Текст книги "Фальшивые лабиринты"

– Скачите, – вздохнул циклоп, – и покажите этому дракону, что ещё Польска не сгинела…

«К чему это он? – подумал я. – Он что – поляк? Или произошёл несанкционированный прорыв из лодзинского сервера?»

– Где раки зимуют… – продолжал циклоп, – на что вы способны…

«Похоже, он думает перебрать весь синонимический ряд», – подумал я, успокаивая Малыша поглаживаниями.

– Нужны ему те раки, – уныло протянул Юнис, – дракон же, наверное, пива не пьёт?

– Если опасается пригасить огнеизрыгающий орган, то не пьёт, – согласился я.

Циклоп откатил мельничный жернов от входа, и мы выехали из пещеры в ряд, как три богатыря. И снова сэр Жеральд ехал посредине, я – справа от него, а Юнис – слева. Но сидел он как-то неуверенно, бочком.

Я думал: не обманули ли мы циклопа? Вдруг закончится бензин, и пила перестанет работать? Что он о нас подумает? Но, с одной стороны, что для нас важнее? Спасти принцессу! Следовательно, требовалось покинуть пещеру любой ценой. А, с другой стороны, поскольку бензопила берёт энергию от земли, а в земле и нефтепродукты содержатся, и все остальные полезные ископаемые. И, судя по тому, что она работала на столе, работать должна и дальше. По-видимому, на неё повлияло скальное окружение – пещера-то под землёй. Значит, беспокоиться не о чем: здесь земной энергии достаточно. Пила даже не уменьшилась по концу работы!

Успокоенный, я вздохнул и устремил взгляд на расстилающиеся передо мной новые горизонты.

Дождь вокруг

И опять вилась впереди дорога, но теперь мы ехали не наугад: у нас был дракомпас, и сэр Жеральд внимательно следил за колебаниями стрелки. Да и мы с Юнисом время от времени поглядывали на неё. На неё и на пустынную дорогу. И почти не смотрели по сторонам, и поэтому вздрогнули, когда резкий порыв холодного ветра прошёлся по спинам.

Мы обернулись и заметили быстро догоняющую нас чёрную тучу.

– Дракон? – нерешительно произнёс Юнис. – А как же стрелка компаса?

– Нет, – возразил я, – дракон должен быть огнедышащим, а не холододышащим. Может, мутант?

– Не знаю, – растерялся Юнис.

Вот и думай, чего он не знает: то ли слова «мутант», то ли ледяных драконов?

Но то оказался не дракон, а буран, шторм, тайфун, торнадо. И оно налетело на нас.

Лошадей швыряло ветром, словно шлюпки в бурю, струи ливня засекали со всех сторон, ветер вертелся вокруг, забрасывая нам на спины хвосты лошадей и хлеща по лицу.

Вымокли мы мгновенно, и я подумал, что в такую погоду лучше всего ехать в машине. А если против дракона – то в танке! Но что поделаешь: за удовольствие скачек по хорошей погоде приходиться расплачиваться неудобствами езды в ненастье.

– Укрыться бы где! – прохрипел сэр Жеральд, отплевываясь. Раскрывать рот было нельзя: он моментально заливался дождем.

Струи текли у сэра Жеральда по лицу, шлем с дракомпасом наполнился водой, и она переливалась через край. Вот чудак – надел бы на голову! Или боится выплеснуть стрелку?

– Грозы нет, можно спрятаться под деревьями! – я указал рукой на лес, чернеющий на фоне темного неба.

– Колдовской? – испугался Юнис. – Надо глянуть на карту!

– Не до карты! Поворачивай!

Какая карта? Мы про неё давно забыли: получив дракомпас, перестали смотреть на карту, что недопустимо и непростительно. Никто ведь не задался вопросом: давно ли проходил дракомпас госповерку, и проходил ли? А вдруг он не соответствует ГОСТу, испорчен или заколдован? Короче, пользуясь неповеренным дракомпасом, мы могли попасть куда угодно, в том числе и в самое пекло.

Но не сейчас: холодный дождь и пекло, я полагаю, несовместимы. А дождь лил такой, что, казалось, смоет с деревьев листву, и они станут грозить небу голыми ветками.

