Текст книги "Укромное место"

Глава 32

Я провела время с родителями, и это было приятно, но отлично было вернуться в свою квартиру на следующий день, а еще приятнее – на работу в понедельник. Я зашла в кабинет Дрины. Окинув меня критическим взглядом, она поинтересовалась, как мое самочувствие после отпуска?

– Гораздо лучше, – признала я.

– Ты великолепно выглядишь. Никаких мешков под глазами, я завидую твоему шикарному загару. Полагаю, лето на солнышке пошло тебе на пользу?

– Спасибо, что дали мне шанс.

– Нам всем иногда нужен отдых, – вздохнула она. – Мне нравится, что мы здесь заботимся не только о теле человека, но и о его душевном состоянии.

– Спасибо, – снова поблагодарила я.

– Всегда пожалуйста. А теперь возвращайся в отделение. У ребят полно дел, им тебя не хватало.

Возможно, это и было так, но толкнув от себя двустворчатые двери, я оказалась в обычной атмосфере, пропитанной эффективным распределением времени. На разговоры времени не было, я сразу приступила к работе. Сделала рентген, предположительно, сломанного запястья, затем очевидно сломанной ключицы. Этот случай напомнил мне о Хави Руисе и его вывихнутом плече, а затем сделала снимок пациенту с сильно распухшим коленом.

Чуть позже, тем же утром, мы с Клео пошли попить кофе в столовую, и она, как и Дрина, отметила, как хорошо я выгляжу.

– Ты точно оставила прошлые напасти позади? – спросила она, когда мы доедали по второму пирожному.

Я торопилась домой, но ей оставалось отработать еще пару часов.

– Точно, – сказала я.

– Уверена?

– Полностью.

– Я рада.

– И я.

– А что у тебя с красавчиком-испанцем?

– Он тоже в прошлом.

– Вот как? Печально.

– Нет. Только приятные воспоминания.

Я доскребла остатки пирожного с блюдца, по-быстрому обняла подругу и уехала домой.

Вчера вечером Сирша задавала мне те же самые вопросы. Поэтому, когда я вернулась с работы, вопросов о том, как я провела лето в Испании, уже не было, и мы сели смотреть телевизор. Не считая моих разовых попыток узнать погоду, в Испании я почти не смотрела телевизор, но сейчас это казалось самым подходящим занятием. Я закинула ноги на край кофейного столика и залипла на одном из последних сериалов на Нетфликсе. Сирша на него давно подсела.

Я проверила телефон, только когда мы досмотрели очередную серию. Одно сообщение от Макса Холландера. Это был рентгеновский снимок с очевидным переломом плюсневой кости.

Я спросила:

Твоя?

Да. Послушался твоего совета. Пошел к врачу.

Говорила же.

Следующее сообщение содержало фото ортопедического ботинка с припиской «Это настоящая головная боль».

Я ответила:

Лучше так, чем без него.

Он прислал смеющиеся смайлики.

Я написала:

Я видала переломы и похуже.

Ты почему-то совсем мне не сочувствуешь. А еще говоришь, что работаешь в сфере здравоохранения.

Нет, почему, сочувствую. Ты должен был сходить к врачу раньше.

Был слишком занят.

«И это правда», – подумала я. Он был занят похоронами и делами, возникшими в связи со смертью Брэда и Александры, а еще ухаживал за малышом Диланом и выслеживал таинственную мисс Пэйкок. Дел по горло.

Я снова взяла в руки телефон.

Как там Дилан? И Мак?

Отлично. Тебе стоит увидеть Мака. Тебе он понравится.

Когда-нибудь.

«Но очень маловероятно», – сказала я себе, нажимая «отправить». Что нормального во встрече с котом, который принадлежит сыну моего погибшего возлюбленного?

Ответ Макса не заставил себя ждать.

Выпьем кофе, когда вернешься в Дублин? Без котов, разумеется.

Я не могла отвести глаз от сообщения. Зачем он предлагает встречу? С чего он взял, что это хорошая идея?

Второе сообщение пришло почти одновременно с первым.

Сможешь обследовать мою ногу?

Я ответила:

Я только снимки делаю. Я не врач.

Но ты все равно поняла, что что-то не так.

