Текст книги "Безымянная скрипка"

45. Чудовищное недоразумение

Я выходил из офиса и звонил Кафцефони. Вот уже около месяца как я залег на дно, я был занят на работе днем и занятиями с мистером Маской по вечерам. Мои приятели мне не звонили.

Ни один из них не поинтересовался, куда я пропал, я недоумевал. Неужели за это время демонам тоже было не до музыки? Клуб выживал за счет наших шоу, сомневаюсь, что мое исчезновение осталось незамеченным.

Я слушал гудки в трубке, следуя по мосту Куинсборо, и случайно пропустил нужный поворот на развязке. Пришлось свернуть не на север, как я обычно поступал каждый день, возвращаясь домой, а в Бруклин.

Я решил поехать в клуб. Может, обнаружу там музыкантов.

Для гостей было еще рано, публика подтягивалась после десяти или еще ближе к полуночи, полусонные бармены меланхолично протирали бокалы.

– Кого я вижу! – окликнул меня Винсент. – Я уж думал, ты совсем пропал!

– Не совсем.

Он пожал мне руку через стойку.

– Все равно решил поддержать своих и пришел, вот это я понимаю.

– Все равно?

Я мгновенно насторожился. Демоны здесь? Они выступают без меня? Я оперся на прилавок, уставившись на бармена, ожидая подробностей.

Спрашивать напрямую я не решился.

– Ты ушел, ты не жалеешь?

Татуированные руки над столешницей отточенными движениями вертели роксы в белом полотенце.

– Я ушел?..

Я улыбнулся, получилась кислая гримаса.

– Все расстроились, когда ты заявил, что уходишь, – Винсент прищурился, убирая бокал на верхнюю полку. – Это было слишком неожиданно. Так не делается, знаешь ли.

Он что-то перепутал, я точно не собирался никуда уходить. Если они подумали, что я ушел, только потому что я исчез на время, они настоящие придурки! Неужели нельзя было позвонить мне? Я бы все объяснил!

Что-то мне это напоминает…

Анж.

Этот проклятый мужик в маске, этот сукин сын!..

Это он, выдавая себя за меня, сказал им о моем уходе – чтобы изолировать от моей прежней, неправильной по его мнению, насыщенной жизни! Он завидует? Чему завидовать?!

Неужели меня можно с ним перепутать? Как Кафц, Бафомет и остальные могли позволить вокалисту уйти – когда каждую неделю на нас собирались толпы?

– Где сейчас все? Что вообще происходило в мое отсутствие?

Нужно все разузнать. Не надо торопиться с выводами. Может, я что-то не так понял…

Я сел за бар, бросил пальто на соседний стул. Я намеревался разговорить Винсента.

– Все отлично. Был просадок, когда ты свалил, они не выступали, но теперь на демонов снова поток.

– Когда ты в последний раз видел Кафца? – не унимался я. – Он не отвечает на мои звонки.

– Так он здесь… Все здесь, концерт же сегодня, – как-то неуверенно произнес Винсент, словно уже сомневаясь, нужно ли со мной обо всем этом говорить.

– Концерт?..

Дыхание перехватило от ощущения предательства. У меня словно больше нет контроля над своей жизнью, будто кто-то хочет вытеснить меня из моего дома, из моего окружения, из моего тела….

Как я вообще мог довериться Анжу, он же обманщик! С самого начала было ясно, что неспроста он перестал вести себя как придурок – он притворялся!

Он хочет украсть мою жизнь?..

Мне стало страшно.

– Выпей. Вижу, ты не в курсе, – сочувствующе покачал головой бармен.

Он выставил на стойку ледяную стопку, плеснул туда текилы.

Я выпил залпом – этот шот, затем еще один. Я дышал глубоко, я старался сохранять невозмутимый вид, но внутри клокотала ярость.

А где-то разгуливает поганый виновник.

– Мне нужно поговорить с ним, – мрачно пробормотал я себе под нос.

