Текст книги "Волшебные тавлеи"

9

…Всю ночь «Золотой ишак» тихо дрейфовал, подгоняемый слабым попутным ветром, а поутру, бросив якорь в гавани какого-то города, был вынужден продолжить свое путешествие едва ли не сразу по причине случившегося здесь досадного недоразумения.

Уже в гавани обстановка показалась странной; обычно суетливая и шумная, она как будто вымерла; ни на кораблях, ни на берегу не было видно ни матросов, ни торговцев, ни рабочих, – никого. Брошенные суда сиротливо покачивались на волнах, по пирсу и далее вдоль видимой части берега были разбросаны ящики и тюки. Стояла мертвая тишина. «Как Мамай прошел», – отметил про себя Владимир.

– Добровольцы на берег есть? – нарочито бодрым голосом осведомился Синдбад.

Таковых не нашлось; как назло, у всех матросов обнаружились давно откладываемые на потом дела, которые требовали немедленного исполнения. Одежку починить, письмо написать, то, сё… В самом лучшем положении оказались кок и его помощники – им никаких поводов искать не пришлось.

Синдбад взглянул на Владимира, вздохнул и на всякий случай сходил за саблей. Проверил, хорошо ли она выходит из ножен. Оказалось – плохо, после чего он, явно затягивая время, отнес ее обратно.

– Да я и пользоваться-то ей, собственно, не умею, – с какими-то извиняющимися нотками в голосе объяснил он, вернувшись. После чего отдал распоряжение.

– Мы отправимся в город и постараемся узнать, что случилось. Гребцы пусть останутся в шлюпке и находятся в состоянии постоянной готовности доставить нас обратно на корабль. Остальным, – как только шлюпка двинется к кораблю, – поднимать якоря и паруса…

Джинн, поерзав в лампе, вылез и, скосив глаза в сторону, попросился остаться на корабле.

– Я человек миролюбивый, а там… Кто знает, что там.

– Человек?..

– Да какая разница… Главное – миролюбивый.

– А может, слетаешь, посмотришь сверху, что и как?

– Боязно как-то… Неровен час – собьют…

Поэтому и шли сейчас Синдбад и Владимир по вымершим улицам, вздрагивая от каждого шороха, прислушиваясь и помалкивая. Наконец, послышался какой-то неясный гул, нараставший по мере каждого шага, сделанного по направлению к главной городской площади.

– Может, не будем испытывать судьбу?.. – спросил Синдбад скорее самого себя, затем махнул рукой. – Давай дойдем до площади, а потом поворачиваем назад.

Но стоило им осуществить свое намерение, как на абсолютно пустое пространство, вдруг разом наполнившееся невообразимым шумом, из какой-то улицы выскочил, весь в пене, истошно орущий ишак, преследуемый приблизительно такого же вида человеком. В мгновение ока они пересекли площадь и скрылись в противоположном ее конце. Вслед за ними на площадь вырвалась толпа, – бурный вопящий на все лады поток, в котором смешались люди и животные, – заполонила все окрест и принялась растекаться по улицам. Владимир и Синдбад, ошарашенные, едва успели прижаться к стенам, пропуская мимо себя это стремительное движение. Мгновение, – или вечность, – полноводная людская река истощилась, гул постепенно затихал, а прямо между ними остановился, тяжело дыша, небольшого роста человечек. По его виду было совершенно очевидно, что он рвется в погоню за унесшейся толпой, но не может этого сделать по причине упадка сил. Несколько отдышавшись, он ринулся было вдогонку, но был аккуратно остановлен Синдбадом, после пышного аккуратного извинения за причиненное беспокойство и приветствия, вежливо попросившего объяснить, что здесь происходит.

Из сбивчивого, постоянно прерываемого попытками убежать, рассказа, выяснилось приблизительно следующее.

