Текст книги "Укромное место"

– Хотите кофе? – спросила Марибель, когда мы остановились возле маленького одноэтажного дома.

Я покачала головой.

– Спасибо, но я сейчас домой.

– Тогда, может, чаю? У меня есть чудесный чай.

– Честное слово, не надо, – заверила я. – Но спасибо большое за предложение. И за то, что показали путь.

– Мне было не трудно. А вас мальчику сам бог послал.

– Нет-нет, что вы, – застеснялась я. – Я была рада помочь.

Я велела сонному после укола Хави быть впредь осторожнее. Позволила Марибель поцеловать меня в щеку и уехала домой, размышляя о том, что сегодня я сделала шаг, чтобы стать частью местного сообщества. Даже если я здесь останусь на короткий отрезок времени.

Глава 10

На следующее утро я красила первую партию недавно ошкуренных ставней. За этим занятием меня застал громкий звонок. Прошло несколько секунд, прежде чем я осознала, что кто-то звонит в ворота виллы «Наранха». В первый раз его кто-то использовал. Единственным посетителем был Пеп Наварро, но у него имелся свой ключ. Я аккуратно положила кисть на банку с краской, и пошла к воротам.

У ворот стояла небольшая машина зеленого цвета. Из машины вышла женщина моего возраста. На ней были джинсы и футболка, а светлые, цвета сливочного масла волосы были забраны в элегантный хвост.

– Здравствуйте, – поздоровалась я. – Могу чем-то помочь?

– Вы Джуно? – спросила она на английском. – Я Каталина, мама Хави.

– О, мама Хави! – Я радостно улыбнулась ей и нажала кнопку, чтобы открыть ворота. – Как он?

– Всё нормально, – сказала она. – Я хотела поблагодарить вас за то, что привезли его в больницу.

– Да это ерунда. Проходите.

Она оставила машину у ворот и прошла вслед за мной на задний двор дома.

Я предложила даме сесть на скамью под зонтиком.

– Мальчику не повезло, – посочувствовала я. – Вывих плеча – это всегда очень болезненно…

– О, это не невезение, – дама вздохнула. – Хави ужасно непослушный. Ему и его приятелям сто раз твердили, что площадь не место для шумных игр.

– Дети любое место считают подходящим для игр, – отозвалась я.

– Вы правы, – она пожала плечами. – Но мальчики совсем не слушаются. С ними гораздо сложнее, чем с девочками.

– Не знаю, – сказала я. – У меня самой нет детей. Хотите кофе? Или воды? Или, может, сока?

– Вода будет очень кстати, – ответила она.

Я пошла на кухню и налила два стакана воды.

– Спасибо, – сказала Каталина, взяв стакан. – Еще я хотела отдать вам вот это… – Она открыла сумку и вытащила две свечи в баночках, пахнущих лимоном. – Я сама их делаю, – пояснила она, когда я понюхала их и сказала, что они чудесные. – Подумала, что вам может понравиться.

– Вам вовсе не обязательно было мне что-то дарить, – сказала я. – Мне было совсем не сложно помочь.

– Марибель рассказала мне, как вы завязали Хави руку, – дама вопросительно взглянула на меня. – Это слово подходит? Завязать? Звучит странно.

– Мы говорим «перевязать», – поправила я. – Но ваш английский впечатляет!

– Я работала в Лондоне три года, а мой муж жил там еще дольше. Правда, многое уже забыла.

– Похоже, все здесь имели опыт работы за рубежом, – сказала я. – И все превосходно говорят по-английски. Может, и я через пару недель научусь чему-то посложнее, чем «gracias» и «por favor». Но сомневаюсь.

Она улыбнулась и пригубила воду.

– Уверена, вы научитесь. Как долго вы планируете быть здесь?

– Еще не решила, – ответила я. – Это чудесное место, мне очень тут нравится. Но даже если очень захочу, мне не по карману долго здесь находится.

