Текст книги "Фальшивые лабиринты"

В западне

Перед нами стеной вырос дремучий лес. Дорога исчезала в его зелёной пасти.

Дробный топот копыт по плотно утоптанной дороге эхом отражался от плотного свода экзотических деревьев. Пение птиц, доносящееся с разных сторон, дополняло царящую вокруг идиллию.

И, однако, в моей памяти окружающая обстановка вызвала воспоминание о Пыльном лесе, и лишь отсутствие пыли и наличие птиц помешало напомнить о печальном событии сэру Жеральду и Юнису.

А потом стало поздно: на повороте мы ударились грудью о протянутую поперёк дороги веревку, затем сверху свалились прочные сети, мы запутались в них и покатились в придорожные кусты.

Сэр Жеральд громко ругался, Юнис стонал, я шарил рукой на боку в поисках кинжала, чтобы разрезать опутавшую сеть.

– Прошу прощения, доблестные сэры, – послышался откуда-то громкий голос, – если вы не будете сопротивляться, мы оставим вас в живых.

Повернув голову, я увидел приближающегося молодого человека с взведённым арбалетом в руках и в зелёном костюме, совершенно сливающимся с лесной растительностью. Особенно когда он остановился.

Двое похожих молодых людей приближались по бокам, с аналогичными арбалетами. Они казались его точными копиями, и, вероятно, таковыми и были.

– Мы оставим вас в живых, – повторил зелёный парень, подходя ближе, – нам нужны только лошади.

Мы расхохотались. Ржали, что называется, от души, вкладывая в смех не только разрядку нервного напряжения, но и оставшуюся лошадиную сущность. Отчего им, наверное, и показалось, что мы упали вместе с лошадьми.

– Вот и хорошо, что вы не против! – начал, было, парень, но тут нам удалось, помогая друг другу, подняться на ноги и встать во весь рост.

Парень осёкся, замолчал, опустил арбалет и раскрыл рот. Долго он не мог ничего сказать, растерянно переводя взгляд с одного на другого, не врубаясь в происходящее. Потом до него стало доходить:

– Вы… – продолжил он дрожащим голосом.

– Присмотрись получше, друг мой! – проговорил сэр Жеральд, которому удалось выпутаться из сети и теперь он поднимал её над собой. – Можем ли мы отдать тебе то, что ты просишь?

– Кентавры!.. – пробормотал парень, прижав арбалет к груди, как бы намереваясь спрятаться за ним, защититься. Чудак! Арбалетом не так защищаются!

– Мы самые, – подтвердил я, исказив ответ, чтобы ещё раз пойти вразрез с программой. Обычно говорят «они самые». Но говорить о себе в третьем лице я не хотел. – Для чего вам лошади? Пахать на них вы не собираетесь. Не похожи вы на пахарей.

Парень отвёл глаза.

– На турнир хотели попасть, – сказал он проникновенным тоном, каким высказывают самые заветные желания.

– На какой турнир? – живо заинтересовался Юнис.

– В столичном городе. Традиционный ежегодный рыцарский турнир. Там такие призы! Мы полгода тренировались, своих лошадей до смерти загнали. Наши все первые места были бы… – протянул он.

– А когда турнир? – продолжал уточнять Юнис. – И как попасть в столицу?

– Ты думаешь, если нам не нужны лошади, нас допустят к турниру? – иронически спросил я. – А как насчёт допингового контроля? И были ли прецеденты, когда в турнирах участвовали кентавры?

Зелёный парень принял последний вопрос на свой счёт, и помотал головой:

– Не-е, кентавров никогда не было. Гиппо… как их? Гиппандры, что ли… те, что с головой коня и телом человека… просились, но им не разрешили.

– Киннары, молодой человек, киннары! – прогрохотал сэр Жеральд. – Эти твари, о которых вы говорите, называются киннары. Ох, и тупые же скоты!

Сэр Жеральд, раздосадованный происшедшим, решил немного отыграться на парне и продолжил:

– Молодой человек, как вы собирались участвовать в турнире на нетренированной лошади?

– Нам нужны именно тренированные лошади, рыцарские, – возразил парень. – Мы издали заметили ваши блестящие латы, рыцарские плюмажи, гербы, щиты… и всё остальное. Кроме главного… – добавил он упавшим голосом.