Мы укрылись под развесистым дубом, куда вода почти не попадала. Дуб укрыл нас вместе с лошадьми, таким был великаном.

Юнис испуганно озирался и дрожал – то ли от холода, то ли от страха, и всё бормотал:

– Колдовской дождь… Колдовской лес…

Его настроение постепенно передавалось и нам. Чудилось: из-за потоков воды и стволов деревьев наблюдают чьи-то острые глаза; от взгляда неприятно покалывало затылок. А ещё мелкий стук Юнисовых зубов у самого уха…

Сэр Жеральд наконец-то сообразил вылить воду из шлема, но надевать на голову не спешил: холодно и сыро. Просто перевернул шишаком кверху и поставил у дуба, чтобы снова не натекло. Вылитая вода имела ядовито-синий цвет.

Юнис, увидев это, чуть не впал в истерику и снова заталдычил про Колдовской лес.

А я, поразмышляв, предположил, что стрелка – медная, а дождь – сернокислотный. Вот медный купорос и получился. Либо железо шлема образовало с медной стрелкой гальваническую пару, с тем же результатом. Возможно также появление некоторых клатратов… (Я нахватался подобных сведений, когда работал с химиками на теме, поэтому немного «козырялся»). Сэр Жеральд принял моё предположение молча, Юнис всхлипнул.

Сэр Жеральд, желая спасти Юниса от простуды – да и от страха – вынул фляжку и заставил отхлебнуть несколько приличных глотков, после чего подкрепился сам и дал глотнуть мне.

По этой ли, по какой другой причине, но нам сразу полегчало.

И в самом деле: какие чудовища по такой погоде? Даже если лес Колдовской – пойдем на поводу юнисовских страхов, – то все чудовища наверняка сидят в логовищах и носа наружу не кажут. Зачем им мокнуть? Пусть они чудовищны, но не глупы.

Единственно, кого я не удивился бы увидеть, так это водяного: столько воды! Я представил, как он медленно проплывает между деревьями, качаясь на струях дождя…

Или русалок. Знаменитое пушкинское «русалка на ветвях сидит» наверняка пришло с натуры, зарисовкой. Во время подобного ливня нетрудно спутать, где вода, а где небо, и преспокойненько выплыть из-под водного кустика прямо на дерево. Как бы иначе она попала на ветви? И ничего сложного: один мощный дождик – и, пожалуйста! Черви дождевые из земли вылезают, почему русалкам на дерево не влезть? От кислотного дождя и не туда залезешь.

«Что может символизировать дождь? – думал я, прижавшись мокрым лицом к стволу дуба. – «И дождь смывает все следы»? «Уплыви с водой»? «Много воды утекло»? В общем, судя по приметам, ничего хорошего он не сулит. Единственный плюс: умываться не надо! Правда, и вытереться нечем».

Так я пытался отыскать хорошее в плохом. Хотя некие люди, наоборот, в хорошем стараются отыскать плохое. Не этим ли и отличается оптимист от пессимиста?

Дремучим оптимистом я себя не считал, но думаю, что всегда лучше посмеяться или просто улыбнуться. Шире улыбка – шире рот – легче дышать, если нос заложит. И без всяких ментоловых таблеток!

Дождь заканчивался. Ещё всхлипывали наверху тучи, ещё продолжало лить, а не капать, однако сила ливня стала уже не та, основная мощь сникла, и продолжал он падать сверху как-то растерянно, больше по привычке, чем по необходимости.

– Если это и Колдовской лес, ливень вымыл из него всё колдовство, – повернулся я к Юнису, – до нуля.

И мой взгляд упал на мокрый мох, в промоину между деревьями.

И точно: у корней ближайшего дерева лежала большая россыпь нулей.

«Программку – и ту до нулей смыло, – подумал я. – Вот это дождик!»

– О, смотри – золотые монеты! – обратил на них внимание и сэр Жеральд. – Ливень вымыл клад!

– Очень кстати, – заметил я растерянно, – а то наши финансы изрядно порастряс Игроград. Набираем!

«Вот и началось! – подумал я, подбирая последний золотой. – Аптечки под кустами, арбалеты в дуплах, сапоги-скороходы вместо коней… Или мы изначально имеем «вечную» жизнь (я криво усмехнулся про себя) и бесконечное количество боеприпасов?