– Как хорошо было бы делать только то, что хочется. – Каталина посмотрела вокруг. – Нам с Хави очень повезло, что вы оказались в нужном месте в нужное время. А еще я приехала, чтобы сказать вам, что мы будем очень рады, если вы присоединитесь к нашему столику на площади в пятницу вечером. – Она с надеждой посмотрела на меня. – Надеюсь, вы скажете «да».

– О… Это так мило с вашей стороны…

Я хотела было добавить, что еще не решила, пойду ли я на фестиваль вообще, но она так проникновенно смотрела на меня, что я не смогла ей отказать. Поэтому я сказала, что буду рада присоединиться к ним.

– Мой муж, Хосе, заедет за вами на машине, – сказала гостья. – Он же довезет вас обратно. Ни о чем не волнуйтесь. – Она встала.

– Спасибо, – сказала я.

– Это будет весело. Фестиваль – это всегда праздник. А еще… – Каталина остановилась у ворот. – Я думаю, пока вы здесь, вам стоит заняться чем-то более привлекательным, чем красить ставни доньи Кармен и развозить детишек по больницам.

Если подумать, то в ее словах была доля истины.

* * *

Жаркое солнце позволило мне не только мне постирать, но и вернуть Розе ее коротенький топ на следующий же день.

– Да ты могла бы себе оставить, – сказала она, когда я вручила ей маечку.

– Я, конечно, стройная, но, думаю, времена топиков для меня остались в прошлом, – улыбнулась я. – Врачи в больнице смотрели на меня с настороженно.

– Возможно, они впечатлились повязкой, которую ты сделала, – засмеялась Роза. – Так или иначе, спасибо, что вернула. Все поразились, как ловко ты наложила повязку Хави.

– Да что там, – отмахнулась я. – Всегда рада помочь. Каталина предложила мне пойти с ними на фестиваль в пятницу, это было очень мило с ее стороны.

– Теперь ты навсегда в их списке знакомых, которым шлют открытки на Рождество.

Я улыбнулась на прощанье, а затем отправилась в магазин товаров для ремонта, где купила еще одну банку лака. Моя слава добралась и сюда: Серхио, владелец магазина, похвалил меня за быструю реакцию при оказании помощи.

– Это естественно, – сказала я, передавая ему деньги. – Разбираться с такими случаями – это ведь часть моей работы.

– Хави очень повезло, что вы оказались рядом, – сказал Серхио. – Возможно, в будущем он станет осторожнее. Но я сомневаюсь. Он ведь тот еще пострел.

«Греческий бог» Пеп Наварро, тоже был наслышан о моих похождениях.

– Говорят, ты разделась при всех, – сказал он, когда приехал проверить бассейн. – Посреди площади!

– Это не так! – Я почувствовала, что становлюсь пунцово-красной. – Я сняла футболку, потому что та, которую дала мне Роза, оказалась слишком маленькой для повязки.

– Жаль, что я не видел, – сказал он, усмехнувшись, а затем приступил к осмотру бассейна.

* * *

Я купалась в теплых лучах внимания, и к середине пятницы уже предвкушала фестиваль.

Я приехала в Бенифлор, чтобы побыть в одиночестве, но оказалось нелегко проводить столько времени ни с кем не разговаривая. В клинике всегда такая суета, разговоры никогда не умолкают. Разумеется, мои доверительные беседы с Банко нельзя считать полноценным общением.

Однако же мысль о том, что мне надо будет находиться в толпе людей, меня несколько тревожила. Отчасти из-за языкового барьера, отчасти из-за того, что не могла быть уверена, что не расстроюсь в какой-нибудь совершенно не подходящий для этого момент. Я могла и заплакать. Правда, у меня уже давно не случалось истерик, и я не могла представить, что кто-то здесь может довести меня до такого состояния.

