Текст книги "Безымянная скрипка"

87. Еще не поздно

Я в ужасе пятился к выходу. Мне стало страшно, и я бросился бежать.

Я не мог больше находиться там – в этой рассыпавшейся на осколки зеркальной комнате. Я не помнил, как долго я бежал, в незнакомом переулке, задыхаясь от ледяного воздуха, разрывавшего глотку, я остановился. Я хватал ртом воздух под проливным дождем, глядя в слепую темноту.

Очертания оставленного автомобиля – ее автомобиля – были едва различимы в тусклых бликах далеких фонарей. Я воспринял его как укрытие, на тот момент мне казалось, что если я заберусь куда-нибудь глубоко – в машину, в нору, в бункер – я спасусь от этой неотвратимой, бесконечной погони.

Я навалился на закрытую дверь, теряя равновесие, на грани обморока, непослушными пальцами свободной руки я царапал ручку. В другой руке у меня был пистолет. Откуда он?

– Черт! – сдерживая рвущиеся наружу рыдания, выкрикивал я. – Ну же, давай! Открывайся!

То ли от моей мольбы, то ли от упорства, дверца с хлопком поддалась. Я сполз в холодный салон и взвыл, падая на сиденье.

Какое-то время я тупо таращился перед собой невидящим взором, какое-то время я бил себя по щекам, пытаясь опомниться и вернуться в реальность.

Все кончено! Некуда бежать! Все пропало!..

«А что, если я убил его?! Я убил его?!». Один единственный вопрос не давал мне покоя.

Я размазывал слезы по щекам, я ревел в голос, оплакивая себя, свои несбывшиеся мечты и вселенную, которую я собственноручно разрушил. Ничего не осталось от меня… Все сгорело, умерло, утонуло в моих криках о помощи.

Я хочу все отменить. Как в видеоиграх – начать все заново!..

Я больше не желал чувствовать эту безнадежность, тупую боль, эту стискивающую виски непоправимость.

Это неотвратимое безумие, эту безвыходную обреченность.

Я давился этим мраком достаточно, я сыт по горло.

Ни в чем нет более смысла… Как же я с самого начала не понял это? Неудачник, жалкий урод, извращенец, – как же я мог поверить, что я могу быть счастлив?..

Как же я ошибался, полагая, что у меня получится стать нормальным – хотя бы чуть-чуть нормальным, обычным, радующимся семейным ужинам, человеческим объятиям, мелочам?..

Я не хочу больше терпеть это! Я никогда не получу то, к чему всю жизнь тянулся, я никогда не заслужу то, чего так хотел!

Я не хочу больше быть.

Я хочу перестать дышать, я проклинаю тот день, когда я появился на свет, и когда свет обрек меня на страдания.

Трясущимися пальцами я обхватил пистолет, уперев дуло под подбородок, и холодное прикосновение обжигало кожу. Сделав пару судорожных вдохов и облизав соленые от слез губы, я закрыл глаза.

Я люблю тебя.

Я нажал на спусковой крючок, готовый к ослепляющей вспышке, но Вальтер лишь насмешливо щелкнул. Кровь отхлынула от лица, а потом быстро вернулась, ударив в голову шумом в ушах, и я взвыл от досады.

Торопливо ударив по пятке магазина, с толчком оттянув затвор и наклонив оружие вправо, я высвободил патронник, а затем снова поднес пистолет к лицу.

После второй осечки я отшвырнул Вальтер на соседнее сиденье, обессиленно ложась на руль, хватаясь руками за выступы приборной панели.

«Ты даже убить себя не можешь, – мысленно сказал я себе. – Ничтожество».

Меня все еще трясло от беззвучных рыданий, когда звон в ушах достиг апогея, и тошнота навалилась удушливой волной. Наступила мучительная тишина, странная тишина, немая тишина… Как в режиме замедленной съемки я приподнялся, разворачиваясь к дверце, видя ее.

Стелла стояла по ту сторону запотевшего стекла, совсем близко, и как глупая муха я впечатался в окно, упираясь ладонями в разделяющую нас поверхность.

– Стелла! – вскрикнул я, царапая стекло ногтями в попытке прикоснуться к ней. – Стелла!

Ее руки легли на дверь поверх моих перепачканных в крови ладоней, но я не мог ощутить их тепло. Я в отчаянии тщетно толкал стекло между нами.

Между нами всегда будет стена.

– Пожалуйста, пожалуйста, – задыхался я, – пожалуйста!..

Только когда она отворила дверцу, и ледяной воздух ударил в лицо каплями дождя, я прекратил повторять одно и то же слово и уже тянул руки к ней.

