Текст книги "Фальшивые лабиринты"

– Ну что, поехали? – сказал сэр Жеральд, когда я уложил свиток со стихом за пазуху.

– Погоди, – остановил я его, – здесь имеется ещё одно дело.

– Какое? – переглянулись рыцари.

– Похоже, в подземельях замка томятся узники…

– Какие узники? – загорелись глаза Юниса, а сэр Жеральд решительно сдвинул брови.

Но я продолжал гнуть своё:

– Попутно можно запастись провиантом…

– Что? Этими отбросами? Ты спятил, Серж-Леон!

– Нет. Мне кажется, отбросами питается не одна дюжина поросят. Упитанных розовых поросят, которые только и ждут, чтобы их превратили в ветчину и окорока! Кто-то ведь должен поедать пищеотходы?

Друзья расхохотались. Им понравилась мысль.

– Разве не в традициях рыцарства воспользоваться добром побеждённого врага! – провозгласил сэр Жеральд. – Тем более что мы его честно заработали, мытьём посуды!

И мы принялись искать лестницу вниз. Но, сколько ни выстукивали полы и стены в поисках потайной дверцы, ничего не нашли. Стены были гладкими, без барельефов с завитушками и выступами, на которые удобно нажимать, чтобы обнаружить скрытый проход.

Единственным логичным путем к вожделенным свинюшкам оставались ёмкости для пищеотходов. Если у них подвижное дно, то…

– Остается последний путь, – произнёс сэр Жеральд, кивая на пустые баки.

Сэр Жеральд снова озвучил мои мысли. Но опасение оставалось: а вдруг возврата не будет? Окажешься прямо в пасти у той свинюшки, которую хотел съесть. Вот уж она отыграется! Свинкам-то всё равно: что окажется в кормушке, то и съедят. Любого схрупают. Бывали такие случаи.

Юнис сбегал за копьём и, перегнувшись, потыкал в дно. Оно не шелохнулось.

– Надо надеть латы, – твёрдо сказал я.

Но Юнис – мы с сэром Жеральдом и ахнуть не успели – перемахнул через край и опустился на дно бочки. Тут уж я ахнул. Но аханья никто не услышал: его заглушил звон юнисовских шпор.

Дно проваливаться не хотело, видимо, не считая Юниса пищеотходом.

Сэр Жеральд так и выразился:

– Говно ты! – произнёс он в сердцах. – А если бы провалился?

– Не бойся, сэр Жеральд, я держусь за края, – хладнокровно успокоил его Юнис.

Ничего не происходило. Юнис немного попрыгал, но дно стояло незыблемо.

– Должно быть, веса одного человека мало, – глубокомысленно заявил сэр Жеральд и поднял ногу.

– Погоди, – остановил я его, – это может быть ловушкой…

– Ты что, боишься? – он удивленно поднял брови.

– Нет, но следует проявлять осторожность.

– Да ладно! – и он залез внутрь.

Подобная легкомысленность со стороны сэра Жеральда? Как неосмотрительно!

Но снова ничего не произошло.

– Наверное, у механизма более высокий порог срабатывания, – заметил я и тоже полез в бак. – Ладно, рискнем!

Мы торчали из бака, словно три котёнка из кастрюльки.

– М-да, – проворчал сэр Жеральд, вылезая обратно, – не повезло. Что ж, прощайте, свинюшки!

– Да, может, никаких свинюшек не было. Запаха-то нет, – произнёс я, вылезая. – И река навоза из-под замка не вытекает. А если и был какой-нибудь худосочный поросёнок, так что, из-за него замок переворачивать?

– Тебя не поймёшь! – рассердился сэр Жеральд. – То предлагаешь искать, то – бросить.

– Сразу не подумал, – признался я, – очень хотелось свежей свининки…

– Подумал, не подумал… – проворчал сэр Жеральд.

И, пока мы шли к выходу, пока седлали коней, пока выезжали из замка, он сокрушался о непойманных свинюшках. Я так разбередил его воображение, что он время от времени хрюкал от огорчения.

– Ничего, сэр Жеральд, – попытался успокоить я его, – зато мы узнали тайну дракона, – и похлопал себя по внутреннему карману камзола.

Сэр Жеральд хрюкнул особенно яростно, но ничего не сказал.

Освобождение узников

Я ехал, повторяя записанные – нет, на память выученные строки:

 
«Иные личины меняют,
А смысла их не понимают».
Есть ли смысл здесь?
 