Двумя днями ранее, вечером, когда солнце уже клонилось к закату, к чайхане на главной городской площади прибыл на своем ишаке некий местный житель, Али, густо облепленный репьями, в сопровождении ребятишек. Ребятишки устроили промеж себя сражение, где репьи использовались в качестве метательных снарядов, а он попал как раз между воюющими сторонами. Спешившись, осмотрев себя и ишака, Али рассердился, и громко крикнул мальчишкам:

– Что вы здесь делаете? Разве не знаете, что у городских ворот какой-то чудак бесплатно раздает халву?..

Услышав эти слова, те прекратили бросаться репьями и убежали, а Али, кое-как отодрав от себя и ишака основную массу репьев, зашел в чайхану, где подвергся легкому общественному порицанию: нашел, кого обманывать, тем более имея бороду с локоть. Затем посмеялись, помогли очиститься и пригласили за дастархан. Пошли разговоры, воспоминания о детстве, о шалостях, время летело незаметно, как вдруг в скором времени через площадь веселой стайкой промчались давешние ребятишки, поедая на ходу халву. Возникшее недоумение разрешилось тем, что сказанное не всерьез неожиданно оказалось правдой… Поудивлялись посетители чайханы, посмеялись, и разошлись.

На следующий вечер, то есть вчера, история повторилась с единственным отличием, что у городских ворот давали не халву, а виноград. Такое странное совпадение наводило на определенные мысли, которые совершенно случайно озвучил чайханщик, сказав:

– Ты бы не про халву да виноград, а про…

И осекся. После чего, некоторое время помолчав, добавил:

– Ты приходи сюда завтра поутру, дело есть…

Посетители, при сём присутствовавшие, понимающе переглянулись. В глазах у них потихоньку начали разгораться алчные огоньки. Вечернее чаепитие было скомкано, все поспешили разойтись по домам.

Ночью город не спал; то тут, то там, мелькали огоньки, то в одном, то в другом доме, слышалось: «…за все разом расплатимся…», «…землицы было бы недурно прикупить…», «…ты мне уже который год новые бусы обещаешь!..» Только к утру жужжание потревоженного улья прекратилось.

В общем, когда Али, вскоре после рассвета, двинулся в чайхану, народ уже высыпал на улицы. Никто ни с кем не разговаривал, все делали вид, что просто прогуливаются, причем у каждого сильно оттопыривались халаты, из-под которых выглядывала грубая мешковина. Некоторые водили за собой ишаков; с седел свешивались пустые мешки. Здесь же неизвестно каким образом оказались в полном составе команды всех без исключения кораблей, стоявших в гавани. Над городом висело тревожное ожидание.

Когда Али пришел в чайхану, там было не то что яблоку – маковому зернышку негде упасть. При виде его народ разом взволновался.

– Ты что, пораньше встать не мог? – взволновались. – Тащится, как три дня. Извелись уже. Давай, предсказывай побыстрее, и побежали.

– Куда? – не понял Али.

– Как это, куда? – удивились собравшиеся. – Весь город знает, а он, видите ли, нет. Предсказывай, не тяни кота за хвост.

– Что предсказывать? – продолжал не понимать Али.

– Как это, что? Где…

– Где динары бесплатно дают!.. – вылез вперед кто-то, обладающий писклявым голосом.

– Да какие-такие динары бесплатно дают?.. – в свою очередь удивился Али.

Услышав долгожданное, хоть и в виде вопроса, народ разом выдохнул: «Динары бесплатно дают!», и в едином порыве, сметая все на своем пути, припустил к городским воротам. Где, вопреки ожиданиям, никого не обнаружил.

Подождав некоторое время для приличия, оскорбленный в своих самых чистых помыслах и намерениях народ бросился на поиски виновных, каковых и отлавливает в настоящий момент по всему городу – уж больно верткие оказались…

Опять послышался нарастающий шум, и рассказчика оказалось невозможным удержать никакою силою. Он вырвался и помчался ему навстречу.

Синдбад задумчиво посмотрел на Владимира и сказал:

– А ведь как только они будут пойманы, начнут разбираться по всей строгости и наказывать кого попало… Давай-ка поторопимся!..

По этой-то причине и был вынужден «Золотой ишак» выйти в море, не пополнив обычным образом припасов.