Я потрогал меч. Во всяком случае, подтачивать его пока не приходилось. Вот ещё бы лошадей не кормить… Правда, они сами питаются, в рот запихивать ничего не приходится. Разве что ириски… Но это – от большой привязанности.

А кстати, в сапогах из лошадиной шкуры не быстрее ли ходить и бегать, чем в говяжьих и свиных? Вот раньше носили лосины и сами носились, словно лоси. И друг другу рога отшибали на дуэлях… Кто-нибудь изучал, как влияет на характер человека носимая им одежда? Пища – та влияет, ещё и поговорку придумали: «Человек есть то, что он ест». А одежда? Не объясняется ли нынешнее очерствение людей увеличением процента использования в одежде синтетических материалов? Они ведь грубее, чем естественные. Поэтому и отношения между людьми стали жёсткие, жестокие…

Пока я философствовал, дождь прекратился.

– Если не выглянет солнышко, мы пропали! – спокойно заявил сэр Жеральд, снимая сначала камзол, затем рубашку, и выжимая.

– Зачем так мрачно? – возразил я. – Давай разведём костёр.

– А что гореть будет? Всё промокло насквозь! И зелёное.

– А вон ёлка сухая… то есть засохшая, – предложил Юнис. – Сейчас спилим и подожжём.

– А пилить чем? – продолжал упорствовать сэр Жеральд. – Пилу-то отдали циклопу!

– А вот, – я достал маленькую двуручную пилу. – «Дружба-два». Заодно проверим работоспособность.

– Давай! – обрадовался сэр Жеральд. – Только пилить, чур, будем вручную, чтоб скорее согреться!

– Я, я с тобой! – рванулся к нему Юнис, шлепая посиневшими губами.

Я бросил пилу на землю. Она мгновенно напиталась от земли и превратилась в пилу обычного масштаба.

Юнис наклонился к ней, чтобы поднять, но когда распрямился, в руке вновь оказался маленький макет пилы.

– Ха! Как же вы будете пилить? – заинтересованно, но с изрядной долей ехидства спросил я.

Юнис разочаровано пожал плечами и почесал пилой затылок.

– Осторожно, полысеешь! – пугнул я его.

Он отдёрнул руку.

– Брось пилу! – приказал я.

Юнис бросил. Пила выросла в нормальный размер, но не двигалась.

– Будет ли она работать? – заметил сэр Жеральд, недоверчиво глядя на недвижимую пилу. – Может, она без той не хочет?

Меня осенила гениальная догадка: я похлопал по стволу дерева и сказал:

– Пили, пила!

Пила чуть подпрыгнула и вгрызлась в комель дерева, скользя по верхушкам травы. При этом цепочка, которой она пристегивалась к мотопиле, осталась волочиться по земле.

Ага! Значит, цепочка связывает землю и пилу, по ней пила получает силу. Тогда всё в порядке!

– Видишь, – сказал я. – Та работает автоматически, а эта – полуавтоматически: ей нужно указание, что пилить.

– Понятно, – недовольно протянул сэр Жеральд, – а я хотел сам поразмяться.

– Обрубай сучья, – предложил я, – боевым топором. Чтобы не заржавел.

В несколько минут засохшая ёлочка превратилась в аккуратную поленницу.

Мы развели костёр и принялись отогреваться и просушивать одежду, поворачиваясь к огню то одним, то другим боком.

Днём костёр смотрится совсем иначе, чем вечером или ночью. Как-то неискренне, что ли? Ещё бы: ему приходится конкурировать с солнечным светом, а это всегда проигрышно.

– Едем? – спросил сэр Жеральд, хотя от него ещё валил пар.

– Едем! – отозвались мы с Юнисом, чей внешний вид не так сильно напоминал свежесваренную картошку. Что мы сюда приехали, костры разводить? Сейчас устроим такую скачку – мигом согреемся!

Однако скачки не получилось: раскисшая во время ливня земля жидко разъезжалась под копытами коней, и те беспомощно скользили, еле переползая с места на место.

Проелозив несколько десятков метров, мы перебрались на травку. Ехать стало не в пример веселее. Кони приободрились.