Винсент пожал плечами и переключился на заказ. Он вскоре забыл про меня, гремел льдом, взбивал коктейль в шейкере. Вместо того чтобы идти в гримерную искать встречи с демонами, я оставался на стуле, опершись на стол локтями.

Пока я сидел и наблюдал за начинающим заполняться клубом, откликаясь на приветствия знакомых из персонала и завсегдатаев, я успел пропустить еще пару шотов текилы. Чувствовал я себя с каждым глотком все более отвратительно.

Это несправедливо! Очередной шот текилы обжег горло, саднящее от проглоченных слез.

Если он окажется рядом, я убью его.

– Виктор, – шепотом сказал возникший будто из ниоткуда Винсент, – менеджер ваш идет сюда.

Менеджер?.. Я повернул голову в направлении кивка бармена: явившийся из служебного коридора Кафцефони пересекал танцпол.

Я чуть не опрокинул стул. В два прыжка я преодолел расстояние, оказавшись у него перед носом.

Он опешил, но улыбнулся как ни в чем не бывало.

– Так ты у нас менеджер теперь? – напустился я на него, не обращая внимания на его улыбку. – Какого хрена тут происходит, и почему ты, мать твою, мне даже не позвонил?!

Козлобородый демон ловил ртом воздух. Он пару секунд собирался с мыслями и, наконец, изрек:

– Я понимаю причины твоего недовольства, но и ты меня пойми – с твоим переменчивым настроением в последнее время от тебя можно было все что угодно ожидать!

– Значит, можно просто всем сказать, что я с вами больше не выступаю и даже не поставить меня в известность? – негодовал я, преграждая ему проход.

– О чем ты? Ты сам просил тебя не беспокоить, раз у тебя теперь другие важные дела! – отвечал Кафц. – А про вокалиста я тебе не сказал, потому что ты и так бы все узнал!

– Какого вокалиста?!

Я схожу с ума – и все рассыпается, как детский конструктор.

– Концерт! Новый вокалист! И все у вас отлично без меня – потому что я сам ушел!

Я сказал это вслух – и не подавился. Мне уже не нужен был кивок Кафцефони, все теперь стало ясно. Я резко развернулся на пятках, оставил менеджера музыкального коллектива посреди танцпола и направился к барной стойке.

Еще один шот я выпил даже не присев, я оглянулся в сторону кулис – на меня издалека с удручающими минами смотрели Кафц и Бафомет.

Мне вдруг захотелось подойти к ним и признаться, что я понятия не имею, что происходит, что все это – чудовищное недоразумение… Мне нужна помощь, я хочу вернуть все обратно.

Нет, я не стану никому ничего рассказывать. Анж с самого начала был моим личным делом. Он должен ответить.

Более задерживаться в клубе я был не намерен. Я спешил через весь город по обледенелым дорогам на Кони-Айленд с одной единственной мыслью: если он не приведет веский аргумент в свое оправдание, в этом мире останется только одно существо, носящее белую маску.

46. Подальше от тебя

Когда я ворвался в пустую и темную комнату на верхнем этаже здания диспетчерской, злость еще не утихла. Гарь потушенной свечи почти выветрилась, я топал грязными от мокрого снега подошвами по доскам пола, тщетно пытаясь обнаружить следы присутствия Анжа.

Я так сильно хотел устроить разборки, даже не сомневаясь, что застану его на месте, что безжизненное помещение повергло меня в ступор.

То ли он не был здесь сегодня, то ли его и вовсе не существовало. Вдруг мне представилось, что я просто спятил, и желтоглазые монстры были лишь плодом воображения. Как и, впрочем, все, что творилось со мной последние пару месяцев.

Обстановка была обычная, лишь на крышке рояля не было скрипки, заботливо укутанной шелком платка из старинного футляра.

Готов поспорить, он таскает ее с собой везде, боясь расстаться: кому-то женщины, кому выпивка, а кому-то – музыкальные инструменты.