* * *

…Погода благоприятствовала, а потому команда бурно предавалась обсуждению случившегося в городе. Каждый старался припомнить хоть что-нибудь, связанное с удачным или неудачным предсказанием, когда вниманием всех завладел джинн, покончивший с очередным огромным бутербродом.

– Был у меня как-то случай, – так повел он свой рассказ. – Уж я так сразу и не вспомню, где, а жил-был один падишах. Обычный такой падишах, не лучше и не хуже прочих. Суеверен только не в меру, а еще жадноват и, по временам, самодур. Попадет вожжа под халат – и пиши – пропало. Пока по-своему не сотворит, ни за что не отступится. Жизнь вел размеренную и правильную: с утра визирей принимал, те ему об успехах в хозяйстве и полном благополучии в подвластной стране докладывали, затем на балкон выходил, слушал приветственные крики народа, потом завтрак, охота, обед, приемы, – в общем, ничего интересного. Жизнь как жизнь. Пока однажды, на пиру, среди своих друзей, таких же простых падишахов из соседних стран, как и он, не услышал байку про предсказателя. Ту самую, где какой-то звездочет взялся предсказать правителю, каким именно образом тот войдет во дворец. Помните? Ну, там, правитель выходит из дворца, во дворце сколько-то дверей, и нужно было предсказать ту, через которую правитель вернется…

Посмеялись над байкой, а эта самая вожжа возьми и угоди нашему падишаху под халат. Какой-такой шайтан его за язык дернул, только он и говорит:

– Ну-ка, позвать ко мне всех звездочетов-предсказателей городских!.. Сейчас мы сами убедимся, насколько правдивы все эти россказни…

Побежали слуги, собрали всех звездочетов-предсказателей городских, во дворец доставили пред светлые очи правителя и его друзей.

– Так и так, – говорит им падишах, – ставлю перед вами задачу. Сейчас я выйду из дворца, и вернусь обратно. Кто из вас сможет предсказать, каким способом я вернусь, получит от меня половину казны и царства. А кто не сможет, будет опозорен таким образом, что не смоет его до скончания дней. В том слово мое твердое, честное, падишахское, и клятва страшная, нерушимая.

Засмущались звездочеты-предсказатели, зашушукались. Оно, конечно, полцарства еще никому не помешало, да только как бы не обмишуриться? Дверей полно, подземные ходы там, опять же, через стену по лестнице перемахнуть можно…

А падишах знай себе похохатывает.

– Если, говорит, не найдется среди вас достойного предсказателя, я тогда указ специальный издам, запрещающий вашу обманывающую народ шарлатанскую антинаучную деятельность.

Совсем приуныли прорицатели, а потом духом воспрянули. Вытолкнули из своих рядов самого невзрачного звездочета, в одежонке поношенной, колпаке помятом, в общем, неказистого на фоне всех остальных до последней степени.

– Вот, говорят, это наш самый главный предсказатель, ему и ответ держать. Если требуется кому-то за всех отвечать, так лучше него и не найти. Только ты уж, ваше величество, всех остальных от позора избавь. Сам видишь, какую жертву приносим во имя справедливости.

А тот вырывается, обратно спрятаться норовит.

– Когда это я самым главным стал? Вы меня за сто фарсангов обходите, отворачиваетесь, руки не подаете, и вдруг – главный?

– Наше поведение, – отвечают ему, – всего лишь яркое свидетельство твоих достоинств, равных коим среди нас не наблюдается. Потому и не смеем…

– Живу впроголодь, питаюсь черствой коркой через два дня на третий, в долгах весь…

– Смешно рассуждать, – втолковывают, – когда тебе полцарства и полказны обещано. Какие черствые корки? Какие долги? Ты, вообще, о чем?.. Давай-давай, угадывай. Если же не судьба, то пусть тебе будет утешением, что не за себя – за науку пострадаешь, ну, и за товарищей по ремеслу… А будешь упираться, – это уже тихо пообещали, чтобы падишах не слышал, – мы тебе стольких лещей отвесим, на трех караванах не увезешь.

