически произойти, потому что оба трюма уже были вскрыты и пары спирта улетучились. Никто не заметил, как ветер неожиданно изменил направление и наполнил паруса бригантины. «Мария Целеста» быстро набрала ход, а тяжелая, перегруженная людьми шлюпка стояла на месте. Деррик-фал натянулся и лопнул. Шлюпка не смогла на веслах догнать бригантину. «Мария Целеста» ушла на восток. А шлюпку Бриггса поглотил начавшийся шторм…»

* * *

– Ничего не понимаю, – бормотал Синдбад, до боли в глазах вглядываясь в бредущий «без руля и без ветрил» корабль. – Я ведь говорил тебе… Что могло случиться?

– А это мы сейчас узнаем! – решительно, даже как-то весело, заверил его Газван.

Он поднял руку. Последовала команда.

– Вдоль обоих бортов, согласно заранее приобретенным билетам, по росту, лицом друг к другу в шахматном порядке ста-а-ановись!

Результатом бестолковых, но при этом не занявших долгое время, метаний по палубе, явились две шеренги, причем не по росту, как было скомандовано, а абы как. Учения, по всей видимости, проводились крайне нерегулярно, если проводились вообще.

– Он до службы в армии служил в торговом флоте, – шепнул Синдбад Владимиру, хотя это совершенно ничего не объясняло.

– Боевой расчет баллисты номер пять по левому борту!

– Мы! – вперед шагнуло едва ли не половина строя.

Последовало разбирательство. Постепенно отсеялся боевой расчет баллисты номер пять по правому борту, боевые расчеты баллист других номеров, а также те, кто сделал шаг вперед, последовав примеру товарищей. Повозив боевую машину по палубе туда-сюда, видимо, беря прицел, расчет застыл.

Владимир покачал головой; он как-то иначе представлял себе лучший боевой корабль.

– Матрос Баркук!

– Я!

– Занять боевое место!..

– Есть!

Один из матросов, выскочив из строя, словно заяц, промчался к баллисте и плюхнулся в ее ложку, куда обычно помещался булыжник.

– Ставлю задачу: долететь, осмотреть, доложить! Товсь!

Один матрос из боевого расчета поднял солидный молот. Остальные отошли подальше.

– Пли!..

Матрос со всей дури шарахнул молотом по рычагу, баллиста подпрыгнула, ложка ударилась о поперечную планку, Баркук взмыл в воздух и направился в сторону «Золотого ишака».

Владимир с интересом наблюдал за его полетом, как вдруг случилось ужасное. Матрос уже миновал приблизительно половину расстояния, отделявшего «Грозу морей» от «Золотого ишака», когда из моря вымахнула огромная акула и, разинув усеянную огромными острыми зубами пасть, ринулась ему навстречу.

Трудно сказать, что сыграло свою решающую роль: удача, сметка, чувство самосохранения или боевая выучка, но Баркук не растерялся. Разом распахнув полы своего халата, он на какое-то время превратился в некое подобие дельтаплана, вильнул в сторону, обогнул ошарашенного хищника, беспомощно плюхнувшегося в родную стихию, и вновь вернулся на курс. На корабле полторы сотни (или даже больше) облегченных выдохов слились в один, команда разом гаркнула нечто одобрительное, и это принесло больше вреда, чем пользы. Обернувшийся на звук Баркук, перестав контролировать траекторию полета, влип в мачту (корабль при этом накренился), инстинктивно обхватил ее руками, некоторое время находился без движения, после чего аккуратно сполз вниз на палубу и исчез из виду.

– Ну что ж, – одобрительно заметил Газван. – По крайней мере первая из поставленных задач выполнена. Будем ждать.

Синдбад, что вполне естественно, ждать не мог и рванулся было к баллисте, но Газван ловко ухватил его за пояс.

– Погоди, – рассудительно заметил он. – Согласно уговору, ты обещал заплатить мне за проезд, а тут, понимаешь, целая военная операция вышла. С разведкой и захватом корабля. Так что, если исходить из справедливости, наш договор подлежит пересмотру. Знаешь, хотя бы, сколько один выстрел стоит? Ого-го!.. Так что пять тысяч золотых, я думаю, будет вполне подходящей ценой.

– Сколько-сколько? – не поверил своим ушам Синдбад.

– Это я еще по минимуму посчитал. А если ты считаешь, что это дорого, могу прибавить Баркука. Не на совсем, конечно, только до ближайшего порта. Вдвоем вам не справиться, а трое – еще туда-сюда…

Синдбад задумался. Спорить с Газваном ему не хотелось, а денег у него, как легко догадаться, не было, о чем он и поведал капитану «Грозы морей».

