Текст книги "Фальшивые лабиринты"

– По-моему, там, – сэр Жеральд указал в противоположную сторону.

– По-моему, тоже, – согласился с ним Юнис.

– М-да… Тогда мы, кажется, тут ещё не бывали.

Начинались неведомые земли.

В избушке колдуна

Степь казалась полностью выгоревшей под солнцем. Степной пожар даёт совершенно иные результаты. Может, он завидует солнцу? Пытается превзойти? Оно ведь никогда ничего не выжигает дотла, как бы о том ни говорили, а вот пожар… Насколько же солнце величественней! Или насколько пожар мелочнее.

Ни тушканчиков, ни сусликов на пути не встречалось. Существуй у них цивилизация, я бы сказал, что они сейчас в подземных городах пьют прохладительные напитки, отдыхают, общаются… Сиеста. Но на деле сказать можно было лишь то, что они забились в норки и носа оттуда не кажут.

И змеи не грелись под солнцем – под таким солнцем и у змей наступает перегрев.

И в вышине не выписывали круги стервятники: казалось, давление солнечных лучей мешает им парить над землей, сбивает вниз и загоняет под землю.

Степь была совершенно застывшей – это в жару-то! – и мёртвой.

Но что это? На горизонте зародилось какое-то движение. Что-то большое и красное стремительно катилось к нам… нет, в стороне – и мимо. Какой-то огромный колобок, за которым тянулся тонкий шлейф пыли. По такой жаркой погоде и пыли было лень подниматься в воздух. Поэтому взлетали лишь самые молодые и непоседливые пылинки.

– Колобок-колобок, я тебя съем… – машинально пробормотал я, хотя вряд ли сумел бы протолкнуть в горло чёрствый кусок.

Колобок услышал, слух у него был под стать размерам.

– Я не колобок, я SUPAPLEX, – прохрипел он басом, бешено ворочая глазами, и пролетел мимо, не останавливаясь. Испугался, как бы его и в самом деле не съели, ошалев от жары.

За ним гналось, или просто следовало в ту же сторону, белое меховое существо с красными глазками: один мех и глаза, больше ничего. Нет, были ещё ручки и ножки, но тоже меховые. Оно беспрестанно подпрыгивало на каждом шагу.

– А ты кто? – грозным голосом спросил я. Раз уж мы здесь, словно три богатыря в дозоре, надо выполнять пограничную функцию.

– Я – PUTUP! – гордо заявил он, хотя никаких признаков рта я у него не заметил.

– Может, начнём задерживать? – предложил Юнис.

– И что с ними делать? – осведомился я. – В кутузку сажать? В холодную, как раньше говорили? Так они рады будут, при такой-то жаре.

Пыление между тем продолжалось, а мы ехали навстречу.

Маленький мышонок, решая свои маленькие проблемки, спасался от маленького удавчика, то и дело подсовывая тому под нос невесть откуда взявшиеся в степи камни. И сам удавчик поминутно отвлекался от погони, чтобы схватить валяющиеся в траве то тут, то там золотые монеты, своеобразно иллюстрируя пословицу о погоне за двумя зайцами. Из-за постоянных отвлечений их движения напоминали путь по лабиринту, хотя самого лабиринта я не заметил.

– А ты кто? – продолжил я роль сурового стража.

– Master Mouse, – пропыхтел мышонок, потея на глазах от страха и шарахаясь в сторону: количество врагов увеличивалось.

– Мы не враги тебе, мышь, – тихо сказал я.

Пронёсся, отстреливаясь во все стороны от невидимых врагов, какой-то мутный мужчина, по-моему, ещё EGA-шный. Кстати, очень знакомый мне – его почему-то очень любил гонять младший брат Вики, игнорируя более красочные игрушки, когда, случалось, приходил к ней, и компьютер не был занят. Ковбоя я спрашивать не стал: звукового файла у него быть не могло.

Последним пропылил, жонглируя чёрными и белыми шариками, ARCANOID, и всё затихло.

– Что это было? – испуганно спросил Юнис.

– Должно быть, Вика чистит винчестер, – спокойно сказал я, но внутри меня что-то дрогнуло. С чего вдруг она расставалась с любимыми игрушками?