Солнце, правда, продолжало скрываться в тёмных тучах. Низкие облака неслись по небу ошалелыми курицами, но внизу ветра не чувствовалось. Может, ветерком скорее бы подсушило землю, но и без того мы немного освоились. Копыта коней, вытираемые о мокрую траву, заблестели новенькими копейками, и мы чувствовали себя Святыми Георгиями, отправляющимися в поход на змия. И лишь общая мрачность пейзажа, усугубляемая косыми дождями на горизонте, мешала насладиться ездой в полной мере.

Дракомпас чуть колебался из стороны в сторону, но следовал дороге. Я подумал, что оракул-маг-волшебник верно заметил, что пьяный дракон держался дорог. Другое дело, почему дракон и сейчас, трезвый, летел не напрямую, а обязательно мимо встречных городов и замков? Красовался?

Тарелочный замок

Дорога ощутимо пошла вверх, склон холма закрыл поле зрения, но почва оказалась песчаной, и копыта перестали скользить: вода ушла в песок.

Взобравшись на излом холма, мы увидели длительный спуск, утыкающийся в ворота замка.

Удивительного замка, в виде фарфоровой тарелки. И тарелка была заполнена водой до краёв. С одного бока вода переливалась, образовав промоину, а затем окольцовывала замок, образуя классический ров. Через него, как положено, перебросили подъёмный мост, в настоящее время поднятый. Ворота скрывались за краем тарелки. А может, их вовсе не было.

Если бы не мост, я бы подумал, что на лугу приземлился инопланетный корабль – набрать воды. Бывает же инопланетянам нужна вода?

А может, события развивались иначе: в незапамятные времена потерпели инопланетяне аварию и приземлились. Или приземлились и потерпели аварию. Поняли, что своими силами с ремонтом не справятся, и принялись обживаться на новом месте. Вырыли вокруг тарелочки ров, сделали мост – как во всех окрестных замках, – да и живут себе. Или жили. Но это мы сейчас выясним.

Пока мы спускались к замку, то ломали голову, как лучше форсировать ров, из которого хоть и не высовывались головы крокодилов, зато сам он выглядел намного шире и глубже. Вода сияла густой голубизной, и если в неё специально не добавляли краситель, подобный цвет указывал на значительную глубину. А красивые завитки на поверхности намекали на возможные водовороты.

Собственно, при наличии пожарной лестницы о рве можно не беспокоиться: какого математика заботит решение аналогичной задачи? Примени известный алгоритм – и дело с концом!

Но не подходило старое решение: куда мы попадём, перейдя ров по лестнице? На крышу замка? И на крыше вода! Переползти на подъёмный мост? Как его опустить? Хорошо, если он на канатах: перерубил – и готово. А если на цепях? Меч сломаешь.

Но нас, похоже, ждали. Хотя мы не заметили ни малейшего движения ни на стенах, ни в окнах, но едва остановились на дальнем быке моста, цепи подъёмного устройства пришли в движение, загрохотали в клюзах, и плита медленно опустилась перед нами, прочно встав на положенное место.

– Нет ли здесь подвоха? – пробормотал Юнис, но сэр Жеральд уже направил коня на мост, и звонкое цоканье копыт огласило окрестности.

«Металлический, что ли? – подумал я, приглядываясь к рифлёному настилу. – Точно: инопланетяне!»

Сэр Жеральд тем временем проскакал пролёт и замахнулся древком копья, чтобы ударить в ворота. Он даже успел крикнуть:

– Отворяйте! А то!..

Но фарфоровые ворота распахивались сами. А может, от звуков голоса.

Тут сэр Жеральд остановился и повернулся в седле, поджидая нас.

Мы подскакали и очутились под нависающими над головой стенами замка-тарелки.

Я сразу стал казаться себе тараканом. Ещё бы! Прямо перед глазами возвышался глянцевый бок огромной фарфоровой тарелки с надписью «Дулёвский фарфоровый завод». Синие узоры изображали фантастических птиц, животных, цветы.

С другой стороны ворот чуть меньшими буквами было написано: «Здесь спрятан самый большой секрет дракона!».

– Любопытно! – сказал я. – Какой может быть секрет у дракона, помимо секретов из органов секреции? Кулинарный? Рецепт любимого блюда, которое можно использовать в качестве приманки? А в состав блюда входят свежие рыцари…

– Самой большой! – восторгался Юнис, не слушая меня, а сэр Жеральд спокойно сказал:

– Войдём – и узнаем.

