Текст книги "Русская ось колеса Сансары"

– Да каркало вороньё. Какая же ты сволочь! Чем тебе помешали соловьи?!

– Теперь пришла очередь лишить мест обитания и таких как ты.

– Куда тебя понесло?! Можно подумать, что ты тайный агент влияния, и основную зарплату получаешь в свеженапечатанных долларах.

– Ты в этом сомневался? Не напрямую, есссно.

– Так ведь и я, быть может, приставлен охранять неподвластные вам ценности!

– Вот поэтому я поставлю тебя на колени. Может быть, сразу встанешь? Участь твоя будет смягчена. Иначе будешь сутками вылизывать мои сапоги. Или хочешь ещё вразумления?

– Какую гадость приготовила на этот раз?

– Не гадость – урок!.. Как ты должен помнить, мы с Веэв в своё время организовали маленький кооперативчик: страусино-звериную ферму. Я вложила немало денег и провела большую организационную работу, чтобы эта ферма заработала. Но сейчас я хочу вернуть деньги назад: есть более выгодное вложение денег. Короче, этот дом мой. Наследника уведомила о предстоящем судебном разбирательстве, чтобы дом и без разбирательства согласился отдать мне. Пакет документов, долговых обязательств подготовлен. Сумма умопомрачительная: учли недополученные проценты. Пока наследник сопли жуёт, говорю и тебе: убирайся отсюда, выметайся, чтобы в течение двух дней и следа твоего не было.

Вера прижалась хрупким тельцем к Васе и крепко сжала его руку.

– Папа, не слушай её, – проговорила бедная девочка сквозь хлынувшие слезы.

– Ой-ёй! Папа! Что ж ты скрывал от меня дочку?! Да такую симпатную, что расцеловать хочется во все ямочки и щелочки! Улавливаешь намёк? – Глаза Леры сузились, словно маскируя приготавливаемый сокрушительный удар.

– Я знаю, что ты любое дело можешь поставить с головы на ноги. Представить в том свете, что тебе выгоден. Все твои слова лживы, и за ними маскируется простая и гадкая идея: хитроумием и хитроблудием отобрать чужое. Сейчас это возведено в ранг глобальной политики, замаскированной красивыми фразами о преимуществах коммерческих отношений.

– Мне твои измышления по одному месту.

– А мне необходимо проверить основание твоих претензий на этот дом.

– Ты этого не сможешь сделать никогда, – парировала Валерия. – И сам знаешь почему: у нас все схвачено! На этот раз говорю откровенно, чтобы не терять время ни тебе, ни мне.

Эскиз выгнула спину, готовясь к прыжку. Злобная интонация незваной гостьи пробудила дремлющую силу. Глухое урчание вырвалось из оскаленной пасти. Прямо на глазах милая белая кошечка преображалась в свирепого зверя. Шерсть дыбилась на загривке и по хребту. Нервно подрагивающий хвост ровно вдвое распушился. Глаза округлились яростным безумием. Нешуточные клыки поблескивали, как вороненая сталь закаленного в боях оружия. Эскиз ниже пригнулась на передние лапы, выказывая громадные когти. Вера сильнее прижалась к отцу; рука Василия мягко поглаживала русую головку.

Лицо Леры вытянулось в подобие того же звериного оскала. Тонкие ноздри дрогнули, улавливая фибрами тела разгорающийся бунт против её вторжения в наметившуюся гармонию добрых начинаний. Инстинктивно она попятилась к выходу.

– Короче, я тебе сказала: через два дня приду, чтобы духу твоего здесь не было. Вообще живого духу не было. Все, что можешь, забирай и уноси. Лолитку свою и кошку эту дранную уводи отсюда. Иначе сядешь за решетку как отъявленный педофил! – Лера повернулась, но не ступила и шага. Эскиз молниеносными прыжками настигла. Расщеперив когти, взлетела по шубе – и сомкнула клыки на изящной шее Леры. Взвыв от боли, элегантная стерва, как-то стремительно ухватила длинными магическими пальцами за горло взъярившейся кошки и надавила только ей известные болевые точки. Эскиз истошно завопила.

