Текст книги "Безымянная скрипка"

78. Ты прекрасна

Под пристальными, жаждущими взорами Королева, центр вселенной, моя Расщепленная Звезда повелевала демонами. В свете прожекторов музыканты на сцене творили захватывающее дух представление.

Я наблюдал за зрелищем от третьего лица, из зала, я был в толпе рукоплещущих зрителей – восхвалявших артистов вопреки заглавию программы «Не смей молиться за меня». Я слышал в до боли знакомых композициях себя, я не мог не согласиться, что лучше вокалиста шестерым демонам не найти.

Она не видела меня в толпе. Как только демоны и Королева исчезли со сцены, я направился вслед за ними по коридорам служебных помещений, опережая толпу регулярных поклонников.

Отделившись от музыкантов, незнакомка первой ушла в гримерку. Мне удалось пройти мимо старых знакомых незамеченным, я ступал за ней по пятам.

Букет белых лилий, заказанных мной, уже доставили в комнату, и сейчас ее ожидал сюрприз.

Я был уверен, что она любит лилии – путь и она мне об этом никогда не говорила.

Я досчитал до десяти и вошел без стука. Я застал Стеллу стоящей вполоборота к цветам, и в сиянии лампы на столе, отраженном зеркалом у противоположной от двери стены, ее задумчивое лицо было прекрасной картиной.

Встретившись со мной взглядом, она лишь на секунду замешкалась, а затем бросилась ко мне. Я заключил ее в объятия, обвивая руками за плечи и спину, уткнувшись в пышные, но уже растрепанные волосы.

– Виктор, – шептала она, и по спине от звука ее чуть с хрипотцой голоса бежали мурашки, – спасибо, спасибо, что пришел…

А как иначе? Разве я мог такое пропустить? Я был полнейшим идиотом, когда поддался глупой обиде и чувству несправедливости – это ничего не значит. Теперь это ничего не значит.

Я целовал ее губы, слизывая остатки макияжа, размазанного в одном из эксцентричных номеров, незнакомка хваталась за меня обеими руками, словно боялась, что я исчезну. Я с трудом оторвался от нее, ловя ртом воздух, голова начинала кружиться – как будто я пьян и вот-вот потеряю равновесие.

Наверное, это от этих пахучих цветов.

Словно прочитав мои мысли, незнакомка чуть отстранилась, оглядываясь на стол с букетом. Она улыбнулась.

– Спасибо, я очень люблю лилии.

Она приподнялась на носочках и поцеловала меня в подбородок.

– А я очень люблю тебя, – отозвался я, гладя и перебирая бахрому ее черного костюма.

Притянув к себе незнакомку за тонкие ремешки на корсете, я вновь впился в ее рот поцелуем, забывая обо всем. Если бы в дверь не постучали, руки наверняка бы начали ее бесцеремонно раздевать.

– Да! – после паузы выпалила она, ожидая музыкантов.

Я, в свою очередь, вцепился в талию незнакомки мертвой хваткой так, что если бы кто-то вдруг начал нас разнимать, меня бы оторвали только силой.

Каково было наше удивление, когда на пороге гримерки возник курьер с букетом лилий, точь-в-точь таким же, какой источал сладковатый запах на столе.

– Вам просили передать, – молвил курьер, желая побыстрее отделаться от пачкающейся корзины.

Качая головой, я отпустил Стеллу, чтобы забрать цветы. Курьер исчез в темноте коридора, мы рассмеялись. Два букета – очевидно, приятное недоразумение.

Когда я ставил букет рядом с его копией, из глубины снежно-белых лепестков выпал небольшой лист бумаги.

– О, записка, – хохотнула моя знакомая незнакомка, поднимая с пола листок.

Я не успел даже отреагировать – но ее лицо вдруг стало белее тех самых лилий. Она испуганно таращилась на бумажку в своих пальцах, а затем в ужасе зажала рот рукой, переводя взор с листка на меня и обратно.

– Что там?.. – растерянно спросил я, тревожась от незнания и перенимая ее состояние нарастающей паники. – Что это?

Я вынул из ее ладони записку и прочел то, что было написано от руки красной пастой на белом пустом полотне.

Ты прекрасна.

Пляшущие буквы словно издевались.

Издевались так же, как и их, к моему несчастью, знакомый автор.