Кони зацокали под аркой.

Оценивая наше поведение с точки зрения безопасности, можно сказать, что оно было опрометчивым: нам открыли ворота, попросту заманили внутрь! А вдруг ловушка? А мы едем, даже не обнажая мечи. Но, если вдуматься, живущие в фарфоровом замке должны быть предельно осторожны и гостеприимны – фарфор ведь хрупок… А тут рыцари с железными мечами и копьями.

Арка привела нас в большой зал – не во внутренний дворик, а прямо в зал. Впрочем, в замке, в виде наполненной водой тарелки, не может быть дворика. Это будет не дворик, а бассейн.

Въехав в зал, мы остановились: на полу грудами лежали… тарелки – точные копии замка, разного размера.

«Этого следовало ожидать», – подумал я, хотя это ни из чего не следовало.

И хотя кони не походили на слонов, но, помня пословицу о слоне в посудной лавке, мы привязали их у входа.

На стене красовалась надпись:

«Тот, кто вымоет все тарелки, прочтет главный секрет дракона!»

Я порадовался, что прочёл сам: что-то у меня внутри восстанавливается. Началось с Игрограда. А раньше и слова прочитать не мог.

«Слишком интригующе. – подумал я. – Но реально ли? Сейчас перемоешь тарелки, а там ещё одна фига дракона. Или что похуже…»

Малыш нагнул голову и слизнул с ближайшей тарелки остатки салата «оливье», обнажив букву «Р». Я счёл это добрым предзнаменованием: Р – значит, реально. А может, поручить мытьё коням? Эх, была бы у нас свора голодных собак! Они бы вмиг вылизали.

– Приступим? – спросил я.

– Это что, всё мыть?! – послышался возмущённый голос Юниса, до которого наконец дошёл смысл предстоящего.

– Ну да, – хмуро отозвался сэр Жеральд, оглядываясь по сторонам. – Вон и фартуки.

У сверкающей нержавеющей мойки на три отделения висело три фартука. Очень миленькие, в цветочек, с оборочками и… фамильными гербами каждого: моим, сэра Жеральда и Юниса. На полочке стояли три бутыли со средством от жира.

– Постойте, – остановил я сэра Жеральда и Юниса, когда они с недовольным видом облачились в фартуки. Юнису фартук очень подошёл, сэру Жеральду оказался немного мал, мне – великоват. – Если на каждой тарелке одна буква, значит, надпись зашифрована расположением тарелок?

– Перемоем все, а там посмотрим, – легкомысленно заявил Юнис.

– Рассортируем по буквам, – предложил сэр Жеральд.

Я хмыкнул.

– Мы очутимся в роли ученых времён Галилея, когда шифровали описания открытий в виде анаграмм. То есть все одинаковые буквы ставили в одну строчку. И сиди, думай: что сделать из двадцати пяти «а», десяти «б», восьми «в»… и так далее. Не кажется ли вам, что затея невыполнима? Учитывая тарелочные горы.

Никогда не видел, как синхронно чешут затылки. Сэр Жеральд и Юнис продемонстрировали мне такую возможность.

– Д-да… действительно, – произнёс сэр Жеральд в дополнение. Юнис промолчал, но задумался.

– Попробуем сохранить их существующий порядок? – предложил я.

– Попробуем, – кивнули оба, просияв, словно чисто вымытые тарелки.

Стопки тарелок нависали одна над другой. Становилось страшно: вдруг посыплются, поплывут, поедут в сторону? И разобьются, и порядок нарушится.

И чего только с них не ели! Но… кто ел? Если хозяева замка – то где они? Если гости, то ясно: поели и ушли. Но кто готовил пищу? И кто открыл ворота и опустил подъёмный мост? То есть наоборот: опустил подъёмный мост и открыл ворота?

Вопросы оставались без ответа, но терзали они одного меня: ни тени сомнения не мелькало на лицах друзей. Они будто обрели новое призвание. Так же спокойно, как рубились с крысами – без шуток и подначиваний – налили воды в мойку, добавили моющего средства и принялись мыть тарелки. Будто всю жизнь этим занимались.