Собираясь на праздник, я подумала, что, возможно, прошла четвертую стадию горя, то есть депрессию. Потому что в этот самый момент я чувствовала себя превосходно. Я была взбудоражена. Тем не менее, до пятой стадии было еще далеко. Принятие ситуации. Я не готова принять то, что Брэда больше нет. Я не готова принять то, что не могу узнать у него, почему же он изменял и мне, и Александре?

Я надела легкое нежно-сиреневое платье, по подолу которого разбежались желтые цветы, свои любимые босоножки на танкетке и подошла к большому зеркалу, которое висело в спальне. Мне, по-прежнему, приходилось использовать черепаховый обруч, чтобы держать волосы под контролем. В зеркале отразилась стройная девушка и даже не плохо загоревшая, хотя я старательно пряталась от палящих лучей солнца. Вид у меня был очень даже привлекательный, совсем не тот, когда я только сюда приехала.

Телефон пикнул, пришло сообщение от Клео.

Мы тут выбрались в город выпить. О тебе вспоминаем. Надеюсь, у тебя всё хорошо.

Я прихватила сумку с кровати, спустилась на улицу, встала перед апельсиновым деревом, сделала селфи и отправила ей.

Ответ пришел сразу же.

Ах ты, козюлька! Выглядишь шикарно.

Так и было. Я была вся такая летняя, беззаботная, на каникулах. Чувствовала себя легко и свободно. Хорошо, что и другие это замечают. Что ж, возможно, я все-таки двигаюсь к стадии принятия. Пусть пока кажется, что до нее еще далеко.

* * *

На площади кипела жизнь. По периметру площади и на близлежащих улицах повесили цветные фонари, а из колонок на балконе ратуши – аюнтамьенто, как называла ее Каталина – раздавалась ритмичная музыка. Перед аюнтамьенто, на самой площади, украшенной огромным количеством цветов, в ожидании королев фестиваля стояли три больших красных вельветовых трона. Почти все складные столики – их установили на площади чуть ранее – уже были заняты горожанами, которые принесли свою еду и напитки и теперь радостно угощались.

Я сидела за столиком с Каталиной, ее мужем Хосе, хулиганом Хави и его сестрой-малюткой Агатой. С нашего места на краю площади открывался отличный вид на сцену. Агата спала в коляске – ей было меньше года, но это не помешало родителям взять ее с собой, и я видела, что на фестивале много других детей в колясках. Причем, ни свет, ни шум совершенно не беспокоили младенцев. Ребятишек на площади было полно, некоторые бегали вокруг, но большинство сидело за столами со своими родителями и соседями. Рука Хави была на перевязи, и он вёл себя смирно. Он вел оживленную беседу с другом, как я поняла, они обсуждали футбол. На Хави была футболка Барселоны. А его друг – как подсказал мне Хосе – был за Реал Мадрид.

Хосе и Каталина оказывали мне всяческое внимание: познакомили меня с соседями, следили за тем, чтобы языковой барьер не мешал мне, и постоянно комментировали, что происходит, включая вынос статуи святого Бернандо и прибытие королев фестиваля.

К началу церемонии я выпила пару бокалов домашней сангрии Каталины, холодной, освежающей, с ярким вкусом фруктов.

– Вино из погребов семьи Наварро, – сообщила она. – Они делают лучшие вина в этом регионе.

Я не попробовала еще ни одного из тех вин, что оставил мне Пеп Наварро. Но всё время собиралась это сделать.

Каталина только-только подлила всем еще сангрии, как вдруг началась церемония. Беатрис Наварро оказалась точно такой красавицей, как ее описывали: потрясающая девушка с копной темных волос и такими же темными, соблазнительными глазами. Старшая королева, сеньора Сотомайор, выглядела моложе своих семидесяти лет, но она выглядела не шикарной, как моя мама, а привлекательной, и то благодаря сияющей улыбке на милом лице. Юная королева, девочка по имени Линда, была хорошенькой и точно такой же улыбчивой.