Смеркалось.

– Пора подумать и о ночлеге, – сказал сэр Жеральд.

На небе загорались первые звёзды. Одна звёздочка зажглась совсем низко и выглядела намного больше и желтее остальных. Окошко!

– Избушка лесника… – машинально пробормотал я.

– При чём тут лесник? – возмутился Юнис. Он почти клевал носом и отреагировал несколько более раздражённо, чем обычно. – Кругом же степь!

– Ну, тогда степняка… – поправился я.

– Степняка! – усмехнулся сэр Жеральд. – Степняки – это кочевники.

– Только не надо лекций из истории половецкого ханства! – поморщился я. Мне, как представителю точных наук, все исторические изыски казались не более чем плодом чьей-то фантазии. Было такое-то царство, не было такого-то царства… Доказать невозможно. То ли дело: дважды два – четыре! Попробуйте исказить этот научный факт! Ничего не выйдет. Поэтому история как наука для меня не существует. Слишком сильно влияние субъективного фактора: каждый «великий деятель» считает, что до него ничего хорошего в мире не происходило, и потому стремится переписать историю, едва придя к власти.

Мы направились к горящему вдалеке окошку. Хуторок в степи? Сейчас увидим…

Неправы оказались мы оба, как часто бывает в подобных случаях. Мы наткнулись, разумеется, не на избушку лесника – по причине отсутствия леса, – ни, тем более, не на избушку степняка – по причине отсутствия у оного избушки, – а на избушку колдунка, то бишь колдуна.

Избушка, впрочем, оказалась вполне комфортабельной, и с запасом вместила нас троих – кони остались снаружи, хотя свободно влезли бы и они. Чем-то мне убранство избушки напомнило избушку колдуньи Акив… Наверное, у всех колдунов есть что-то общее во вкусах.

– А лошадей волки не съедят? – заопасался Юнис, пугливо оглядываясь на тёмные окна.

– Волков в округе не водится, – успокоил его колдун, – оборотни разве. Но они мясного не едят, заговорённые.

– А чего ты здесь, а не в Колдовском лесу обитаешь? – поинтересовался я.

– Был я там, – махнул рукой колдун. – Теперь каюсь.

– Ты – каешься? Перед кем?

– Ты думаешь, мне незачем каяться? – усмехнулся колдун. – Ошибаешься. У всех всегда найдётся, в чём каяться.

– А я-то думал, ты свободен.

– Никто не свободен в этом мире, – печально сказал колдун.

– И даже ты? – ахнул Юнис, сон которого прошёл, сменившись любопытством.

– А что я? – мрачно усмехнулся колдун. – И я такое же порождение слепых сил, управляющих нашим миром.

«Слепых сил, слепых сил… – лихорадочно думал я, – ну, конечно, если под слепыми силами понимать силу питающего компьютер электрического тока, колеблющегося пятьдесят раз в секунду, или его напряжение, которое зависит только от параметров генератора на электростанции. А параметры определяются количеством воды в реке, то есть её расходом, перепадом высот верхнего и нижнего бьефа плотины… Если «слепые силы» понимать таким образом, тогда ладно. Но информация? Программа? Не может же Вика действовать в виде слепой силы? А если она ошибается? Видит ли она то, что хочет сделать? Выступает ли хотя бы в роли плохого архитектора, по Марксу, а не хорошей пчелы? А хороший архитектор? Видит ли он дальше, и кто – или что? – даёт ему силу взгляда, позволяющего различить мельчайшие детали, мельчайшие последствия своего творения? Результаты развития, саморазвития, все случайные факторы… Или все мы идём вслепую по гигантскому лабиринту, неизвестно, кем, когда и для чего созданному?

Или все лабиринты пути являются отражением лабиринтов сознания? Которому не хватило ясности, силы знаний, света, чтобы озарить дорогу перед собой? Не хватило знаний о дорогах, о препятствиях, способах преодоления – каждый зациклился на чём-то одном: на накоплении денег, на поглощении пищи, на карьерном росте… И получилось, что каждый видит один кусочек мозаики, потому что его глаза не способны воспринимать другие лучи спектра…»

Когда я вернулся в избушку из мысленного путешествия, Юнис продолжал пытать колдуна – прошло, оказывается, совсем немного времени:

– Что же ты сделал, что тебя сюда сослали?