– Что это? – дрогнувшим голосом повторил я, не сводя глаз с незнакомки, неосознанно хватая ее свободной рукой за плечо. – Ты знаешь его? Ты знаешь, кто он? Почему ты его боишься?

Она лишь хлопала ресницами, продолжая прикрывать губы ладонями. Она в этот момент была не со мной – а где-то далеко в своих мыслях.

Теряя терпение и предчувствуя катастрофу, я оттянул ее руки вниз, держа за запястья, пристально глядя в глаза.

– Виктор!.. – глухо произнесла она.

Что-то в ее интонации заставило внутренности скрутиться в тугой узел.

– Ты боишься его? Он тебя преследует? – вопрошал я, а она все еще косилась на бумажку в моей руке.

– Нет, нет! Я просто растерялась… Это может быть совпадением, – бормотала незнакомка, умоляюще приникая ко мне.

Затем она что-то сообразила, встрепенувшись. Хладнокровие мгновенно вернулось к ней, глаза сверкнули.

– Это не может быть совпадением, – возразил я, чувствуя, как она пытается высвободить руки. – Он не пишет записки просто так.

Испуг на ее прекрасном лице стерся от выражения возмущения и даже злости.

– Ты хочешь сказать, что ты знаешь, кто написал записку? – прищурилась она. – Откуда ты знаешь?

Теперь настала ее очередь вцепиться в мои плечи, и я оторопело сделал шаг назад под ее жестким напором.

– Ты так и не ответила на мой вопрос: почему ты его боишься? – упрямствовал я.

Она ведет себя странно.

Я бы мог защитить ее от Анжа, я бы все сделал, если бы она просто призналась, что этот монстр ей угрожает.

– Виктор, говори, живо!

– Я ничего тебе не скажу, пока ты не ответишь на мой вопрос! – воскликнул я, тщетно пытаясь сбросить ее сильные пальцы с моих плеч. – Стелла!

– Виктор, это важно! Что у вас с ним общего? Откуда ты его знаешь?!

Вдруг слезы брызнули у нее из глаз, и судорожно всхлипнув, незнакомка отпрянула, ударяя руками по воздуху.

– Черт! – вскрикнула она. – Как же мне все это надоело! Неужели нельзя просто взять и сказать!

– Но ты же не говоришь…

– Потому что мой ответ будет зависеть от того, что ты скажешь! – схватилась она за голову.

Я стоял и смотрел, как поднимается и опускается ее грудь от частых и поверхностных вдохов, и как блестящие дорожки от слез вперемешку с черной тушью рассекли вертикально бледные щеки.

Мое сердце сжималось от плохого предчувствия, но я не мог больше молчать. Так и быть, я уступлю, я сделаю так, как она хочет…

– На этой записке почерк мужика, который учит меня играть на скрипке, – изрек я твердым голосом.

– Что?!

Мы так и замерли друг напротив друга, когда в гримерку ввалились шестеро музыкантов, по очереди, со свойственным им галдежом и шумом.

– Виктор! – изумленно поприветствовал меня Кафцефони, оглядывая с головы до пят, и тут же переводя взор на затравленно смотрящую на меня незнакомку. – А что ты тут?.. А, я все понял, вы уже…

Гитарист хитро прищурился, переводя указательным пальцем с меня на незнакомку и обратно.

Не успел он опомниться, как она набросилась на него, намереваясь вцепиться в шею, сбивая с ног.

– Скотина, я убью тебя! Чертов козел! – шипела она, хватая его за горло, и Кафцефони лишь хрипел, но почти не вырывался. – Обмануть меня решил?!

– Ты что?.. Я тут ни при чем!..

– Ты забыл, кому служишь?! Ты все знал! Ты знал!

Никто, к моему изумлению, даже не пытался помешать ей, душащей козлобородого гитариста, а я стоял и таращился на дикую сцену, не понимая, стоит ли встревать.

– …и ничего мне не сказал! Он здесь! Он здесь! – вновь и вновь в исступлении повторяла моя незнакомка, а Кафц уже задыхался и кашлял, подгибая ноги.

– Э-э, ну ты его, правда, задушишь, – заметил Бафомет, будто говорил о рядовом, пусть и неприятном явлении.

