Текст книги "Одной ногой в США. Сделай шаг к своей мечте"

Глава 36. Ярость профессора Нейтонсона. Проверка на прочность

«Гражданский процесс» – самый нудный предмет из всех, что у нас есть: нужно просто зубрить правила процесса, как и куда подавать иск, сколько дней это занимает и все в таком духе. Голова в этот момент, забитая сухой информацией, напоминает пустыню Сахару.

Поэтому, несмотря на возможные последствия, именно к данной дисциплине многие из студентов относились спустя рукава. А зря. Профессор Нейтонсон – настоящий ее фанат. Трудно сказать, что в «Гражданском процессе» такого особенного, но профессор его просто обожал и хотел, чтобы это обожание разделили с ним все студенты до единого.

И вот очередная пара по скучному, как дождливый день, предмету.

– Предлагаю долго не разогреваться и сразу перейти к делу, – громко хлопает в ладоши Нейтонсон. – «США против компании „Форд“». Кто желает ответить?

Желающих нет. Все сидят тихо, боясь пошевелиться и тем самым обратить на себя внимание.

– Ну, смелее. Разве никто не хочет поведать мне эту увлекательную историю?

Ситуация не меняется.

– Ладно, тогда я сам выберу. Пятый ряд, – его палец красноречиво указывает на Джессику, которая сидит на самом крайнем месте нашего ряда. – Джессика, расскажите нам об этом деле.

Я вижу, как Джесс бледнеет и начинает отвечать неуверенно и слишком тихо:

– Дело «США против компании „Форд“» очень значимое в истории американской юриспруденции…

– Погромче, пожалуйста! Вас даже соседи не слышат!

– Дело «США против компании „Форд“», – повторяет она уже громче, – очень значимое в истории американской юриспруденции…

– Очень значимое? И чем же? – картинно поднимает вверх брови Нейтонсон.

– Ну, как бы… Ведь это дало понять, позволило установить… что… эм-м… что компания…

– Достаточно! Вы не готовы. И это очень прискорбно. Мы отдельно проведем с вами беседу на этот счет, а пока пусть ваш сосед расскажет все за вас. Майкл, пожалуйста, помогите своей одногруппнице.

Майкл сидит рядом с Джессикой и тоже не готов отвечать. Доказал он это в тот самый момент, как открыл рот.

– США вообще не любили Форда – это известный факт. И… то есть если смотреть на все это под таким углом, то мы увидим, что иск к нему во многом был закономерен. Он как бы вытекал из всей ситуации…

– Какой иск? Куда вытекал? К кому? – процедил Нейтонсон. – Что вы несете?

– Ну как к кому?.. К Генри Форду.

Профессор ударяет себя по лбу. Хлопок эхом отзывается от стен.

– Он уже мертв к тому времени был! К компании был иск! К компании, не к самому Форду! Вы даже это пропустили мимо ушей! Следующий в ряду! Томас!

Я понимаю, что профессор начинает спрашивать по очереди всех студентов в пятом ряду. Томас не стал что-то изображать и притворяться, а просто признался, что не готов.

– Извините, профессор. Я хотел подготовиться, но не успел. Мне очень жаль.

Еще двое студентов провалились в пятом ряду, заставив профессора взъерошить у себя на голове волосы. Теперь он стал похож на Эйнштейна, только не очень дружелюбного.

– Следующий в пятом ряду! – Нейтонсон срывается на крик, и я инстинктивно напрягаюсь. Но он спрашивает Фреда, который от меня через три места.

– Я тоже не знаю этот кейс, – развел руками тот в стороны. – В следующий раз подучу как следует.

– Блеск! Просто блеск! – Нейтонсон уже брызжет слюной во все стороны, и цвет его лица теперь, как панцирь у вареного рака. Он выбирается из-за кафедры и начинает ходить возле первых рядов, умудряясь каждого из студентов наградить свирепым взглядом. – Вы издеваетесь надо мной, что ли? Почему все молчат? Издеваетесь, или это действительно ваш уровень?!

Его гнев заставляет каждого в аудитории сжаться и молиться о том, чтобы успеть ознакомиться хотя бы бегло с этим кейсом до того, как придет его очередь. Особенно дрожит пятый ряд, ведь теперь профессор внимательно смотрит на Джулию, которая сидит возле Фреда.

– Джулия, твой выход!