– Ты лучше спроси, чего я не делал! – выпалил колдун. – Одни колдовские мины чего стоят. Моё излобретение, – признался он.

– Излобретение? – удивился Юнис.

– Ну да, что такого? Изобретение зла всегда будет излобретением.

– Колдовские мины? – включился я, услышав знакомый термин. – Так это ты заколдовал доброго медведя!

– Откуда я знаю, кого заколдовал? – искренне удивился колдун. – Кто наступит, тот и заколдуется.

– А почему в медведя? – поинтересовался я.

– Гуманизм замучил, – вздохнул колдун. – Запрограммировал мины так, чтобы заколдованный имел шанс выжить в окружающем мире.

– А расколдовать можешь?

– Могу…

– Прямо отсюда?

– Да. Мины дистанционного действия. С возможностью разминирования.

Он откинул занавеску со стенной ниши, выдвинул клавиатуру компьютера и щёлкнул выключателем системного блока. Засветился экран монитора.

Колдун уселся за терминал, пробежал пальцами по пульту, задумался на мгновение, шевеля губами – вспоминал пароль, – набрал кодовое слово и шлёпнул по клавише Enter.

– Всё! Ваш медведь больше не медведь.

– А кто? – решил уточнить я. От колдунов можно ожидать всяких подвохов.

– Добрый молодец, кто же ещё? – искренне удивился колдун.

– А остальные заколдованные? – не отставал я.

– Так они же не просили!

– Ну и что?

– А может, им заколдованными лучше! – продолжал упираться колдун.

– Не морочь голову! Расколдовывай! Дезактивируй все мины!

Поступая так, я вспомнил, что рыцари всегда боролись с колдунами. Даже книжка специальная есть, вроде учебника… «Мечи против колдовства», или что-то подобное. Надо поддержать традицию. Рыцари мы или нет?

Впрочем, колдун не сильно сопротивлялся – то ли потому, что каялся, то ли потому, что его лично не касалось. Захотел – заколдовал, попросили – расколдовал.

Несмотря на это, ужинать мы не стали, а сразу легли спать. И сразу переночевали, то есть выключились и включились. И всё же мне показалось, что эта ночь длилась намного дольше, чем другие. Вот ведь интересное явление: как будто и то, и другое – ничто, и в тоже время кажется, что одно ничто больше другого.

Утром колдун не стал предлагать ни жареных мышей, ни копчёных пиявок. Так что если вчера мы не захотели ужинать, опасаясь наесться каких-либо экзотических продуктов, то наши опасения оказались напрасными: пища на столе появилась самая простая – хлеб, масло, сыр, чай. Но выглядел колдун несколько более смущённым и озабоченным, чем вчера.

– Да-с, – сказал он. – Что собираетесь делать дальше?

– Искать дракона! – провозгласил сэр Жеральд, похлопывая по дракомпасу. – Других занятий у нас нет. До полной и окончательной победы.

– Понимаете… Просто так туда не проедешь.

– Куда туда?

– Дело вот в чём, – колдун указал на дисплей, на котором высвечивалась карта, и я вспомнил, что, когда мы ложились, он продолжал сидеть за компьютером. – Я просчитывал ваш путь и вспомнил, что в этом месте, – он постучал ногтем по экрану, – находятся две скалы…

– Сцилла и Харибда? – перебил Юнис, стремясь показать, что и он что-то читал.

– Нет, – поморщился колдун, – самые обыкновенные скалы-счётчики. Но это ещё хуже. Они никогда не пропускают мимо себя больше трёх живых существ за раз. А потом отключаются, отдыхают, набирают энергию.

– И долго набирают? – уточнил я.

– В зависимости от массы объекта. От нескольких минут до нескольких часов.

– Это что, целые сутки ждать придётся, чтобы всем пройти? – нахмурился сэр Жеральд.

– И это не всё, – продолжал колдун, – ночью скалы перемещаются в другое место, и их придётся искать…

– Как это? – не понял сэр Жеральд. Да и я, признаться, тоже.