Василий бросился спасать то ли кошку, толи Леру. Но предупреждая его вмешательство, Лера второй рукой схватила крестец кошки, обезумевшей от боли и ярости, и уже двумя руками сняла с её себя. Недолго думая со всего размаху шибанула кошку об угол. Эскиз обмякла. Тогда перехватив за задние лапы, Лера отвела от стены оглушенную Эскиз, безвольно свешавшуюся как тушка перед разделкой на скотобойне. Мотнув пару раз из стороны в сторону, с утробным выкриком и не женской силой обрушила головку еще раз об угол. Брызнула кровь от раскроенного пополам черепа. Эскиз забилась в конвульсиях, обагряя кровью стены и пол. Лера тотчас же брезгливо отшвырнула убитую кошку подальше от себя, сорвала штору и промокнула пятна крови на руках и шубе.

– Ты с ума сошла, Лера! – вскричал Василий. Вера гладила умирающую Эскиз, размазывая по щекам и слезы и кровь. – Это какое-то безумие, Вера, это несчастье. Не плачь, упокойся.

Лера вынула из сумочки портативный фотоаппарат и профессионально засняла окровавленную девочку с растерзанной кошкой и Василия со странно-возбужденным лицом.

– Ты не только педофил, но садомозохист, Васёк! – хохотнув, сказала Лера.

– Ты умопомрачающая сволочь! – процедил срывающимся голосом Василий.

– О, мерси за комплимент! Умопомрачающая сволочь – это круто! Дошло, надеюсь, что цели добьюсь любыми путями. Наша пятая колонна прошла отменную подготовку: поменяны понятия и ценности. Мы можем влиять на реликтовые точки сознания. Говорю тебе всё это откровенно, – куражилась она, – Примут за правду мои слова, но не ваши. Сам знаешь, мы в этом деле хорошо поднаторели: как белое делать черным, и наоборот! Так что, через два дня, повторяю последний раз, чтобы дом был пуст… Интересно, какого цвета у вас кровь? Ха-ха! Адью, человеки!

***

Чтобы похоронить Эскиз, в огороде освободили от снега клочок земли. Вера старалась во всём помочь Василию, хотя её лопатка в четыре раза меньше, но желание быть полезной и нужной возросло настолько же. На оголившейся земле развели костер. Пламя как-то сразу взялось за выстуженные березовые поленья. Василий и Вера уселись на перевернутый верх дном ящик.

– Мы уйдём отсюда? – спросила девочка и взяла горячую ладонь Василия крохотными ручонками, как редкое сокровище.

– Мы уйдём, – сказал он, ставший в короткое время отцом. – Уйдём не потому что испугались зловредной мадам. Сейчас наши силы неравны. Сейчас только я и ты. Вот и вся наша армия. А у неё куча денег, за которые подкупит любого адвоката, а то и прокурора с судьёй на пару. Иногда нужно потерпеть, чтобы пришёл твой час.

– Вдруг он никогда не придёт. Не придёт этот наш час. Из этого дома выгоняет один злой человек. Приходим в другое место, и там злой человек. Как же быть?

– У нас должен быть свой дом. Можно уехать, где требуются рабочие руки, где сразу дают жильё, где есть хорошие перспективы. Но я не смогу тебя взять с собой. Мы живем в мире, где бездна законов и подзаконных актов. Где нужен паспорт, где должна быть запись, что ты моя дочь.

– Казалось бы так просто и хорошо быть вместе. Оказывается, для этого нужна какая-то бумага с печатями.

– Которую в нашем положении трудно получить.

– Если ты не сможешь меня удочерить, тогда женись на мне! Будем на законных основаниях жить вместе.

– Ну ты и сказанула! Женись?! Выбрось эту идею из головы. Реальнее мне ради тебя женится на твоей маме. Хотя и это не вариант.

