Текст книги "Одной ногой в США. Сделай шаг к своей мечте"

Глава 7. На распутье

В актовом зале гимназии сегодня полно народу. Успевшие прийти раньше мамы и папы, бабушки и дедушки уже заняли первые и средние ряды. Опоздавшие заполняют «камчатку», чтобы присутствовать на одном из самых важных в жизни их детей событии. Сегодня мы выпускаемся.

Девочки – в красивых белых и цветастых платьях или брючных костюмах. Ребята – в костюмах, в кэжуал-стиле или проще: светлая рубашка, темные брюки. У каждого из нас через плечо перекинута цветная атласная лента с надписью – опознавательный знак выпускника.

Задача наша на вручении аттестатов – проще некуда: ждать, когда назовут твою фамилию, не вздрогнуть, когда все-таки назовут, сделать несколько шагов до директора, приветливо пожать руку, принять заслуженный документ и, просияв от счастья (для фото обязательно), уйти со сцены.

Только почему так холодеют руки?

– Аттестат о получении полного среднего образования… – напряженная пауза, как будто я не знаю, кто должен быть дальше, – вручается… – вдох-выдох, – Шамаеву Станиславу!

Я, ведомый голосом директора, поднимаюсь на сцену. Сохраняю спокойное лицо, а после невольно расплываюсь в улыбке, получая корочку на руки. Вот и он – результат моего десятилетнего обучения в школе. Десять лет контрольных работ, сочинений, домашних заданий, физкультурных нормативов и так далее.

Спустя полчаса стоим с парнями на площадке перед центральным входом. Саша Иванов, Федот, Вася и остальные. Вроде знаем, что видимся не в последний раз, что будем общаться и дальше и, конечно, никогда не забудем друг о друге. Но почему-то невольно вырываются фразы вроде:

– Парни, ну вы все равно там, не забывайте.

– Стас, ты чего?.. Еще весь вечер впереди.

– Ну в самом деле, Шамаев.

Удивленно округленные глаза и дружеские хлопки по спине. Все сначала улыбаются, как бы смеясь над временем, над его невозможностью разлучить. А потом отводят глаза, потому что знают – еще как разлучит. Как сказала во время прощальной речи наша классная руководительница, смахнув слезу: «Впереди вас ждет взрослая жизнь».

Школа закончилась, и хип-хоп культура теперь будет буйным цветом цвести в перерывах между парами, а не во дворах сереньких спальных районов.

Тем более университеты уже выбраны.

Для кого-то калужский филиал Бауманки: сопромат, высшая математика и бессонные ночи перед очередной сессией. Для кого-то инженерный факультет: механика колесных машин и зажатые под мышкой тубы с чертежной бумагой. Выпуск у нас как на подбор – одни технари.

Только Федот, которому часы, проведенные за уроками, всегда казались пресными, выбивается из общей картины. Лучшего повода для шуток и не найти.

– Я, ребят, так считаю, – сделал он умозаключение, – чем логарифмы считать, пошли бы на соцфак.

– Пф-ф-ф, – Вася, обычно сдержанный, в этот раз не стесняется смеха. – Что, Федот, троебасы подвели?

– Это тебя рост подвел, – огрызается Миша. – Я на соцфак иду, чтобы лишний раз не париться. Надоела эта пахота учебная…

– Федот правильный выбор сделал. Будет бабушек обслуживать. Продукты им приносить. Благое дело, как ни крути, – рассудительно подколол я друга.

Взрыв смеха.

– Пошли вы все… – похоже, что подкол засчитан. – Сами потом от своей учебы взвоете.

Считалось, что соцфак – последний вагон для тех, кто не успевает поступить на факультеты посерьезнее, но вышку получать все же хочет. Из учебных дисциплин – библиотечное дело и основы кадрового учета, а самые большие опасности – жениться в двадцать (кандидаток в новобрачные хоть лопатой загребай) или попасть на практику соцработником: все лето носить пакеты с продуктами и мыть полы в квартирах пенсионеров.

– Не, ну правда, Миш, – меня понесло. – У меня в доме много бабушек живет. Так мы, может, чаще с тобой видеться будем.

– Стас, ты смотри сам с бабками своими там не обломайся, – Федот мстит за удачную шутку. – На инязе.

Да. Спустя несколько месяцев, после подготовительных курсов и сданных вступительных экзаменов, было решено – иностранный.