– Я не знаю, профессор Нейтонсон, – тихо говорит она.

– Громче!

– Затрудняюсь ответить, профессор!

– Черт возьми! – восклицает Нейтонсон. – Это прямо какой-то кошмар на улице Вязов!

В аудитории повисло такое напряжение, что было даже сложно дышать. Когда седьмой по счету студент не знает материала – это действительно катастрофа для всего потока. Я уверен в себе, но мне передается общее волнение и накрывает волна жуткого дискомфорта. Если профессор не поменяет свою «тактику», следующим буду я.

– Стас! Теперь ты! – кричит Нейтонсон, яростно просверливая меня своим взглядом, а потом начинает почти заикаться: – И если я узнаю… если вдруг… если… Короче, слушаю тебя!

Такое чувство, как будто сверху зажегся прожектор, я стою на сцене, а вокруг зрители. И каждый смотрит на меня, ждет моего выступления. Вокруг полная тишина.

– Итак… – отвечаю я с места и тут же делаю паузу.

– Ну и? – не выдерживает профессор Нейтонсон.

– Данный иск инициировало государство в лице прокуроров всех штатов США. Решение: взыскать с компании по одному миллиону долларов в пользу каждого штата. Суть претензии – некачественные покрышки, установленные на «Форд Эксплорер». Выяснилось, что уровень их реальной устойчивости ниже, чем заявлялось в рекламе. А это введение потребителя в заблуждение…

Услышав ответ, вся аудитория вздыхает с облегчением. Особенно профессор. Возможно, я даже спас его от сердечного приступа.

В итоге я оканчиваю первый курс, сдав все экзамены. Перед этим по некоторым предметам ставлю себе цель: выполнить работу лучше всех. То есть стать тем самым студентом, по которому будут выставлены оценки всем остальным ученикам. Кроме того, «стать лучшим» означает получение специальной награды за это достижение. В первую очередь я хочу получить ее по своему любимому предмету – «Контракты».

Это программа-максимум. А минимум – сдать экзамены, желательно с пятерками, и перейти на следующий курс.

Первые четыре дня после сдачи экзаменов, пребывая на трехнедельных каникулах, я был как на иголках: чуть ли не каждый час проверял свою учетную запись на результаты.

Вроде и выполнил тест, все правильно. Но в голову все равно закрадываются сомнения. Вдруг все-таки где-то ошибся? Что если у других результаты лучше моих и оценка будет занижена?

На шестой день я в очередной раз захожу в свой аккаунт, обновляю страницу, и…

Кристина и моя мама, которая приехала в гости, тогда находились дома. Они услышали крик из моей комнаты.

– Что такое? Что случилось? – перепугались они, врываясь ко мне.

– Я сдал! – закричал я. – Сдал! Всё сдал! Три пятерки и одна четверка!

Я, наверное, полчаса носился по дому как сумасшедший, энергично жестикулируя руками. Такой эйфории я никогда в своей жизни не испытывал. Ну надо же! Не просто сдал, а вошел в десятку лучших студентов из двухсот пятидесяти!

Награду, кстати, мне тоже удалось получить. Но не по контракту, а по письменному классу, что стало предметом моей отдельной гордости. Не будучи американцем, получить лучшую оценку по письменному английскому – это дорогого стоит.

Окончив первый курс, который для меня стал очень сложным, я понял, что нахожусь на верном пути. А впереди – второй год обучения в Saint Thomas, где поджидают новые испытания и трудности.

Глава 37. «Первым делом, первым делом самолеты…»

Сегодня Халландейл-Бич, небольшой городок на юге Флориды, накрыло грозовым фронтом.

Я сижу за столом в маленькой гостиной и смотрю во двор через огромное, почти в человеческий рост окно, по которому расползаются кривые ручьи дождя. Настроение – так себе, но погода тут ни при чем.

Манас ушел в супермаркет. Я дома один, и это мне помогает вновь прокрутить, как кинопленку, события недельной давности.

– Кристин, ну вот что ты опять зацепилась за этот поход в кино? – не выдерживаю я. – Мне сейчас надо еще раз повторить пару кейсов. Представляешь, что будет, если я провалюсь? Я не прощу себе этого!

– А ты простишь себе, если девушка одна попрется на сеанс? Или тебе уже пофиг?! – Кристи смотрит на меня непонимающим взглядом.