Усталость наступила внезапно, я прислонился бедром к глянцевому боку рояля, рассеянно глядя в пустоту. Может, пусть пропадет пропадом этот Анж со своими скрипками и нравоучениями; пусть Кафц и компания продолжают развлекать толпу, а я просто исчезну?

Из города, из страны, с планеты?..

Алкогольная батарейка закончилась, голова с каждой минутой бесполезного ожидания становилась все тяжелее. Угрюмо уставившись на собственные ботинки в полумраке, я различал каждый шлепок соскальзывающего с крыши снега, шум улиц, вой ветра на заливе, далекий гул дороги и редкий лай мигалок.

Я присел на табурет, облокотился на закрытую клавиатуру, приготовившись встретить Анжа с порога. Я вслушивался в одинокую тишину пустого здания.

Я зря принял удобное положение тела. В тот момент, когда я очнулся от полудремы, Анж стоял передо мной, по обыкновению скрестив руки на груди.

– И давно ты тут? – спросил он, а я встрепенулся, поспешно вставая. – Судя по всему, да. У тебя след от рукава на щеке.

В его голосе не было насмешки.

– Мне нужно будет уехать, – молвил я.

Янтарные глаза Анжа вопросительно расширились, но он продолжал стоять не шелохнувшись.

– Надолго?

«Насовсем. Подальше от тебя», – ответил я мысленно.

Я не хотел его убивать. Даже несмотря на то, что он сделал, я даже не злился.

Мне нужна помощь… Я пришел за ней к нему?

– Пока не знаю. Мне надо кое-кого повидать.

Я обошел мистера Маску, сделал несколько шагов к выходу и обернулся.

Что-то странное было в его облике, что-то спокойно-задумчивое, ему несвойственное… Словно он был обкуренный и блаженный. Если бы я достал из-под пальто топор, черная тень бы превратила его в единорога на радуге.

– Не бросай уроки, Виктор. Ты даже не представляешь, на что она способна.

Я покачал головой и отвернулся, мрачно бросив себе под нос:

– Представляю.

Он разрушил мою жизнь с ее помощью.

47. Кеннеди – Хитроу

Бортпроводники вели инструктаж, посадка на самолет уже закончилась, ближайшие семь часов мне предстояло провести в консервной банке на прямом рейсе Кеннеди – Хитроу. Мутный зимний рассвет еще не забрезжил на горизонте, меня клонило в сон.

Я наспех покидал чистые футболки в рюкзак и вызвал такси из дома, в два ночи я направлялся к стойке регистрации. Я не стал предупреждать сэра Ли – я намеревался позвонить сразу после прибытия в аэропорт, я был уверен, он будет мне рад.

Он всегда встречал меня так, словно я привожу с собой гору подарков и хорошие новости – и сам я не Виктор, а Санта Клаус или Расщепленная Звезда.

Я устроился в кресле, кое-как вытянув длинные ноги в проход. Уснуть не получалось, от неудобного положения и эмоционального перенапряжения за весь полет я не сомкнул глаз. Я таращился на тупую рекламу на экранах без звука, вставал с места, чтобы размяться, прогуливаясь от кресла до туалета и обратно. Время тянулось черепашьим шагом, я успел возненавидеть самолет, кресло, пассажиров вокруг, Архитектора вселенной, придумавшего разнести на разные полушария Нью-Йорк и Лондон.

Уже на выходе из здания аэропорта, без багажа, но с рюкзаком, я набрал номер Реми, вслушиваясь в равномерные гудки.

Сэр Ли МакКеллен обитал на северо-востоке Эшера под Лондоном. До аэропорта – чуть больше получаса на автомобиле.

– Виктор, здравствуй!

Голос был бодрым. У них уже прошел обед, разница в пять часов.

– Привет, – отозвался я. – Я в Хитроу сейчас. Когда ты сможешь меня забрать?

Судя по молчанию, помощник англичанина соображал, что ответить.