Возможно, повлиял тот факт, что мама в свое время привила мне любовь к чтению литературы, как русской, так и иностранной. Помню, с каким интересом я в детстве слушал перед сном увлекательные рассказы и сказки, а став чуть старше, уже сам зачитывался приключенческими романами и фантастикой, а также периодически листал New Yorker.

А возможно, я сделал выбор из-за того, что английский мне очень сильно импонировал: нравилось, как звучат слова, нравилось их произносить, обожал те моменты, когда мы с мамой общались на английском языке.

Но у меня еще был один вариант. Невзирая ни на что, я усиленно готовился последний год к поступлению в Высшую школу ФСБ.

И когда уже пришло время подавать документы…

– Стас, не будем, ладно? – мама стоит в дверном проеме с пультом от телевизора.

– Ты о чем?

– Я про ФСБ.

– А чего так? Я же неплохо подготовился, мам.

– Ну, пойдем, – зовет меня в гостиную к включенному телевизору, – глянешь.

По Первому каналу репортаж Политковской сменился сюжетом о Чечне, где красные, изможденные и высушенные ветром и пороховым дымом срочники вытаскивают из «УРАЛа» груз-200. Ребят, с которыми еще недавно сидели в окопе.

– Вы в первых рядах пойдете, сына. Как командный состав. Притом твои настоящие знания там не пригодятся.

Больше об Академии ФСБ речь не заходила.

Так и вышло, что инженерное дело и военная служба как-то сами по себе сменились основами языкознания и заучиванием наизусть «Гаудеамус игитур». А еще… английским. По итогам конкурса я был распределен в более слабую группу иняза (подкачал трояк на вступительных по русскому языку, хотя английский сдал блестяще).

Глава 8. Болезненный переход

Я сижу на первой паре в новой группе. Вижу, как открывается дверь и появляется голова мамы.

– Женщина, вам чего? – преподаватель, худенькая молодая девушка, явно растеряна и возмущена.

– Извините! – улыбается мама. – Стас, можно тебя на секундочку? Желательно с вещами.

Я подхватываю портфель и направляюсь к выходу, чувствуя, как спину буквально прожигают десять пар глаз.

– Мам, ты чего? У меня пара идет, – наконец-то выхожу в коридор, прикрыв дверь в аудиторию.

– Ну и мы, значит, пойдем, – мама выдала очередную фразу из разряда тонкого юмора, и я поневоле улыбнулся.

Через полминуты я оказываюсь в другом кабинете.

– Галина Александровна, простите? – мама обращается к женщине лет пятидесяти, которая стоит за кафедрой с мелком в руке.

«“Простите”? Что-то не похоже на мамин стиль общения».

Леди у доски даже не пытается ответить. Только высвобождает руку из-под палантина и дозволительно машет ладонью – входите, дескать. Я осматриваю небольшую аудиторию – десять человек, двенадцать парт, расположенных очень близко друг к другу, – и занимаю первую попавшуюся парту в среднем ряду. Отсюда отлично видно преподавательницу. Она небольшого роста, плотного телосложения, темно-каштановые волосы подстрижены каре. В строгом кашемировом костюме, а сверху – волны клетчатой ткани, а точнее, накидки. Выглядит она как идол, впитавший в себя все британское: начиная от чая, который следует наливать в молоко, а не наоборот, и заканчивая взглядом Железной Леди и ветрами острова Скай.

Медленно, вальяжно она подходит к кафедре.

– Good afternoon! – демонстрируя хорошее британское произношение, «идол» изучает собравшихся в аудитории студентов и награждает каждого цепким холодным взглядом. Говорит, едва приоткрыв рот и медленно: – Меня зовут Галина Александровна Козырева. Я – ваш преподаватель. Надеюсь, я не разочарую вас, а вы… меня. Чтобы научиться английскому в совершенстве, необходимо долго и упорно работать. Если вы не готовы – до свидания, я никого не держу.

Оглядываюсь по сторонам. Двое парней, остальные девчонки.

Как я выяснил позже, среди них – Ксюша Шумейкер, дочка декана и самая одиозная персона факультета, привыкшая говорить французское «ма-а-а-а-нифик» вместо «отлично».

Не знаю, как это сделала мама, но… как потом мне стало известно, Галина Александровна была ее учителем аж двадцать пять лет тому назад.

Так я оказался в первой группе.