Как в долгожданное избавление, я нырнул в ее объятия, цепляясь за мокрую одежду, заставляя наклониться.

– Я не хотел!.. Я не хотел!.. – бормотал я, уткнувшись носом ей в грудь, даже не пытаясь выбраться из салона, в который через распахнутую створку попадал дождь. – Забери меня отсюда, я так больше не могу!

– Тише, Виктор, все хорошо! Все хорошо!.. – шептала она, покрывая поцелуями мое лицо и вытаскивая из машины.

– Я люблю тебя, не оставляй меня!

Я подался вперед, непослушными ногами ступая на землю, она выволокла меня из машины, я повис в ее руках. Я хватал ртом воздух, не справляясь с дрожью, и она тянула меня за собой.

– Я с тобой. Не плачь, я с тобой!

Дождь вдруг прекратился, холод отступил. Я открыл глаза, видя перед собой ее прекрасное лицо.

Мы были в той самой съемной лондонской квартире. Я стоял напротив нее, одетой в черное платье, на ее губах, сложившихся в грустную улыбку, была красная помада.

Она была еще красивее, чем всегда.

Она была живая и настоящая, но все остальное было не настоящим…

На мне была сухая футболка и джинсы, в комнате тепло. Это даже не воспоминание, это сон!

Ее ладони все еще гладили меня по волосам, и вновь готовый расплакаться, я прильнул к ней.

Пусть это лишь иллюзия, плод моего больного воображения – я наслажусь каждой деталью. Пока видение не рассеялось как дым, я не отпущу ее.

– Что бы ни случилось, помни, я не оставлю тебя, – тихо говорила она, почти касаясь губами моего уха, а я крепче прижимал ее к себе. – Я знаю, что это мучительно, я знаю, что я разрушаю тебя… Я не могу по-другому!.. Прости меня, я не могу по-другому!

– И не надо по-другому – просто будь со мной.

– Ты нужен мне! Ты мой воздух, ты мой свет, ты моя жизнь. Не забирай себя у меня, прошу тебя, дай мне еще один шанс!

– Я только твой, я навеки твой.

– Все будет хорошо, вот увидишь!.. Ты же помнишь, как нам было хорошо… Ты не мог забыть это. Кошмар закончится – уверяю тебя. Он закончится, только потерпи!

Я уже плохо соображал, поддавшись зову бурлящей крови, как и прежде теряя контроль. Я взял ее лицо в свои ладони, притрагиваясь большим пальцем к алым губам.

– Виктор, вернись ко мне, еще не поздно, – произнесла она, и ее фраза утонула в моем жадном поцелуе.

Вдруг мыльный пузырь миража лопнул, и я очутился на коленях рядом с открытой дверцей темно-синего Вольво под ледяным дождем, упираясь перепачканными в крови руками в блестящий мокрый асфальт.

Живительное тепло еще блуждало по венам, и я до сих пор ощущал сладость ее губ, вкус ее помады.

Все увиденное было настолько реальным, что серый безжизненный переулок на окраине Кони-Айленда казался отголоском всплывшего из недр памяти черно-белого фильма, в который я по ошибке попал.

Я уже давно сошел с ума. Быть может, вообще никогда не было моей незнакомки?.. Я ее выдумал.

Да-да, я ее выдумал. Так же, как и скрипача в белой маске.

При мысли о нем в груди все болезненно сжалось.

Я сожалел о произошедшем. Я ненавидел его – и я привязался к нему. Я ненавидел в нем то, что ненавидел в себе.

Этот высокомерный позер, презирающий весь род человеческий… Я всегда боялся стать таким.

Она сказала, что еще не поздно… Я хочу все исправить.

88. У нас нет времени

Я притормозил у трехэтажного здания диспетчерской и, не глуша мотор, вывалился из салона. Я направился внутрь. К черту страхи и стыд! Если будет нужно, я отвечу за все, что сделал, но не сейчас.

Не успел я подойти к двери, как створка резко распахнулась от удара ботинком, и мгновение спустя незнакомка выволакивала из темного прохода неподвижно повисшего у нее на плече скрипача.

Стелла не сказала ни слова, она не удивилась моему появлению. Вместо того чтобы дать ей дорогу, я бросился на помощь.

Я перехватил Анжа под вторую руку, в нос ударил запах свежей крови, рана была наспех перевязана жгутом из одежды.

Я не знал, сколько времени прошло с того момента, как я трусливо сбежал, и у меня не было плана.

Незнакомка отворила заднюю дверь автомобиля и обежала Вольво с противоположной стороны, забираясь в салон. Пока я пытался расположить Эрика на заднем сиденье, она помогала, затем устроилась рядом, положив его голову себе на колени.