Юнис схватил первую стопку тарелок, а сэр Жеральд ждал с тряпкой, которая удивительно смахивала на его усы, увеличенные в несколько раз: так она свисала по обе стороны кулака.

Работа закипела. Вода из кранов оказалась тёплой – видно, подогрелась в бассейне на крыше здания. На солнце ведь находится.

Самым трудным было сохранить порядок тарелок, не перепутать.

И всё же… червячок сомнения не давал отнестись к работе с полной ответственностью. Чтобы заморить его, я переключился на содержимое тарелок. Нет, не вылизывал – просто смотрел и философствовал, надеясь, что философское течение мыслей смоет с тарелок грязь. То есть остатки пищи. Но, по образному высказыванию Менделеева, грязь есть химическое вещество в неподходящем месте. Диалектический переход продуктов от еды к грязи совершился, едва тарелку отставили в сторону. Даже если содержимое выглядело съедобно.

На первый взгляд выходило, что ели избалованные люди, успевшие основательно подкрепиться: порции или вовсе нетронуты, или чуть пригублены. Но исковыряли их вилками на славу! По принципу: если не мне, то никому! Или чудилось им по пьяни, что зубья вилок – их собственные зубы?

Каждую икринку в бутербродах проткнули в нескольких местах, а некоторые даже разрезали на несколько частей.

И чего только не ели на тарелках! Копчёные анчоусы соседствовали с жареным салом в шоколаде; маринованные маслины купались в земляничном муссе; апельсины с селёдками смотрелись точками и тире азбуки Морзе… Словом, винегрет был ещё тот. Но зато сам винегрет!.. У меня не хватает слов для его описания.

Технология была проста: мы счищали недоеденно-налипшую и нетронуто-размазанную снедь в бочки из нержавеющей стали, окунали тарелки в мойки, куда время от времени плескали моющее средство, и протирали тряпкой. Чистые ставили на прежнее место.

Когда первая стопка тарелок очистилась, я остановил друзей, потянувшихся за следующей. Чем-то мне эта система не нравилась.

– Подождите, – заметил я. – Что дальше? Перемыть, а потом разбираться?

– Да, – ответил Юнис, играя тряпкой: наматывая на указательный палец и сматывая с оного. В новом фартуке он походил на юного поварёнка.

– Что-то я засомневался, – признался я. – Слишком как-то просто. Или, наоборот, сложно. Давайте разберёмся с первой стопкой.

Найдя свободное место, мы разложили тарелки слева направо, начиная с верхней, и я попытался прочитать получившееся слово. Получилось вот что: «РРРСХАТОПОЛТУУКВАСКТУ».

Полнейшая бессмыслица. Если не считать случайно выскочивших слов «пол» и «квас», а также аббревиатур «ТУ» – технические условия и «КТУ» – коэффициент трудового участия. Но их же не все знают!

А если прочесть справа налево?

«УТКСАВКУУТЛОПОТАХСРРР».

Ничуть не лучше. Смысла ещё меньше. Попробовать по принципу Галилея: не обращая внимания на порядок букв, составить осмысленную фразу?

Я немного покрутил буквы в голове и бросил. Букв не хватало. А может, я снова разучился читать? Сейчас проверим…

– Вы что-нибудь видите? – поинтересовался я.

Сэр Жеральд и Юнис молча покачали головами. Так, отлично. Значит, дело не во мне.

– Может, обойдёмся без драконова секрета? – предложил я.

Сэр Жеральд и Юнис снова покачали головами, но смысл в покачивание вложили другой.

– Тогда… Есть ещё одна мысль.

Я подошёл к стопке немытых тарелок, взял верхнюю, очистил и поставил на место. То же самое проделал со следующей верхней в соседней стопке, потом ещё и ещё. Сэр Жеральд и Юнис наблюдали за мной, молча поворачивая головы.

Когда верхние тарелки в восьми рядах стали чистыми, я попытался прочесть то, что получилось: «УУПСАВЫХ».

– Бред! – на секунду Юнис прервал молчание, но затем оно воцарилось вновь.

А на меня накатило нехорошее предчувствие. Никогда до настоящего времени я не читал здешних надписей – пока не очутился в этой тарелке. Может, не следовало мне вмешиваться в естественный ход событий? Перемыли бы спокойненько все тарелочки, потом сэр Жеральд с Юнисом разложили их, как посчитали нужным, прочитали послание – и всё стало бы в ажуре. Или в шляпе. Или в тарелке.