Думаю, если бы не старания мамы привить мне любовь к книгам, обучение давалось бы на порядок хуже. Я был бы совершенно не готов ни к объему обязательной литературы, ни к суровому распорядку дня, который кардинально отличался от школьного.

Сначала – ранний подъем, заброс «сотен тысяч» тетрадей в рюкзак и торопливый марш-бросок до института. В нем почти весь день – монотонные лекции английского, иногда в маленьких душных аудиториях, иногда перед двумя-тремя группами, общая численность которых редко превышала тридцать студентов. А после – настоящий кошмар: долгие часы лингафонного кабинета[2]2
  Лингафонный кабинет – аудитория, оборудованная лингафонными системами (аудио-, видео– и мультимедийными средстами) для современного обучения.


[Закрыть]. Наушники своей дужкой впиваются в кожу висков, а в них native speaker быстрым темпом диктует текст, в этот раз что-то о Гражданской войне. Civil War, Civil War…

Галина Александровна тем временем постукивает мелком по столу кафедры и задает свои бесконечные вопросы:

– Услышали, коллеги? Звуку "r" на концах предложений свойственно соединяться с гласным звуком следующего слова.

– Да-да-да, – умные мальчики и девочки, advanced-выпускники городских языковых гимназий и лицеев, послушно кивают головой.

– А теперь услышали, коллеги? Деформация буквы "t" в слове water, она произносится почти как русское «д».

И снова:

– Да-да-да.

«Ну просто жесть», – лично я не слышу ни соединяющейся со следующим гласным звуком буквы "r", ни пресловутого «д» – "t". Счастьем будет, если я уловлю хотя бы общий смысл сказанного. А я, наивный, думал, что хорошо знаю английский.

Самое сложное начинается далее.

Занятия прерываются обеденным перерывом (растворимый кофе и на ходу проглоченная сосиска в тесте) и сменяются разговорными практиками.

Модные перваши из ведущих школ города, такие как Ксюша Шумейкер, разговаривают на английском бегло и со вкусом. Он для них почти что родной. Ни единой запинки, ни единого неправильно сказанного слова или неверно употребленного оборота. Лишь иногда прерываются, чтобы перевести дух, набрать в грудь побольше воздуха и незамедлительно выпалить следующую тираду. В общем, как бы сказала Ксюша:

– Ма-а-а-анифик.

Мое среднее школьное образование было совсем не гуманитарным, а с физико-математическим уклоном. Так что учиться мне приходится в два, а то и три раза больше.

В конце учебной недели золотая молодежь, будущие профессора и доценты кафедры английской словесности, идут весело проводить время в компании таких же гениев, как они сами. Кто-то на новый авторский фильм, кто-то на взорвавшую все подмостки свежую театральную постановку. Некоторые, конечно же, продолжат занятия где-то в дополнительных секциях – учеба все-таки дается тяжело не только мне.

А я… иду домой, чтобы перекусить, перевести дыхание и продолжить зубрежку. Глаголы, императивы и формулы. Номинатив, безличные предложения и нетипичные инверсии английского языка. Вот на это я меняю долгие часы ночного сна.

Стремление к знаниям и быть первым? Ничего подобного. Гораздо правильнее – желание хоть как-то поравняться с группой, где стараниями мамы мне теперь довелось учиться.

Глава 9. Разочарование

Миха – повеса и любитель отношений класса «а почему бы и нет». Благо внешность позволяет. Да и одевается более стильно, чем остальные сверстники. Точнее, одевает его мама, торгующая на рынке импортными вещами.

Пока Миша «что-нибудь придумывал» после моего расставания с Зиной, я уже успел поступить в институт и успешно сдать несколько сессий.

Надо сказать, «проснулся» друг Миха вовремя, тут же познакомив меня с Таней, сестрой его девушки.

Красавица брюнетка моего возраста выглядит как самая настоящая леди: высокая и стройная, выразительные черные глаза и темные волосы до плеч, собранные в стильную прическу. Из одежды предпочитает изящные платья и туфельки.

С ней мне как-то роднее. Проще, что ли. Никаких тебе загадочных диалогов и хлопков подъездной дверью перед носом, полное отсутствие непонятного стремления приручить.

Она – полная противоположность Зины, но более женственная и элегантная, очень начитанная, любит русскую литературу и поэзию, к тому же имеет достаточно зрелый взгляд на отношения и вообще на жизнь в целом. С ней очень интересно общаться.