Видит несчастный, деваться ему некуда. Согласился.

– Только, – говорит, – давайте немного условия изменим. Не во дворец вернуться, а в город, с охоты завтрашней. В городской стене двенадцать ворот, так что разницы, в общем, никакой… И еще: пусть меня сегодня и завтра, до того как падишах вернется, кормят-поят лучшими яствами и напитками. Ну и напоследок – послабления прошу. Пусть падишах не возвращается теми воротами, через которые на охоту поедет.

На том и порешили. Весь день звездочет то одно блюдо заказывал, то другое; так отъелся, что еле-еле к вечеру смог к предсказанию приступить. Раскрыл книгу какую-то, бросил кости, посмотрел, что на костях выпало, потом в книгу, написал что-то пергаменте, обвязал веревочкой, залил сургучом и отпечатал палец. После чего пергамент был аккуратно закрыт в ларец, возле ларца установлена стража, а ключ забрал себе падишах.

Чуть утро, отправился властитель охотится, и тут ему черная кошка дорогу перебежала, а у колодца сразу с десяток женщин с кувшинами повстречались. С пустыми. Нет, чтоб пораньше за водой отправиться… А перед самыми воротами – сразу пять лысых лошадей. Да и охота не задалась – одни зайцы, и те все поодаль. За половину дня ничего не наохотились, в обратный путь подались. Только к воротам, вспомнил падишах о данном слове, не въезжать в те, из которых выехал. И призадумался крепко. Ему друзья-падишахи говорят: чего, мол, задумался? Выбирай любые – и вперед. Опозорим предсказателя, и за дастархан, пировать.

– Легко сказать, в любые… – бормочет. – А ну как не угадаю? Чего он там такого понаписал? Сами видели, какой день сегодня… Так никаких полцарств не напасешься.

– И что теперь? – спрашивают. – Стену ломать будешь, как в байке?

– Еще не хватало, – отвечает. – А ну как война, неприятель? Много ли навоюешь с разобранными стенами?.. К тому же, наверняка ему про тот случай известно. Какие гарантии, что он не про стену написал?

В общем, ему – одно, а он в ответ – другое. Плюнули, в конце концов, друзья-падишахи и по домам разъехались.

– Нечего, – говорят, – и затевать было, если такой суеверный. Вошел через любые, сказал, не угадал, мол, опозорил – и делу конец. А раз так, то и оставайся тут, броди, угадывай.

Посмотрел он им вслед, и уныло так пробормотал:

– Если б не честное падишахское слово, так бы и поступил…

В общем, жизнь, что у падишаха, что в стране его, пошла наперекосяк. Сплошная неопределенность. Один мается – то к одним воротам подойдет, то к другим – а вдруг как раз те самые, что звездочет в пергаменте прописал? Подданные тоже не знают, что делать, к кому на поклон идти. Пойдешь к падишаху, неровен час угадал предсказатель, окажешься в той половине царства, которая к нему отойдет, попадешь в немилость. А если к звездочету сунешься, такая же неприятность может случиться, только уже с действующим падишахом. А тот шатер перед городской стеной разбил, – надо же как-то жизнь налаживать, – дворец новый задумал строить, строителей уже было позвал, джиннов. Я, кстати сказать, среди приглашенных оказался, потому мне эта история и известна во всех деталях.

Дошло до того, что хозяйство в стране, – оно ведь только по докладам визирей в полном порядке содержалось, – стало приходить в состояние полной разрухи по причине воровства и некомпетентности. Ропот среди населения пошел, – да и среди царедворцев тоже, чего правду скрывать, – чуть не в открытую о мятеже да дворцовом перевороте. Тогда кто-то из визирей и надоумил падишаха встретиться со звездочетом с глазу на глаз в тайном месте, да и договориться о том, как из сложившейся ситуации выйти без потери лица.

Встретились, договорились.