– А привычка к лошади? – продолжал наступать сэр Жеральд. – И привычка лошади к всаднику? Выездка, слаженность? Нельзя сесть на лошадь, и в тот же день показать чудеса вольтижировки!

– Турнир через месяц, – махнул рукой парень, – мы бы успели натренироваться.

– Неужели вы не могли купить лошадей, вместо того, чтобы заниматься грабежом?

Парень хмуро посмотрел на нас.

– Мы бедные рыцари, – признался он, – но если бы и нашли денег, то не смогли бы найти лошадей: все готовятся к турниру и лошади раскупаются на корню… то есть жеребятами.

– У вас так популярны турниры? – удивился я.

– Слишком большие призы, – признался парень.

– Мда-а… ладно, освободи нас… пожалуйста. Сети вам ещё понадобятся – вы ведь продолжите охоту?

Парень угрюмо кивнул, собирая сеть.

– А где можно купить лошадей? – поинтересовался Юнис. Я, как бы случайно, ткнул его копытом в бок. Юнис охнул. Я не хотел, чтобы зелёные парни узнали о наших деньгах: у них могли появиться иные соблазны. Мало ли, что лошадей раскупают на корню… Но парень понял вопрос по-своему:

– Так вам же они не нужны? – удивился он. – Или… хотите себя продать? Так ведь никто не купит – я же говорю, на турнире только лошади нужны.

– Ну, мало ли… – смутился Юнис и обратился ко мне. – Колдун ведь говорил, что когда-нибудь мы снова станем людьми.

– Да, – кивнул я, сделав умный вид, – что-то припоминаю…

– Вот тогда лошади нам снова пригодятся, – пояснил Юнис.

– Ничего не получится, – помотал головой парень, – ближайшие лошади находятся очень далеко, – он махнул рукой вперёд, – у Кубалай-хана. Это почти на краю света. Надо идти сначала по болоту, а потом через пустыню… За месяц не управиться, если не знать дорогу. А её держат в тайне купцы, что торгуют с Кубалай-ханом.

– А ближе? В столицу же съезжаются из разных мест?

– Ближе не знаю, – отказался парень. – У Кубалай-хана лучшие кони. В столицу можно попасть и быстрее, но без лошадей на турнире делать нечего. А в столице лошадей не купишь, ослов разве. На них воду возят.

– Будьте здоровы, – попрощались мы с ловцами лошадей, – желаем удачи!

– И вам, – кивнули «зелёные братья», подбирая сети и вновь раскидывая их.

Отбросив копыта

– Может, следовало попросить у них провизии? – почему-то шёпотом поинтересовался Юнис, когда мы немного отъехали.

– Или купить, – предложил сэр Жеральд.

– Да? – возразил я. – Чтобы они отобрали у нас деньги и купили лошадей, которые вот-вот понадобятся и нам?

– Пусть бы попробовали! – нахмурился сэр Жеральд.

– А они и попробовали: кто в сеть попал? – продолжал я. – Зачем провоцировать? Они пока не грабители, не разбойники, а что-то вроде конокрадов: им нужны одни лошади. Если бы они хотели заполучить деньги, так бы и сказали: «Кошелёк или жизнь». Но, очевидно, не всё можно купить за деньги.

– А еда? – напомнил Юнис.

– Я предлагаю поголодать, – сказал я. – Чем скорее отбросим копыта, тем лучше. Мне зверски надоело быть кентавром, я хочу вернуть человеческую сущность. А если будем нормально питаться, а не жить за счёт лошадиных резервов, это произойдет не скоро. Хочешь попасть на турнир? Терпи!

Юнис кивнул, но как-то неуверенно.

– Сколько нам голодать? – спросил он.

– Посмотри на себя: уже сейчас мы размером… пони не пони, но лошади Пржевальского – точно. Я считаю, не больше недели.

– Так поскачем же! – воскликнул сэр Жеральд, переведя теоретические споры в плоскость практики, и нам с Юнисом ничего не осталось, как перейти на галоп. Но мне показалось, что Юнис украдкой вынул что-то из перемётной сумы и сунул в рот. Неужели у него до сих пор остались ириски? Вот негодяй!