А теперь что? А, может, ещё не поздно? Отдать инициативу Юнису и сэру Жеральду, они всё сделают, как надо. А моё дело – мыть. До посинения.

Но меня задело: не хочу следовать правилам чьей-то программы! Я хочу действовать самостоятельно! Просто я втянулся в игру, привык, начал ощущать жизнью. Хотя и не могу хлопнуть дверью, перейти на другую работу, уехать в соседний город. Здешние правила более строгие, они не отпустят меня так просто. Но кое-что сделать могу.

Потому-то я и начал читать, что буквы показались знакомыми. А может, зря беспокоюсь? Может, стоит помыть всё – и тарелки автоматически расположатся в нужном порядке?

Ведь до настоящего времени мы честно получали карты местности: и когда вымыли пол в зале, и когда постирали платки… То есть делай, что требуется – и получишь, что нужно?

Юнис между тем сосредоточенно ходил между тарелками. Губы его слабо шевелились. Может, молился? Или повторял беспрестанно: принцесса, принцесса, принцесса?

Потом вдруг взял две крайние – Р и У, присоединил их друг к другу, поставил рядом. Затем взял две другие: К и А.

– А это зачем? – мрачно спросил сэр Жеральд. – Гадаешь?

– Смотрите! – воскликнул Юнис, зажимая в руках по две тарелки и показывая нам. – Цифры!

Действительно, на обращённых друг к другу краях тарелок вырисовывались маленькие синие цифры. Они были включены в общий орнамент, поэтому я их сразу не заметил. 23–23 и 24–24 – на тарелках с «А» и «К», а ведь цифры, казалось, я должен замечать всюду!

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался сэр Жеральд.

Это могло оказаться выходом.

– А на остальных? – деловито произнёс сэр Жеральд, наклоняясь к другим тарелкам.

– Триста семьдесят пять – триста семьдесят пять, четыреста двадцать один – четыреста двадцать один, шестнадцать – шестнадцать, десять – десять, семьдесят девять – семьдесят девять! – громко прочитал Юнис.

– Ага! Значит, порядок есть! – обрадовался я.

Азарт работы снова захватил меня, жизнь приобрела очередной смысл. И пусть пока он заключается в мытье грязных тарелок – впоследствии он переменится, вместе с обстоятельствами!

Ошмётки с тарелок летели в чаны, тарелки – осторожно! – соскальзывали в мойки, губки сновали так быстро, что тарелки высыхали от трения.

Теперь не было необходимости следить за порядком тарелок. Главной задачей стала другая: не разбить ни одной.

Среди тарелок попадались и пустые, без букв. Но цифры в обрамлении орнаментов стояли непременно.

«Это пробелы между словами!» – догадался я.

На других красовались знаки препинания: точки, запятые, двоеточия…

«Большое послание, – подумал я. – Значит, секрет значительный. Что же там может быть? Секрет полёта? Принцип работы огневыделяющей железы? Но это по Стругацким… А откуда Вика возьмет что-то своё?»

Я думал, а руки работали автоматически. Лучше всего думается, когда выполняешь механическую работу.

Да, секретов может быть много. Взять хотя бы секрет полёта: такая туша – и летает! Или секрет огнедыхания: как дракон себя не обжигает? У него что, глотка асбестом футерована? А огонь откуда берётся? Или…

В этот момент пищеотходы из стоящей передо мной нержавеющей бочки стали быстро уходить куда-то вниз…

А я уж решил, что придётся бросать объедки на пол. Оказывается, всё предусмотрено. А куда отправляют пищеотходы, в подземный свинарник? Не мешало бы и внизу всё исследовать. Может, удастся разжиться свининкой. Но кто кормит свиней, если долго не попадаются путники, жаждущие узнать секрет дракона? Или отходы нуль-транспортируются в другое место? А может, бочки – приёмные бункера дробилок, перемалывающие сброшенное и отправляющие в канализацию? И нет ни мистики, ни фантастики, ни свиней в подполье.