Василий поведал о гражданских процедурах, о тюрьме, куда садят ослушавшихся и преступивших общепринятые нормы, правила, законы. Пока закон на стороне Валерии. Уповать на человеческий закон справедливости и соответствия высшим принципам гуманности – пока это всего лишь слова и призывы. Их слышат только Ангелы. Их же голоса заглушает темная завеса Зла, маскируясь словоблудием. Когда прольётся первая кровь, эта завеса начнёт истончатся… Однако, на глазах девочки бросаться на Леру с припасённым ножом не смог. Не смог огорчить её Злом.

Кайлом и ломом Василий выдолбил яму глубиною в полметра. Вера завернула Эскиз в чистую белую наволочку и уложила любимую кошечку в мерзлую кроватку. Кинула горсть земли с горячим шепотом. До Василия донеслись отдельные слова: «…я отомщу, её также закопают в мерзлую землю…»

– Ты что-то сказала?

– Теперь я знаю, для чего буду учиться, и что должна сделать, когда стану взрослой, – стальным голосом отчеканила повзрослевшая девочка.

Василий подхватил её на руки – лица оказались на одном уровне.

– Представляешь сколько тебя надо дорасти до нас взрослых. И главное не сбиться с правильного пути.

– Теперь не собьюсь, – сказала Вера и поцеловала Василия в губы. – И ты не сбивайся!

На третий день от погребения Эскиз из ворот дома Веэв гуськом вышла странная процессия. Впереди мужчина в заношенном сером пуховике и черной вязаной шапке. Чуть наклонившись вперед, он тянул самодельные сани из старых лыж. На полозьях закреплена метровая картонная коробка, забитая свертками и сумками. Все это перевязано в нескольких местах веревкой и крепко стянуто узлами. Позади шла худышка-девочка в новом пуховике, красных сапожках и красной шапочке из толстой шерсти. Девочка держала спинку прямо. В руках её бечевка, другим концом завязанная бантиком на могучей шее черно-белой коровы. У всех троих слезились глаза. Слезились и от яркого света, отражающегося в белых снегах, и от другого, что подвинуло выйти и покинуть полюбившейся дом.

За два дня Василий не спал ни одной ночи, лишь урывками по тридцать минут, когда совсем невмоготу, и то время сна ограничивал звонком будильника. Так много предстояло выполнить! В первую очередь закончил ремонт шубы – не выполнить взятые обязательства казалось кощунством. Тем более, что ремесло пошива и ремонта меховых изделий и крепнущая репутация мастера могли обеспечить безбедную жизнь приёмной дочери. По изготовлению шубы вызвонил заказчицу, сказав, что переезжает. Прибывшая дама осталась весьма довольной качеством ремонта и заплатила чуть больше за срочность и дополнительный объём работ.

Василий заказал грузовик и перевёз оборудование мастерской в избу бабы Клавы. Её неказистый дом ни в какое сравнение не шел с респектабельным домом Веэв, и мог отпугнуть потенциальных заказчиков. Баба Клава уверила, что напишет на Веру завещание на наследование дома. Так что вкладывайте в дом зарабатываемые средства, вплоть до строительство нового дома, что казалось фантастичным. Вторым рейсом грузовик перевез запас кормов для Зорьки и кое-какую домашнюю технику.

Баба Клава выказала очень даже здравый подход: ни о какой коммуне не будет и речи, и вообще она разгонит этих пьянчужек. Достали они! Без продыху одно пьянство да блуд. Надю давным-давно пора вытаскивать из помойной ямы коммуны, открыть ей, дурехе, глаза: можно радость найти, когда всё в меру; можно вполне нормально зарабатывать трудом своих рук. Как ни крути, остается выдать Надю замуж за Василия? А что, чем не пара?! И для Василия это одна из реальных возможностей заняться воспитанием Веры и остальными дочками.

10. Океан

На один из будничных дней запланирована генеральная уборка квартиры, о чём напомнил зеленый крыжик в календаре. Валя облачилась в короткий ситцевый халатик, почти полностью открывавший стройные ладные ноги с матовой нежной кожей. В такой простенькой одёжке удобнее работать: где-то нужно будет встать на коленки, где-то протиснуться между диваном или столиком, куда оседала вездесущая пыль, а до невольной обнаженности красивого тела и дела нет.

