Текст книги "Фальшивые лабиринты"

Скалы-счётчики

Скакали мы, как принято выражаться, три дня и три ночи. Трижды встречали восход и трижды видели закат. И за всё время ни разу не останавливались на привал. Вытаскивали на ходу из перемётных сумок овощи да фрукты, которые положил колдун, да пили воду из фляжек. Колбасы что-то не хотелось, да и не попадалась она почему-то. Видимо, скатилась вниз. И спать не хотелось, энергия в нас так и кипела.

А утром четвёртого дня показались скалы-счётчики.

Действительно, мудрено мимо них проехать. И не в том дело, что дорога строго между ними проходит, а там такой неприятный серый туман клубится, что при взгляде на него прямо мороз по коже подирает. Было бы куда в сторону свернуть да объехать – объехали бы, пусть сто километров ехать бы пришлось, не в том дело.

А дело в том, что по обе стороны от скал-счётчиков стоит ровная гладкая стена, и продолжается до горизонта. И вверх вздымается на неведомую высоту – в облаках теряется. И не видно в ней ни разрывов, ни проломов, ни лестниц, ни туннелей.

Но и следов на дороге не видно, а это означает, что никто сегодня к стене не подъезжал и не подходил. И нас как раз трое, так что беспокоиться не о чем: сейчас спокойно пройдём между скалами, а там разберёмся, куда они нас переместили.

Сэр Жеральд сбавил ход, потом вовсе остановился и почесал правым копытом бок. Затем спохватился и дотянулся до зудящего места рукой. Должно быть, и его донимали блохи. Проснулись и решили позавтракать.

И моя забеспокоилась, затанцевала вокруг хвоста, выбирая местечко помягче да поаппетитней.

Подрал я то место рыцарской перчаткой – угомонилась блоха, испугавшись возможных травм.

– Туда? – кивнул сэр Жеральд на скалы, между которыми клубился серый туман. Неужели трудно было поставить другую цифру background’ a! Этот жуткий цвет…

– Больше некуда, – кивнул и я, на всякий случай покрутив головой по сторонам: вдруг поблизости имеется дублирующий комплект? Такую сложную систему нельзя оставлять без подстраховки. Но ничего не заметил.

– Поехали! – воскликнул Юнис и первым въехал в серый туман между скалами.

– Постойте! – услышали мы сзади чей-то голос и, обернувшись, увидели догоняющего нас чёрного всадника на чёрной лошади. Сзади развевались длинные полы плаща, или крылья – но я не понял: всадника или коня.

– Вперёд! – закричал сэр Жеральд, одним прыжком оказываясь перед проходом. – Юнис уже там! Мы должны быть вместе!

Просто поразительно, как лошадиная сущность повлияла на умственные способности сэра Жеральда: в нормальном состоянии он бы не оставил никого из нас – ни меня, ни Юниса – наедине с неизвестным врагом, а тут…

Я задержался лишь на мгновение: посмотреть, не колдун ли нас догоняет? Может, что-нибудь вспомнил и решил предупредить?

Если это и был колдун, то не наш, а совсем незнакомый. И даже наверняка колдун: он с силой швырнул что-то, со свистом пронёсшееся мимо меня и вонзившееся в туман между скалами вслед за сэром Жеральдом. А может, и задевшее его.

После чего незнакомец моментально развернул лошадь и поскакал обратно едва ли не быстрее, чем догонял нас.

Секунду я боролся с самим собой, находясь на распутье: то ли впрыгивать между скалами, надеясь, что незнакомец бросил туда неодушевленный предмет, а не живого мышонка или лягушку, то ли поскакать за незнакомцем и выяснить, кто он такой и что бросил, то ли сначала выстрелить ему в спину из арбалета, а потом разбираться.

Я выбрал сочетание двух последних: выхватил арбалет и поскакал вслед за незнакомым колдуном, крича:

– Стой, стрелять буду!

Но всадник только сильнее пригнулся в седле и пришпорил коня.