Скачка продолжилась. Лесная дорога сменилась полевой, которая превратилась в луговую, вывела на берег реки и повела вдоль неё. Река очень напоминала однажды форсированную нами, но все небольшие реки похожи друг на друга.

Выбрав удобное место для входа в речку, мы с удовольствием искупались, причём я заметил, что сэр Жеральд так и норовит схватить мелькавшую в воде рыбку. А пиявку, впившуюся в правое заднее бедро во время неспешного выхода на берег, он оторвал обрадованно; и долго задумчиво смотрел на неё, прежде чем с сожалением бросить обратно в воду.

Искупавшись, мы продолжили бег. Но скакать становилось всё труднее: трава поднималась выше колен, скрадывая постепенно исчезавшую дорогу, луг становился заливным, пока не стал лугом в кульминационный момент залива. И вскоре мы поняли, что хлюпаем по настоящему болоту.

Но к тому времени мы так вымотались, что нас хватило лишь на то, чтобы отыскать сухое место для ночлега – пока такие попадались. Мы остановились на громадной кочке, словно срисованной с детской игрушки «CROW», и завалились спать под тихое переквакивание лягушек.

Утром нас ожидал приятный сюрприз: проснувшись, мы обнаружили, что копыта исчезли, а ног стало две, причём прежних – в штанах и сапогах. Последние пришлись особенно кстати, как заявил сэр Жеральд, любовно подтягивая их.

– Слов нет: кентавром передвигаться и воевать сподручнее, – заявил он, подкручивая ус, – однако звон шпор со звоном подков сравнить нельзя: шпоры звенят всё время, а подковы – только на булыжной мостовой.

– Закажи чечёточные подковы, будешь всюду стэп выбивать, – посоветовал я. А когда он удивлённо посмотрел на меня, разъяснил, что танцоры-чечёточники имеют специальную обувь, чтобы отбивать чечётку на любых поверхностях.

– Ладно, уж… – буркнул сэр Жеральд, сражённый моей эрудицией, – обойдусь.

– По болоту так и так ничего не выстучишь, – сказал Юнис, указывая на окружающее. – А ласты для стэпа бывают?

По болоту на лягушках

За ночь воды прибавилось. Если раньше болото представляло собой равнину, поросшую травой, сквозь которую проблёскивала вода, то теперь предстало водной гладью, сквозь которую кое-где проглядывали пучки травы и отдельные моховые кочки.

– В самый раз воспользоваться лягушками, – многозначительно поднял брови сэр Жеральд, решив взять реванш за чечёточные подковы. А я и сам видел, что в самый раз, просто он меня опередил.

– Вы совершенно правы, дражайший сэр, – заметил я, доставая из перемётной сумы трёх маленьких засохших лягушек. – Метать всех вместе или каждый выберет свою?

– Каждый – свою! – судорожно влез Юнис, а сэр Жеральд пожал плечами.

– Мне всё равно, – заявил он.

– Выбирайте, – протянул я ладонь.

Юнис выбрал синюю, сэр Жеральд – зелёную, а мне досталась коричневая.

– Синий – один из моих геральдических цветов, – пояснил Юнис, осторожно поглаживая лягушку.

– Бросайте! – скомандовал я, и мы дружно бросили лягушек в воду, вызвав синхронный всплеск.

Честно говоря, я боялся. Боялся, что лягушки настолько пересохли, что вряд ли развернутся в нормальных, а не то что в ездовых. Боялся и того, что лягушки уплывут, не увеличиваясь: зачем им тащить нас? К тому же мне вчера показалось, что едва болотные лягушки начали концерт, наши вторили из перемётной сумы. Тогда я на всякий случай потуже перетянул горловину сумы, накинув для верности ещё одну петлю.

Но лягушки выросли. Более того, у них на спинах оказались сёдла со стременами: у моей – золотые, у сэра Жеральда – серебряные, а у Юниса – красные. Он недовольно поморщился – красный не относился к числу его геральдических цветов, но ничего не сказал: выбирал-то сам!

– Ну что, Гнедко, поехали? – запрыгнув в седло и вдев ноги в стремена, сказал я. И тронул поводья, привязанные к передней луке седла.

– Поехали, Зеленушка! – подхватил сэр Жеральд, подмигивая и кивая на Юниса. Он наклонился ко мне и прошептал: – Интересно, как он её назовет – Синяк? Синюха?