Во время уборки всегда одолевало желание выбросить ненужную мебель и прочие вещи, захламляющие квартиру. Вот в ее комнате стоит письменный стол, и стоит еще со времен учебы в школе. Нужен стол? Только собирает пыль и мешает уборке. Пришла пора отправить его на свалку.

Девушка уселась за стол, как когда-то сиживала лупоглазой девчушкой, прилежной школьницей; открыла первый ящик, и стопка тетрадей предстала неожиданной реликвией. Тетради по русскому языку, математике, химии, биологии; тетради с диктантами и сочинениями. Валя не удержалась, и с затаённой улыбкой открыла первую же попавшуюся. Веер воспоминаний поднимался с пожелтевших страниц.

Старательный почерк детской руки. Наверное, выпячивала губки, когда выводила буквы в строгом соответствии с правописанием. Зачем-то хранились тетрадки аж с начальных классов! И выборочно – с каждого года обучения. В оценках разнобой: от троек, а то и жирных колов и двоек, до пятерок с плюсом.

Интересно, что в изложениях по русскому больше непосредственности и живости, чем в сочинениях. Почему так? Изложение шло теми словами, как она понимала текст. В сочинениях позволялось гораздо меньше вольностей. Сочинения следовало писать строго по плану, с обязательным выводом. Да не просто выводом – сводом правил, где по полочкам размещены ответы на те самые вечные вопросы. Те вопросы, что встанут, будто неприступной стеной во взрослой жизни. И на которые, как окажется, ответы совсем другие, чем выведенные в школьном сочинении.

Невесть откуда, выскользнула фотография, и легла прямо перед глазами. Валя вздрогнула, взгляд светло-голубых очей вспыхнул, как синий сполох углей в догорающем костре. На фото знакомый пейзаж дальневосточных сопок, юноша на первом плане с ясными мечтательными глазами и тонкими чертами лица, исполненными, быть может, исчезающей душевностью, точно он свидетельствовал о нечто высшем, что хранит и развивает когорты редких одухотворенных людей. Тех людей, кому изначально ведомо тайное сокровенное знание. Как говорили мудрецы, некоторым знание дается от рождения, некоторые способны прийти к нему путем кропотливого обучения, а некоторым, сколь ни старайся, никогда его не достигнуть.

Валя пристально всматривалась в случайно обнаруженную фотографию – и печаль заполнила сердце. Глаза увлажнились. Шквалом хлынули воспоминания.

***

Это было девять лет назад. Дальний Восток. Величественный Тихий океан. Рыболовецкий поселок городского типа, где на заводе по переработке морского улова она проработала два полных года. Два года абсолютной свободы. Тяжелые рабочие будни на конвейере свежей рыбы со сдельной оплатой труда. Благодатный вечер в молодежном кафе с фейерверком огней дискотек, горячими танцами, с ураганом ненасытного секса: и грубого, и с утончённой техникой, и чем-то еще, что из романтического очарования падает золотом в сердце.

Итого, уже за год она научилась ударно работать, за что получала хорошие деньги, умудрила себя искусством чувственного наслаждения. Но главное – это океан! Он дарил неизъяснимые яркие ощущения, дополняющие ее и без того развитую чувственность; он воскрешал, успокаивал, врачевал и радовал.

Он предстал грозным, бешеным, страшным. Он явился нежным, ласковым, щедрым, неописуемо красивым. Каждый день рокот и шелест своенравной громады воды будоражил воображения и чувства.

Однажды в поселок на летний сезон заехал студенческий стройотряд. Среди веселых бесшабашных студентов, Валя углядела необычного юношу. Сначала решила, что он, скорее всего, обыкновенный интеллигентный мальчик: умный, покладистый, улыбчивый. Любитель поразмышлять о высших материях и прочей книжной чепухе. Спит, верно, с логарифмической линейкой и видит сны про синусы и косинусы. Водку не пил, только пригубливал сухие или десертные вина – «энтилигентщина» одним словом. Но вот он брал гитару и преображался.