Потому что ты ХРОМАЛ!

И все же. Это явно вызвало твой профессиональный интерес.

Я рассмеялась. Что с ним делать? Прислала смайлик с лицом, закрытым медицинской маской.

Ты скоро возвращаешься домой?

Я уже вернулась.

Когда ты хотела бы выпить кофе со мной?

Я замялась, перед тем как ответить и написала:

Ближайший выходной у меня в субботу.

Звучит обнадеживающе. В центре? Или в Дандруме?

В центре. В Дандруме по субботам кошмар.

«Карлуччио?»

Пойдет.

Он прислал поднятый большой палец.

Я ответила тем же.

А потом задумалась – и что этотакое было?

* * *

На следующий день мысль о чашечке кофе с Максом Холландером отошла на задний план. Большая часть дня была расписана под аппарат УЗИ, где после нескольких пациентов с болью в брюшной полости ко мне пришла женщина моего возраста, у которой были проблемы с репродукцией. Она подала мне направление терапевта. Я улыбнулась ей, когда она легла на кушетку, и нанесла на ее живот теплый гель.

– Я переживаю, что описаюсь, – обеспокоенно сказала она.

– Подумаешь, дело какое… – приободрила я. – Выпить пару литров воды, а потом выдержать, как я жму вам на живот – это, ой, как непросто. Но не переживайте, всё будет хорошо.

Я продолжала говорить с ней, мягко двигая датчик по ее животу и вглядываясь в экран в поисках миом или эндометриозов.

– Там ведь нет ничего ужасного, правда? – занервничала пациентка.

Больные всё время об этом спрашивают. Если делаешь рентген или томографию, легко абстрагироваться, потому что ты в какой-то мере отстранен от них. Но УЗИ – единственная процедура, во время которой ты находишься непосредственно с пациентом, прикасаешься к нему. И ты не можешь отдалиться от него.

– Дело в том, что мы с мужем оба проходим обследование, – добавила она прежде, чем я успела что-либо сказать. – Я, конечно, не хочу услышать плохие новости, но в какой-то мере надеюсь, что виновата я. Если так, то я с удовольствием пройду лечение. Я готова к ЭКО. Но если виноват Эндрю – мой муж… Ну, он не сможет этого принять, понимаете? Сама мысль о том, что с ним что-то не так… – Она умолкла, а я продолжала водить датчиком по животу.

– Вы не можете сказать, я понимаю, – сказала она в ответ на мое молчание. – Я должна дождаться результатов. Но…

Я хотела бы сказать ей, но, хотя отчет писать буду именно я, результат объявляет консультирующий врач. Гарри Мерсер – хороший парень, он сможет бережно сообщить ей, что она не может забеременеть, потому что число антральных фолликулов практически равно нулю. То есть, у нее почти не появляется яйцеклеток. Никаких шансов забеременеть естественным путем.

– Мы думали, к этому времени у нас уже будут дети, – сказала женщина. – Я не расстроюсь, если он будет винить в этом меня.

– Кто же в этом виноват? – сказала я. – Это природа. Так бывает.

– Но всегда есть причина. – Она, похоже, по-настоящему зациклилась на проблеме.

Я согласилась, что почти всегда, действительно, есть причина. Но, как я сказала, иногда мы не знаем, почему происходит так, а не иначе.

– Со мной всё в порядке? – нервничала пациентка.

– Пока не вижу ничего ужасного. – Будет неплохо приободрить ее немного. – Но окончательный результат вам в подробностях сообщит доктор Мерсер.

– Спасибо. – Она улыбнулась мне. – Вы очень милы.

Я стерла гель с ее живота, и она поспешила в туалет. Лиз Мунсен, медсестра, которая работала со мной, посмотрела на меня вопросительно.

– Совсем нет антральных фолликулов.

– Бедняжка.

Я готовилась к следующему пациенту. Но думала о своем собственном желании иметь детей и задавалась вопросом, может ли мне что-то помешать в будущем? Не считая того, что нужно найти для них отца. А это будет трудно, учитывая то, что я потеряла интерес к мужчинам.

* * *

Сирша очень удивилась, когда я рассказала ей, что утром в субботу иду на встречу с Максом Холландером. Она внимательно выслушала мою историю знакомства с Максом.