Юнис задумался. Он ходил вокруг лягушки и делал вид, будто проверяет подпругу, стремена, уздечку… Наконец на что-то решился, просветлел лицом, взлетел в седло и радостно воскликнул:

– Поехали, Синица!

Мы с сэром Жеральдом рассмеялись, но смех был удивленно-одобрительный, а вовсе не уничижительный и не злорадствующий – Юнис удачно вышел из сложившегося положения.

Скачек на лягушках, мне кажется, я бы не выдержал. Представить и то страшно – как она взлетает в высоту на четыре-пять длин и одновременно летит вперёд на пятнадцать-двадцать. А уж пережить такие прыжки, на мой взгляд, можно только в специальном противоперегрузочном костюме, в которых летают пилоты сверхзвуковой авиации.

Но наши лягушки не прыгали: они плавно плыли по водной глади, огибая травинки, выставив над водой голову и спину. Мы сидели достаточно высоко от воды: лишь иногда набегающая волна задевала каблуки сапог. Встречающиеся на пути большие плоские островки, поросшие невысокой травой, лягушки преодолевали привычной рысью, но по-пластунски, припадая к земле брюхом. А потом снова соскальзывали в воду.

Очевидно, чередование поверхностей «вода-трава-вода» приносило им приятные ощущения, потому что иногда чуть забирали в сторону, чтобы лишний раз проползти по заросшему травой островку – пощекотать брюшко.

– Зря мы не спросили у зелёных парней, давно ли они помнят болото, – сказал я, поворачиваясь к сэру Жеральду.

– Зачем? – повёл он плечом.

– Чтобы знать: болото настоящее или драконовское?

– А это зачем? – продолжал не понимать сэр Жеральд.

– В настоящем за многие годы успела завестись всякая нечисть: болотники, кикиморы, страшные животные…

– Страшнее наших лягушек, по-моему, никого нет, – прервал меня сэр Жеральд.

– Тогда это драконовское болото, то есть болото, созданное драконом, – не унимался я. – Плюнул он сюда, или высморкался, или ещё что – вот и разлилось болото. Тогда трава – волоски из его носа…

В этот момент слева от Юниса с шумом вырвался большой пузырь газа с отвратительным запахом.

– Из носа ли? – усомнился Юнис, сморщившись.

– Болотный газ образуется и в обычных условиях, – успокоил я его, – так что дракон, может, и ни при чём. Но тогда в болоте имеются старинные, заматеревшие опасности…

Сэр Жеральд и Юнис на всякий случай притянули к себе копья.

Однако вокруг было тихо, только слышалось плескошлёпанье лягушачьих лап по грязевому берегу, да тонкий звон в моём правом ухе.

И не в только моём: сэр Жеральд и Юнис синхронно закрутили головами и повернулись вправо.

Сверху приближался серый шевелящийся ком.

– Комары! – истерично завопил Юнис, выхватывая меч.

Ком комаров, чуть поколебавшись, разделился на три, и устремился к нам.

Лягушки завращали глазами и тоже рассредоточились.

Хлясь! Хлясь! Хлясь!

Что выметнулось изо рта моей лягушки, я не понял. Нет, я знал, что это должен быть язык, что ничего другого там быть не может. И потом: я читал, как они охотятся. Но увидеть лягушачью охоту воочию…

Словно надувной резиновый матрас взметнулся навстречу атакующим комарам, и те, не успев разлететься в разные стороны, исчезли в здоровенной лягушечьей пасти, намертво прилипнув к языку.

Отдельные комариные особи, которым удалось спастись, тонко зазудели над ухом. Но справиться с ними удалось обычным способом: спрятав мечи в ножны и сняв с рук железные перчатки, чтобы не нанести травму самим себе.

– Гы-гы-гы! – Юниса начал трясти нервный смех.

– Ты боишься комаров? – удивился сэр Жеральд, оборачиваясь к нему.

– У меня дедушку комары загрызли насмерть, – признался Юнис, а я вспомнил старинный, но очень интересный фильм «Каин XVIII», где с убийством комара на носу связан едва ли не ядерный взрыв. Во всяком случае, целое царство рухнуло. Я не стал уточнять, не снимался ли в фильме Юнисов дедушка.