В общем, самым приятным моментом всего этого события было то, что оно совершенно не похоже на конкурс красоты: несмотря на несомненную красу Беатрис, это был веселый семейный праздник.

Три королевы выступили с торжественными речами, из которых я, разумеется, ничего не поняла. Затем с невероятным шумом были запущены петарды. Малютка Агата превосходно спала под эту какофонию.

Было трудно вести хоть какую-то беседу, потому что, несмотря на то, что Каталина и Хосе великолепно владели английским, нам было сложно разговаривать в гвалте, возникшем от одновременных разговоров многих и многих людей, а также хип-хоп музыки, которую теперь включили. Уверена, они уже устали от необходимости присматривать за мной, поэтому, воспользовавшись возникшей паузой, я спросила, могу ли я выйти из-за стола? Они тут же переключились на разговор с соседями, а я отправилась прогуляться по площади.

Кто коснулся моего плеча. Я резко повернулась.

– Как тебе, весело?

Я увидела перед собой Пепа Наварро. Он был одет в простую белую рубашку и голубые джинсы, и, если честно, казался похожим на греческого бога даже больше прежнего.

– Да, – я легко и радостно улыбнулась ему, хотя мое сердце пропустило удар. – Никогда не была на подобных мероприятиях.

– У вас же есть такие праздники в Ирландии, – сказал он. – День святого Патрика?

– Ты знаешь про день святого Патрика?

– В Бенифлор-коста есть ирландский паб, – сказал он. – У них там каждый год зеленое пиво.

– Если честно, я никогда не пила зеленое пиво, – призналась я. – И не уверена, что хочу.

– Не думаю, что оно очень вкусное, – рассмеялся Пеп. – Я сам тоже не пробовал. Но я ходил в этот паб, видел, как танцуют. Риверданс.

Я кивнула. Наверное, нет в мире человека, который никогда бы не видел «Риверданс» или не слышал о нем хоть что-нибудь. Это музыкальное шоу подняло ирландские танцы на новый уровень.

Подзадоренная сангрией, я похвасталась, что умею танцевать ирландские танцы.

– Правда?

Учитывая недостаток творческого начала и артистичности в моем характере, можно было бы подумать, что я буду плоха в любых танцах, но фишка ирландских танцев в том, что они весьма техничные, а это как раз то, в чем я очень хороша.

Моя мама испытала большое облегчение, когда поняла, что я вполне неплохо справляюсь с рилом или джигой. Благодаря этому у нее возникало ощущение, что у меня есть связь с традиционными корнями. Я стала ходить на подготовительные занятия риверданса. Этот танец танцуют так, будто шпалу проглотили, лицо не должно выражать никаких эмоций, а костюмы обычно грязно-зеленого или тоскливого желто-коричневого цвета. Позже, когда шоу прошло по всем миру, стиль пошел в совершенно другом направлении, и костюмы становились все более экстравагантными и блестящими, а легкие завитки танцовщиц превратились в некое месиво из кудряшек, что было достижимо только при помощи парика. У меня волосы немного вились в детстве, но этого было недостаточно для миссис Макконелл, нашей учительницы, которая хотела, чтобы все мы были похожи на Джин Батлер.

Тогда мама купила мне парик. Она видела в нем соблазнительную аллюзию на тициановские волосы, но парик, без всякого сомнения, был просто оранжевый. Я наотрез отказалась надевать его и, в итоге, никогда не получала ведущие роли, хотя танцевала, кажется, довольно неплохо. Впрочем, если честно, я бы не хотела быть впереди всех. В отличие от своих родственников, мне было комфортнее на заднем плане. Так или иначе, самое главное, что я теперь могу недурно выступить, если кто-то начнет играть на народной скрипке и боуране.

– Ты должна мне показать! – сказал Пеп.

– На день святого Патрика, – пошутила я.

– Ты пробудешь здесь до этого дня? – удивился он.

– Ну, нет, – призналась я. – Но, может быть, приеду ненадолго.

– Надеюсь на это.