– Ты вообще ничего не говорила! – воскликнула она. – Ради всего святого, Джуно, почему ты не делишься со мной?

– Да вроде незачем было, – вздохнула я. – Он приехал, мы поговорили о Брэде, он уехал… Что тут интересного?

– Но ведь он хочет снова с тобой увидеться.

– Ну и что? – запротестовала я. – Просто… Из-за Брэда мы теперь как бы связаны, вот и всё. У нас есть о ком поговорить.

– Ерунда! – Сирша посмотрела на меня скептически. – Мужик пишет тебе сообщения и приглашает на кофе. Он имеет на тебя виды, Джуно!

– Да брось ты, – возразила я. – Мы оба потеряли близкого человека, и оба пытаемся разобраться в сложных отношениях. А еще он заботиться о малыше Дилане. Возможно, ему нужен мой совет.

– Ты это серьезно? – подняла брови Сирша. – Перечитай его сообщения. Он не похож на человека, у которого разбито сердце. Это сообщения мужчины, который старается показать себя крутым перед женщиной, с которой хочет переспать.

– Не говори так! – воскликнула я. – Ты всё не так поняла, Сирша. Не упрощай.

В трамвае я села на последнее сиденье и глубоко задумалась. Без сомнения – призналась я себе – я чувствовала с Максом Холландером определенную связь. Но это потому, что он был братом Брэда. Брэд был той нитью, которая нас соединяла. И всё. И не стоит видеть Макса в ином свете. Это как если бы я встречалась с Луисом сразу же после секса с Пепом. Ведь Луис мне не нужен. Даже если отставить в сторону все возможные последствия, это было бы просто неправильно. Хотя… Одна мысль вдруг мелькнула у меня в голове. Макс Холландер ведь был сводным братом Брэда, а не родным. А это определенно меняло ситуацию.

– Тебе не надо менять ситуацию, Джуно Райан, – пробормотала я себе под нос, когда шла по Доусон-стрит. – Ты не собираешься заводить любовные отношения с Максом. Встреча в кафе ничего не меняет в твоей жизни. Два человека помогают друг другу, чтобы стало легче. Даже если тебе никто не нужен, следует помочь человеку в несчастье. И я должна сделать всё, что в моих силах.

Макс был уже на месте, когда я подошла к кафе, сидел за столиком на улице.

– Последний свободный на свежем воздухе, – объяснил он, поднявшись, чтобы поприветствовать меня. – Решил, что лучше подышать воздухом. Тут не так жарко, как в Бенифлоре, конечно, но на улице приятно находиться.

Действительно, был прекрасный день, на безоблачном голубом небе сияло солнце. Дублин чудесен в солнечный день, в нем не так жарко и пыльно, как в других крупных городах, потому что – давайте признаем это – не такой уж он большой и густонаселенный. Цветы у уличных торговцев добавляли ярких красок, а прохожие, вышедшие из дома пораньше за покупками, шли неспеша, наслаждаясь погожим деньком.

– Чего бы ты хотела? – спросил Макс, когда мы сели, и к нам подошел официант.

– Капучино и круассан – это будет замечательно, – сказала я.

– А мне американо и булочку, – сказал Макс, а потом повернулся ко мне. – Отлично выглядишь.

Я посмотрела на его ноги.

– А ты не носишь ортопедический ботинок. Больно?

Он вздохнул.

– Я не могу. Только не в городе. Он ужасно неудобный. И, если честно, от него не стало лучше.

– Нужно примерно два месяца для заживления стрессового перелома. И если ты делал вид, что ничего не случилось, и продолжал бегать, то ты просто не дал шанса своей ноге.

– Ты говоришь совсем, как строгий доктор, – пожаловался он.

– Прости. – Я закусила губу. – Я к тому, что… Не волнуйся о своей ноге, она пройдет сама, тебе не обязательно перестраивать всю свою жизнь.

Он рассмеялся.

– Извини, – он положил ладонь на мою руку. – Я становлюсь просто невыносимым, когда болею. Или получаю травму. Или когда происходит что-нибудь, что выбивает меня из колеи.

– Как и большинство мужчин.

Официант принес нам заказ.