Рано по утру, падишах на белом слоне, в сопровождении огромной толпы подданных, въехал через одни из ворот на белом слоне и проследовал во дворец. Там, посреди дивана, в присутствии опять собравшихся по такому важному поводу друзей-падишахов, призвал звездочета, поставил перед ним шкатулку с пергаментом, и спрашивает его:

– Говори нам по совести, какие у тебя там ворота записаны, а то я, понимаешь, в суете ключ от нее потерял.

– Не помню точно, – предсказатель отвечает, – давно это было, но как раз те, через которые ваше величество въехать соизволили.

Охнул разом весь дворец, а потом и весь город.

– Что ж, – падишах говорит, – слово мое крепкое, честное. Забирай половину царства и половину казны, как обещано было.

Тут такое молчание воцарилось во всем падишахстве, не то что муха пролети – перышко на землю урони, и то громом небесным покажется. И посреди этой тишины звездочет хлоп на колени перед правителем.

– Не вели казнить, – кричит, – вели слово молвить. Не нужно мне никакого полцарства, и казны не нужно, дозволь только под твоим мудрым правлением жить! Где еще на свете найдется такой справедливый, честный и мудрый правитель, верный своему слову? Готовый все отдать, лишь бы не обидеть неправдой самого ничтожного из своих подданных? Ничего мне не надо, разве вот только дворец тот, который строить начали по соседству, да консерваторию, за звездами наблюдать, да… Впрочем, чего там? Я тут списочек небольшой набросал, по мелочи…

И тут же, достав списочек, зачитывать начал, пока, где-то через полчаса, падишах его не прервал.

– Ладно, – говорит, – чего уж там, все тебе будет. А за скромность твою назначаю тебя отныне главным предсказателем.

После чего сам речь сказал, о справедливости. С тех пор слава о нем пошла как о самом честном правителе, долженствующим служить назидательным примером прошлым, текущим и будущим поколениям…

Кстати сказать, шкатулку с пергаментом так и не открыли, потерялась в суматохе праздничной по случаю торжеств воссоединения, только вот не помню какого именно: то ли двух полцарств, то ли падишаха с царством, а скорее всего падишаха с подданными…

– А у нас вот тоже случай был, – тут же подхватил разговор матрос, который, насколько Владимир мог припомнить, еще ни разу ничего не рассказывал. То ли у него не было про запас достойной истории, то ли еще чего, но было видно, что накипело и рвалось наружу. – Он, в общем, к предсказаниям имеет весьма далекое отношение, а если правду сказать, то совсем никакого, но все равно занятный. Жил у нас в кишлаке один дехканин, и было у него три сына. Так себе жили, концы с концами сводили, не бедствовали, но и не богатели особо. А все потому, что сила им была не по уму дадена, скорее – в ущерб. Время шло, вот позвал дехканин своих сыновей и говорит им:

– Стар я уже стал, сыны мои разлюбезные, того и гляди останетесь вы без меня. Хочу один совет мудрый вам по наследству передать, поскольку больше, собственно, передавать нечего. Подайте-ка мне вон ту связку хвороста, что возле двери лежит.

Переглянулись сыновья, раз, другой, третий, да и вытолкнули из своей среды младшего: ему, ежели что не так пойдет, особо стыдно не будет – младший, все-таки…

Вздохнул младший, взял вязанку, принес отцу. Ждут, что дальше будет. Достал отец хворостину, протянул сыну.

– А ну-ка, говорит, сломай.

Удивился сын; он оглоблю от арбы сломает, и не заметит. Сколько раз так бывало… Однако ж перечить не посмел. Сломал, и на отца смотрит.

– Во-от, – протянул отец. Достал сразу десять хворостин, снова сыну протянул. – А теперь эти.

И эти сломал.

– Ну что, – старик спрашивает, – поняли?..

Опять переглянулись сыновья. Пожали плечами, посопели, потоптались. Старшие знак младшему подают: скажи что-нибудь, а то так до вечера топтаться будем…

– Чего ж тут не понять? – Младший говорит. – Если каждую хворостину надвое ломать, то одной вязанки вдвое дольше хватит. Угадал?