Темные глаза обжигали меня, и я чувствовала, как мое сердце набирает темп, как будто я только что оттанцевала несколько двойных джиг.

Пока я пыталась придумать, что сказать, к нам подошла Беатрис, королева фестиваля. Вблизи она выглядела еще более потрясающе. Семья Наварро – просто невероятная. Мне стало интересно, как выглядит Льюис, ее брат, человек, по словам Розы, который мне идеально подойдет. Хотя, зачем? Никто в Бенифлоре не должен мне «подходить». Я не хочу, чтобы мне кто-то «идеально подходил». Я не хочу снова ввязываться в любовные отношения. Надо выбросить это из головы.

Пеп и Беатрис были увлечены разговором, и я аккуратно отошла от них. Я почувствовала, что начинаю уставать, больше даже от постоянных попыток понять, о чем говорят вокруг меня, чем от шума и веселья. К тому же я немного опьянела. Сангрия Каталины была так хороша, что я забыла, что она содержит алкоголь.

Я посмотрела на часы. Почти час ночи, но домой, похоже, никто не торопился. Младенцы мирно спали в колясках. Дети постарше бегали и путались под ногами. Подростки танцевали. Взрослые беседовали.

– Ты так неожиданно исчезла, – Пеп снова оказался рядом. – С тобой порядок?

– Конечно, – ответила я. – Просто подумала – не поехать ли домой?

– Но… – он посмотрел на меня с удивлением, – ведь еще рано.

– Для тебя – возможно, – сказала я. – Но я привыкла ночью спать.

– Даже туристы не ложатся раньше полуночи.

– Уже как раз заполночь, – заметила я.

– Правда, хочешь уйти?

– Мне очень понравился праздник, – заверила я. – Просто…

– Я отвезу тебя дом, – предложил он.

– О нет, что ты! Хосе, отец Хави…

Он недовольно пожал плечами.

– Хосе сейчас с семьей. Давай я.

– Но ты же хочешь остаться здесь.

– Я могу вернуться.

– Ты уверен?

– Конечно.

Я пошла к столу Каталины и Хосе, и предупредила, что уезжаю. Они вроде бы расстроились от моего раннего отъезда, но после короткого разговора с Пепом, кивнули в знак согласия и пожелали спокойной ночи.

– И пожалуйста, если мы можем что-то сделать для тебя, просто скажи, – сказал Хосе. – Мы очень признательны тебе за то, что ты нам так помогла с Хави.

– Я была рада помочь.

Еще один круг объятий и поцелуев на прощанье, и я ушла с площади, следуя за Пепом к улице, на которой он припарковал свой фургончик.

Я не замечала раньше, но на фургоне написано «Погреба Наварро».

Я забралась на пассажирское сиденье, а затем Пеп завел двигатель, и мы поехали по неровной дороге к вилле «Наранха». Он открыл ворота пультом, заехал во двор и остановился перед домом.

– Спасибо, – сказала я.

– De nada[4]4
  Не за что (исп.).


[Закрыть]^*.

Я не знала, надо ли пригласить его на кофе? Казалось, это будет вежливо с моей стороны. И, возможно, я на что-то надеялась.

Я решила позвать его.

Была уверена, что он согласится.

А он отказался.

Глава 11

– Я должен обратно, – пояснил Пеп. – Я помощь со звуком на фестиваль. Прости.

Где-то в глубине души, помимо разочарования, я почувствовала и облегчение. Меня непостижимо влекло к Пепу Наварро, в этом нет никакого сомнения, но если я пересплю с ним – это только усложнит ситуацию, а мне это не нужно. Однако чертик в моей голове шептал: «Да какие могут быть сложности, если ты один разок переспишь с этим потрясающим мужчиной? Лето закончится – и ты больше никогда его не увидишь».

А я ведь думала, что и с Брэдом не будет никаких сложностей, правда? И вот как всё получилось.