Лягушки, пожевав челюстями, несколько раз сглотнули и поплыли дальше. Но ещё долго мне казалось, что тонкий комариный звон продолжает доноситься из лягушиного брюха.

– Заведу боевых лягушек! – высказался сэр Жеральд с восхищением.

Юнис промолчал, но чувствовалось, что идея и ему пришлась по вкусу.

Болото простиралось до горизонта. Залитое водой рисовое поле – вот какая ассоциация возникла у меня. И если бы не поросшие травой большие кочки, на которых, однако, не росло ни единого деревца, пусть и скрюченного, ассоциация была бы полнейшей. Но рисовое поле – это снующие между стеблями угри, это разноцветные бабочки, садящиеся на метёлки растений… А тут летали лишь комары да мошки, да плавали большущие головастики.

Мелкие собратья наших лягушек, спугнутые с насиженных мест, недовольно квакали, прыгая в воду, а потом долго ворчали вслед, удивляясь нашим громадинам.

Лягушки двигались так плавно, что мы чуть не задремали. И только мысль о том, что в воде могут подстерегать неведомые опасности, заставляла держаться начеку. Вдруг взметнётся поблизости длинное щупальце, стараясь схватить кого-нибудь, или вынырнет впереди оскаленная морда, приглашающе разинув пасть. А то и несколько морд наперебой примутся предлагать свои услуги по растерзанию и перевариванию.

Но ничего подобного не происходило, и ладони слабели на рукоятях мечей, а затем и вовсе уходили, занимаясь другим делами: то почёсывая затылок, то проводя под носом, а то протирая глаз, пока новый близкий плеск не заставит вздрогнуть и вновь схватиться за рукоять.

И опять оказывалось, что плеснула зазевавшаяся местная лягушка, наблюдавшая за нашими гигантами с обалдело разинутым ртом. До тех пор, пока переднее копыто… то есть передний ласт… не просвистел в опасной близости от расширенных от удивления ноздрей, заставив вздрогнуть от неожиданности и метнуться в спасительную воду.

Позже мы перестали обращать внимание на такие судорожные всплески.

Поэтому когда вдалеке сначала взлетел мощный пузырь, а затем забормотала гирлянда мелких, удаляясь в сторону, мы особенно не всполошились. Тем более что вместе с вздымающимися на поверхность бульбами ничего не выплыло: ни чудовища, ни чудовищной головы. Так, пяток полусгнивших веточек.

Зато на соседней кочке внезапно появилась лягушка с золотой короной на голове, и принялась призывно махать лапой, громко крича:

– Сюда, Серж-Леон, сюда!

В другой лапе у неё была зажата длинная стрела.

– Она тебя знает! – удивился сэр Жеральд. – Твоя знакомая?

– В первый раз вижу, – презрительно процедил я сквозь зубы, но всё же направил свою скаковую лягушку к лягушке-царевне.

– Здравствуй, князь ты мой прекрасный! – нараспев проговорила лягушка, и я, уловив в её речи знакомые Викины интонации, отвернулся, сдерживая позывы рвоты. Не хотелось портить столь прекрасное болото посторонними пятнами. Правда, на пустой желудок я бы и не смог этого сделать. Но лягушка успела переключиться на прозу:

– Вот стрела твоя! – она подняла её вверх. – Помнишь то состязание, когда ты с братьями, по приказу отца…

– У меня нет братьев, – мрачно проговорил я. – И отца тоже: я сирота.

Но лягушка не слушала, исполняя звуковой файл программы:

– …выстрелили в разные стороны, чтобы отыскать невест. Стрела старшего брата…

– Слышали, слышали, – прервал я. – Ещё в детском садике.

Лягушка поперхнулась.

– Ну, ты и стреляешь! – восхищённо произнёс сэр Жеральд. – Две недели едем, а стрела вон куда залетела!

– Да не очень далеко, – обмолвилась лягушка, внезапно обидевшись и потому решив принизить мои достижения, – его княжество…

– Графство, – поправил я её, – графство.

– Ах, извини, запамятовала, – поправилась лягушка. – Так вот, его герцогство находится совсем недалеко. Если идти в ту сторону, то за лесочком, – и она указала лапкой перпендикулярно нашему пути. – Так что можешь вернуться домой в любой момент… Вместе со мной… – и она потупила глаза.