Тонкие пальцы искусно бегали по струнам, извлекая потрясающую, простую и проникновенную музыку, затем, словно нечаянное откровение, этот не взрослеющий юноша начинал петь под собственный аккомпанемент. Мягкий баритон легко, без надрыва и фальши, вторил знакомой мелодии, добавляя в гармонию звука повесть искушенного сердца. И слова-то всё правильные и верные, и мелодия такая родная и милая. Валя натуральным образом ощущала в себе сладостные волны. И не спускала приметливых глаз с редкого юноши.

Чаще доморощенного барда с прочно прилепившемся именем Идальго просили исполнить шансон, слезливый и разухабистый. Вале запомнилось и до сих пор звучит, как они веселенькой и дружной компанией горланили известную старинную песню «Где твои семнадцать лет».

Идальго, как подлинный артист, легко входил в образ героя исполняемой песни. С эдаким нарочитым апломбом разудалого и тертого прожигателя жизни зычно и задорно вопрошал с мягким одесским акцентом:

– «Хде твои семнадцать лет?»

А его семнадцать слушателей, товарищей-собутыльников, точно изнемогая от ожидания этого вопроса, нестройным хором бесшабашно вываливали криком:

– «На Большом каретном!»

– «А хде твой черный пистолет?»

– «На Большом каретном!»

– «А хде тебя сегодня нет?»

– «На Большом каретном!»

Потом Идальго, меняя тональность, с легкой грустью по былому, умудренный непростым опытом жизни, тихо и душевно уже один продолжал куплет.

Как-то он исполнил порядочно хмельной компашке романтический неувядающий хит «Билет в один конец» более известный как «Синий, синий иней лег на провода». Слова были чуть изменены, а щемящая мелодия усилена проникновенным голосом, до предела взволнованной ускользающей мечтой, которую немыслимо упустить.

Компашка, точно протрезвела, и упросила маэстро повторить песню на бис, так, чтобы звучала вечно. Идальго спел про синий иней, про путешествие без возврата, про мимолетность жизнь, про жажду настоящей любви… Пел до тех пор, пока слова и мелодия не вошли в головы внимающих, уж точно навечно. Напоследок ребятки и девчонки в один голос спели по памяти, тихо и задушевно.

Днем на рыбоперерабатывающем заводе, где студенты подрядились подсобными рабочими, Идальго трудился как заведённый, не знающий усталости механизм. Его же сотоварищи, студенты, любили больше побалагурить, потравить анекдоты, похохотать, пофлиртовать со смазливыми работницами. Хотя работницам надо делать план, зашибать деньгу, – от натуры не уйти: смех и хохот порой перекрывал производственный шум конвейера.

По выходным дням, некоторые из студентов, если не подавляющее их большинство, проторили тропу к женскому общежитию рыбзавода. Обычно делалось так. В пятницу вечером начиналась приятная подготовка. Впереди два длинных-предлинных выходных дня и половиночка пятницы, зачинщицы веселья. Разудалые студенты, тщательно отмывали кое-какой рабочий пот и соль. Затем, чистые и сияющие, подобно надраенной бляхе солдата, в опрятных одеждах, с сумками, набитыми хорошим вином и закуской, брызжущие весельем от предвкушения хорошего застолья в компании простых, крепких и понятных девчонок, просачивались в общежитие. А там их уже ждали-поджидали, между прочим.

Женское общежитие – деревянный двухэтажный барак коридорного типа с комнатами на две койки. На первом и втором этаже друг над другом устроены небольшие холлы с телевизором и гладильной доской, рядом кухня и душ, а дальше по коридору налево и направо множество дверей, за которыми, без сомнения, девушки ждут своих мальчиков.