– Может, в следующий раз? – сказал Пеп. – Я бы хотел кофе. С тобой. Очень.

Кажется, он специально выделил голосом слово «кофе». И я не знала, что это значит: он подчеркивал прямое значение моего приглашения или добавлял эротический смысл, который я сама ему приписала.

– Было бы прекрасно, – сказала я. – Еще раз спасибо, что довез.

– Я рад.

– Повеселись на празднике.

Он улыбнулся.

– Мы будем на площади до утра. Ты точно не хочешь вернуться?

– Я очень устала, – ответила я.

– Тогда ты поспать.

– Да, – сказала я. – Посплю.

У меня было ощущение, что мы персонажи какой-то пьесы. Но это, наверное, потому, что он не очень хорошо знал английский. Или потому что я, так же, как актеры, была сейчас другим человеком. Впервые в жизни я задумалась, что чувствует моя мама, когда она играет? Она полностью погружается в роль, становится этим персонажем? Или она, как я сейчас, как будто смотрит на себя со стороны?

– Увидимся, когда я бассейн, – сказал он.

– Конечно.

Он наклонился ко мне, вытянувшейся в струнку, так чопорно и благопристойно, и поцеловал меня в щеку.

– Hasta pronto.

Я знала, что это значит что-нибудь вроде «скоро увидимся» и задумалась, когда будет это «скоро».

Меня мучило желание. Я не хотела его чувствовать. Но это было сильнее меня.

* * *

На следующее утро я завтракала шоколадным маффином и ароматным кофе, и в этот момент зазвонил телефон. На секунду у меня остановилось сердце, я подумала, что это Пеп, но потом увидела, кто звонит.

– Привет, мам, – сказала я.

– Где ты, черт тебя подери? – раздраженно спросила она. – Я поговорила с Гонн, она сказала, что ты в Испании, и звонок идет, как международный, но ты не говорила, что собираешься в отпуск. Я решительно не понимаю, почему ты умчалась вот так, не сказав ни слова? Мы, конечно, не постоянно на связи, но надо было мне сообщить. Надеюсь, ты придешь на благотворительный обед, который я устраиваю. Я рассчитываю, что ты ничего не будешь планировать на этот день.

Вот так разговаривает моя мама. Она делает глубокий вдох, а потом говорит без остановки, пока не нужно будет вдохнуть еще раз. Проще позволить ей закончить фразу, ведь она даже не заметит, если попробуешь ее прервать.

– Мне выпал шанс пожить на частной вилле, – сказала я. – И я решила им воспользоваться.

– Частная… что? Где? Почему? С кем?

– Частная вилла, – повторила я. – Она принадлежит семье одной из моих коллег.

– Но… А почему это ты сорвалась туда, никому ничего не сказав? Это как-то связано с мужчиной? Вы снова вместе? Ты с ним?

Мама знала, что я с кем-то встречалась, и что он был первым парнем после Шона, и что всё закончилось, и я была расстроена. Она умеет вытягивать из меня информацию, по крайней мере, минимальную, так, что я не могу ей сопротивляться. Но я не сказала ей ничего больше. Ни о том, что он был женат, ни о землетрясении, ни о том, что ездила на его похороны. Ничего. Я не хотела, чтобы она сделала из моих проблем драму. А она ведь сделала бы, мама всегда так делает. Хочет она того или нет.

Когда Шон расторг нашу помолвку, она впала в крайнюю степень драматизма. Мне пришлось вернуться в отчий дом на некоторое время, я, конечно, была благодарна, что мне было куда вернуться, но в первый же вечер мама организовала семейный ужин, чтобы «приободрить меня».

Не знаю уж, почему она подумала, что Батлер и Гонн и их счастливые семьи могут как-то приободрить меня. Это только подчеркнуло тот факт, что меня отвергли. Я понимала, они думали, что поддерживают меня, называя Шона уродом, уверяя меня, что в океане полно другой рыбы, но чем больше они хаяли Шона, тем глупее чувствовала себя я за то, что, вообще, в него влюбилась.