– Почему ты назначил мне встречу? – Я отломила кусочек теплого круассана, и бросила на него вопросительный взгляд.

Макс ответил не сразу. Я намазала круассан маслом, хотя обычно этого никогда не делаю.

– Я чувствовал, что должен держать тебя в курсе, – ответил он.

– А зачем? – Я вытерла салфеткой пальцы, испачканные в масле. – Я ничего не значу в твоей жизни, Макс. И в жизни Дилана.

– Я бы так не сказал. – Он поморщился. – Я предпочитаю думать, что мы друзья. В конце концов, мы были на каникулах вместе. Или типа того.

– До Брэда я рассталась со своим женихом.

– Ты была обручена? Вот как?

Макс посмотрел на меня с большим удивлением. Похоже, он думал, что я была вся такая наивная и трепетная, когда стала встречаться с Брэдом, и у меня не было опыта в отношениях.

– Почему вы расстались?

– Через какое-то время он объявил, что не хочет серьезных отношений. А потом до меня вдруг дошло: мой жених Шон тоже не хотел серьезных отношений именно со мной. Брэд изменял со мной жене. А Пеп использовал меня, как и я его, для легкого секса. Очевидно, я не из тех девушек, с которыми мужчины заводят серьезные отношения.

– Так ты что, можно сказать, после жениха сразу переключилась на Брэда? – поднял брови Макс.

– Я бы не стала представлять эту ситуацию в подобном свете. – Я положила в рот кусочек круассана и пару секунд жевала. – Мы с Брэдом познакомились год спустя после моего расставания с Шоном. Нам было хорошо вместе. Я не вешалась на него, если так это ты себе представил.

– Ну что ты! – сказал он. – Я знаю своего брата. Но в последнее время он думал, что жизнь его превратилась в хаос. Не думаю, что он винил в этом тебя.

– Ты затеял пустой разговор. Теперь это всё неважно. Я достигла принятия, этой пятой стадии переживания горя, и, если честно, не думаю, что дальнейшее обсуждение может быть полезно. Но если тебе нужно выговориться – не стесняйся. Просто давай не обсуждать меня. Это уже никому не нужно.

– Думал, что я тебе помогаю. – Его тон внезапно стал раздраженным. – Не догадался, что ты, оказывается, и так прекрасно справляешься.

– Да ради бога! – Я строго посмотрела ему в глаза. – Что такое с вами, мужчинами? Почему вы считаете, что женщины без вас пропадут? Тогда как чаще всего это мы кладем на место дрова, которые вы наломали. Вы лжете, изменяете, обижаете самых важных людей в своей жизни.

– Обобщаешь, да?

– Все мои мужики, с которыми я встречалась, оказывались придурками, – резко ответила я. – Мой бывший женишок, потом твой чертов братец – все они делали так, как им удобно, и даже ни разу не подумали обо мне.

Макс молчал.

– Но ты винишь меня, не так ли? – продолжила я. – Ты думаешь, что я ненормальная женщина, которая не может удержать мужчину. Именно это ведь ты и думаешь! – Я резко встала и отодвинула стул. – Жаль, что я не та, кем ты хотел меня видеть. Прости, что смогла преодолеть все самостоятельно, не предоставив тебе возможность меня полечить. Жаль, что ты не можешь помочь себе тем, что лезешь в мою жизнь.

Он продолжал молчать.

Я забрала сумку и пошла прочь, оставив его оплачивать счет за надкушенную булочку и недопитый кофе.

Глава 33

Дошагав до половины Доусон-стрит, я замедлила свой шаг и спросила себя: «Черт возьми, что только что произошло? Почему я сорвалась на Макса, причем таким некрасивым образом? Почему я выплеснула на него все свои обиды на Шона и Брэда? И почему так решительно доказывала, что мне никто не нужен? Возможно, сказалось его покровительственное отношение – я это терпеть не могу – но не было никакой необходимости все портить таким безумным поведением».