– Это ты, что ли, моя невеста? – спросил я.

Не совсем вежливо, согласен, но мог бы сказать гораздо хуже.

– Да. А что? – растерялась лягушка. А потом кокетливо поправила корону на голове и торжественно произнесла: – Поцелуешь меня – и я превращусь в прекрасную принцессу!

Меня чуть не начал душить смех. В прекрасную… Вику!

– Ну, не хочешь целовать – не надо, – обиженно протянула лягушка. – Я сама превращусь… после свадьбы.

– Свадьбы – не будет! – произнёс я тоном Шурика из «Кавказской пленницы».

– Тебя ждут дома, – подкатилась лягушка с другой стороны, – король-отец, королева-мать, братья-короле… графи… графья… графы.

– Не морочь голову, – сердито сказал я. – Мне никогда не вернуться домой… по твоей милости. Не надо было баловаться со сканером!

– Разве тебе здесь плохо? – подняла глаза лягушка. – А будет ещё лучше!

– Лучше не будет, – я усмехнулся. – И вообще: я сам выберу себе судьбу!

– Но это ведь твоя стрела, – грустно сказала лягушка. – Смотри! – и она показала мой фамильный герб, впечатанный в древко стрелы. Да и оперение раскрашено в мои геральдические цвета – золотой на белом.

– Нет-нет-нет-нет! – замахал я руками. – У меня двое свидетелей, что я никуда не стрелял. И, к тому же, – привел я неотразимый аргумент, – это стрела из лука, а у меня нет лука, только арбалет.

– Мы подтверждаем, – нестройным хором произнесли сэр Жеральд и Юнис. – Лука у него нет.

Лягушка вздохнула. Потом её лицо – или морда? Или как это называется у лягушек? – просветлело, и она сказала:

– Так ведь ты стрелял из лука до того, как познакомился с ними!

Сэр Жеральд и Юнис посмотрели друг на друга и одновременно пожали плечами:

– Тут мы ничем тебе не поможем, – сказал сэр Жеральд.

– Мы не хотим лжесвидетельствовать, – сказал Юнис, – даже для друга.

– Платон мне друг, но истина дороже… – пробормотал я. – Так говорил Аристотель. Правда, он и сам часто ошибался – как в истории о восьминогой мухе, например. Ну да ладно.

– Так что скажешь, рыцарь? – воспрянула лягушка, истолковав последние слова, будто я на всё согласен.

– Нет, – решительно произнёс я, – и не потому я не хочу тебя целовать, что ты лягушка, а потому, что я с незнакомыми лягуш… девушками не целуюсь. И потом: вдруг это прикол: я тебя поцелую, а ты останешься лягушкой!

– Не останусь! – лягушка отчаянно замотала головой. – Только поцелуй…

– Нет, нет и ещё раз нет, – решительно отказался я. На самом деле я не сомневался, что она неминуемо превратится в девушку… Но в какую? В Вику! А это мне ни к чему. Ты смотри, как она – не мытьём, так катаньем.

– Нет, – словно услышала она мои слова, – я не та, о которой ты сейчас думаешь.

– Откуда ты знаешь, о ком я думаю? – огрызнулся я. – Может, о… Мэрилин Монро!

– Ты хочешь Мэрилин Монро? – лягушка всплеснула лапками, и стрела по красивой параболе улетела на другую сторону кочки. – Сделаем!

– В другой раз, – сурово оборвал я её. И пришпорил скаковую лягушку, направив в сторону от кочки, возвращаясь на старый маршрут.

Царевна-лягушка печально посмотрела мне вслед.

Я весь кипел от распиравшей злости, и если бы находился в воде, она вздымалась бы пузырьками пара. Верховая лягушка почуяла идущий от меня жар и поплыла быстрее, временами чуть подныривая, чтобы набегающая вода охладила ей спинку. В результате я замочил штаны.

– Стой! Стой! – закричал я лягушке, натягивая поводья.

Лягушка мигом повернула к ближайшему островку, но на берег не вылезла, а осталась в воде, выставив наружу одни глаза. Продолжала охлаждать спину.

Сэр Жеральд с Юнисом остановились рядом, и сэр Жеральд принял от меня поводья лягушки – кто знает, вдруг ей захочется насовсем избавиться от горячего седока?