– Молчи, если не хочешь оказаться на его месте, – грубо отозвалась Стелла, ослабляя хватку, но придерживая хрипящего, уже стоящего на одном колене гитариста. – Ты тоже, наверняка, в курсе, что у нас Виктор, оказывается, берет уроки у самого великого скрипача!

Она рассуждала обо мне в третьем лице, словно меня и не было рядом. Я хотел было возмутиться – но Кафц ткнул пальцем в Мета, все еще вися на держащей его за подбородок руке незнакомки, и она выпустила из пальцев его горло.

– О, благодарю, моя Королева, – просипел он, тяжело плюхаясь на пол и потирая шею.

Медленными шагами, как хищник к добыче, она подошла к виолончелисту, заглядывая в зеленые немигающие глаза.

– Кис-кис-кис, – зловеще шептала она, склонив голову набок, и Бафомет нервно сглотнул. – Что я еще должна знать – может быть, ты мне подскажешь?

Бафомет в оцепенении хранил молчание, и впервые я видел на его лице смятение – он буквально обмер под пристальным взором незнакомки.

– Я видел его вместе с Виктором и не стал им мешать, – наконец, выдавил Мет, бросая на меня короткий взгляд. – Я не мог поступить иначе, так должно было быть.

– Какое ты имеешь право рассуждать, как должно быть?!

Стелла отошла от него на несколько шагов.

– Вы видели кого-нибудь в коридоре? – вдруг спохватилась она. – Кто-нибудь посторонний есть в коридоре?

Все, за исключением кашляющего Кафца, качали головами. Она обернулась ко мне, до сих пор таращившемуся на странное представление, наши взгляды встретились. Я вновь вернулся в реальность, рассыпающуюся на части.

Пазл сложился, и я все понял.

Анж знаком с ней. Он и есть тот Dies Irae, Судный день, писавший ей сообщения в чате; он специально подстроил все так, чтобы она выступала вместо меня.

Она и есть его бывшая – женщина, запавшая в душу монстру в маске, расчетливому обманщику, несчастному кукловоду!

Я, сам не отдавая себе отчета, уже двигался к выходу, вот-вот готовый разрыдаться, и слепящее безумие вперемешку с предательскими слезами застилало глаза.

Они все знали. Какой же я идиот!

– Виктор, – позвала она меня – мягко, по-прежнему доверительно, а я лишь толкнул створку, на ощупь вылетев вон из гримерки. – Виктор, постой, не уходи! Стой!

Естественно, она настигла меня еще раньше, чем я предполагал – в один прыжок незнакомка очутилась за моей спиной, хватая за локоть, с силой разворачивая к себе. Задыхаясь от переполнявших эмоций, я пытался вырваться, но чем больше разум сопротивлялся, тем сильнее тело желало покориться и отдаться в ее объятия, продаться с потрохами, забыть обо всем, лишь бы прекратить этот бессмысленный спор.

– Куда ты? Ничего же не изменилось! Я люблю тебя! – выпалила она, глядя на меня тем странным взглядом, и ее прикосновения обжигали кожу запястья, на котором лежала ее рука.

– Я знаю, – прохрипел я, с трудом сдерживаясь, чтобы не захныкать. – Я знаю. Я хочу побыть один. Оставь меня, прошу.

Ее холодные пальцы разжались, и уже летя в пропасть, ощущая свободный и последний полет, ничего не видя перед собой, я шагал по коридору к выходу. Я надеялся, что она не последует за мной.

Я покинул клуб один.

79. Имя

Я рыдал, я кричал, в исступлении проклиная тот день, когда я согласился иметь дело с этими музыкантами в масках.

И тот день, когда я связался с подлым желтоглазым чудовищем, укравшим у меня все.

Сейчас я мог только реветь от безысходности и беспомощности. Мне было страшно. Мне было больно. В который раз я терпел поражение от странных игр, и это было последней каплей. Он не посмеет разлучить меня с ней: это сильнее его, это сильнее меня, это сильнее нас.

Отшвырнув мокрое от слез одеяло, я вскочил с кровати, но потом вновь упал ничком, с протяжным рыком зарывшись в подушку. Тело ломило и выкручивало как от ломки, желая ощутить ее присутствие, я хватал простыни, хранящие аромат ее духов.

А вдруг она больше не захочет меня видеть?.. Я зажал уши ладонями, я хотел исчезнуть, прогоняя навязчивые мысли. Я ничего не могу сделать.