Тайна дракона… При чём тут тайна дракона? Может, тайна Вики? Выходит, Вика и есть дракон? Да, в некотором роде. В той части, в какой она является сэром Жеральдом, Юнисом… да и мной. Все мы несём отпечаток её личности, хотим того или нет. Недаром она столько времени возится с графическими редакторами, всю душу в них вкладывает. Потому-то окружающая природа и имеет какую-то встрёпанность, лохматость, непричёсанность.

Компьютер – единственное место, где человек может сотворить мир по своему разумению, почувствовать себя Творцом. Но я об этом уже философствовал, поэтому оставил эту мысль, а с ужасом подумал: какое новое испытание Вика мне приготовит? Проверит отношение к детям?

Я представил миллионы мокрых носов, тысячи испачканных пелёнок, мириады стеклянных бутылочек с сосками… Разбитые локти, коленки, бессонные ночи… Чьи, от кого, ради чего? Нет, это слишком абстрактно: это не мои дети. А своих у меня не было. Я не знаю, как буду на них реагировать. Своё – это всё-таки своё…

Или она захочет проверить мои способности по рачительному ведению домашнего хозяйства? Буду считать домашний бюджет: стоимость буханки хлеба, килограмма колбасы, полкило мясной вырезки и трехсот грамм костей, десятка яиц и полкруга сыра… – и всё на минимальную зарплату?

Уборку дома? Это мы делали, в замке. Ковры разве не выбивали, но пыльный лес, по-моему, заменит не одно поколение ковров.

Хождение в гости, так называемые «хорошие манеры»? Умение поддерживать светскую беседу?

Способность организовать отдых? Туризм, море, экскурсии? Для этого имеются турфирмы.

Придумать можно что угодно – например, умение управляться с бытовой техникой, делать мелкий ремонт электророзеток, утюгов, табуреток…

Я представил мир, оплетённый искрящими проводами, капающими трубами, скрипящими стульями, выпадающими дверцами шкафов, оскалившийся зубами выбитых стекол…

Ко мне подползает огромная красно-оранжевая гусеница.

– Кто ты? – дрожащим голосом спрашиваю я, протягивая навстречу вибрирующий меч.

– Я – короткое замыкание! – рычит гусеница.

– И что мне с тобой делать? – вежливо осведомляюсь я. – Удлинить? Или укоротить ещё больше?

– Нет, уничтожь меня! – ревёт гусеница, разевая пасть, и меч из руки, подхваченный мощным электромагнитным полем, улетает куда-то вдаль. А меня тянет к гусенице, в разинутую пасть. Я пытаюсь сопротивляться, но удержаться не за что, меня отрывает от земли, и я лечу, лечу, лечу, охваченный огненным вихрем…

Я пошатнулся и едва не упал. Пришлось встряхнуть головой, чтобы прийти в себя и оглядеться по сторонам.

Отъехали мы от замка-тарелки не очень далеко. Не успела дорога повернуть за растущий на склоне холма лесок, куда мы взобрались, выбравшись из долины Фарфорового замка, как в соседней долине показался другой замок – тёмный и мрачный.

Не здешние ли обитатели пировали по соседству? Не любят питаться дома, потому и ходят в гости – чтоб посуду не мыть.

Но очень уж тёмным и мрачным выглядел замок. И хотя выполнен был по тому же типовому проекту, что и остальные, смотрелся гораздо угрюмее и зловеще. По-моему, и Крысиный замок не мог бы потягаться с ним в зловещности.

Подъехав поближе, я понял причину гнетущей мрачности: нет цветных витражей-мозаик в окнах, вместо них – чёрные тюремные решетки из толстых прутьев.

Охрана, однако, не высыпала на стены и не приветствовала нас ни радостными криками – как будущих клиентов, – ни угрозами и проклятиями – как освободителей узников.

Замок выглядел покинутым, но отнюдь не разрушенным: чёрные стены смотрелись плотно и монолитно, отсутствовали и лишайники, обычно сплошь покрывающие стены заброшенных замков. И одинокая берёзка не росла, склонившись, на дырявой крыше малой сторожевой башни.

«Что-то многовато заброшенных замков, – подумал я. – Этот, кажется, третий? Куда же подевались обитатели? Не отражение ли это общего кризиса фэнтези и фантастики? Исчезли герои, не стало о чём писать – потому и книг хороших нет?»

Как бы то ни было, ни одного живого существа мы не увидели. А есть ли кто внутри, предстояло проверить. Освобождение узников – главная задача рыцарей. Ну, после спасения принцесс. Или я не прав?