Откуда он взялся? Впрочем, о чём я? В этом мире возможны всего два варианта: либо «бог из машины», либо «дьявол из машины». Стрела у меня, правда, не серебряная, но попробуем…

Тенькнула тетива, стрела сошла с направляющих и вонзилась незнакомцу в правое плечо. Он вскрикнул от боли и принялся медленно таять в воздухе, продолжая скакать полным ходом.

Ещё мгновение – и я ворвался в его бледную размытую тень и разметал её по воздуху. Гнаться стало не за кем.

Покружив немного на месте и малость порыскав, словно пытаясь отыскать следы растаявшего незнакомца, но так ничего не обнаружив, я вернулся к скалам-счётчикам.

Почему-то мне показалось, что цвет клубящегося между ними тумана стал ближе к сиреневому…

В одиночестве

Я удержался, я не пошёл сквозь туман.

Куда занесёт меня сдвинувшийся на одну двенадцатую позиции переход? Будут ли на той стороне стоять те же скалы, или местность окажется невообразимой?

Передо мной открывались гигантские перспективы. Если я хотел начать новую жизнь, то начинать её следовало именно сейчас: в новом теле, на новом месте, да ещё с таким широким распутьем – не три дороги распахивалось передо мной, а целых двенадцать! У кого и когда были такие возможности? И если бы я чувствовал себя абсолютно свободным, я бы так и поступил.

Но, увы, я был связан по рукам и ногам. Можно сказать, я находился в плену. И не только в компьютерном, который мог в любой момент вернуть меня на прежнее место, куда бы я ни двинулся.

Поэтому я и не собирался никуда двигаться, во всяком случае, пока. Поскольку большей частью своего существа находился в плену собственных обязательств. Причём более морального толка, чем физического: обязательств по спасению принцессы, обязательств перед циклопом – я ведь пообещал привезти ему какую-нибудь развлекалку – и, главное, обязательств перед друзьями! Если бы я не замешкался перед скалами и успел проскочить вслед за сэром Жеральдом…

Я представил, как по ту сторону барьера у скал-счётчиков мечутся сэр Жеральд и Юнис, топоча копытами и точно так же не зная, что предпринять: бросаться обратно? Искать обходные пути? Спрашивать окрестных жителей, надеясь отыскать иную дорогу ко мне? Или просто стоят и ждут, когда я появлюсь? В тяжёлом молчании…

Конечно, мне чрезвычайно хотелось попутешествовать! Проехать по всем двенадцати лежащим передо мной виртуальным дорогам, познакомиться с достопримечательностями тех мест, с людьми, их населяющими, рассмотреть всё в мельчайших подробностях…

Но ничего подобного я сделать не мог. Всего по одной-единственной, но самой главной причине: меня ждали.

Я бродил в окрестностях скал-счётчиков, пытаясь отыскать выход из создавшегося положения. Думать мешала блоха: она принималась кусать именно в тот момент, когда, казалось, я начинал нащупывать верный путь.

И она же, в конце концов, подсказала выход из ситуации: если незнакомец швырнул в туман нечто одушевлённое, которое скалы-счётчики приняли за третьего путника – почему цвет тумана и поменялся, – то мне надо сделать то же самое. А все разговоры колдуна о странствующих и путешествующих… В рунах ведь ничего не говорилось о размере путешественников! Чем мигрирующая мышь не путник? В конце концов, колдун мог и ошибиться в прочтении!

Я решил, что тушканчики подойдут в самый раз. Зачем рисковать, гадать, куда забросит меня поворачивающийся неизвестно в какую сторону переход, когда я могу преспокойненько поймать тридцать три тушканчика – или тридцать четыре, для верности – и повторить полный цикл?

Я так и сделал. Оказалось, тушканчики прекрасно идут на кусок хлеба – их вытягивало из норы будто магнитом, и я молниеносно хватал их свободной рукой. А тех, кого не успевал схватить, и они в панике убегали в степь, догонял и ловил на полном скаку, тем самым доказывая преимущества ловчей охоты перед скрадной, засадной.

Тушканчиков я складывал в удачно обнаруженные в перемётных сумах пустые мешки из-под провизии. Я не стал отвлекаться, ловя и швыряя зверьков поодиночке, а потом отправляясь на поиски следующего: была опасность сбиться со счёта.