Не надо было уходить. Не надо было оставлять ее.

Он наверняка попытается с ней увидеться.

Почему она испугалась этой записки? Она говорила, что любит меня…

Если это так, никакой Анж и никакие скрипки не помешают нам! Какой же я дурак, что ушел, так и не объяснив ей, что мне абсолютно наплевать, что у нее было до меня – она же сама говорила, что все будет так, как я захочу!

Она нужна мне, я не могу дышать без нее. Я даже представить себе не могу, как я когда-то был один… Я просто не знал, что значит быть с ней – что значит быть завершенным.

…Я ждал, когда, наконец, наступит рассвет, темные щупальца ночи опутали квартиру, раскрасили стены причудливыми узорами, нашептывая самые потаенные страхи. Спасаясь в одеяле, вдыхая фантомные запахи, стертые из реальности, вечные в воспоминаниях, я невидящим взглядом таращился в пустоту.

Звонок в дверь показался таким же ненастоящим, как и все, чего не существует, пока мы не убедимся в этом воочию.

– Виктор, это я!.. Пожалуйста, открой, нам надо поговорить, – донеслось из-за двери, и я тут же подскочил, как ужаленный.

Ее голос вернул на место по неосторожности сброшенные с полок предметы, которые я отчаялся расставлять по порядку.

На нетвердых ногах я подошел к двери и распахнул створку: в ярких лучах лампы лестничной площадки стояла моя незнакомка – бледное, но красивое лицо, чуть красные от слез глаза, искусанные губы.

Я отступил вглубь прихожей, пропуская ее внутрь. Как только дверь закрылась, и мы оказались в кубе мрака моей темницы, я обнял ее, заключая в объятия так, чтобы она не смогла опомниться.

Стелла прильнула ко мне, хватая за спину, утыкаясь носом мне в грудь, цепляясь за мятую рубашку. Я вмиг позабыл обо всем – цепь замкнулась, сердце вновь забилось с надеждой.

– Прости меня, – шептал я, целуя ее щеки, – мне плевать, что у тебя было с этим Анжем – я знаю, что ты любишь меня, так будь же со мной – просто будь со мной…

И она отвечала так, что у меня кружилась голова, и дыхания не хватало, чтобы вновь бормотать несвязные фразы и слова – признания и обещания.

– …так не должно было быть… – различил я сквозь пелену дурманящего возбуждения. – …погоди, дай мне сказать, тише!..

Я оторвался от ее губ, соленых от слез, но тут же продолжил покрывать поцелуями ее шею и плечи, лишь бы не разрыдаться, лишь бы не прерывать момент на ненужные противоречивые эмоции, просачивающиеся через радость и облегчение.

– Только не оставляй меня, обещай, что ты будешь со мной, – повторял я. – Я убью любого, кто помешает нам…

После очередного головокружительного поцелуя она укусила меня за нижнюю губу, и я отстранился, ахнув от неожиданности.

Она держала меня за руки, она целовала пальцы, поднятые на уровень лица, пристально глядя в глаза.

– Я люблю тебя, – произнесла она. – Мне нужно тебе кое-что рассказать. Пообещай, что ты выслушаешь до конца.

Я возразил:

– Я же сказал, что мне все равно…

– Пожалуйста, выслушай… и не перебивай.

Я кивнул, от теплого дыхания на коже от затылка вниз по спине пробегали мурашки.

– Сядь, – вновь требовательно попросила она.

Я пятился, Стелла усадила меня на диван спиной к окну, со вздохом разняла наши руки. В замешательстве, словно что-то обдумывая, она смотрела на меня сверху вниз несколько мгновений, а затем коротко наклонилась, касаясь губами моей щеки и проводя рукой по волосам. Я попытался привлечь ее к себе, но она уже увернулась.

Незнакомка сделала несколько шагов в сторону и отошла к подоконнику. В полумраке комнаты, освещенной только скупыми лучами фонарей с улицы, она выглядела еще бледнее. Тени залегли вокруг темных глаз, мне казалось, что в подобном ракурсе я ее уже видел.

Когда-то давно, возможно, в прошлой жизни.

Она обнимала себя руками за плечи, кутаясь в расстегнутую дубленку так, будто ей было холодно.