– Не то, чтобы совсем не угадал… – погладил бороду старик. – Ты гляди, как повернул, сам бы я ни за что не догадался… Только я не про это, не про это мудрый совет мой. А вот про что. Надо вам всю жизнь… Впрочем, возьми вязанку, и попробуй-ка ее сломать, всю разом. Сами поймете завет мой.

В третий раз переглянулись сыновья. В третий раз пожали плечами. Старшие опять знак младшему подают: чего ждешь? Ломай, раз отец говорит.

Младший и сломал. Стоят, на отца смотрят, а он – на них. Что сказать, не знает. Долго молчали… Потом кто-то из старших напомнил:

– Отец, – говорит, – ты нам вроде как совет какой-то по наследству передать хотел…

Очнулся тот.

– Хотел, хотел… – бормочет. – Гляжу я на вас, и удивляюсь. И чего с такой силушкой дехканствовать?.. Шли бы вы к падишаху, да поступили в гвардию, были бы вам почет, уважение и богатство… Так они и сделали…

– И у нас, и у нас, – перебивая предыдущего, вступил в разговор очередной рассказчик. – Я тогда еще не с Синдбадом плавал, а на другом корабле. И был в нашей команде один матрос, как раз из падишахской гвардии. Силищи страшной. Но вот не угодил чем-то начальству, так пришлось ему оставить службу и податься в матросы, потому как помимо силы не было у него никакого другого достоинства, в смысле предрасположенности к ремеслу. Погрузка-разгрузка, якорь там поднять, или паруса – тут он один за пятерых справлялся, а что касается всего остального… Не его стезя, да и все. Случилось нам как-то в шторм угодить. Потрепало нас тогда основательно, паруса порвало, руль сломался, мачта, днище о рифы поцарапали… Не знаю уж, каким чудом в бухту какую-то забросило. Там и отстоялись. А как развиднелось, выволокли корабль на берег и принялись исправлять неисправности да дыры латать. Починились, более-менее, так, чтобы до ближайшего города добраться, и осталось только бревно подходящее найти, обтесать да вместо мачты временно приспособить. Время к вечеру, скоро ужин, устали все, но только не наш гвардеец. Я, говорит, пока вы тут с ужином возитесь – схожу за мачтой. Хочет – пусть идет. Только смотри, предупредили, осталось только воды принести и огонь развести. Так что недолго. Чего тут долгого, смеется, плевое дело. Если чего, я тут поблизости, крикнете. И скрылся себе в зарослях. Мы уже и огонь развели, и воды принесли, и ужин сготовили – а его нет, как нет. Кричим – не отвечает никто. Сунулись было в заросли, – ночь наступила, разом как-то, ничего не видать, кроме нашего огня на берегу.

Делать нечего, поужинали, стражу выставили, а на следующее утро, как развиднелось, на поиски подались. Пару дней искали, кричали, – и все без толку. Нигде ни следа. Пропал, как в воду канул. Видать, думаем, беда какая приключилась, зверь дикий, должно быть, съел. Погоревали, погоревали, а делать нечего, надо дальше плыть. Запомнили остров, место, где стояли и где товарищ наш запропал, и уплыли.

И надо ж такому случиться, что спустя время, – с полгода, наверное, – случилось нам в тех же местах оказаться и опять попасть в шторм. Снова забросило нас в бухту, снова мы вытащили корабль на берег, – в общем, все один в один. Наступил вечер, как мы починку окончили и ужин готовить собрались, слышим – шум несусветный, ровно слон через чащу пробирается, или чудовище какое лесное. Оказалось – мы глазам своим не поверили – товарищ наш пропавший, бревно на плече тащит. Мы застыли от страха, не знаем, что и подумать, а он подошел, шмякнул бревно с плеча оземь так, что берег вздрогнул, и спрашивает:

– Ну как, ужин готов?

– Нет, – отвечаем, – не готов… – А что еще сказать?

Он только руками всплеснул.