Наловив нужное количество, я удобно устроился у прохода между скалами, как перед камином, и принялся наслаждаться эстетическими переливами туманного света, по-прежнему клубящегося между камнями-счётчиками.

Цвет менялся каждые три тушканчика, периодически вбрасываемых мной в междукаменную мглу, из чего я сделал вывод, что избранная тактика приносит должные плоды. Конечно, если поэкспериментировать подольше, причём иметь возможность видеть те места, куда попадают тушканчики, я бы попробовал вывести корреляцию между цветом тумана и характером местности. А так просто стоял и любовался, словно беззвучной цветомузыкой: сиреневый, ультрамариновый, васильковый, изумрудный, салатный, лимонный, шафрановый, абрикосовый, апельсиновый, малиновый, вишнёвый…

И когда мгла между камнями вновь приобрела столь ненавидимый мною раньше и столь горячо приветствуемый ныне серый цвет, я смело шагнул в пространство между скалами-счётчиками…

Ох, и пришлось же им посчитать сегодня! Тридцать три тушканчика (тридцать четвёртого я выпустил, и он радостно запылил по степи), три кентавра и одно неизвестное живое существо непонятного назначения, брошенное неведомым, но явно враждебным колдуном. Тут немудрено и со счёта сбиться!

Именно об этом я и подумал, очутившись на противоположной стороне прохода, на солнечной зелёной полянке, разительно контрастирующей с выгоревшей пыльной степью, покинутой мною с невероятным трудом и за неизмеримо высокую цену – тридцать три тушканчика!

«Скалы-счётчики сбились со счёта! – мелькнуло у меня в голове, – запутались в тушканчиках! Или я запутался в них? Эх, надо было швырнуть и тридцать четвёртого!»

Подумать иначе я не мог, потому что ни сэра Жеральда, ни Юниса нигде не было.

А может, зверьков оказалось больше, я просчитался при ловле? Кинул пару лишних – и, пожалуйста, всё сместилось. У меня в глазах, должно быть, посерело, я и принял за серый какой-то другой цвет. Либо прав был колдун, когда говорил, что скалы могут пропустить не более трёх путников в день. Но ведь пропускали же! И меняли цвет… Может, потому, что тушканчики маленькие?

Эх, зря не уточнил у колдуна размеры пропускаемых путников! Вдруг скалы перенапряглись, надорвались? Испортились, в конце концов! Откуда колдун узнал о двенадцати направлениях? И почему по три в день? Он ведь раз ошибся…

Могло статься, что я очутился где-нибудь за сотни километров от друзей. Проскакать-то это расстояние можно, но сначала нужно узнать, куда скакать?

Озираясь и оглядываясь, я заметил на зелёной полянке следы пребывания двух лошадей: трава притоптана, примята, а в самом центре сильно выщипана. В одном месте чётко выделялся след большого копыта, глубоко вдавившего несколько сорванных травинок в мягкую землю. Большое копыто слегка перекрывалось меньшим.

Покружив ещё немного, я заметил длинную зелёную стрелу, аккуратно выложенную из пучков травы и направленную в ту же сторону, куда смотрело копыто.

«Сэр Жеральд и Юнис! – обрадовался я. – Это могли сделать только они!»

Прождав долгое время (пока я занимался ловлей тушканчиков), и не имея возможности вернутся назад (скалы-счётчики пропускали только в одну сторону; более того: здесь их не было), друзья решили двигаться дальше, следуя дракомпасу. А для меня выложили стрелу.

Оценивая количество сорванной травы и объём травяной стрелы, я заметил, что тут имеется явный дисбаланс: кто-то – сэр Жеральд или Юнис, а может, и оба – не слабо прикладывался к срываемым пучкам! И это немудрено: трава выглядела невероятно привлекательной, была чрезвычайно зелёной и сочной!.. Но всё-таки стрелу выложили, всю не съели!

Сердце моё переполнилось тёплыми чувствами, и я поскакал, временами чуть не взбрыкивая.