– Хоть сейчас. То есть где-то через час, может, раньше, – он рассмеялся в трубку. – Я так понимаю, Ли пока не сообщать?

Я кивнул, позабыв, что он не может меня увидеть.

– Да.

В Лондоне близился вечер, солнце слепило сквозь стекло, я успел выпить две кружки мерзкого кофе за столиком кафе, пока дожидался Реми.

Я вышел на улицу.

– Рад тебя видеть, – расплылся в улыбке он, открывая пассажирскую дверь черного Астон-Мартина.

– Я тоже.

Я кинул на заднее сиденье рюкзак и забрался в автомобиль. Несколько секунд спустя Реми уже сидел в водительском кресле, положив руки на правосторонний руль, и внимательно глядел на меня в зеркало заднего вида.

– Ну что, порадуем старика? – подмигнул он мне.

Машина тронулась с места, направляясь пригородными маршрутами к особняку сэра Ли. У меня было ощущение, что я возвращаюсь в прошлое на машине времени.

48. Сэр Ли

Реми высадил меня у парадного крыльца, а сам отбыл возвращать машину в гараж. Все тот же бежевый камень фасада, глядящий на садовые куртины, все те же тяжелые створки высоких дверей. Через холл к лестнице переход вел в одну из гостиных.

Замявшись в нерешительности, я сделал пару шагов к ступеням, но услышал шаркающие шаги, доносящиеся с верхнего уровня.

– Реми, французский ты болван, – выражал недовольство скрипучий голос, – где тебя носит?

Сэр Ли МакКеллен и молодой француз Реми Адан друг друга стоили: как-то раз я спросил, как Реми выносит все капризы старика – который с возрастом становился все ворчливей. Реми ответил совершенно серьезно: пока Ли есть чем удержать его, он готов заниматься любой работой.

Слуга, помощник, повар, камердинер и вечный спутник. Он был правой рукой известного историка и религиоведа, награжденного рыцарским званием за неперечислимые заслуги королевой Великобритании. Ли не сидел на месте, несмотря на свой возраст – и Реми был в курсе всех дел старика, публичных и личных.

Стук костылей приближался, и вскоре в пролете лестницы показался высокий пожилой англичанин.

– Привет.

Я не сдерживал улыбку, при виде меня его морщинистое лицо просияло.

– Виктор, мальчик мой! Это ты! – воскликнул Ли, разводя руками, держа костыли. – Сейчас, еще немного, и твой старик спустится и обнимет тебя!

В последние годы артрит подкосил некогда проактивного Ли, и теперь ему оставалось только подшучивать над собственным здоровьем. Он в любой момент мог использовать собственную немощность как оружие для манипуляции – со знакомыми и малознакомыми.

Как только его ступни коснулись пола холла, мы заключили друг друга в объятия, хлопая по спине.

Я был рад, что, наконец, приехал в этот дом. Время здесь будто остановилось – и ничего не меняется.

Ли разглядывал меня, качая головой, словно искал что-то в моем облике.

– Что это я, в самом деле! Проходи, сейчас Реми сделает нам чай, – засуетился он, увлекая меня за собой в гостиную, затем в обеденный зал.

Я покорно ступал вслед за медленно ковыляющим опекуном.

– Реми! – позвал он, и откуда ни возьмись из соседнего помещения выскочил помощник. – Приготовь нам поздний завтрак! Я так понимаю, у тебя, Виктор, еще только завтрак… Это у нас здесь уже близится время ужина.

– Не надо завтрак… Что-то я пока без аппетита.

Я глядел на них жалобно – в надежде, что никто насильно не будет заставлять меня есть яичницу с беконом или овсянку.

– Все, как всегда, – вздохнул Ли и обратился к помощнику: – И даже не думай утверждать, что Виктор приехал сам, и что я не заметил твоего отсутствия.

– Да, сэр, – отозвался француз и тут же ретировался, бросив на меня лукавый взгляд.

Старик развернулся ко мне и как ни в чем не бывало спросил:

– Эрл Грей или Дарджилинг?