– Готов взять товарами по курсу, но только сейчас, а то кто знает, что нас всех ждет завтра. Судьба моряка, она, сам знаешь…

Синдбад прошелся туда-сюда, наморщив лоб, потом, как-то не очень уверенно, произнес.

– Денег у меня нет, это я тебе уже говорил. Что там с кораблем и товарами на нем – тоже не знаю. А есть у меня один корешок… С ним очень быстро разбогатеть можно. Так что, если ты готов…

– Колдовство? – подозрительно осведомился Газван.

– Нет, что ты! Исключительно научный факт. У одного мудреца заморского купил.

– И что же это за корешок такой?

– Видишь ли, если этим корешком натереть котел, – маленький котел, чтобы корешка хватило, – то, если наполнить его водой и бросить туда камешек, он обратится в золото.

– А не обманываешь? – еще более подозрительно спросил Газван.

– Не веришь? Неси котел.

Газван подозвал одного из матросов и дал ему указание – принести казан. «Вот такой приблизительно», – он развел руки жестом, каким рыболовы обычно указывают размер пойманной ими рыбы, потом спохватился и чуть-чуть сдвинул ладони. «В общем, самый маленький, какой найдешь», – пояснил капитан, но Владимир заметил, что он при этом подмигнул.

Пока казан разыскивался и доставлялся, все пристально вглядывались в дрейфовавшего «Золотого ишака», но там, как казалось, ничего не происходило.

Затем послышался шум на палубе. Как оказалось, матрос тащил казан, в который без труда поместился бы целый баран. Со стороны, противоположной матросу, в казан вцепился повар, по-корабельному – кок, пытавшийся воспрепятствовать. Синдбад уже открыл было рот, чтобы указать на несоответствие размеров казана своим словам, когда кок победил. Он, не обладая достаточной силой, чтобы одолеть матроса, просто достал из казана огромный половник, стукнул оппонента по голове и утащил свое добро вместе с беспомощным противником обратно на кухню, по-корабельному – камбуз.

Казан все-таки был доставлен, не такой, конечно, как предыдущий, но тоже – емкостью с ведро. Синдбад засучил рукава, поставил его на палубу и принялся натирать корешком, что-то приговаривая. Газван не сводил с него пытливого взгляда.

Наконец, процедура была закончена, после чего в казан залита вода. Все было готово к трансмутации.

– Итак, – провозгласил Синдбад. – Все очень просто. Берем камень… – Он огляделся по сторонам, нагнулся и поднял небольшой камешек. – Кладем в казан, помешиваем, помешиваем… Оп-ля! – Он достал из казана маленький самородок. – И вся хитрость. Понятно?

Команда синхронно – что значит военный корабль! – разинула рты от удивления. Первым опомнился капитан.

– Доставить сюда запас метательных камней. Весь! – рявкнул он, и команда, как один человек, помчалась выполнять отданный приказ.

– Держи! – Синдбад протянул самородок Газвану. Тот взял его, осмотрел, потер, попробовал на зуб, несколько раз подкинул в руке и положил в карман. После чего обнял Синдбада и расчувствовался.

– Да погоди ты, погоди! – отбивался Синдбад. – Это еще не все. Есть одна тонкость. Этот корешок, он такое свойство имеет, что действует только тогда, когда камень бросает достойный человек, занимающий свое место. А если нет, то никакого превращения не происходит…

– О чем ты говоришь! – всхлипывал между тем благодарный Газван. – Разве могут у меня на корабле быть люди, не достойные занимать места… Им только дай волю, они где хочешь место займут…

Послышался дробный топот. Команда мчалась назад. Каждый тащил камень, кто во что горазд, некоторые тащили один на двоих-троих, причем размера явно большего, чем могло поместиться в казане. Этого никого не смущало. Даже кока, который, узнав, в чем дело, тащил на всякий случай с камбуза отвоеванный прежде казан. Каждый стремился попасть к заветному котелку первым, и первым бросить в него камень. Даже предупреждение о выполнении необходимого условия не подействовало. Однако, после первых неудачных попыток, энтузиазма несколько поубавилось. Признанные профнепригодными понуро стояли в сторонке, ввиду твердого обещания капитана списать их на берег, а заодно осрамить на весь Багдад, за то что обманным путем втерлись в доверие. Остальные неуверенно поглядывали друг на друга, в ожидании, кто следующим рискнет своей репутацией.