Она собиралась с мыслями, а я терпеливо ждал.

– Что ты знаешь о своем скрипичном учителе?

Ее голос нарушил тишину, мой взгляд метнулся к фигуре у подоконника в тусклом квадрате света.

Мне было неприятно о нем вспоминать.

– Он почти ничего о себе рассказывал, – пожал я плечами. – Я и имени его настоящего не знаю. Он назвался Анж.

Она кивнула, еле слышно хмыкнула.

– Что он знает о тебе? Откуда ты его знаешь?

Она пристально глядела на меня какое-то время, но затем перевела взор на ночную улицу за окном.

– Он охотился за скрипкой… Чуть не убил меня пару раз, – с усмешкой изрек я, а незнакомка вновь уставилась на меня со смесью растерянности и испуга. – Но потом мы поладили.

– Какой скрипкой? – перебила она меня.

– Безымянной скрипкой моего отца – это запутанная история, и я понятия не имею, почему все на ней так помешались…

– Какой скрипкой?! – словно не слыша мой ответ, отозвалась она. – Он чуть не убил тебя из-за Безымянной скрипки твоего отца?!

Я так и не понял причину ее ужаса. Когда Стелла закрыла лицо ладонями, пряча глаза, я хотел вскочить и подойти к ней, но она остановила меня жестом.

– Темные Небеса, это безумие, – произнесла она, опуская руки.

Меня передернуло от ее фразы – его фразы – как от удара под дых. Темные небеса, действительно, разверзлись надо мной.

«Пожалуйста, скажи, что ты меня любишь», – мысленно умолял ее я, кусая губы, не в силах пошевелиться на диване.

– Что он знает о тебе? Он знает, кто ты… Он знает твое имя?

Я скривился.

– Естественно… Он знает, как меня зовут. Он же следил за мной столько времени…

– То есть… Нет, погоди, ты уверен? Ты уверен, что он знает твою фамилию?

Конечно же я не был уверен. Теперь я ни в чем не мог быть уверен.

– Какая разница? Что такого в моей фамилии, что вы все так с ума посходили? – выпалил я, приподнимаясь и опираясь на подлокотник. – Какого черта ты вообще меня обо всем этом спрашиваешь – ты же хотела сама что-то рассказать!

Вскочив с дивана, я так и не решился подойти ближе – ее обреченный и опустошенный взгляд остановил меня.

Как будто я только что приставил к ее горлу нож и заставил отречься от всего, что ей дорого.

– Стелла Валле – ненастоящее имя. Меня зовут Стелла фон Райхенберг, – изрекла моя незнакомка, а я плюхнулся обратно на диван, ноги мои подкосились.

80. Бежать

Наверное, мое лицо настолько скривилось, что она не решалась продолжать. Я взвыл от боли, как раненый зверь.

– Нет, нет, этого не может быть! Зачем ты мне это говоришь?! Это неправда! – в исступлении вопил я, царапая ногтями щеки.

В глубине души я не удивлялся. Я даже не догадался проверить! С самого начала все было понятно. Я все и так знал, давно знал…

Меня тошнило от себя самого – я поймал себя, наконец-то поймал себя, – грязного извращенца, больного ублюдка, обманщика и глупца.

Я очнулся от того, что ее сильные руки трясли меня за плечи, я оглох от своих собственных бессвязных воплей.

– Прости меня! – шептала она, всхлипывая вместе со мной, стоя передо мной на коленях. – Прости меня!.. Мне жаль, я виновата, прости меня!

Я прекратил рыдать, но рассудок еще до конца не вернулся, я не желал верить в происходящее. Если она… Если она… То я, то мы…

– Ты… – обессиленно пробормотал я, глядя ей в лицо.

– Я твоя мать, Виктор.

– Ты все знала…

Я проглотил рвущиеся наружу вопли, пытаясь сбросить ее ладони с моих плеч, я плохо соображал. Слезы все еще застилали глаза, и больше всего на свете я желал провалиться в черноту, в пустоту, лишь бы больше ни о чем не думать, лишь бы не захлебываться в собственных криках.

Мой мир рассыпался на куски, и я ничего не мог поделать.

Руки инстинктивно цеплялись за ее запястья, и я соскользнул на пол с дивана, становясь на колени напротив нее, кладя голову ей на плечо.