На посиделки в кафе и частые походы в кино денег особенно нет. Поэтому все чаще, в свободное от учебы и встреч с друзьями время, просто ходим с ней по улице и о чем-нибудь болтаем. Болтаем, пока не надоест.

Михан не отстает. Мне он, конечно, ничего не говорит, но, судя по тому, как они томно переглядываются с Танькиной сестрой, у них там все серьезно.

Следующий шаг очевиден. Придется вести обеих в театр! Не все же гулять под жарким июльским солнцем да о преподах разговаривать.

Накануне сидим с Михой на лавочке во дворе моего дома и все планируем. Я серьезен, как будто это не свидание в театре, а план «Барбаросса».

– Так, Мих, смотри, – загибаю пальцы на руке, как бы пересчитывая все, что уже успел сделать, – билеты я нам всем купил. Розы… я думаю, не будет для тебя проблемой найти.

– Какие розы?

– Мих, не тупи. Какие розы? Красные.

– Я в том смысле – зачем?

– Тебе Даша нравится?

– Нравится, конечно.

– Ну вот и покажи ей свою симпатию. Продемонстрируй, – порой мне кажется, что приятель живет в каком-то другом мире. – Давай подарим нашим девушкам хотя бы чисто символически по одной небольшой розе.

– Хорошо, давай так и сделаем.

Оглядываю Михин ежедневный outlook и спрашиваю:

– И еще… Одеваемся в костюмы. Прикольно ведь? Притом театр. Наши девчонки в красивых платьях, мы в элегантных костюмах.

– Да, крутая идея! – мой друг вскочил с лавки и медленно развел руками в стороны. – Я прямо вижу эту картину: театр, наши девчонки в блестящих платьях, мы, как истинные аристократы, в костюмах с бабочками. В зубах у каждого по розе… танго перед спектаклем…

– Думаю, что с танго ты перегнул, – засмеялся я. – Не будем мучить девушек и цветы грызть тоже. Сразу подарим и пойдем на спектакль. А в целом все верно. Найдешь костюм?

– Да, конечно. Спрашиваешь…

Я смотрю в его ироничные глаза, и мне верится с трудом.

– Друг, я тебе это серьезно. Давай не сливайся и не позорься, ладно?

– Да ладно-ладно.

А вот и финальный вечер, вечер "Х". Я в костюме стою в фойе театра с небольшой красной розой в руках. Вокруг белые стены с рисунками-фресками, а над головой большие хрустальные люстры. Вдалеке слышу звуки разогревающегося оркестра. Видимо, будет много музыки.

В фойе собираются люди: красивые дамы и представительно одетые кавалеры, пожилые театралы и даже несколько семей.

«Ну где Михан-то? – я начинаю нервничать. – Договаривались же за полчаса встретиться».

А вот и он! Миша…

…одетый в клетчатый джемпер и джинсы, на ногах – остроносые туфли.

– Миш, это что?

– Что? – он, похоже, даже не понял вопроса.

– Блин, Миха, ну договорились же в костюмах прийти!

– Дружище, ну не вышло. Но розу-то я купил. Вот, – он вытягивает вперед руку, показывая слегка подуставший цветок с помятым бутоном.

– Да уж…

Я хотел сказать Мише, что он, по сути, нарушил наш устный договор и разочаровал меня. Но не успел…

Из-за высокой колонны, отделяющей холл от гардероба, вышли Таня и Даша. Они – ослепительно красивые, в стильных платьях, волосы убраны в прически «а-ля светский вечер», на лицах – широкие радостные улыбки.

Мы дарим цветы девушкам. Я мельком обращаю внимание на Мишу, которого, видимо, ничего не смущает.

Похоже, если хочешь сделать что-то хорошо, надо делать это самому.

К тому же я понял, что в нашей повседневной жизни те, кто не сдерживает обещания, как бомба замедленного действия – рванет, когда наступит критическая ситуация.

С тех пор с Мишей я стал общаться более отстраненно, уже не полагаясь на него как на друга.

Так на примере Зины-Зефира и Михаила я осознал, что человека характеризует его окружение. Какое оно, таков и он сам.

Ведь каждый из нас волен выбирать людей, которые будут с нами рядом. И в результате этого выбора мы меняемся. Меняется не только наше настоящее, но и будущее.

Глава 10. Цыган коня не проморгает