Но если замок Фарфоровой тарелки смотрелся светло и приподнято, то этот – мрачно и приземлённо, хотя его окружала та же тишина. И во всём остальном сходство замечалось разительное.

И ворота были закрыты, и подъёмный мост – поднят. Но поскольку стены не ощетинились копьями и стрелами, мы сделали вывод, что охраны в замке либо нет вовсе, либо она крепко спит. Хотя последнее представлялось невероятным. Просто страна малонаселённая, и жители регулярно меняются профессиями: поработал тюремщиком – пошёл в хлебопашцы, и наоборот. А поскольку сейчас сезон уборки, все отмобилизованы на поля.

Есть и другое объяснение: трудно программировать осознанно движущиеся объекты, это вам не дрожание кленового листа с постоянной амплитудой.

И всё же наши отношения с замком поначалу складывались так же, как и с предыдущим: едва мы остановились на дальнем быке моста, цепи подъёмного устройства пришли в движение, загрохотали в клюзах, и плита медленно опустилась, прочно встав на положенное место.

– Нет ли здесь какого-то подвоха? – пробормотал Юнис, но сэр Жеральд, переворачивая копьё древком вперёд, направил коня на мост, и звонкое цоканье копыт по настилу огласило окрестности.

Меня слегка качнуло: возникло ощущение ранее происходившего, известное как «deja vu», что в переводе с французского означает «уже видел».

Сэр Жеральд ударил древком копья в ворота.

И тут сходство закончилось.

– Пароль! – хрипло взревело за воротами. Ага! Значит, кто-то там всё же есть?

Сэр Жеральд недоумённо пожал плечами и оглянулся на нас. Юнис пожал плечами и оглянулся на меня.

Значит, отдуваться предстояло мне. Еще бы! Кто здесь главный герой!

Но я знал только один пароль – из сказки об Али-Бабе и сорока разбойниках. Оставалось надеяться, что Вика тоже читала только эту сказку…

– Сим-сим, откройся! – провозгласил я.

Никакой реакции.

Ах, да!.. Применительно к компьютерам…

– SIMM-SIMM, откройся! – попросил я. Дверь не шелохнулась. Или надо указывать общую ёмкость памяти? Или же…

– DIMM-DIMM, откройся! – использовал я последний шанс.

Воротина нерешительно откатилась в сторону.

Современные ворота, нечего сказать.

За воротами никого не оказалось.

Кто же кричал? Да никто! Запись магнитофонная. Или попугайчик: прокричал – и улетел.

Сразу от ворот шёл книзу тоннель, слабо освещённый мерцающими факелами.

Сырые стены слегка поблескивали в меняющихся бликах света, но чёрные прямоугольные впадины по обе стороны прямо указывали, что именно там и находятся двери подземных камер, в которых томятся несчастные узники.

У первой же темницы я спрыгнул с Малыша и толкнул дверь. Она открылась легко и свободно. Даже обидно: вышибать не надо, не удалось силу продемонстрировать.

Оглядев камеру – здесь факелы светили ещё слабее, – я заметил прикованного к стене узника и бросился к нему.

Вырвав из камня железные кольца и разорвав цепи – они подались на удивление легко, – я приподнял повисшую на грудь голову и сказал:

– Ты свободен, друг!

– Сергей! – прошептал узник.

Я опешил и чуть не сел на пол.

– Откуда ты меня знаешь?

– Да я ведь Пашка… Павел Рогачёв. Из проектной части, лаборатория водоснабжения и канализации… инженер-проектировщик.

Я ахнул. С Пашкой мы были почти друзьями. Но как он изменился!

– А тут ты как оказался?

– Сам не знаю, – слабым голосом прошептал Павел, – помнишь Новый Год?

– Ну…

– Отказался танцевать с Викой Остроносовой – настроения не было… Она вроде и не обиделась, я деликатно так отшил… Потом Толик Никонов меня сфотографировал «Поляроидом»… а потом я вдруг тут очутился. Голодом морят… и крысы…

«Ну, Вика! – подумал я. – Надо разобрать её на собрании трудового коллектива…»

– А недавно повезло, – продолжал рассказывать Павел, – вчера или позавчера, не помню… А может, неделю назад, я счёт дням потерял. Такую кашу вкусную дали. Вон, в миске осталась. Ну, думаю, грядут перемены. И точно – ты… – и он заплакал.

Я – не знаю, для чего – поднял с пола миску с «кашей». Её внешний вид и запах недвусмысленно говорили о том, что недавно она была объедками с вымытых тарелок.