– С кем, – говорит, – связался? Копуши какие-то, право слово. Но и я хорош. Сколько раз говорил себе: поспешай медленно, погубит тебя твоя торопливость. И вот на тебе – живое тому подтверждение. Ни воды не принесли, ни огня не развели, ничего… Руки не оттуда растут, все за вас делать надо. Сидите уж, сейчас сам за дровами схожу. Еле удержали. И что интересно, никак ему потом втолковать не могли, что случилось. Не поверил. У вас, говорит, от голода в голове, должно быть, помутилось. Так рукой и махнули. Бревно, кстати, правду сказать, он для мачты отменное притащил…

* * *

Пришло время, по традиции, сделать очередное отступление и познакомиться с очередной книгой – выпущенной издательством Вече (Москва), в 2010 году (есть и другие издания). Автор ее – Светлана Александровна Хворостухина, а откроет она любознательному читателю «…необычный мир, о котором повествует эта книга, – мир Нострадамуса и Ванги, великих ученых и писателей-фантастов, чьи удивительные прозрения именуют «научной прогностикой», в рассказы о социальных потрясениях и космических катастрофах, которые, наверное, можно преодолеть и пережить, если знаешь о них заранее».

Нас, конечно же, в первую очередь будет интересовать то, что относится к Востоку, поэтому и фрагмент выбран нами соответственно теме.

«Знаменитый ученый, мыслитель и энциклопедист Бируни родился в 973 году в Кяте, столице Хорезма. О детских и юношеских его годах ничего не известно, жизнеописание начинается со зрелых лет. В это время Бируни переезжал с места на место, нигде не задерживаясь подолгу. Сначала он служил при дворе хорезм-шаха Мухаммада, резиденция которого находилась в Кяте. После нескольких лет службы он перебрался в город Горган и поступил к князю Кабусу ибн Вушма-гиру. Но и здесь он долго не задержался. Вернувшись в Хорезм, Бируни служил хорезмшаху Мамуну. После того как в 1017 году султан Махмуд Газневид захватил Хорезм, Бируни вынужден был переехать в Газни (Афганистан).

Находясь на службе у Махмуда, он принимал участие в его походах в Индию, в которой он прожил несколько лет. За время своей деятельности Бируни создал более 150 научных трудов на арабском языке. До настоящего времени сохранилась лишь незначительная часть его рукописей.

У Бируни были довольно разносторонние интересы. Поскольку он много путешествовал, то естественно, что его увлекла география. В военных походах нужно было ориентироваться на местности, поэтому он занялся изысканиями в области астрономии и геодезии. При использовании всех вышеперечисленных наук нужны были точные расчеты. Бируни написал несколько трактатов по математике. Любая война изначально предполагает раны и увечья, и Бируни занялся фармакологией и медициной. Кроме этого, проживая в разных местах (Средней Азии, Индии, странах Ближнего и Среднего Востока), среди различных людей, он не мог не увлечься историей и этнографией. Его труды в этой области содержат очень ценные сведения. Все астрономы, созерцающие звездное небо, волей или неволей становятся философами и поэтами. Не избежал этого и Бируни.

Но все-таки главными его занятиями были астрономия и астрология. По астрономии им было написано 62 работы, в том числе 23 из них посвящены только астрологии.

В астрономии ученый придерживался геоцентрической системы мира, которую разработал Птолемей. Но, как математик, он считал вероятным движение Земли вокруг Солнца. Бируни был первым, кто построил глобус Земли, разработал метод определения географической долготы, используя систему наблюдений лунных затмений. Кроме того, он вычислил величину Земли по понижению линии горизонта. Среди математических работ его перу принадлежат тригонометрические таблицы и правило квадратичного интерполирования.

К самым знаменитым трудам Бируни относятся «Канон Масуда по астрономии и звездам», написанный в 1030 году, а также «Книга вразумления начаткам науки (искусства) о звездах», «Книга ключей науки астрономии, что происходит на поверхности сферы, «Доказательство небесного влияния на земные события» и т. д. Наиболее популярной в свое время была «Книга вразумления…», так как представляла собой учебник по астрологии. Написана она в форме вопросов и ответов, в которых содержатся все необходимые астрологу знания по математике, хронологии, географии и астрономии. В данное время это сочинение находится в Британском музее.