– Я понимаю, что ты устала. Тебе хочется развеяться. И я тоже не против. Вот только у меня завтра серьезная практика. Давай прогуляемся завтра вечером? Или на тот же «Форсаж-6» сходим?

– Сегодня последний сеанс! – не выдерживает Кристина и уходит, демонстративно хлопая входной дверью.

Вот так происходит, когда влюбленные пары вкалывают круглыми сутками. Работа, учеба, подготовка к практическому занятию, опять зубрежка. Усталость, накопившаяся за год, и «день сурка» в какой-то момент дают о себе знать. Наверное, любые отношения проходят через своеобразный застой, штиль, когда не видно развития. Как будто все замерло в одной точке и осталось в ней на год. И, если влюбленным удается пережить этот кризис, их отношения выходят на новый уровень. Если нет… лучше уж не думать об этом.

Первый год и я, и Кристина учились день и ночь, буквально засыпали с учебниками в руках. Кристина совмещала работу и учебу.

Когда приобрели собственное жилье – достаточно просторную двухкомнатную квартиру – и отпраздновали новоселье, вновь погрузились в серые будни. Ежедневно испытывая серьезную нагрузку, мы все меньше и меньше общались между собой, выделяя жалкие минуты, чтобы что-то обсудить и понять – наши личные планы в очередной раз летят псу под хвост из-за учебы или еще какого-нибудь форс-мажора. Давление начало постепенно накапливаться, достигая критической массы.

– Я ведь тоже все замечаю. Мы стали меньше общаться, все чаще ссоримся из-за какой-то ерунды, – наконец-то я завел такой нужный нам разговор. – Мы продолжаем любить друг друга, но на нашей картине любви начинает появляться еле заметный налет. В какой-то момент его слой становится настолько густым, что картинки уже не видно. Но она есть.

– Красиво сказал, – ответила Кристина. – Скорее всего, так оно и есть.

– Я предлагаю сделать паузу. Так мы перестанем друг друга добивать этими ссорами, остынем и сосредоточимся на учебе. И будем продолжать изредка встречаться.

– Согласна. Нужна передышка. А где ты будешь жить?

– Пока перееду к Манасу, – пожал плечами я. – Он иммигрант из Киргизии. Познакомились еще в начале года, в библиотеке в law school. Подрабатывает там вечерами. Пару дней назад с ним говорил. Он сказал, что его сосед как раз съехал и комната свободна. Не хоромы, конечно, но жить можно.

– Так ты все спланировал! – воскликнула, улыбаясь, Кристина и ударила меня кулаком в плечо.

– Воу-воу, полегче! Это уже тянет на статью. Нанесение тяжких телесных, – возмутился я. – Я на вас, гражданка, пожалуюсь Алану, своему знакомому. Кстати, очень крутой адвокат…

– Смотри у меня! Дошутишься! – захихикала Кристи и затем спохватилась: – А который час? Мне пора на работу!

Наспех собравшись, она помахала мне ручкой и выбежала из дома.

В тот день я так и не смог попрощаться. Оставил записку на столе и, собрав вещи, съехал к Манасу.

Я смотрю на большое окно, на котором застыли капли прошедшего дождя на фоне пасмурного неба. Затем допиваю кофе и начинаю собираться в университет.

Пора. Учеба не ждет.

Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что это было очень важно и нужно для нас обоих. Мы погрузились в быт, учебу и все чаще, изможденные, уставшие, начали видеть лишь плохое. Продолжая общаться и изредка проводить время в кафе или прогуливаясь по Халландейл-Бич, мы укреплялись во мнении, что наши отношения важнее каких-то мелких ссор и нас продолжает тянуть друг к другу, но, видимо, еще не время для изменений.

Между тем основной упор обучения на втором курсе Saint Thomas был сделан на практике.

И я, сам того не ожидая, становлюсь помощником профессора по предмету «Собственность». Я получил по нему отличные оценки, и профессор поднимает мой статус до ALI (Active Learning Instructor). По-нашему: лаборант или куратор. Когда я обучался на первом курсе, эти ребята часто проводили дополнительные занятия, помогая профессорам. Теперь я сам стал таким помощником. Для меня это явилось очередным признанием: ими могли быть только лучшие студенты.