И я подумал, что Вика могла бы выдумать испытание с мытьём посуды ещё в монастыре. Тогда бы оно смотрелось органичнее: добрые рыцари, желая помочь дамам, перемывают посуду…

И тут же возразил самому себе: после чего? После доброй монастырской попойки? После пьяной оргии с братьями из соседнего монастыря?

Не-ет, в монастыре не получилось бы. И не было бы драконьего секрета – а вдруг он всё же есть?

Нет, она поступила абсолютно правильно и логично: странный замок, странное послание на стене, шифр… Очередной каприз экзальтированной особы.

Последняя тарелка канула в пенные волны моющего раствора. Юнис торжественно пополоскал её, вынул, вытер насухо и показал.

На ней красовалась буква «ю».

Мы распрямили ноющие спины… выпустили воду… бросили тряпки в мойки… содрали фартуки и повесили на прежнее место. Оставили пост таким, каким приняли.

Теперь начиналось самое интересное: отыскивать тарелки с последовательными номерами и раскладывать по порядку.

Есть не хотелось, хотя времени с прежнего приёма пищи прошло изрядно, мы поработали на совесть и успели устать. Я заметил, что работа по сбору и утилизации пищеотходов не способствует повышению аппетита, скорее наоборот. Ещё в армии, помнится, наряды в посудомойке – на дискотеке, как у нас говорили – научили философскому отношению к жизни. Когда сбрасываешь в чан для отходов вполне доброкачественную пищу – не доели, плохой аппетит, ошибся дежурный в числе порций, осталось по другой причине – то, несмотря на сожаление по поводу выбрасывания хорошего продукта, понимаешь, что еда в жизни – не главное.

Дзинь! – звук разбитой тарелки прервал мои мысли.

Юнис стоял, прижав кулак ко рту. Вид его выражал крайнее смущение, вплоть до отчаяния, переходящее в искреннее раскаяние.

– Да брось ты! – успокоил его сэр Жеральд, – Не всю же стопку разбил… Как-нибудь прочитаем!

– Он уже бросил, – пробурчал я, больше для себя.

Раскладка тарелок дело несложное, но нудное: не туда положил, просчитался – особенно при больших числах – и приходится перекладывать весь ряд.

Всего оказалось восемьсот семь тарелок, с учетом разбитой Юнисом. Но на ней всё равно ничего не было: пустой пробел.

Прочтённый с превеликим трудом текст (пришлось ходить над тарелками, как официантам перед свадьбой, и считывать по букве) гласил:

 
Не всякий, надевший дракона личину,
Сумеет сыскать тому злую причину.
Но множество самых различных причин
Не вызовут к жизни подобных личин.
А если понять захотеть до конца,
То сложно под ликом не видеть лица…
Иные личины меняют,
А смысла их не понимают.
Ни лика, ни чина не терпит личина,
Хотя и сгорает легко, как лучина
И если не хочешь на лике личин,
То средство бывает одно: залечи!
Лететь от личины легко чудачине,
Забывшему о назначеньи мужчины.
Личины меняются плохо
И нам остаётся лишь охать.
Когда же на лике личина дракона,
Сдержать на устах не получится стона,
Но ты присмотрись: сей ужасный дракон
Вдруг тот, что ты ищешь? Конечно же, он!
Дракона личину он должен таскать,
Поскольку замучила злая тоска:
Повсюду ходил он один и один
Лишь в обществе разнообразных личин.
Но если отыщутся пары,
То сразу развеются чары.
 

Да-а… Закончив чтение, я только и смог, что почесать в затылке. У Вики всегда было плохо со стихосложением.

Мы дружно переглянулись.

И ради этой ерунды мы перемыли горы тарелок?

– Что, други-рыцари, – нарушил молчание сэр Жеральд, – как вам пришёлся по вкусу главный секрет дракона?

– Зря мы мыли тарелки! – зло сказал Юнис. – Серж-Леон был прав!

– Может, ты и прав, что я прав, – согласился я, – но тут явно что-то зашифровано. Не может быть, что это написано ни для чего. Надо переписать стишок, и на досуге подумать, о чем он повествует.

– Переписывай, – пожал плечами Юнис, – а я считаю, что это – ерунда.

Я тоже так думал, но старательно переписал стих на оборот карты. С чего вдруг Юнис стал против? Это несколько удивило меня.