Вчера или позавчера? Неделю? Бедный Паша: сегодня это было, утром. Только что.

– А ты откуда здесь? – спросил он, беря меня за руку. – Рыцарем… Что это такое… вообще? Ты это или не ты? И похож – и не похож… Я сплю?

– Ладно, Паша, извини, – отстранил я его. – После узнаешь. Надо выручать других узников, ты не один. Сможешь идти?

– Никого тут нет, – прошептал он, перебирая руками по стене и пробираясь к выходу. – Я пробовал перестукиваться, никто не отвечает…

– Или очень толстые стены, – заметил я, глядя на сэра Жеральда и Юниса, шагающих в окружении десятка человек. Им не надо было пускаться в воспоминания да объяснения, поэтому они успели освободить гораздо больше народу. Некоторые настолько ослабели в темнице, что шли, поддерживая друг друга.

Одного я узнал даже в неверном свете факелов.

– Иван Яковлевич! – ахнул я. – А вы здесь почему?

– Откуда вы меня знаете, молодой человек? – печально произнёс Доброхвалов. Я ответил уклончиво:

– Слухами земля полнится…

– Да, много времени прошло, – прошамкал Доброхвалов. Из него буквально песок сыпался, устилая тоннель светлыми крупинками. Но тут что-то произошло, внутри него протяжно щёлкнуло – я испугался: не позвоночник ли? – и он начал молодеть на глазах, всасывая с пола песчинки наподобие пылесоса.

Я не стал спрашивать, почему он тут. Было ясно: чем-то насолил Вике, она выдрала его из общей фотографии – правое плечо выглядело деформированным, обрезанным – и бросила в темницу, на хлеб и воду.

Остальные освобождённые оказались тоже знакомыми, кроме двух молодых ребят и трёх девчонок. Они, очевидно, входили в круг неинститутских знакомых Вики, и потому я их не знал.

Среди прочих я заметил и двух девушек – Виолетту Осипову и Джульетту Собакину. Обе плакали и размазывали косметику по лицу.

Куда их теперь? Брать с собой? По пять человек на лошадь? «Пятнадцать человек на сундук мертвеца… – уныло запелась где-то старинная песня и завершилась глухим вздохом: – Йо-хо-хо…»

А может, пошарить в тюрьме – вдруг найдутся лошади? Не понравилась которая Вике, она и её посадила? Или обрызгавший автомобиль…

Почему-то я чувствовал ответственность за спасённых. Они вообще не ведали, почему очутились здесь. Если только Вика не являлась для пояснений и экзекуций к каждому, затянутая в чёрную кожу, с длинным хлыстом, в эсэсовской фуражке и с малиновыми энкавэдэшными погонами на плечах… Но это мои личные фантазии.

Куда их? Ни проектных, ни научно-исследовательских, ни учебных институтов здесь пока что нет. Чем они будут заниматься?

И почему я обязан о них заботиться? Почему Вике не подумать о тех, кого перенесла сюда? «Мы в ответе за тех, кого приручили» – даром старался Сент-Экзюпери? Но она не приручала – наоборот, хотела отомстить. Но отомстить хотела живым, а страдают их копии, абсолютно невинные. И за что мстить? За недостаток внимания к собственной персоне? За, может быть, справедливое замечание директора института? Или она считает, что мы – чучела, по которым можно лупить изо всех сил, потому что они ничего не чувствуют? Да, куклы не чувствуют, но детям жалко и кукол – дети-то чувствуют!

Так или иначе, а спасённым надо привыкать к новой действительности, новой реальности, начинать новую жизнь. Взять их с собой… а им это нужно? Зачем им чужие проблемы, чужой дракон, чужая принцесса?

Пусть устраиваются, как смогут – погонщиками верблюдов, водоносами, стражниками. Если кому-то повезёт, станет купцом или учёным. Неужели в средние века, пусть и компьютерно смоделированные, не смогут найти себе применение научные работники двадцать первого века?

Когда мы вышли из темницы – сырость стен и недостаток освещения давили, – я сказал речь, хотя терпеть не могу это делать.