Работа помощником, помимо того, что за нее приплачивали, подарила мне очень много уникального опыта. Ведь, на минуточку, один раз в неделю я сам вел предмет: подготавливал материал и обучал первокурсников.

На презентации, которую проводит помощник, присутствовать необязательно, но, если студент не дурак, он обязательно придет. Ведь подача материала от студента бывает более доступной для понимания, чем от профессора. Притом можно задать такие неудобные вопросы, которые профессор может расценить как глупые или неуместные.

Мое первое занятие посетил Азамат – парень с палестинскими корнями, который работал в университете и помогал профессорам. В его обязанности также входила проверка работы ALI. Как они справляются? Хорошо ли получается вести? Не теряются ли они? Чтобы ответить на все эти вопросы, он должен стать сторонним наблюдателем, в некоторых случаях выступающим для таких, как я, помощником.

Чтобы оценить качество моей работы, Азамату понадобилось минут десять. Досиживать до конца он не стал, а сразу пошел к профессору и сказал, что у меня все отлично получается.

Оно и понятно. Свой класс я вел достаточно активно. Старался максимально всех увлечь, передать студентам собственную любовь к предмету. Я ставил задачи, объяснял, искал разные, нестандартные подходы в образовательном процессе.

– Не стоит расслабляться в этих стенах, – часто говорил я студентам. – Вы должны много учиться, повторять материал, работать с профессором и другими студентами, чтобы лучше понимать предмет. Если вы думаете, что ваша репутация адвоката будет складываться только в будущем, то вы ошибаетесь. Она начинает выстраиваться с первого дня пребывания в этом заведении.

Осознание того, что я преподаю, возможно, будущим судьям, адвокатам и прокурорам, захватило меня. Я один из тех, кто приложит руку к построению, по сути, фундамента их успешной карьеры. Это мотивирует меня больше, чем пятнадцать долларов в час, которые я при этом получал.

Когда платишь сорок тысяч долларов за учебу, хочется брать от каждой минуты в университете максимум. Во всяком случае, я придерживался именно такого подхода. Поэтому, когда мне подвернулась возможность пройти интернатуру у федерального судьи, я вцепился в нее зубами, как разъяренный питбуль.

За перспективу поработать бок о бок с действующим федеральным судьей боролись многие. Необходимо было как минимум быть на хорошем счету у каждого профессора в университете, получить от них рекомендации, блестяще учиться и иметь сияющую, как бриллиант на солнце, репутацию.

Но даже в этом случае нужно было пройти собеседование у судьи. Именно за ним оставалось решающее слово.

Что касалось учебы и репутации – у меня все было более чем отлично. Я входил в 10 % лучших студентов, и на втором курсе мне подняли стипендию с четырнадцати тысяч до двадцати двух. Это дало возможность покрыть половину затрат на обучение. Почти каждый профессор ставил меня в пример другим студентам.

Но когда пригласили на интервью с судьей, меня все же беспокоил вопрос: «Как я его пройду? Я уже многого достиг, но это для меня совершенно другой уровень».

Глава 38. Практика в федеральном суде

Распахивается огромная дверь федерального суда, и я вхожу внутрь, проходя через рамки металлодетекторов на входе и федеральных маршалов, сканирующих взглядами не хуже любого рентгена.

Первый кордон, второй, третий…

Меня ведут через вереницу дверей, оснащенных мощными кодовыми замками. И чем дальше я углубляюсь в здание, тем крупнее маршалы.

«Чем дальше в лес, тем толще партизаны», – про себя усмехаюсь я, вспоминая выражение из русского фольклора.

Непосредственно перед дверью судьи так и вовсе стоят громилы, способные раздавить голову среднестатистическому человеку одной левой, как апельсин.

Вхожу внутрь. Гигантский кабинет, обшитый деревом. Со стен на меня смотрят американские орлы. Грозно, изучающе, пристально – все-таки я чужак, приехавший из очень, так скажем, «медвежьей» страны.

Пространства так много, что я поначалу не замечаю худощавую, высокую фигуру хозяина кабинета. Рыжеватые, редеющие волосы, нос с горбинкой, узкое лицо. Он стоит прямо передо мной возле своего стола и приветливо улыбается.

– Стас, так ведь? Садись, прошу тебя.

Я опускаюсь в кресло и немного успокаиваюсь.

– Здравствуйте, Ваша честь! Очень рад быть здесь.

– Что это у тебя за акцент? Из России или из Польши?