Наконец, капитану пришла в голову спасительная мысль.

– А ну-ка, пусть твой напарник кинет туда камень. Может, этот твой казан сплошной обман. Знаем мы вас, купцов…

– Пожалуйста, – пожал плечами Синдбад и повернулся к Владимиру. – Возьми у кого-нибудь камень и положи в казан.

Делать было нечего. Владимир взял услужливо протянутый ему булыжник, подошел к волшебному казану и, преодолевая жгучее желание шарахнуть упомянутый булыжник в упомянутый казан, просто плюхнул его туда. Как и следовало ожидать, ничего не случилось.

– Ага! – восторжествовал Газван. – Я же говорил, что все это сплошной обман и надувательство!.. Знаем мы вас, купцов…

Команда разом облегченно выдохнула и загомонила на разные голоса, но Синдбад поднял руку, призывая к молчанию.

– А что ты хотел, – он снова пожал плечами. – Мой напарник просто путешественник, причем сухопутный, к морю и морским делам касательства не имеющий. Так что казан совершенно справедливо показал, что на военном корабле ему не место.

Повисло каменное молчание, еще более тяжелое, нежели прежде. Действительно, сухопутному путешественнику на военном корабле делать было нечего, и казан, таким образом, снова подтвердил свою незыблемую правоту.

– Но ведь купцам на военном корабле тоже не место?.. – произнес Газван неуверенно.

– Во-первых, я капитан. А во-вторых, ты ведь тоже прежде служил в торговом флоте. Уж не хочешь ли ты сказать…

– Конечно, нет! Или кто-то имеет другое мнение? – Газван грозно глянул на команду.

Других мнений не имелось.

– Тогда вот что, – решил Газван. – Хватит на сегодня заниматься ерундой. Снаряды вернуть на место и приступить к исполнению службы согласно распорядку. А казан я пока отнесу к себе в каюту.

Он скрылся в своей каюте. Какое-то время отсутствовал, затем за бортом, приблизительно в кабельтове от корабля раздался всплеск, после чего капитан вернулся, туча тучей.

– Уронил за борт, – коротко сообщил он в ответ на недоуменный взгляд Синдбада. – Случайно. Ну, чего стал? Полезай в баллисту…

– Сейчас. Мне бы только наше местоположение узнать, да как в Индию добраться. Сколько мне еще плыть?

– Штурман!

Подбежал маленький суетливый старичок с каким-то прибором, напоминающим астролябию.

– Объяснить капитану Синдбаду, сколько ему осталось до Индии!

Старичок зачем-то нацелился на Синдбада своей астролябией, что-то покрутил, опустил, и принялся объяснять.

– Предположим, для определенности, что половину пути вы уже проделали. В таком случае, если вы преодолеете столько, сколько вам нужно, а затем еще половину того, сколько осталось, прибавив к нему четверть разницы между этими расстояниями, и еще прибавим расстояние, которое верблюд может преодолеть за сорок дней, то получится как раз десятая часть половины расстояния, равного трети оставшегося пути, если вычесть из него половину уже пройденного.

– Понятно? Полезай в баллисту…

Было видно, что Синдбад остался в прежнем неведении. Тем не менее, он покорно дал усадить себя в ложку, после чего совершил благополучное путешествие на «Золотого ишака», вписавшись в парус. Вслед за ним путешествие совершил Владимир, правда, менее благополучным образом: прежде чем попасть в парус, он несколько раз перевернулся в воздухе.

* * *

Придя в себя после потрясающего перелета с корабля на корабль, Синдбад и Владимир принялись осматриваться, готовые в любой момент подать сигнал Газвану. На палубе, как ни странно, никого не оказалось. Не только команды, но и Баркука. Который, впрочем, быстро нашелся по глухим крикам, шедшим из открытого люка. Осторожно заглянув туда, они и обнаружили матроса-неудачника, торчавшего вверх ногами из пустой бочки для пресной воды. Как выяснилось, едва не сломав мачту, он свалился на палубу, а поскольку корабль, в результате его попадания, продолжал сильно крениться то вправо, то влево, матрос прокатившись по настилу, угодил последовательно в открытый люк и бочку, где и застрял. Рассказывая об этом, он постоянно скашивал глаза и осторожно ощупывал свой нос, иссиня багрового цвета, таким образом, полностью оправдывая свое имя (для тех, кто не знает, баркук по-арабски означает слива).