Но, как ни стремился к встрече с друзьями, а не забывал поглядывать по сторонам, при этом с особым вожделением глядел на волнующуюся повсюду зелёную травку. Ох и вкусна, наверное!

Я потянулся к сочным зарослям и сорвал пучок – рукой, правда, не губами, хотя очень хотелось или сильно наклониться, или упасть на колени. Но, не успев отправить в рот, опомнился: я же просто хочу есть! Мы столько времени скакали по голой степи, наслаждаясь новыми телами, а потом я гонялся за тушканчиками – и всё время ничего не ел!

Требовалось восполнить затраты энергии.

Я на скаку обтёр руки сорванным пучком свежей росистой травы – капли слюны смешались со срывающимися с травинок каплями росы… и отшвырнул в сторону. Не хватало окончательно превратиться в лошадь! Да, в такой пропорции – сто килограммов рыцаря и четыреста килограммов коня – превращаться нельзя: конь перебарывал. Требовалась подмога со стороны.

Я опустил руку в перемётную суму – там обязательно должна остаться еда! – и мне в ладонь попало кольцо домашней колбасы, вовсю пахнущей чесноком, и краюха хлеба. Их положил колдун на прощание! Я, помнится, подумал: чего он такой щедрый да заботливый? Укладывал и приговаривал: «Не забудьте, обязательно пригодится. Есть захотите – съешьте обязательно, получше любого лекарства…»

Не зря положил. Есть хотелось зверски, по-лошадиному.

Однако желудок мой чуть не выпрыгнул наружу после первого куска: колбаса оказалась конской! Обычно я ничего не имею против конины, но сейчас получалось почти людоедство… то есть конеедство… кентавроедство.

Запутавшись в определениях и заговорив таким образом зубы, я заставил себя проглотить кусок колбасы, сделанной, может быть, из твоего собрата, почти родственника – это говорил внутренний голос моей лошадиной половины, – и только тогда почувствовал себя вновь человеком.

Мне помог хлеб, ароматный и душистый. Он елся легко, забивая запах конины; и я подумал, что хлеб – воистину святая еда, и если что осталось в жизни святого, так это хлеб.

Есть больше не хотелось, и хотя я продолжал смотреть с грустью на сминаемую копытами и оставляемую позади мягкую густую травку, но думал уже о том, как славно порезвился бы здесь мой Малыш… Еды бы ему хватило надолго, даже питайся он вдоволь.

Если бы удалось сохранить лошадей… Но я вспоминал сухую безводную степь и соглашался, что лошадей мы бы точно потеряли. Колдун был прав: мы скакали три дня и три ночи, не испытывая ни голода, ни жажды, и питаясь только своими – и лошадиными – внутренними запасами. Верхом на конях мы бы столько не проехали: они бы умерли от голода и жажды.

И ещё я продолжал тревожиться об отрицательном влиянии на человеческий организм мощной лошадиной составляющей. И не беспочвенно.

Снова вместе

Я увидел стоящих на вершине холма сэра Жеральда и Юниса, вожделенно глядящих на пасущихся внизу кобылиц. Я нагнал друзей вовремя: они собирались спуститься вниз, и лишь спорили, как лучше: быстро или медленно? Сэр Жеральд настаивал, что спускаться необходимо медленно-медленно, дабы не спугнуть кобылиц и сэкономить силы. А Юнис, по юношеской горячности, предлагал броситься сломя голову, чтобы застать кобылиц врасплох.

– А убежать они сами не убегут, – уверял он.

Ситуация показалась мне анекдотически знакомой, но выручать друзей предстояло всерьёз.

– Колбасу ели? – выпалил я вместо приветствия.

Они дружно замотали головами:

– Нет. С души воротит. Фрукты ели, овощи, трав… Лошади мы, и ничто лошадиное нам не чуждо!

– Поехали с нами, – предложил Юнис, широким жестом указывая на лошадиных дев, лошадев, – смотри, сколько их! На всех хватит.

– А дракон? – напомнил я.