Я встала как вкопанная, а потом почти побежала обратно в «Карлуччио». Я идиотка… Надо сейчас же извиниться…

Но, конечно же, Макса там уже не было. Я зашла в кафе. Возможно, он зашел в помещение, чтобы оплатить счет. Мне стало уже ужасно стыдно за то, что я ушла, не оставив денег на столе. Но его нигде не было видно. Я прошла по всей Дюк-стрит до Графтон-стрит, но не смогла найти Макса в толпе людей. Некоторое время я блуждала по округе, пытаясь высмотреть его, пока не остановилась перед торговым центром «Браун Томас», достала телефон и написала:

Прости, я просто вышла из себя. Может быть, мы сможем встретиться снова, и тогда я заплачу за кофе?

Я подождала ответа, надеясь, что он где-то рядом.

Но он не ответил.

Внезапно я поняла, что не хочу возвращаться домой. Сирши весь день не будет дома, а мне не хотелось сидеть в квартире одной, размышляя о своей привычке разрушать собственную жизнь. Я с таким трудом привела свое душевное состояние в порядок в Испании, и теперь не могла поверить в то, что в Дублине превратилась в совершенно иного человека. Я думала, что жизнь наладилась. Но, очевидно, я была безнадежна. И мне не хотелось погружаться в ощущение своей безнадежности в одиночестве. Мне нужно было находиться в людном месте.

Машинально я пошла на остановку Луас и села на трамвай до района Ренела.

* * *

У меня был ключ от дома родителей, но я не стала его доставать, а просто позвонила в дверь. Я услышала, как щелкнул замок и залаяла собака. Собака? Откуда у них собака?

Мама открыла дверь, и от удивления ее глаза округлились.

– Джуно! – воскликнула она. – Что ты здесь делаешь? Не то чтобы я не была рада тебя видеть… – добавила она, взяв на руки крошечного щенка таксы, чтобы он не выскочил наружу, – но я не ожидала, что ты соберешься навестить нас снова так скоро. Разве он не милашка? – Она сунула щенка мне в лицо. – Знаю, не стоит ни с того ни с сего заводить собаку, но у таксы дочки Бэтси Фримэн родились щенята, и я не смогла устоять. Малыша зовут Сейтон.

Сейтон – это персонаж пьесы «Макбет», слуга, который остается с королем, даже после того, как его все бросили. Я была уверена, что не называла испанскую кошку по имени в наших разговорах, поэтому было так странно, что она выбрала имя для щенка из той же самой пьесы.

– Это вовсе не странно, – заметила она, когда я рассказала ей об этом. – У нас ведь с тобой есть ментальная связь, вполне возможно, что ты бессознательно передала мне эту идею. Ну, разве не очаровательный малыш? – Она закрыла дверь и отпустила щенка бегать по прихожей.

Он помчался в сад через дверь на кухне, и мы последовали за ним.

– Ты привезла нам хорошую погоду, – сказала мама. – Я, правда, тут отсиживаюсь. Хотя «отсиживаться» – это не то слово, потому что у меня куча времени уходит на то, чтобы убираться за этим вот товарищем. Он знает, что ему можно какать только в определенной части сада, но он, конечно, делает это везде. Сейтон, не делай этого! – И она побежала к щенку, увидев, что тот уже присел на газоне.

Зачем я сюда пришла? Глядя на маму и щенка, я задавалась этим вопросом. Почему я решила пойти навстречу маминому легкомысленному безумию? Хотя, нет, в глубине души я знала ответ. Невозможно хандрить, когда находишься в маминой компании. Она даже не знает, что это такое – «хандрить».

Мы сели рядом на деревянную скамейку под яблоней.

Сейтон подскочил к ней, и она погладила его по голове.

– Он точно не девочка? – поинтересовалась я.

– Нет. Почему ты вообще так подумала?

Я рассказала ей про Банко, и она засмеялась.

– Как ты могла допустить ошибку в таком вопросе? – удивилась мама.

– Кошка была очень упитанной. – Я достала телефон и показала маме несколько фотографий беременной Офелии.

– Не очень-то похожа на Офелию, – согласилась мама. – Скорее уж Кардашьян, с таким-то задом.

Я рассмеялась.

– Приятно слышать, как ты смеешься, – сказала она. – Ты была такая печальная с тех пор, как приехала. Что случилось?