Как-то прихватили Идальго, чтобы в холле, заменяющем концертный зал, поиграл на гитаре для всего общежития. «Сенсационный номер на семиструнной»! Так обозначена виртуозная игра Идальго в программе самодеятельного концерта, приготовленного студентами и профсоюзным активом рыбзавода. Сам концерт – своеобразный культурный обмен между студенчеством (будущие руководители и специалисты) и рабочим классом в лице симпатичных работниц (будущие жены, подруги и мамы).

Концерт удался на славу: юморески, конкурс анекдотов; старинные романсы под аккомпанемент гитары: «Гори, гори моя звезда», «Дорогой дальнею, дорогой зимнею»; восточные танцы девушек; заводной классический рок-н-ролл группы студентов и т. п. Шквал аплодисментов и нарастающий накал веселья. Душевный контакт становился потрясающим. И непременно вечер должен закончиться чем-то незабываемым, закрепляющим радостный настрой.

Студенты рассредоточились по комнатам. Идальго с бывалым дружком выбрала Валя с подружкой. Гитара отставлена в сторону – семиструнная кудесница теперь не созвучна нарастающему буйному молодому веселью. Гитара требовала хоть малую частицу сосредоточенности и внимания. А здесь уже забулькало в стаканах терпкое вино, лилась весенним половодьем водочка. Жаркие, охочие до основательной чувственной встряски, молодые тела придвигали миг развязки ближе и ближе. Включили проигрыватель, и голос все еще популярного в те годы Челентано, добавил романтического тумана в раскрепощенные от условностей головы.

Идальго, не отрывая глаз, любовался Валей – стройной блондинкой с алыми сочными губами, небесными глазами в густой, как пришедшая ночь, тени ресниц. Молча восхищался незнакомой изысканностью линий абриса лица, и украдкой переводил взгляд на высокую упругую грудь, во время танца трепещущуюся, как пойманная рыба. Пялился на коротенькую, по моде юбочку, искал в лукавом прищуре, как будто всезнающих глаз, одобрения осторожного любования ею.

Подобно завороженной жертве, пригласил на танец Валю. Она живо откликнулась, положила руки ему на плечи, как в медленном танце, несмотря на то, что наяривал самый безумный и оголтелый рок-н-ролл вперемежку с диско.

Идальго с умопомрачительным волнением, ощущая руками её совершенную талию и бедра, неловко обнял девушку, прижал к себе ближе, повинуясь неосознанному влечению. Она не отстранялась, но и не отвечала: что-то настораживало, что-то было не так.

– Пойдем на улицу! – Она взяла его за руку и увлекла за собой.

В сумерках девушка показалась притягательней и вмиг преобразилась в живое воплощение давней мечты. Светловолосая гурия не прошла и десяти метров, как вдруг остановилась, испытывающее поглядывая на Идальго. Он несмело переминался на месте.

– Ты вообще-то, зачем сюда пришел? – хмуря лоб в кротком раздумье, поинтересовалась соблазнительная красавица.

– Как зачем? Концерт. Культурный обмен и контакт двух слоев общества, – пробубнил очнувшийся Идальго.

– А еще зачем?

– Зачем? – переспросил он, как последний тупица, с легкой дрожью уразумев, что эта девушка готова отдаться прямо тут же и сейчас.

Идальго неловко обнял насторожившуюся дивчину, точно продолжил танец, и чмокнул в губы раз, другой, третий. Валя вдруг резко отстранилась и, недоумевая, презрительно сказала:

– Ты что, не умеешь целоваться!? Разве так целуются!

– А как? – поинтересовался Идальго.

– Вот так! – Валя быстро прильнула к опешившему юноше и обожгла его губы своими губами, то упругими, то мягкими. Ее язык ходил будоражащей волной, и дополняя сладостное действие губ, устанавливая первую близость.

Идальго попробовал ответить тем же, схватив на лету преподанный урок, – девушка недовольно шикнула, дескать, стой смирно и не мешай. Закончив первую эротическую прелюдию, она снова резко отстранилась и внимательно посмотрела, пробуя понять необычную ситуацию.

– Хочешь, я тебя опозорю, скажу прямо сейчас всем, что у тебя и девушки никогда не было, – с нескрываемым презрением сказала она.