– Да ну его, того дракона, – рассеянно проговорил Юнис, наблюдая за игривыми перемещениями кобылиц, которые, вне всякого сомнения, заметили нас, но, по врождённому женскому коварству и кокетству, не подавали вида. Юнис и сэр Жеральд не приняли во внимание эту маленькую хитрость, но моя человеческая сущность вскрыла её подчистую.

– Поехали, – снова предложил Юнис. – Смотри, какие красавицы!

– Прекратите! – сорвался я на визг. – Мы должны съесть лошадей, а не лошади – нас!

Я поведал друзьям о лекарственной силе колбасы, и силой заставил их проглотить по куску, как они ни отбрыкивались. Юнис попробовал сблевать, но я зажал ему мор… рот рукой и держал, пока он не сглотнул. Он глотал со слезами на глазах, и они светились неизбывной лошадиной печалью по ушедшим собратьям…

Сэр Жеральд съел свой кусок стоически, но переложив двумя ломтями хлеба, на манер сэндвича, и лишь немного морщился каждый раз, когда глотал – как будто у него болело горло.

После колбасы оба, однако, несколько приободрились, и в глазах появилось осмысленное выражение, хотя Юнис и сказал грустно:

– Есть больше нечего, перемётные сумы пусты… А тут, как на грех, столько травки… Напутал что-то колдун: лошадей следовало оставить.

– А нам – исчезнуть? – воскликнул я, ловя его на логическом противоречии.

– Нет, я в смысле еды… – начал оправдываться Юнис.

– Ешь себя! – грубо прервал я его. – Ты что, не понимаешь? Мы должны отбросить копыта! Как только отбросим, снова станем настоящими людьми. Или ты позабыл принцессу? – напомнил я.

– Помню, – печально произнёс Юнис. – И кобылку её белую тоже помню…

Он замолчал, а я подумал о том, как колдуну удалось положить колбасу с хлебом последними – то есть, вроде бы, сверху, а взяли мы их тоже последними, то есть, практически, со дна сумы? Не иначе как колдовством… А потом вспомнил, что IBM-овский стек подразумевает именно такой принцип: последним положишь – последним возьмёшь.

Снова мы были вместе. Но теперь поиски дракона усложнились: мы не могли, как прежде, ездить по постоялым дворам и спрашивать о пролетевшем драконе. Разве только тут кентавры используются в домашнем хозяйстве, и люди к ним привыкли. Но тогда нас ожидают иные трудности.

В любом случае я тихо радовался, что у нас есть дракомпас. Я, конечно, не знаю, как бы отнеслись к появлению кентавра у стойки бара, но могу предположить. Вы хоть раз видели, чтобы кентавры пили виски без содовой? Да и сиденья в подобных забегаловках мало приспособлены для лошадиного крупа.

Вообще говоря, быть компьютерным героем не так плохо: появляются положительные стороны. К примеру: вторую неделю ездим, а ни разу не брились. Борода не растёт! Просто Вика не учла этот элемент мужского быта, за что её можно поблагодарить. Времени сей процесс отнимает премного. Она, верно, поступила по женской присказке: лучше один раз родить, чем каждый день бриться.

Хотя при необходимости мы могли и побриться: мечи наши острее бритвы, и, как в старинной песне: «солдаты шилом бреются, солдаты дымом греются…» К тому же у кавалеристов – гусар, драгун, казаков – всегда особым шиком считалось бритьё шашкой…

И в туалет нам ходить не приходилось. Я, правда, иногда после еды пытался проявить самостоятельность и имитировать известные процессы, но всё было втуне: дальше имитации дело не шло… Монастырь был последней осуществимой попыткой. А далее Вика решила не заморачиваться.

Хотя и не могу поручиться на все сто процентов, что мои действия были именно моими, а не Викиными. И довести до конца которые я не мог лишь по той причине, что ни в одной игре она содрать нужный файл не могла, а сама написать поленилась, или не сочла необходимым.

А ведь есть мы ели нормально, и пили – дай бог! Вот я и думаю: куда оно девается?