– Нет, я неправильно выразился, – колдун нагнулся к экрану, разбирая высвеченные в углу руны. – Сейчас… Налево пойдете – сами живы будете, а кони ваши подохнут, направо пойдёте – кони живы будут, а вы сами подох… гм… помрёте. Прямо пойдёте… ну, тут сплошная нецензурщина… А, нет, нет – это из чужого сообщения, ваше вот оно: в следующий раз едущие оказываются на другой дороге. Из скал-счётчиков выходит двенадцать дорог, и по каждой они пропускают всего троих путников. Так что если путешествующих больше трёх, остальным придётся ожидать целых двенадцать суток, чтобы встретиться вновь.

– А другой дороги нет? – уныло поинтересовался Юнис.

– Другой нет, – отрезал колдун.

– Какой-то шаговый искатель получается! – возмутился я.

– Скажите спасибо, что не генератор случайных чисел, – вздохнул колдун, – а то вообще никакой закономерности отыскать было бы нельзя.

Мы помолчали, обмысливая информацию. Потом во мне мелькнула какая-то догадка:

– Посмотри-ка ещё раз на руны. Ты ничего не перепутал?

– Ничего я не перепутал, – с досадой сказал колдун. – Тут чётко обозначено: только по три путника в одном направлении. Следующая тройка отправляется в другом, третья – в третьем… ну, и так далее.

– Всадник и конь – одно целое! – возразил сэр Жеральд.

Колдун покачал головой:

– Это аллегория. Скалы этого не понимают. Они тверды, как кремень… они и есть кремень… кремний. В результате самопроизвольных процессов возгонки, сублимации и конденсации, продолжавшихся тысячи лет, и образовавших ряд циклов, – он словно читал лекцию, содранную с какого-то сайта, даже тон переменился, – возникли скалы-счётчики. Они представляют собой спонтанный гигантский процессор, построенный Природой по новейшим принципам плёночных технологий… Данный процессор выполняет свою функцию много лет.

– Понятно, – пробормотал я, – всё логично, всё обоснованно.

– Да, ещё вот что, – словно вспомнил колдун, – считаются только те существа, что имеют связь с почвой, иными словами, идут своими ногами, не паразитируя на ином существе. Или сами летят. Всё остальное безжалостно срезается и отбрасывается. Так что вам неминуемо придётся спешиться, если хотите пройти сквозь скалы. Иначе вас забросит неведомо куда… если вообще останетесь в живых.

– Ситуация, – пробормотал я. – А обойти их нельзя?

– Нельзя, – сурово сказал колдун, – повсюду непроходимые пропасти, бурные реки, высокие горы…

– И они никогда не ошибаются? – подал голос Юнис.

– Никогда, – отвечал колдун.

– А зачем такой строгий учёт? – не отставал Юнис.

– Чтобы не было перегруза по путникам, – пробормотал я. Колдун пожал плечами, а сэр Жеральд принялся высчитывать:

– Трое нас да трое коней… Скажем, я с двумя конями сначала, а вы с одним – потом…

– А где набрать ещё десять троек странствующих? – возразил Юнис.

– В ваших местах напряжённый странникопоток? – спросил я колдуна.

– Какое! – махнул он рукой. – Иной раз едва пять человек за месяц набирается…

– Так выходит, нам целый квартал ждать придётся? – возмутился я.

Колдун развёл руками.

– Есть один выход… – неуверенно предложил он. – Правда, не знаю, согласитесь ли вы?

– Какой? – спросил я.

– Вам надлежит объединиться со своими конями.

Мы высказались одновременно:

– Как это? – я.

– Не понял! – сэр Жеральд.

– То есть? – Юнис.

– Ну-у-у… стать кентаврами, – пояснил колдун. – Ненадолго.

– А обратно? – грозно спросил сэр Жеральд.

– М-м-м… Обратный процесс невозможен. Но… – он поднял руку, видя наши возмущённые физиономии, – вы вернётесь в прежнее состояние, но ваши кони…

– Что с ними случится? – возмущению сэра Жеральда не было предела.

– Они… пойдут на ваше питание. Грубо говоря, вы их съедите.

– А другого выхода нет? – Юнис, как обычно, был неоригинален.

Колдун пожал плечами:

– Мне он неизвестен.