А если они начнут перебирать детали моей запретной связи с Брэдом – это будет выше моих сил. А они начнут. Ведь расскажи я маме об этом, будет уже бессмысленно брать с нее клятву о молчании. Я нежно люблю ее, честное слово, но эта женщина не в состоянии держать рот на замке. Я всегда была единственным здравомыслящим человеком в семье людей творческих. Я не хочу быть единственной, у кого случился полный крах в личной жизни. И на этот раз.

– Нет, мы не снова вместе. – Я чувствовала, как сильно сжала телефон. – Я просто захотела немного побыть одной.

– Что он сделал с тобой? – спросила она. – Почему ты пустилась в бега? Ты никуда не уезжала даже когда вы расстались с Болваном.

Она всегда называла Шона Болваном. Даже когда мы были помолвлены. Ей казалось это забавным.

– Я не убежала, – сказала я. – Просто решила расслабиться.

– Ты не тот человек, который расслабляется, Джуно, – отрезала мать. – Ты не расслаблялась ни разу в жизни.

– Ты думаешь? Иногда я все-таки отдыхаю.

– Ты ведь скоро приедешь домой? – сменила она тон. – Сможешь прийти на обед? Он посвящен больным с остеопорозом. Подумала, что тебе может быть интересно.

Остеопороз – болезнь, близкая ее сердцу. После того, как она упала и сломала запястье, я заставила ее сделать костную денситометрию и сообщила, что она относится к к людям, склонным к остеопорозу. Это лишь маленькое совпадение, какие часто бывают в жизни, но ее близкая подруга по театру споткнулась пару дней спустя и сломала шейку бедра. До этого происшествия Марни Малкэхи была активной женщиной. После падения она постарела за один день. Мама стала параноиком, переживая, не ухудшится ли ее собственное состояние. Это единственное, в чем она меня слушает. Да и то, уже не особенно. Теперь она сама мне читает лекции. Она считает, что знает об этом больше меня. И иногда мне кажется, что так оно и есть.

– Это отличный повод, я была бы рада прийти, но я пробуду здесь еще пару недель, – сказала я.

– Еще пару недель! Как так? Ты же все время жалуешься, что тебе не хватает выходных, как же ты нашла время, чтобы разъезжать по частным виллам в Испании? Ты что, можешь себе это позволить? Что происходит с тобой?

– Ничего. У меня есть сбережения… Те, которые я не потратила на свадьбу, помнишь? Так трудно поверить, что я хоть раз в жизни захотела куда-то поехать?

– Кажется, ты говорила, что больше не грустишь из-за Болвана! – воскликнула моя мать. – И вот ты уже вспоминаешь о свадьбе! Между прочим, я считаю, тебе очень повезло, что она не случилась.

– Я не вспоминаю о свадьбе, – вздохнула я в отчаянии. – Я просто пытаюсь…

– Гонн утверждает, что что-то в твоих сообщениях показалось ей странным, – сказала мама, не дав мне закончить.

– Да не было там ничего такого.

– С тобой что-то не так. Я мать, я знаю.

– Я чувствовала себя не очень хорошо до того, как уехала, – поделилась я. – Но теперь все отлично. Правда. Тебе не стоит волноваться.

– Я волнуюсь за тебя больше, чем за двоих вместе взятых. С тобой долгое время что-то происходит. Но вместо того, чтобы, как все нормальные люди, поделиться с нами, ты все делаешь по-своему. И вот теперь ты убежала из страны и отсиживаешься где-то в Испании.

– Я не убегала, – запротестовала я. – И не отсиживаюсь нигде. Это просто нелепо!

Хотя, в общем-то, она права. Я действительно убежала из страны. И отсиживаюсь. Просто она сказала это так, что слова прозвучали в сто раз драматичнее.

– Я могу приехать тебя навестить, – настаивала она. – Возможно, при личной встрече ты будешь откровеннее.