В дороге

Теперь мы проходили в день гораздо больше, чем раньше. А всё почему? Раньше мы жалели коней: подменных-то у нас не было. А теперь, когда сами стали конями, потребность жалеть отпала. О себе настоящий рыцарь думает всегда меньше, чем о друге-коне. Нам теперь не приходилось чистить коней, купать, кормить – до того, как поели и умылись сами. То есть эти функции у нас совместились.

Кстати, блоха перестала меня мучить! Она исчезла, как исчез бы любой паразит, как и обещал колдун, при переходе сквозь скалы-счётчики. Тогда же исчезли блохи и у сэра Жеральда, и, как оказалось, у Юниса. Так что с санитарной точки зрения следует поставить скалы-счётчики у каждого дома в качестве дезинфекционных камер, лишив их способности забрасывать человека в новое место… Хотя для непрошенных гостей можно и эту функцию оставить.

Учитывая вышесказанное, я могу с полной уверенностью утверждать, что главной нашей задачей – после поимки дракона – стало не нахватать новых блох. Но человек не лошадь, он способен планировать свои действия, предвидеть и предупреждать последствия. Хотя бы иногда.

– Господа! – провозгласил сэр Жеральд на очередном привале, когда мы готовились к ночлегу. Между прочим, с телом кентавра заготавливать топливо стало намного проще: помогала лошадиная сила. И, встав на дыбы, можно дотянуться на большую высоту: за привядшей гроздью винограда, например, как сейчас… – Господа! Мне кажется, мы допускаем одну грандиозную ошибку…

– В чём она заключается? – холодно спросил Юнис. Холодность его вызывалась тем, что уже несколько дней не удавалось раздобыть провизии: перестали попадаться звери и птицы, а в съедобных ягодах и кореньях мы не были знатоками. Да и лошадиная составляющая перебивала: что казалось съедобным лошади, мало подходило для человека, и наоборот. Поэтому порой, взяв в рот какую-нибудь травку или листок, тут же приходилось плеваться. Кажется, только в овсянке человек и конь нашли общие гастрономические интересы.

– Вспомните неудачу у драконова замка, – продолжал сэр Жеральд, – когда в нём не оказалось дракона!

– Ну? – сказал я и поморщился: терпеть не могу этого слова! Вырвалось как-то непроизвольно, из дремучего подсознания лошадиных предков.

– Не понукай, не запряг! – сварливо огрызнулся сэр Жеральд, но продолжил: – Как удалось дракону пролететь мимо и остаться незамеченным? Ведь он возвращался по тому же маршруту, которым летел в замок.

– Я же говорил: рейсовый! – буркнул я, но сэр Жеральд продолжил, не слушая:

– Не иначе он дождался, пока мы уснём, и незаметно прошмыгнул мимо! Поэтому предлагаю установить ночные дежурства, чтобы не пропустить новый маневр дракона. А то будем мотаться за ним на манер маятников.

– Дежурство? – раздумчиво, но с оттенком недовольства протянул Юнис. Мне мысль тоже не понравилась. Хорошо, установим мы дежурство, а что будем высматривать? Габаритные огни на крыльях? Сигнал «я – свой»? Отсвет выхлопа? Будем выслушивать шум крыльев? Но крылья-то перепончатые, а от летучих мышей известно, что перепончатые крылья идеально подходят для бесшумного полёта.

Лучше уж почаще взглядывать на дракомпас. В конце концов, дракон не железный и бесконечно метаться взад-вперёд не будет. Что, у него других дел нет, кроме как прятаться от нас?

Всё это я высказал сэру Жеральду, после чего мы с Юнисом завалились спать, раскинув копыта, на боку. Спать стоя, как кони, мы так и не научились.

Сэр Жеральд, в сердцах выругав нас, побродил немного по окрестностям, задрав голову в небо и ломая в темноте кусты, но вскоре тоже упал и захрапел.

Я, находясь под впечатлением слов сэра Жеральда, полежал некоторое время, глядя на звёзды и следя: не закроет ли их случайно чёрная тень дракона? Полежал, насколько позволяла анатомия: лежать на спине было не очень удобно, копыта торчали кверху. А потом вспомнил, что ночью драконы не летают, потому что компьютер не работает (но как объяснить это сэру Жеральду? Он всё равно не поймёт) – и отключился.