Поскольку во все времена людям хотелось знать свое будущее, астрология была очень популярна. В искусстве астрологии и предсказаний Бируни не было равных. Уже при его жизни об этом слагались легенды. Для примера расскажем одну из них.

Султан Махмуд Газневид был обыкновенным человеком. Он так же, как и все, хотел знать о том, что его ожидает. Но как узнать, правду ли говорит астролог и предсказатель? И он решает испытать Бируни. Позвав его в огромный зал, где было четыре двери, султан приказал определить, через какую из них он сейчас выйдет на улицу.

Бируни попросил, чтобы ему принесли астролябию, перо и бумагу. Все необходимое тотчас же было доставлено. При помощи астролябии астролог определил высоту Солнца, вычертил гороскоп и, написав ответ на бумаге, на глазах султана и всей его свиты положил ее под ковер.

Недолго думая, султан приказал прорубить пятую дверь в восточной стене и через нее вышел во двор. Вернувшись во дворец, он достал из-под ковра листок бумаги и прочел написанное. Надпись гласила: «Не выйдет ни в одну из четырех дверей. В восточной стене пробьют еще одну дверь, и он через нее выйдет».

Султан понял, что предсказатель разгадал подстроенную ему ловушку. В гневе он приказал выбросить Бируни в окно (дворцовый зал находился на верхнем этаже).

Слуги немедленно повиновались и, подтащив астролога к оконному проему, столкнули его вниз. Ученому грозила бы неминуемая смерть, не будь на среднем уровне крыши натянутого тента. Бируни упал на него, тент погасил скорость падения, и все обошлось благополучно. Когда предсказателя привели к султану, тот сказал: «Но этого путешествия ты ведь не предвидел!» На что ученый ответил, что он обо всем знал, и приказал принести собственный гороскоп. Предсказание для Бируни на этот день было таким: «Тебя сбросят с высокого места, но ты невредимым достигнешь земли и встанешь здоровым». Разгневанный султан приказал посадить астролога в крепость, в которой тот провел 6 месяцев».

Поскольку Абу Рейхан аль Бируни был выдающимся арабским ученым, мы попробовали провести маленькое расследование, и вот что нам удалось узнать.

Рассказ, приведенный выше, встречается в книге Али Сафи «Занимательные рассказы», переведенной на русский язык и опубликованной издательством Comil, Москва, 1991. Фахриддин Али Сафи был сыном известного писателя и ученого XV века Хусайна Воиза Кошифи. Он написал несколько книг, в том числе «Латоиф-ут-тавоиф» («Анекдоты, бытующие в разных слоях населения»), в которой собрал и систематизировал короткие новеллы, ходившие среди народа. Книга вышла в 1532-33 годах.

«Как-то султан Махмуд Газнави сидел в комнате с четырьмя дверями. Он призвал к себе мудреца Абурайхана и сказал:

– Составь гороскоп и предскажи мне, в какую из этих четырех дверей я выйду. И если твое предсказание не оправдается, я казню тебя.

Мудрец растерялся и не знал, что делать. Но, зная скверный нрав султана, ему оставалось лишь подчиниться. Взял он астрономическую трубу, сосредоточился и стал со всей осторожностью размышлять. Затем что-то написал на бумаге, свернул и положил под подушку Махмуда.

А Махмуд после этого потребовал кирку и приказал в северо-восточной части стены сделать пролом, через который он и ушел. Затем приказал принести бумагу, развернул и прочитал. Было написано, что султан ни в одну из дверей не выйдет, а уйдет через пролом в северо-восточной части стены.

Махмуд прикусил палец в изумлении, и после этого предсказания очень уверовал в звездочета. Тут же, при собравшихся, вручил ему тысячу дирхамов наличными, подарил коня и из тонкой парчи дарственный халат».