49. Ящик

Я проспал до позднего вечера. На посиделки за пятичасовым чаем меня хватило ненадолго – я клевал носом, невпопад отвечал на вопросы Ли о моей жизни в Нью-Йорке и музыкальной карьере.

Пообещав после отдыха обстоятельно раскрыть все интересующие его темы, включая причины моего приезда, я отправился в свою комнату. Минималистичный интерьер, удобная кровать, стол и много книг на полках.

И деревянный лакированный ящик со всяким барахлом у основания кровати, не разобранный со времен моего появления в поместье опекуна.

Я проснулся в темноте и нехотя переоделся в свежую одежду, затем спустился по широкой лестнице на первый этаж. Я ожидал найти в множественных залах и коридорах сэра Ли, однако наткнулся лишь на Реми, потягивавшего виски в хозяйском кабинетном кресле.

Он встрепенулся, услышав шаги – но тут же понял, что я ему не помешаю.

– Он на веранде, – подсказал Реми, провожая меня, уже шагающего в указанном направлении, взглядом.

Ли, действительно, умиротворенно читал книгу в мягком свете уличного фонаря, закутавшись в плед на открытой площадке под навесом в западной части дома.

– Здесь намного теплее, даже непривычно, – без контекста начал я, присаживаясь на соседний плетеный стул.

– А у вас там, наверное, снег? – старик хохотнул, глядя на меня поверх узких очков для чтения, откладывая книгу на столик. – Ничего, скоро все изменится, и мы поменяемся местами.

Какое-то время мы обсуждали погодные условия и городской быт, а после перешли к людским судьбам.

Моей судьбе.

– Я очень рад, что ты занимаешься музыкой, – Ли говорил искренне, я знал это. – Ты из тех счастливчиков, которые могут делать, что хочется, и при этом не задумываться о деньгах и прочей взрослой ерунде.

Я кивал, у меня язык не повернулся признаться, что я больше не выступаю, и что я уже давно не занимаюсь чем хочется, просто потому что не понимаю своих желаний.

– Ты не поверишь, но обычная работа у меня тоже есть, – я многозначно повел бровями, лицо опекуна заинтересованно вытянулось. – Компьютерная визуализация в дизайн-студии, офис на Парк-авеню, восьмичасовой рабочий день с перерывом на обед.

– Ты шутишь! – выдохнул он. – Зачем тебе это?

– Я тоже хотел быть обычным человеком…

Прозвучало обреченно и мрачно, с душком безысходности, и Ли еще больше округлил глаза.

– И как ощущения?

Он видел меня насквозь, он прекрасно понимал, что, наигравшись, я от скуки или разочарования вновь примусь за старое.

Я изобразил звук инопланетных цивилизаций, изображая рвотный позыв, и мы оба расхохотались, закрыв тему и более не возвращаясь к ней.

– Который час? Я совсем запутался с этими часовыми поясами, – вдруг спохватился я. – У тебя по-прежнему бессонница?

Ли по-старчески фыркнул.

– Что может у меня измениться? Преимущество бессонницы – куча времени, которое можно потратить с пользой. Я теперь никуда не выезжаю, все встречи устраиваются дистанционно – технологический прогресс, сам видишь, онлайн конференц-связь, – без грусти в голосе ответил он. – Только бумаги сменила электронная почта и интернет. Сижу в своей берлоге как барсук.

Кого-то мне это все напоминает…

– Хочешь, куда-нибудь сходим, пока я здесь? – предложил я. – Как раньше – музей Ньютона, долгие повествования и тайные знаки повсюду… Закрытые клубы, секретные сообщества, адепты Расщепленной Звезды, которые разгуливают по улицам Лондона! Будет увлекательно разгадать пару загадок на досуге.

Опекун вздохнул, прикоснувшись к моему запястью твердой рукой, и его глаза улыбались.