Утром, едва проснувшись, я полез за дракомпасом. Сэр Жеральд ещё спал, Юнис – тоже.

Дракомпаса в шлеме сэра Жеральда почему-то не оказалось. Я сначала забеспокоился, а потом вспомнил, что сэр Жеральд взял привычку прятать стрелку во внутреннем кармане камзола, и решил его разбудить. Всё равно пора просыпаться. Если бы я полез в карман без спроса, сэр Жеральд мог и в глаз засветить спросонья. Лучше не рисковать.

Сэр Жеральд буркнул что-то недовольное, когда я его растолкал, но сон с него слетел, едва я сказал, что нужен дракомпас. Ему разом померещилось, будто я увидел летящего дракона и хочу уточнить курс.

Но стрелка дракомпаса упрямо показывала прежнее направление – видно, дракон был большой домосед, и вовсе не хотел кружить нам головы, водя по всей стране.

Очередной завтрак пришлось ограничить водичкой из ближайшего ручья. Мне кажется, колдун неверно прочитал руны: здесь не было еды для нас, а не для коней. Но в нашем теперешнем кентаврском состоянии кони тоже голодали, заодно с нами. Без нас они отлично пропитались бы! Скорее всего, колдун имел в виду какую-нибудь иную реальность, куда могли забросить нас скалы-счётчики. Просто нам попалась наихудшая. Но потом я снова вспомнил трёхдневную скачку по безводной пустыне и подумал, что трое суток без воды ни один конь не выдержал бы.

Мы выехали. Тоже удобно: ни седлать, ни рассёдлывать лошадей не требуется. Встал и поскакал, сам по себе.

Сэр Жеральд привычно подкалывал Юниса, спрашивая, не завалялась ли у него пара ирисок, Юнис огрызался, я зевал на скаку. Не потому, что не выспался, а потому, что не сделал утреннюю гимнастику – я перестал её делать с приобретением кентаврьего… кентаврского… кентавриного… в общем, обличия кентавра. И не природная лень Малыша на меня повлияла – просто я не знал комплекса упражнений для кентавров. Когда вернёмся в прежние человеческие тела, снова начну делать зарядку. А пока пришлось ограничиваться потягиваниями да попрыгиваниями.

Сначала мы бежали довольно медленно, но потом немного размялись и взяли неплохой темп. Мы настолько освоились в новом облике, что могли нормально говорить на бегу.

Сэр Жеральд наконец отстал от Юниса и повернулся ко мне.

– Просто удивительно: такие места – и никакой живности! – сказал он, срывая веточку и поднося ко рту.

Я настороженно проводил её взглядом: уж не возрождаются ли у него лошадиные привычки?

Он перехватил мой взгляд и усмехнулся:

– Не бойся, Серж-Леон, я в зубах поковыряться. Может, удастся наковырять на завтрак? В лошадь я превращаться не хочу. Лошади не нужны ни золото, ни принцесса, ни дракон, а одна трава, которой тут навалом. Если бы вставал вопрос: жить или умереть? – я согласен превратиться в лошадь. Но вопрос стоит по-иному: жить лошадью или жить человеком, а это, согласись, совсем другое.

– Существует масса вариаций, – усмехнулся я, – жить лошадью или умереть человеком, умереть стоя или жить на коленях, выжить любой ценой… История человечества даёт массу примеров.

– Я научился на собственной ошибке, – кивнул сэр Жеральд, – которую сделал, когда пошёл на поводу у лошадиного тела… лошадиной части тела, – поправился он. – Лучше, конечно, учиться на чужих ошибках… или хотя бы учитывать их.

– Исправляя одни ошибки, люди делают другие, – снова усмехнулся я. – Где же выход?

– Пусть исправляют и следующие! – подхватил он. – На то они и люди…

– Где, где люди? – не расслышав, заволновался Юнис. – Может, удастся купить провизии?

– Нет, я так, – отмахнулся от него сэр Жеральд.