«Делай со мной, что хочешь, – думал я, – я весь твой».

– Виктор, любовь моя, пожалуйста, прости меня, – повторяла моя незнакомка, обвивая меня руками, и ее холодные слезы струились по моей щеке от уха до подбородка. – Ведь ничего не изменилось… Скажи мне, ведь ничего не изменилось?

Я молчал, я отказывался думать. Что могло измениться?..

– Ты бросила меня, – выдавил я. – Ты предала меня. Ты обманула.

Я все еще дышал ей в шею, обняв за талию и приникнув всем телом. Тело просилось к ней, разум утверждал, что все кончено.

Она все это время была жива… Она существовала без меня, она всегда была где-то рядом, но ни разу про меня не вспомнила.

Она как была, так и осталась такой же, как в моих снах и моей памяти – словно время не властвует над ней… Словно теперь время остановилось, и ее проклятием стала вечность – день, когда я потерял ее.

Этому нет оправдания. Она отказалась от меня. Единственная, в ком я нуждался.

– Я не могла поступить иначе! Я все понимаю, я чудовище!.. – говорила она. – Я должна была… Ради тебя, ради нас. Я все сделаю, клянусь тебе, я все для тебя сделаю…

– Я знаю, – как и прежде отвечал я. – Но почему?..

Стелла вздохнула, по-прежнему прижимая меня к себе.

– Я хотела защитить тебя… Сохранить тебя. Я должна была попытаться – даже такой ценой. Я думала, что без меня тебе будет лучше… Что без меня ты будешь счастлив. Чтобы все было иначе… Я не могла позволить этому снова произойти.

– Ли сказал, что это была автокатастрофа – что вы оба умерли!

– Это ложь, это все ложь, попытка собрать куски пазла. Все было не так… Я даже не знаю, что он тебе сказал… Но нужно было сделать так, чтобы никто – даже Эрик – не знал о том, где ты. О том, что ты мой сын.

– Я не понимаю… Но вы же… Но он же…

Монстр в маске… Анж… Нет, только не так! Я же подозревал – я был почти уверен, – что черный плащ с желтыми глазами и есть Эрик. Архитектор, музыкант, мизантроп…

Маска! Его маска – копия моей сценической – не совпадение. Этот негодяй знал все с самого начала!

– Я даже представить себе не могу, что ты пережил… Пожалуйста, поверь, у меня не было выбора – это было единственным выходом…

Избавиться от меня – единственный выход?..

– …чтобы сохранить тебе жизнь. Я боялась за тебя – я и сейчас боюсь. Для меня нет ничего важнее тебя! Ты веришь мне? – она обхватила мои щеки ледяными пальцами, заглядывая в глаза. – Виктор, ты веришь мне?

Я кивал – у меня не было иного варианта. Я был готов безоговорочно согласиться на любые ее уговоры, лишь бы остаться с ней рядом.

– Ли все знает, – сказал я, – его юрист все знает, Анж все знает! И они на этой чертовой скрипке помешались!

– Эта скрипка! – со злостью выпалила незнакомка. – Дурацкая скрипка!

Я начал истерически хохотать, а Стелла испуганно таращилась на меня.

– Волшебная Безымянная скрипка! Скрипка, показывающая правду! Да нахрен вообще такая правда нужна! – нараспев говорил я. – Скрипка больного Архитектора, проклявшего свои творения бегать в бесконечном цикле рождений и смерти! Инварианты, правила игры, извращенцы и демоны!

Мой отец чуть не убил меня, а моя мать спала со мной, все все знали, а я один слепой дурак – в этом и есть моя правда?

– Мне неважно, кто ты, – сказал я, трогая подушечками пальцев ее губы и подбородок. – Я хочу, чтобы ты была со мной – ты сделаешь это для меня?

Настала ее очередь кивать, и целуя мою ладонь, приникая ко мне. Я растворился в ее объятиях.

– Давай уедем, сбежим туда, где нас никто не найдет! – ее теплое дыхание обжигало мне ухо. – Я обещаю тебе, теперь все будет иначе.

Долгожданный рассвет забрезжил вдалеке сквозь низкие облака. Мы так и остались на полу, обхватив друг друга руками, беззвучно плача: каждый о своем и каждый о нашем общем, преисполненные надеждами о новом начале.

…она еще спрашивает?