Я спрыгнул на сушу, прихватив перемётную суму с запасными штанами.

Я остывал. Я понимал, что был не прав – по крайней мере, в отношении лягушки. Она-то при чём? Она лишь озвучивает замыслы хозяйки.

– Помогите! – услышал я женский крик, и увидел барахтающуюся рядом с кочкой… Мэрилин Монро. Юную, лет восемнадцати-двадцати…

Я остолбенел. Я замер с запасными штанами в руках, прикидывая, что делать: бросать штаны и прыгать в воду без них? Так было бы быстрее. Но прыгать к Мэрилин Монро без штанов? Можно надеть запасные, поскольку они в руках. Но это значило намочить и их. Самым рациональным решением было бросить запасные, надеть мокрые, и тогда прыгать в воду. Но это требовало времени. И к тому же мне показалось подозрительным столь быстрое появление Мэрилин Монро.

А Юнис уже кинулся на выручку тонущей девушке. Она неумело отталкивала его руками и призывно глядела на меня. Но я переодевал штаны, преодолев прежнее замешательство и окончательно взяв себя в руки. Переодевал хладнокровно, повернувшись боком, и лишь искоса поглядывая на неё через плечо.

– Что же ты! – упрекнул меня Юнис, помогая Мэрилин выбраться на землю. – Ты ведь был ближе. И штаны уже замочил… А теперь и мне менять придётся.

– Оставь её, – холодно произнёс я, выкручивая мокрые штаны, – это не девушка, а морочь болотная.

– Как? – растерялся Юнис, переводя взгляд с меня на спасённую девушку.

Но, действительно, ноги у Мэрилин Монро остались лягушачьи – ступни с перепонками меж длинных пальцев. Видимо, Вика не успела сменить блок программы, наскоро намонтировав половину туловища Мэрилин на имеющиеся лягушачьи лапки царевны-лягушки. Должно быть, у неё не было фотографии Мэрилин Монро в полный рост.

– Она спаслась бы и сама, – продолжал я. – Выплыла бы.

– Тьфу! – Юнис оттолкнул Мэрилин, и она ускакала за соседнюю кочку большими прыжками, обиженно квакнув напоследок.

Юнис тоже сменил штаны, мы привязали мокрые к копьям и отплыли под новыми знамёнами. Сэр Жеральд довольствовался старым.

Некоторое время ехали молча. Я думал обо всём на свете – мысли оказались перемешанными, словно болотная растительность. Их следовало направить в одну сторону.

Я перегнулся через луку седла – взглянуть на отражение: как повлияла на меня произошедшая встреча, не добавилось ли седых волос?

В болотной воде лицо моё двигалось с искажениями, размываемое струями, выходящими из-под передних лап лягушки, словно мечущееся в замкнутом лабиринте и не находящее выхода.

Мне вдруг захотелось поймать его, спасти, вытащить из двух измерений, в котором оно находилось, в третье, где пребывал я сам. И я вынул из-за пояса фляжку и принялся ловить отражение.

Через некоторое время лабиринты струй продолжали кружение по воде, а моё отражение исчезло с поверхности болота, и, заглянув одним глазом во фляжку, я увидел там своё лицо, отражающееся ровно, как в зеркале. Седых волос на голове не добавилось.

Глядя на меня, сэр Жеральд и Юнис тоже наполнили фляжки, и я одобрительно кивнул: мне казалось, что они всё делают правильно, и вода может пригодиться – если не нам, то лягушкам.

Поглядывая по сторонам в поисках чего-нибудь столь же необходимого, как болотная вода, а также опасаясь, не появится ли откуда-нибудь ещё одна Мэрилин Монро, или Ким Бессинджер, а то и сама Клаудиа Шиффер, я заметил, что травка на одной кочке странно отличается по цвету и фактуре от прочей моховой и травяной растительности, и решительно направил лягушку туда. Чисто для того, чтобы узнать: какие ещё соблазны могут подстерегать меня на столь живописном болоте?

Такой травы я нигде и никогда не видел!

Из ноликов – видел, из единичек – видел, из псевдосимволов – видел… не помню, правда, где. А вот такую…

На плоской болотной кочке, довольно внушительных размеров, росли… доллары. Колыхались, покачиваясь под невидимым ветерком. Причём исключительно сотенные бумажки.