– Русский. Я из России.

– Мать Россия! – восклицает он и начинает улыбаться еще шире. – У меня бабушка с дедушкой иммигрировали из Польши. Так что я почти угадал. А Россия – это водка, матрешка и, конечно же, хоккей! Стас, ты смотришь хоккей?

– Бывает.

– За кого болеешь?

– Где живу, за того и болею. «Пантеры» из Флориды…

– «Флорида Пантерс»! – в глазах судьи Селтцера восторженный блеск. – Отличная команда. Я тоже за них болею!

Мне сложно сдержать улыбку. Я просто назвал местную команду, а судья, оказывается, был ее фанатом.

– Вперед, котяры, выпускайте когти! В курсе, что за «Пантерс» и русские играют? – кричит Барри Селтцер, размахивая руками.

– Да, конечно, – я не могу в этот момент не улыбаться.

– Вот бы нам еще Ковальчука и Овечкина в команду, да? Можно еще Малкина. Тогда точно Кубок наш! Всех разорвем в клочья!

Где-то с этого момента я понимаю, что пройду интервью. Более того, мы чуть ли не сдружились с Селтцером к концу собеседования. Он много меня расспрашивал о России. Мы успели обсудить и легендарное противостояние 70-х годов СССР – Канада, и катание на лыжах. В один момент я так глубоко ушел в историю хоккея и СССР, что это превратилось почти в лекцию. Судья Селтцер слушал с неподдельным интересом, чуть ли не записывая за мной.

Так я и получил эту уникальную интернатуру, а вместе с ней возможность взглянуть на судебный процесс и со стороны судьи. До этого в Public Defenders я все видел со стороны адвокатов.

В федеральный суд я ездил два дня в неделю и работал над делами судьи в качестве ассистента. Сам судья Селтцер оказался чрезвычайно открытым и умнейшим человеком из всех, кого я когда-либо встречал. В общем, с точки зрения обучения возможность работать с ним была сравнима с возможностью начинающему хоккеисту тренироваться со звездами NHL.

Помимо меня, у судьи Селтцера было еще два помощника – клерки Шэрон и Кей. По сути, они выполняли всю работу, а судья ими руководил.

Первое задание от судьи я получил именно от Шэрон.

– Вот. Эта папка тебе, – подошла ко мне высокая блондинка, положив на стол красный, туго набитый бумагами прямоугольник. – Нужно изучить и написать заключение. Сделаешь?

– Без проблем. Конечно.

Через час я захожу в кабинет Шэрон и кладу ей на стол готовую работу:

– Вот.

– Если у тебя вопросы возникли по ходу работы, лучше их поднакопить, – снисходительно смотрит на меня блондинка. – Я разом на них отвечу. Просто ты так будешь по десять раз в день ко мне бегать.

– Да нет у меня вопросов. Я уже все сделал. Работа выполнена.

Взгляд Шэрон изменился. Теперь она смотрит на меня, как будто я сказал какую-то шутку:

– Что ты имеешь в виду? Как сделал?

– Ну… так. Вы дали задание, я его сделал.

– Просто обычно на это задание уходит две недели.

– Две недели? – удивляюсь я.

– Другие интерны столько времени обычно тратят на такого рода задачи. Хм… А ты хочешь сказать, что справился за час?

– Получается, что так.

– Откуда ты такой взялся?

Так Шэрон увидела уровень моих способностей, и с этого момента я начал получать от нее больше заданий. Бывали дни, когда на Барри обрушивалось слишком много дел, и мы вместе с Шэрон и Кей тут же подключались, оперативно разбирая снежный ком.

Помимо этого, я три раза в неделю ходил на слушания и разбор свежих кейсов, отдельные из которых я помню до сих пор в ярких подробностях.

* * *

Я сижу в кабинете судьи Селтцера, слева от меня прокурор. Если б я его встретил на улице, ни за что бы не подумал, что он занимает такую должность. Обычный неказистый мужичок с неплохим чувством юмора.

– На следующей неделе будет слушание довольно забавного прецедента. Расскажу вкратце. Один неадекватный продавец с «Алибабы» захотел через эту площадку толкнуть немного… как бы это вам сказать, – не сдержавшись, хохотнул прокурор, – обогащенного урана для террористов. Сам он из Сьерра-Леоне, где этот уран, собственно, и добывали.