И продолжил, глядя на наши помрачневшие лица:

– Вы не переживайте: коней кормить всё равно нечем будет – дальше пойдет сухая, безводная степь, на много дней пути. Не знаю, как вы сюда доскакали! Они погибнут, так или иначе. Вы-то сможете перебиться консервами да сусликами, а травоядным придётся плохо. Неужели лучше их прирезать, когда не смогут идти? А так вы некоторое время сможете совсем не есть, питаясь запасами их тел.

– Это людоедство, – проворчал сэр Жеральд. – Съесть друга…

– Почему же? Конина как конина… – возразил колдун. – Ах, да! Я понимаю: вы к ним так привыкли, что ощущаете частью себя.

– Вот именно! – продолжил рычание сэр Жеральд.

– А потом… после трансформации… вы сможете реально ощутить их частью себя. Разве не самое замечательное для всадника – слиться с конём? Вы ведь говорили, – он повернулся к сэру Жеральду, – что всадник и конь – одно целое? Вы сделаете это буквально!

Мы помолчали. Потом сэр Жеральд поднялся:

– Мы согласны, – выразил он общее мнение.

В молчании мы покинули избушку колдуна, подошли к коням – каждый к своему. Те тихо заржали, узнавая нас.

Колдун вынес три чашки с зельем и дал выпить нам. Затем намешал три ведра пойла, и дал выпить коням. Те пили жадно, будто в последний раз. У меня защипало в носу…

Колдун торопливо обрызгивал всех каким-то составом.

– Последний поцелуй! – провозгласил он.

– Прощай, верный друг! – проговорил сэр Жеральд и поцеловал своего коня в морду.

Кентавры

Разноцветный вихрь исказил фигуры сэра Жеральда и его коня, сливающиеся огромными песочными часами, и через мгновение перед нами стоял великолепный статный кентавр, подкручивая усики:

– Вы знаете, совсем неплохо! – загрохотал он. – Присоединяйтесь, друзья!

Я прикоснулся губами к теплой бархатистой морде Малыша, вихрь красок ударил мне в лицо… И я взглянул на мир совершенно иным взглядом, отстоящим от прежнего на метр высоты.

Ощущения были необычайные.

Во-первых, четыре ноги – совсем не то, что две. Это я говорю, как математик. При двух ногах нельзя ни на секунду забывать, что ты стоишь, а не сидишь, иначе можешь и шлепнуться. При четырёх же можно расслабиться, как следует, и повиснуть на собственных ногах, как на гамаке. Даже спать можно – потому лошади и спят стоя. И не упадёшь!

Во-вторых, сила. Она увеличивается многократно. Недаром говорят – лошадиная сила. Сила удара задней ногой может достигать пяти тонн, а это – дополнительное оружие. Эх, если бы дракон встретился нам сейчас! Теперь бы не пришлось отвлекать левую руку на манипуляцию с уздечкой, чтобы направить коня в нужную сторону. Даже если лошадь умная и хорошо понимает шенкеля, всё равно внимание всадника раздваивается.

Но и это не все преимущества: нет опасения, что конь испугается и шарахнется в сторону в неподходящий момент. Действительно, полное единение всадника с конём! Если бы можно, я бы перед каждым боем обращался в кентавра!

– Ну как, всё нормально? – озабоченно спросил колдун. – Нигде не жмёт, не трёт, не беспокоит? – он интересовался, как заправский портной.

– Не-е-е-т! – проржали мы хором.

– Возьмите на дорожку, – колдун вынес три корзины фруктов и овощей, которые споро уложил в перемётные сумы. А напоследок – три остро пахнущих пакета. Их он разместил сверху.

– Это что? – потянул ноздрями сэр Жеральд.

– Колбаска, домашняя, – улыбнулся колдун. – Сам делал, на лекарственных травах. Лучше не бывает. Обязательно съешьте, не откладывайте надолго. Она хоть и свежая, да со временем испортиться может. Остальное – фрукты, овощи. Эти полежат.

– Большое спасибо! – поклонился за всех сэр Жеральд, прижав руку к груди.

Поклон кентавра – это нечто значительное. При случае рекомендую не пропустить и посмотреть.

– А теперь – счастливого пути! – проговорил колдун и, мне показалось, украдкой смахнул слезу.