– Хоть косой коси! – непроизвольно вырвалось у меня, когда я поворачивал голову справа налево, оглядывая неведомо откуда взявшееся богатство.

Слева меня ожидало новое открытие: у чахлой березки стояла остро отточенная коса, и яркие блики солнца отсвечивали на блестящем лезвии.

Я взял косу в руки, прикинул по себе – как раз впору! А косить приходилось – и в деревне у деда, и в подшефном колхозе.

Эх, раззудись плечо, размахнись рука!

Я сделал несколько взмахов косой – и вороха долларов зазеленели у ног.

Наклонившись, я поднял толстый веер банкнот.

Обрезанные ровненько-ровненько, как будто не косой я их срезал, а они вышли непосредственно из-под типографского резака, с аккуратно проставленными номерами и неповторимым запахом новых денег…

– Зачем тебе этот мусор, Серж-Леон? – обратился ко мне сэр Жеральд, подрулив лягушку к денежной кочке.

– Это? – растерялся я. – Это – деньги, доллары.

– Деньги? – удивился сэр Жеральд. – Деньги должны звенеть, деньги должны оттягивать карман, деньги должны радовать глаз золотым блеском, чёрт побери!

– Если этих много, они тоже оттягивают карман… – начал оправдываться я.

– Выбрось, – скривился сэр Жеральд, – это просто цветные бумажки. Это не золото.

– И золото, если разобраться, тоже всего лишь цветной металл… – пробормотал я, выпуская банкноты из руки.

Легкий ветерок подхватил их и опустил на воду. И они поплыли оборванными листьями кувшинки…

Характер болота начал меняться: в нём стало появляться всё больше и больше моховых и травяных кочек, лягушки всё чаще и чаще переползали рысью, а когда вода и в виде маленьких лужиц исчезла окончательно, перешли на знаменитые лягушачьи прыжки.

А я-то думал, что этого не выдержу! А оказалось, очень даже ничего. Сердце, правда, замирало, и душа уходила в пятки, но до чего же это было приятно! Лягушки прыгали удивительно мягко – гидростабилизатор в трёх плоскостях работал отлично! Сиденье подогнано исключительно по моей фигуре, и никаких неприятных ощущений не возникало. Отталкиваясь задними лапами, лягушки передними амортизировали приземление. Столь успешно, что никто из нас ни разу не щёлкнул зубами. Да и мягкость болотных кочек помогала плавности движения.

И вдруг лягушки забеспокоились. Они принялись метаться то вправо, то влево, как бы чего-то разыскивая, иногда порываясь вернутся назад.

«Вода! – догадался я. – Они ищут воду!»

В самом деле, пересохшая кожа не позволяла лягушкам полностью задействовать кожное дыхание, и они начали задыхаться от нехватки кислорода.

Дальше скачка продолжаться не могла. А если мы их загоним до смерти? Мне бы этого вовсе не хотелось. И не потому, что у лягушек диетическое мясо, а колдунья Акив предрекала, что мы их когда-нибудь съедим. А потому, что лягушки прекрасно показали себя в болоте, и терять таких ценных животных было непростительной оплошностью, если не сказать – глупостью. Так что ни о каком съедании не могло быть речи. Тем более что голод почему-то перестал нас мучить. Может, притерпелись?

– Стой! – скомандовал я.

Сэр Жеральд и Юнис дружно натянули поводья, недоуменно глядя на меня.

Лягушки остановились. Они тяжело дышали, бока их опадали и вздымались почище, чем у коней.

– Облить водой! – приказал я, и принялся плескать водой из фляжки на лягушку, одновременно растирая ей спину свободной рукой.

Кожа лягушки словно впитывала влагу, становясь из сухой и сморщенной гладкой и упругой.

«Куда там косметическим кремам! – мелькнула мысль. – Надо будет открыть производство питательного крема для лягушачьей кожи. Назвать его нежно «Тинка» или «Рясочка». На основе болотной воды и растительных компонентов. Торфа добавить, мха сфагнума – как отличных сорбентов. Но сначала развести верховых лягушек – обеспечить, так сказать, рынок сбыта. Кстати, сэр Жеральд хотел этим заняться. Он будет разводить лягушек, а я – производить для них крем…»