– Уже интересно, – ответил Барри. – Продолжай.

– Ну так вот. Этот мужик вступил в переписку, как ему казалось, с покупателями, но ими оказались агенты ФБР. Ну, и этот мужик пишет типа: «Два килограмма урана – да не вопрос. Приезжайте, всё аккуратно запакуем и передадим». Наши: «Нет-нет. Лучше вы к нам. Мы же должны проверить качество товара. Возьми кусочек и привези, мы его в лаборатории протестируем». Мужик отвечает: «А как я его привезу-то? Это же уран». Фэбээровцы: «Ну ты чего. Как будто с другой планеты. В каблук его засунь!»

Прокурор и судья не выдержали и дружно заразительно засмеялись.

– Ну и что дальше, он купился на это? – спросил Селтцер, вытирая слезы.

– Конечно. Всё, как ему сказали, он и сделал. Сунул в каблук фиговину и полетел. В Нью-Йорке его и взяли. А вели всю дорогу следователи из Флориды, поэтому его к нам и переправили.

– Ну и чудак.

– Радиоактивный чудак.

Кабинет вновь начал сотрясаться от хохота.

Через некоторое время я знакомлюсь еще с одним интересным делом. Мошенники провернули ряд хитрых операций, которые позволили им украсть с банковских счетов ни много ни мало пятнадцать миллионов долларов. Самое смешное заключалось в том, что обвиняемая, покупая себе достаточно дорогие вещи, нигде не работала и получала при этом пособие по безработице. Женщина в платье за пятнадцать тысяч долларов, опоясанная ремнем «Дольче Габбана», и с сумкой, инкрустированной бриллиантами, получает пособие для бедных – это звучит как анекдот. Но правильно говорят, что анекдоты берутся из жизни.

В ходе досудебного разбирательства прокурор обратился к подсудимой:

– Роуз, вы понимаете, что если вы не сознаетесь в преступлении, то предстанете перед жюри присяжных? А оно состоит из людей, которые не привыкли жить на широкую ногу. Некоторые из них даже не могут себе позволить личное авто. Вас буквально разорвут на части. Шансов у вас нет. Ограбление богатых еще можно представить в выгодном свете, но ограбление бедных – это уже за гранью добра и зла.

Конечно же, Роуз и ее соучастник пошли на сделку с обвинением, получив вместо двенадцати лет тюрьмы всего шесть.

В процессе обучения я продолжал знакомиться с другими кейсами, но они были не такими яркими. Скорее, стандартными.

В целом интернатура в университете перевернула мое представление о юридической системе США. Я, конечно, знал, что их суды свободнее наших на порядок, но чтобы настолько…

Особенно это касалось федерального суда. Есть судья, факты и закон. И все. Точка. Суду неважно, кто ты, сколько зарабатываешь, пуп ли ты Земли или самый последний бомж. Перед Фемидой все равны.

А так как судебная система – это сердце любого государства, по правильности его ритма можно сделать точный вывод о делах во всей стране. Продажный суд – прогнившая страна. Честный суд – процветающее государство.

Первый семестр второго курса у меня выдался более чем насыщенным. Обучаясь и усиленно готовясь к экзаменам, я одновременно был помощником профессора и клерком у судьи Селтцера, а также писал серьезную тезисную работу.

Иногда я даже удивлялся, как у меня хватает времени успевать везде и всюду. Иногда у меня не получалось удивляться, потому что я приходил домой и падал на диван без задних ног. Просто проваливался в темноту без ярких сновидений.

А утром начинался новый день, такой же сложный и насыщенный событиями, как и предыдущий. Видимо, меня подпитывала энергия, которую я получал, занимаясь любимым делом, и понимание, что подобная интенсивная работа даст соответствующие результаты.

Получается передохнуть только под Новый год.

Я сижу за столиком в зоне отдыха, расположенной между корпусами университета. Наблюдаю, как подтягиваются к этому тихому уголку редкие в это время дня студенты, и думаю, куда мне сорваться на зимние каникулы. А затем в голове вспыхивает мысль, что меня неоднократно приглашал к себе в гости Фернандо. Он остался у себя на родине, в Колумбии, и как-то говорил, что занялся прибыльным бизнесом.

Ну вот и отлично. Решение принято.

– Привет, Стас! – внезапно раздается рядом женский голос.