– Мой мальчик, у меня как раз есть кое-какие дела в Лондоне на ближайшие дни – в архиве публичной библиотеки. Я буду рад, если ты сопроводишь меня.

Почему я не удивлен? Готов поспорить, он лукавит, заявляя о затворничестве, чтобы заполучить мою компанию для очередной погони за призраками.

Я не против. Я даже соскучился по витиеватым сюжетам, сплетенным из исторических фактов и мистических историй – очередного предмета исследования сэра Ли. Сэр Ли МакКеллен был сказочником в той же равной степени, что и ученым.

Каждый из нас молчал о чем-то своем, наговорившись вдоволь, сидя на веранде, вдыхая влажный и холодный воздух, как в старые добрые времена. Наконец, так и не ощутив ожидаемой сонливости, я попрощался со стариком, намереваясь отбыть в свою комнату.

Желтая лампа осветила помещение, я стянул толстовку и сел на кровать, бездумно глядя в пустоту перед собой. В какой-то момент мне казалось, что ничего не изменилось: я все тот же мальчишка, живущий в доме своего пожилого опекуна, и весь мой мир соткан из книг, оживших легенд, библиотек и музеев Европы, посещаемых с высокой частотой из-за командировок Ли.

И все вокруг уже не кажется таким враждебным и непонятным, после долгих скитаний я обрел дом – где я могу быть собой.

Это длилось недолго. Ли отпустил меня в Нью-Йорк, потому что уже не мог удержать в мыльном пузыре, после восемнадцатилетия я был беспокойной занозой в заднице.

Я скучал по тем дням, когда я точно знал, что даже если я не планирую свое завтра, оно наступит и будет безопасным.

И почему я не ценил этого тогда?

Взгляд вновь упал на прикроватный ящик, кажется, я не открывал его много лет. На дне, насколько я мог припомнить, были какие-то вещи, принадлежащие родителям, затем сундук доверху наполнился хламом, который нужно было убрать с видного места – начиная с наборов для рисования и заканчивая радиоуправляемыми вертолетиками.

Я поднялся с кровати, обошел ящик, а затем устроился на полу, открывая, как обложку книги, тяжелую крышку.

Я так и думал… Игрушки для подростков: гитарные табулатуры, коробки с карандашами, стопка журналов про автомобили и диски известных метал-коллективов. И еще папки с рисунками, которые я с удовольствием пролистал, улыбаясь от вида черно-белых абстрактных узоров, хорошо смотревшихся бы на чьей-нибудь спине в виде татуировки.

Когда большая часть содержимого ящика была извлечена наружу и разложена на полу, рука в очередной раз наткнулась на папку, тонкую, с пожелтевшими от времени листами, с тесемками шелкового банта.

Как только папка оказалась в ладонях, я понял, в чем дело: тесемки, продетые сквозь аккуратные дырочки, были такими же, как на моей белой маске для выступлений.

Та самая маска была из ящика детских воспоминаний… Она была со мной всегда, и даже переехав в Нью-Йорк, я забрал ее с собой.

Вот, значит, как…

Я никогда не спрашивал Ли о маске – как и о родителях, они существовали для меня только на бумаге.

Я развязал узел, листы бумаги были вдоль и поперек испещрены нотами на мелко разлинованном стане. Сложное, разбитое на множество партий, с витиеватой ритмикой и невоспроизводимым содержанием произведение.

В стиле проклятых этюдов, которые заставлял меня играть Анж.

Всего семь страниц, пожелтевших от времени… Я начал читать с самого начала, из любопытства, я поднялся на ноги, чтобы поднести ноты ближе к источнику света. Когда я перевернул страницу, ожидая увидеть продолжение музыкальной фразы, все листы, за исключением одного, выскользнули из рук, белым покрывалом ложась на пол.

Меня бросило в жар, и в дрожащих от паники пальцах я сжимал листок, на обороте которого был портрет женщины.

Черно-белый, как набросок, созданный больше от скуки, но искусно исполненный.

Это был портрет моей знакомой незнакомки.