Думаю, последний раз я плакалась маме в жилетку, когда мне было около шести лет. Тиффани Лорример, которая сидела рядом со мной за партой, сказала, что не будет со мной дружить, потому что у меня смешное лицо и дурацкая одежда. Отчасти она была права, и про лицо, и про одежду. Я не была особенно симпатичным ребенком, и хотя в школе мы носили темно-синюю форму, одежда, которую выбирала мне мама для ношения вне школы, было максимально богемным и не было привязано ни к каким тенденциям в моде. Помню, Тиффани с одной из ее подружек посмотрела на меня с таким презрением, когда мама встретила меня после школы, что я не смогла сдержать слез. Впрочем, я не смогла сдержать их и сейчас.

– Джуно… Джуно… – Мама обняла меня и прижала к себе. – Всё хорошо, деточка. Не стоит ни о чем переживать. Мы решим все твои проблемы и всё опять будет хорошо.

– Не надо ничего решать, – хныкала я. – Всё отлично, правда.

– Разве? – подняла брови мама. – Ты не плачешь, когда всё у тебя отлично. Ты вообще редко плачешь.

Это было совершенно верное замечание. Ну, или, оно было верным для периода между историей с Тиффани Лорример и моментом, когда я узнала новости про Брэда. С того момента, я, кажется, научилась рыдать по любому поводу.

Мама гладила меня по голове, а слезы продолжали течь. Пришел Сейтон и сел рядом у моих ног. Через пелену слез, я видела, как он задумчиво смотрит на меня. Он тявкнул и полизал мои лодыжки. Я вяло улыбнулась, а потом отодвинулась от мамы.

– Ну что, всё прошло? – спросила она.

– Трудно рыдать, когда тебе лижут ноги. – Я хлюпнула носом.

Пёсик преданно смотрел на меня и мотал хвостиком. Я взяла его на руки. Горячий язычок мгновенно прошелся по моим щекам и носу. – Это отвратительно! – завопила я. – Прекрати!

Он принялся лизать с удвоенным пылом.

– Мне надо пойти умыться, – сказала я маме, опуская щенка на траву.

Щенок проводил меня до дверей туалета.

– Ты как Банко, – сказала я. – То есть, Офелия.

Он тявкнул.

– Ты милый, но очень сентиментальный.

Он сел на попу и смотрел на меня преданными глазами, изредка облизывая розовым языком черный нос.

– Пойдем, – сказала я. – Я уже в порядке.

Мама всё также задумчиво сидела на скамейке под яблоней.

– Лучше? – спросила она, когда я села рядом.

Я кивнула.

– Хочешь поделиться со мной?

Я не люблю открывать свою душу. В мире, где мы, кажется, позволяем каждому знать все о нашей жизни, я предпочитаю молчать о себе. Разбираться с проблемами самостоятельно. Переживать чувства самостоятельно. Поэтому мне было так полезно съездить в Испанию. Я разобралась со всем сама. Достигла принятия. Решила свои проблемы. Я стала сильным человеком, так что Луис Наварро и все в Бенифлоре решили, что я была такой всегда.

Я посмотрела на маму и внезапно поняла, что не хочу рассказывать ей о своих ошибках. Я не хотела, чтобы она узнала, что моя внутренняя сила – это лишь иллюзия. Но кого я обманываю? Она видела меня насквозь.

Я рассказала маме всё. О встрече с Брэдом, о несчастном случае, о том, как узнала, что он женат, о том, как ездила на похороны, и о разговорах с Максом Холландером. Единственное, о чем я умолчала, это о моих отношениях с Пепом Наварро.

– Ох, Джуно! – воскликнула мама, когда я закончила. – Бедная, бедная моя девочка. – И она снова заключила меня в свои объятия.

* * *

А потом мы пили чай. Она заварила его в большом чайнике с розами и разлила по китайским чашкам с таким же узором, положив на тарелочки по куску яблочного пирога. Умиротворяющая картина в английском деревенском стиле. Она не торопилась обсуждать то, о чем я ей рассказала, пока мы не допили чай, а затем спросила о Максе.

– Я поначалу решила, что у нас с ним есть какая-то связь, потому что он брат Брэда, – пояснила я. – Я думала, что мы помогаем друг другу. Но Сирша сказала, что он хотел встретиться, потому что я ему приглянулась.

– А это так?

– Не знаю.

– А что ты о нем думаешь?

– Мне он нравится, – сказала я. – У нас много общего. Но…

– Что тебя останавливает?