– Пожалуйста, не надо, мам, – сказала я. – Не то чтобы я тебя от отдыха отговариваю или что-то такое, но… Я думаю, ты можешь приехать позже. Но сейчас мне нужно побыть одной, правда.

– И у тебя хватает совести говорить, что все нормально! – воскликнула она. – Если бы это сказал Батлер – я бы поняла. Ему для вдохновения нужно одиночество, хотя Ларри не всегда это понимает. Но ты… Ты же кролик из рекламы «Дюрасел», Джуно Райан, ты всегда в движении. Ты не можешь усидеть в одиночестве.

– Я сейчас прекрасно себя чувствую, – заверила я, проигнорировав шпильку в адрес мужа моего брата, который был более чем понимающим человеком. – Кроме того, через пару дней, возможно, приедут Сирша или Клео.

– О-о-о…

– Поэтому не волнуйся за меня. Не нужно, правда.

Я была удивлена, когда она сказала, что волнуется обо мне больше, чем о Гонн и Батлере. Я думала, что она уже потеряла надежду влиять на меня.

– Матери так устроены, что всегда волнуются за своих детей, – сказала мама. – А еще мы устроены так, что прекрасно знаем, когда наши детки завираются.

– Я не вру тебе, – соврала я. – Всё хорошо.

– Я не собираюсь навязываться, но, если я буду тебе нужна – позвони.

Мои глаза наполнились слезами. То, что я не была запланированным ребенком, вовсе не значило, что она меня не любит. Я знала это. Но иногда позволяла забыть себе об этом. Я ужасная дочь. И человек ужасный.

– Я позвоню, обещаю.

– Хорошо.

– Ты сейчас работаешь над чем-нибудь? – спросила я.

Ей семьдесят, и она до сих пор предпочитает актерскую игру всему остальному. В последние годы она вернулась на роль в одном ирландском сериале, в качестве приглашенной звезды, играя исчезнувшую женщину, про которую все думали, что она умерла. Сюжет держал всю страну на крючке несколько месяцев кряду, однако сейчас фокус сюжета немного сместился, и в самых последних эпизодах она не появлялась.

– Я скоро вернусь в «Кларендонский парк», – сказала она с ноткой удовольствия. – Они знают, что я притягиваю зрителей.

Ее персонаж, Имельда, была настоящей ведьмой. Всем нравилось ее ненавидеть, и мама идеально играла эту роль. Она еще иногда с мрачным выражением лица поговаривала, что, когда ты в возрасте, приличная роль – это почти всегда роль адской стервы. Психически больной и мстительной, либо бессердечной и безразличной – так она утверждала. Имельда проходила по категории «мстительная стерва», и хотя мама уверяла, что играть ее очень интересно, она так же жаловалась, что в сериалах, в принципе, не будут рассматривать в качестве любовного объекта никого старше тридцати пяти. Разче что если это часть какой-то запутанной интриги.

– Женщинам постарше тоже не чужда сексуальность, – сказала она мне. – Я бы хотела, чтобы нам чаще позволяли демонстрировать это на экране. Но, конечно же, обычно показывают только мужской идеал красоты и очарования. Это всем нам не на пользу. Можно подумать, женщина не ведет половую жизнь после менопаузы. А это ведь, разумеется, так.

В ее словах была доля истины, я знаю. Но я не могла об этом думать, потому что все силы ушли на то, чтобы отделаться от мысли, что моя мать ведет половую жизнь.

Я сказала ей, что рада тому, что Имельда возвращается в «Кларендонский парк».

– Для первых серий расписание составили очень гибкое. Но если ты не приедешь домой через пару недель, я сама приеду, чтобы убедиться в том, что ты в порядке.

– Со мной всё хорошо, – в сотый раз заверила я.

– Люблю тебя.

– И я тебя, – сказала я в ответ.

Голос мамы эхом звучал в моих ушах даже после того, как она положила трубку.