– Ну не было, это правда. Хочешь всем донести – говори. По большому счету мне все равно.

Ровный мужественный голос Идальго привлекал и располагал. Его непоколебимая уверенность в себе внушала, что ни о чем просить и ничто вымаливать не будет, и что за себя ему стыдиться нечего.

– Ты больной, что ли в этом? с дефектами? – выспрашивала девушка.

– Не знаю, не замечал. Что уж, сразу клеймить таким образом? Я скажу так. Не довелось повстречать такую замечательную, как ты.

– Ух, ты! Что во мне такого особенного? – Пожала плечами Валя, но искренний тон и сами слова понравились.

– Всё! – одним духом выпалил Идальго.

– Может быть, у тебя проблема с этим делом? – размышляла она вслух, не принимая его восхищение. – Какая-то стадия этой, как ее, импотенции?

Не дожидаясь ответа, сунула руку прямиком ему в штаны через ослабленный поясной ремень, мягкими бархатными пальчиками тронула сразу ожившее мужское достоинство.

– Да нет, орудие твое совсем даже неплохое. В чем же дело? Вполне годишься в бойцы нашего фронта свободной любви.

– Дело в том, что мне нужно не какую-нибудь особь женского пола, а несравненную девушку, которую я сильно-сильно полюблю!

– Сильно-сильно? Это как?

– Сильно-сильно! Это так: нужна мне не свободная любовь, – а любовь настоящая. Так, чтобы до последнего вздоха быть вместе. Любить, как не любил никто! – Смутившись пафоса, пояснил проще: – Да и знаешь, как-то не хватало времени специально искать себе, пусть временную подругу. Потом, я поступил в институт совсем не оттого, что такой шибко умный. Мои родители – обыкновенные работяги – не желали ничего иного для меня, как чтобы сын ходил на работу в отглаженном костюме, белой рубашке и галстуке. Такая вот у них была мечта. Я и подумал, отчего, в самом деле, мне не попробовать стать настоящим инженером, даже не попробовать – стать таковым. Но в действительности, учеба дается нелегко. Я читаю-перечитываю по несколько раз, кое-что просто зубрю, до головной боли. Стараюсь вникнуть, понять фундаментальные основы… Вечерами еще подрабатываю грузчиком. Я и сюда приехал исключительно на заработки, из-за денег. Когда уж мне по девкам бегать, сама рассуди. Просыпаюсь иногда с мокрыми штанишками, точно во сне какая-то прекрасная незнакомка влечёт к себе.

– Ах ты, бедняжка! – Улыбнулась Валя. – Хочешь, чтобы я стала твоей первой и научила, как все это правильно делается?

– Врать не буду: хочу. Очень хочу. Ученик я прилежный исполнительный, тебе будет нетрудно.

– Ладно, ты мне нравишься! – Она прильнула к нему, легким кошачьим движением выгнула свой низ живота и сразу ощутила тонкой чувствительной кожей, что он давно уже готов.

– Впрочем, тебе сейчас много и не надо, Ты можешь кончить только от желания. Давай прямо здесь ты попробуешь меня, чуть разрешишься, сбросишь давление, и я тебя оставлю на ночь, вот тогда-то и начнется основное действие.

Валя мигом повернулась к юноше спиной, опершись руками о скамейку, юбочка откинулась, и обольстительная белая попка оттопырилась прямо ему на обозрение. Ещё и в игривом ожидании поводила её туда-сюда.

Идальго обомлел и враз похолодевшими руками быстро сбросил штаны. В ответ на его замешательство, неумелое тыканье, искусница взяла в руки его потяжелевшее достоинство, и сама ввела туда, куда и следовало…

Утром юноша Идальго вышел от Вали искушенным мужчиной.

Шумел океан, наполняя окрест свежестью. Две парящих белоснежных чайки, словно человеческие души, играли с морской пучиной и небесной кручей. Идальго распростёр руки по сторонам – и одна из чаек взметнулась выше.