– Это ужасно, – сказала я. – Они же братья.

– И что? – спросила она. – Если тебе он интересен…

– Нет! – воскликнула я. – Не в этом смысле.

– И все же он довел тебя до слез.

– Он тут не при чем. Я сама себя довела. Возможно, всё слишком и разом навалилось на меня, – добавила я. – Возможно, необходимость вернуться к работе, снова общаться с людьмивернет меня в реальность.

– Ты очень занята на работе?

– Очень, – ответила я. – Кутерьма целый день. И…

– Что?

Я вздохнула. И рассказала маме, что почему-то не могла выкинуть из головы пациентку, у которой совсем не было антральных фолликулов. К этому времени она уже должна была узнать, что вероятность естественной беременности для нее так или иначе равна нулю. Ей придется принимать решение о будущем семьи. Единственным выходом была бы донорская яйцеклетка. Но не каждая женщина согласится на это. И не представляю, как воспримет это ее муж. Не знаю, почему ее ситуация так меня беспокоила. В конце концов, рентгенологам приходится видеть ситуации и похуже. Но хотя в истории этой женщины не было ничего опасного, это резко изменит ее жизнь. Ее надежды и мечты о будущем будут навсегда разрушены, так же, как это случилось у меня. И я никогда не узнаю, чем это обернулось для нее. Это еще одна особенность рентгенологии. Когда определил проблему – ты видишь пациентов в самом начале их пути. Ты не знаешь, как всё в итоге сложится.

– Ты перенесла ситуацию на себя? – спросила мама, когда я закончила рассказывать о пациентке. – Не стоит. Ты еще молода, и не забывай, мне было за сорок, когда ты родилась.

– Это правда. Но мы не знаем, сколько яйцеклеток у нас есть изначально. Я в том возрасте, когда их число сокращается все стремительнее, – вздохнула я. – На самом деле мой рассказ не про детей, мам. Просто… – Я ненадолго задумалась. – Это о потерянных возможностях. Которые, как я думала, были у меня с Шоном, а потом с Брэдом. Всё пустое. И речь ведь не о том, чтобы броситься на первого попавшегося мужчину и завести с ним детей. Дело лишь в том, что моя жизнь совсем не складывается так, как я мечтала.

– Возможно, мне не следовало советовать тебе раскрыть чакры. – Она посмотрела на меня с сочувствием. – Возможно, ты не была готова принять такой удар.

Я криво улыбнулась.

– Не думаю, что дело в моих чакрах или гаданиях, или…

– Гаданиях? – Она взглянула на меня в недоумении. – Ты была у гадалки?

– Разумеется, это всё полная ерунда, – подытожила я, рассказав ей о Магде.

– Что гадалка предсказала конкретно?

– О, ну как всегда. Ничего конкретного не было. Нелегкая жизнь, нелегкие времена, никто меня не понимает. А потом приедет высокий темноволосый принц-красавец и сразу же жизнь наладится.

Мама рассмеялась.

– Ты поверила ей?

– Это все были общие фразы. Где-то она угадала. Но гадалки ведь всегда где-то да попадают, не правда ли?

– А как выглядит Макс? – спросила она.

– О, не начинай! – Я фыркнула. – Начнем с того, что у него светлые волосы, и хоть он, конечно, симпатичный, но не собирался мне помогать.

– Однако ты думала, что помогаешь ему.

– Не пытайся это к чему-то подвести.

Телефон издал звук, и я тут же потянулась за ним. Но сообщение было от Сирши: она написала, что ее не будет дома до понедельника, поскольку она решила остаться у родных еще на одну ночь и поедет на работу прямо оттуда.

– Не он? – спросила мама.

– Нет. Думаю, я действительно вывела его из себя.

– Если ты ему небезразлична, он позвонит, – сказал она.

– Меня не волнует, безразлична я ему или нет. В любом случае меня разозлило то, что он решил, что это он за мной присматривает. Я просто хотела извиниться за то, что ушла, не заплатив. Он мне не нужен. Мне никто не нужен.

На ее лице на мгновение отразилась обида.

– Прости. – Я потерла глаза. – Это не так. Моих родных это не касается. Я рада, что ты со мной.