– Я понимаю, мы не на профсоюзном собрании, – начал я. – Обстановка для всех более чем необычная, но надо примириться с реальностью. Другой не будет. Я не стану возвращаться к причинам, которые забросили вас сюда, я их не знаю (я решил немного слукавить), но в настоящее время наилучшим выходом для каждого из вас будет принять окружающее, как данность. Страна, в которую вы волею судеб перенеслись, замечательная: тут есть всё. Единственный недостаток – или, наоборот, достоинство, – что она находится на уровне средневековья. Отсюда недоразвитость промышленности, экономики, быта… и всего остального. Перед вами раскрывается масса возможностей: зная – приблизительно – законы развития общества, вы можете неплохо устроиться. К сожалению, мы лично не можем заняться вопросами вашего обустройства, мы обязаны осуществить возложенную на нас миссию… распространяться о которой не стану. Я рекомендую вам отправиться в ближайший город и попробовать прижиться. Впоследствии некоторые, если освоятся, могут предложить свои услуги местным сеньорам, а то и королям. Может, кому-нибудь повезёт, и он сам станет королем… Но до той поры постарайтесь держаться вместе. Иван Яковлевич – хороший организатор, надеюсь, он сплотит вас и здесь. Со своей стороны, мы поможем вам всем, что имеем…

С этими словами я передал Ивану Яковлевичу свою карту окружающей местности – как на платке, так и на пергаменте, перерисованную с пола замка. Объяснил, что где находится, и как лучше добраться до ближайшего города. А также разделил золотые монеты поровну между всеми.

То же сделали и сэр Жеральд с Юнисом – как истинные рыцари. Впрочем, свои карты они оставили при себе. Имея одну карту, освобождённые вынуждены будут держаться вместе. Но вопрос денег, как наиболее щекотливый, мы разрешили сами: чтобы изначально не создавать богатого сеньора и нищих вассалов.

Мы снабдили бывших узников на первое время и провизией из наших неистощимых багажников. Деньги деньгами, но их нужно научиться тратить. А продукты – доставай и ешь.

Юнис, расчувствовавшись, отдал девушкам половину стратегического запаса ирисок, за что они, приподнявшись на цыпочки, чмокнули его в обе щеки, и он зарделся спелым помидорчиком.

Да, тащить с собой всю компанию было бы большой обузой. А сейчас мы чувствовали себя почти благодетелями. В самом деле: они – взрослые люди и нянькаться с ними не нужно.

Иван Яковлевич, как человек обстоятельный, пытался разузнать принципы построения властных структур в стране. Я ему толком ответить ничего не смог, лишь, пожав плечами, произнёс: «Королевская…», на что он, хмыкнув, пробормотал: «Понятно…». Но видно было, что ему ничуть не стало понятнее, потому что он, помолчав, снова спросил: «Нет, но влиятельные фамилии…». Я развёл руками и сказал, что знаю не больше него, у меня не было времени выяснять, кто более влиятельный, кто – менее, а пришлось отправляться в путь, чтобы самому не попасть в темницу.

При слове «темница» он помрачнел, но когда услышал, что я мотаюсь по стране целую неделю, горько усмехнулся и сказал:

– Неделю? А я, молодой человек, почти полгода здесь муки принимаю… – и еле удержался, чтобы не пустить слезу.

Я постеснялся спрашивать, какие муки ему пришлось принимать. Но, похоже, Вика здорово проштудировала данный раздел человеческой истории – возле камеры Павла я увидел полный палаческий набор. Дверь каземата была распахнута, и на ней имелась скромная надпись «Пыточная».

От этого Вика стала выглядеть в моих глазах изощрённейшей садисткой. Оправдать её могло лишь то, если она не использовала инструменты по прямому назначению, а просто содрала картинку из курса истории, чисто для устрашения.

Я подумал: мы отправляем людей в город, а существуют ли города без нас? Мы видим их, пока они нужны, но когда уходим, они исчезают с экрана, и хранятся в виде каких-нибудь dat-овских файлов. Увидят ли их узники?

Но поскольку и люди появились неожиданно для нас, то и они – те же файлы. Как и мы, разумеется. А потому беспокоиться не о чем: если исчезнут, то в такие же файлы, где подождут до следующей встречи. Так что для них главное – добраться до городских файлов… то есть квартайлов… то есть кварталов.

– Так, ребята, – сказал я, когда мы подошли к развилке дороги, – вам налево, в город, а нам направо, навстречу приключениям. Может, встретимся на обратном пути, или ещё когда-нибудь. А может, и нет… Удачи вам!

И они удалились нестройной толпой, о чём-то переговариваясь – должно быть, строили планы. Это хорошо. Если им удастся сохранить единый коллектив среди царящей вокруг феодальной раздробленности, у них появятся неплохие шансы.

А перед нами вновь разворачивалась дорога, и копыта коней выбивали привычную мелодию, не перебиваемую пустопорожними разговорами.