– Прощайте! – проржали мы, но сэр Жеральд и здесь не удержался и ввернул:

– Но если что не так – мы вернёмся!

Колдун грустно улыбнулся и махнул рукой в ответ.

– Возвращайтесь! Я буду только рад!

– Как самочувствие? – проржал… то бишь, воскликнул сэр Жеральд.

– Прекрасно! – откликнулись мы с Юнисом.

– Тогда поскакали!

И мы поскакали. Теперь скакали действительно мы, а не кони, как раньше, когда мы лишь присутствовали при процессе скачки. Скакать самому куда информативней, чем вслушиваться в дыхание и сопение Малыша, чтобы сообразить: что ему нужно, а чем он недоволен, и успеть среагировать.

Скакать в облике кентавра намного приятнее, чем бежать в людской ипостаси. Потому что человеческий бег – это упорядоченное падение, когда человек успевает вовремя подставить под себя нужную ногу, а скачка – это праздник движения, это полёт. То в воздухе находится одна нога, то две, то три, а то и все четыре! Какое многократное увеличение возможностей происходит из-за простого удвоения числа конечностей! Можно бежать рысью, можно – галопом, можно – иноходью (это когда сначала идут вперёд обе ноги слева, а затем справа: поясняю для тех, кто никогда не чувствовал себя лошадью). А можно придумать какой-нибудь иной аллюр, и назвать своим именем.

И лишь одного аспекта я не могу не коснуться: нам крайне повезло, что у всех нас были жеребцы. Я не представляю, как бы изменилось наше поведение, а то и внешний вид, если бы у кого-то оказалась кобыла. Хотя сам вопрос теоретически любопытен… Но сейчас перед нами эта проблема, к счастью, не вставала, и мы могли полностью отдаться наслаждению скачки.

Копыта взбивали пыль – наши копыта. И уже нельзя спрятаться от ветра за шеей коня – ветер бьёт прямо в грудь, развевая, за неимением гривы, ленточки камзола…

Кстати, куда подевались панталоны? Ни на передних, ни на задних ногах их не осталось. Уж не оставил ли их себе колдун в качестве платы за трансформацию? А может, они вернутся после обратного превращения? Или потеряны безвозвратно? Обидно, если так.

Но в перемётных сумах – наших перемётных сумах, теперь действительно наших, тяжесть которых мы ощущаем собственным хребтом – насколько помнится, лежит полный комплект одежды. Мы захватили его на случай промокания в дождях, горных реках и прочих водных источниках, когда нет возможности развести костёр и просушиться. Так что повода для беспокойства не имелось: если не вернутся старые штаны, наденем новые.

А всё же интересно: куда они делись? И сапоги… Ладно сами сапоги, их можно съесть с голодухи – кожаные ведь. Поэтому они могли перейти в конские ноги. И мы их съедим. Или же они вошли составной частью в копыта? Материал-то почти тот же. А шпоры? Остались бы на ногах – то-то звенели бы! И пригодились бы при случае – скажем, залезть на дерево, или столб…

Стоп-стоп-стоп! А что это у меня на задних копытах, подковы, что ли? А-а, так вот куда шпоры пошли! На передних – стандартные лошадиные… или лошажьи? Кованы-то лошади были по-летнему, на одни передние ноги. Значит, на задних появились новые подковы – шпорные, то бишь из шпор. Закон сохранения материи: ничто не возникает и не исчезает бесследно, но всё пропорционально переходит друг в друга… Ломоносов сказал.

Единственное, что мне не нравится в теперешнем положении – блоха. Спряталась, гадина, где-то у репицы – основания хвоста – и время от времени покусывает. То ли скачка ей не нравится, то ли компания. Никогда не думал, что лошадей, как собак, блохи донимают. Век живи – век учись. Когда чистил Малыша – ни одной не видел. У колдуна он набрался, что ли? А если бы собаки у нас были, пришлось бы и с ними сливаться? Сколько бы мы тогда блох нахватали? Собак, по-моему, в походных условиях чистить бесполезно: блохи их атакуют, словно люди транспорт в часы пик. Не любят блохи пешком ходить. И зачем им тогда прыгучесть?