– Знаю, ты всегда чувствовала себя обделенной, потому что была поздним ребенком, – мама прижала меня к себе. – Но это не так. Я люблю всех своих детей одинаково.

– Просто я думала, что Гонн и Батлер, они… больше похожи на Райанов, – призналась я. – У нее – музыка, у него – поэзия. Это подходило. А я была отщепенкой. Но Макс… – Я улыбнулась, на этот раз уже увереннее. – Он сказал мне, что работу рентгенолога тоже можно считать творческим занятием. Здесь нужна интуиция. И он был прав.

– Кажется, Макс – хороший человек.

– Это так.

– Он позвонит.

Но он не позвонил. Ближе к вечеру Макс отправил мне сообщение:

Я хотел прислать тебе эту бумажку раньше. Я нашел ее в компьютере Брэда, думал, что отдам лично. Впрочем, нам лучше будет больше не видеться. Ты права, от этого нет никакой пользы. М.

К сообщению было прикреплено изображение. Это был листок бумаги с заголовком «Плюсы и минусы» и двумя колонками. В колонке «Плюсы» значилось: «Потрясающая. Милая. Умная. Родственная душа?» В колонке «Минусы» было написано: «Я не могу».

Конечно, эта таблица могла быть и не про меня. Это вовсе не факт, что в колонке «плюсы» он перечислял мои достоинства. Но я знала, что Брэд в этот момент думал о наших отношениях. И мне стало слегка легче от мысли, что он переживал об этом. Даже несмотря на то, что в итоге он собирался остаться в семье. И это было правильным решением.

Я перечитала снова. И еще раз. И еще.

Я смахнула слезинку, проложившую след по моей щеке. Это последние слезы, которые я пролью по Брэду Макинтайру. С этого момента мне больше нет нужды его оплакивать.

Я удалила сообщение.

«А что до Макса Холландера, – подумала я, держа телефон в руке, – Сирша ошиблась на его счет. Единственной причиной, по которой он хотел со мной встретиться, была эта записка».

На минуту я посомневалась, но потом отправила ему сообщение: «Спасибо».

Ответа не последовало.

А я и не ждала.

* * *

Вот и всё.

Я выбросила из головы брата моего покойного любовника и сосредоточилась на собственной жизни. На работе было всё также много дел, а по вечерам я часто ходила куда-нибудь с Сиршей, которая рассталась со своим парнем Коналом.

– У меня ощущение, что в вашем расставании есть и моя вина, – сказала я ей однажды, когда мы пошли выпить стаканчик в местном баре. – Вы были счастливой парой до моего нервного срыва.

– Это не так. Причем тут ты?

– И все-таки…

– Лучше сейчас, чем после алтаря и свадебного платья, – улыбнулась она. – Думаю, я буду одной из этих немолодых невест, которые выходят замуж в аккуратных костюмах и выглядят шикарно и изысканно.

– Я с тобой, – сказала я. – Если вообще когда-нибудь выйду замуж.

– У тебя кто-нибудь сейчас есть?

Я отрицательно мотнула головой и поведала ей отредактированную версию встречи с Максом и закончила тем, что встретиться с ним было неплохо, но нас больше ничего не связывает.

– Ох, да уж. – Она подняла бокал и чокнулась с моим бокалом. – Girl’s power.

Girl’s power – девичья сила.

На следующий день наступило похмелье.

* * *

Я увиделась с мамом на обеде, посвященном проблемам остеопороза. Она выглядела великолепно в пурпурно-оранжевом платье, тогда, как я, в повседневном синем платье терялась на ее фоне. Гости мероприятия подходили к ней, разговаривали, и большую часть дня она развлекала стол на десять человек своими театральными историями, а меня с каждой секундой всё больше переполняло восхищение ее умением быть душой компании.

После еды она познакомила меня с председательницей благотворительного фонда, которая напомнила мне Дрину, начальницу нашего отделения рентгенологии. Шинейд Кертин, примерно одногодка с моей начальницей, была светлой, жизнерадостной женщиной, полной энтузиазма и рабочего рвения. Пока мы с Шинейд обсуждали значение методики множественных ультразвуковых сканирований пяточной кости при прогнозировании ее плотности, мама отошла от нас.