Я торопливо сел за руль и рванул с места, разворачивая автомобиль.

– Нам нужна больница, – хриплым голосом произнесла она, одной рукой упираясь в спинку сиденья напротив, чтобы сохранять равновесие.

– Навигатор, – растерянно отозвался я, набирая скорость на скользкой прямой улице.

Я пытался достать из кармана телефон, оглядываясь на мужчину и женщину позади. В больницу с огнестрелом? Выходит, у нас нет выбора.

– Направо – в сторону станции метро – точно должен быть госпиталь.

– Хорошо, я понял, – кивнул я.

Куски ткани, которыми был перевязан Анж, раньше были ее блузкой, куртка была накинута поверх нижнего белья, выступающие ключицы, грудь и руки были покрыты бурыми пятнами.

На очередном повороте, двигаясь по дороге почти вслепую, я напряженно всматривался в залитое водой стекло. Дворники плохо справлялись с ледяной коркой, образовавшейся от замерзающей воды.

Вдруг дальний свет чужих фар ослепил меня. Не посмев снизить скорость, я летел навстречу неизвестному автомобилю, намереваясь проскочить по правой стороне дороги и разминуться, однако странная машина внезапно развернулась и встала поперек, преградив нам путь.

Я еле успел затормозить, Вольво занесло, мне едва удалось избежать столкновения.

– Что за нахер?! – вскричал я, вцепившись в руль. – Кто это?! Ну что опять?..

Я обернулся на Стеллу, сидящую с широко распахнутыми глазами, обхватив скрипача руками, затем вновь всматривался через мутное стекло в темноту, разорванную сиянием сбивающих с толку лучей.

От автомобиля отделилась фигура. Двигающийся к Вольво силуэт казался знакомым.

– Это же Грей! – выпалил я.

Пальцы в полумраке нащупали пистолет.

Я не успел опомниться, как Стелла перегнулась через сиденье, прищурившись.

– Вот чертов кретин, зачем он перегородил нам дорогу?

Я не видел испуга на ее лице – лишь раздражение и нетерпение. Она открыла дверь, уложила голову Анжа на диван и задом начала вылезать из машины.

– Что ты делаешь?! – воскликнул я. – Это может быть опасно! Стелла, зачем ты…

Она шикнула на меня, строго сверкнув глазами, и я тут же замолк.

– Он сделает все, что я скажу, – изрекла она и захлопнула дверцу.

Я не успел ей помешать – я лишь проверил пистолет.

Наблюдая как она в несколько прыжков подбегает к юристу, я торопливо открыл окно, бросая тревожный взгляд на лежащего за спиной скрипача. Я держал наготове оружие, и капли дождя брызгали в лицо.

Мне нужно было слышать, о чем они говорят.

– Моя Королева!.. – начал Грей.

– Нам нужен врач. Срочно! – рявкнула она, подходя ближе. – Освободи проезд и найди нам врача!

Юрист несколько мгновений хлопал глазами, его растерянный вид стирал последнюю надежду. Он не сможет сотворить чудо.

– Я знаю кто, – наконец выдал Грей, отступая к своему автомобилю. – Следуйте за мной, я укажу дорогу. Нужно ехать в Элмхерст. Сколько у нас времени?

– У нас нет времени! – мрачно отозвалась моя незнакомка, и Грей кивал, подходя к машине и открывая створку.

Он прокричал адрес, и Стелла уже забиралась в салон, кое-как вставая на колени, стараясь не мешать скрипачу, ощупывая его начавшее шевелиться тело.

Не нужно было напоминать, что как только Грей тронется с места, мне следует ехать за ним. Рванув вслед, я двигался по скользким дорогам, пытаясь догнать автомобиль юриста.

89. Добрый доктор

Элмхерст! Это же так далеко… Это даже не Бруклин – это Куинс! Они с ума сошли – Эрик истечет кровью, пока мы добираемся по указанному адресу!

Час пути – это же немыслимо!

Дорога размазывалась, превращаясь в светящийся в бликах дождя тоннель, я не чувствовал времени. Я явно спятил… Уже закончилась долгая вереница многочисленных паркуэй; экспрессуэй через Форест-парк пронеслись мимо без единого светофора, ожидания или развязки.

Я парковал машину рядом с автомобилем юриста у одного из однотипных двухэтажных домов с нелепо горящими в ночи окнами, прислушиваясь к происходящему за моей спиной.

Анж бормотал, что ему не нужен врач, Стелла пыталась заставить его молчать, склонившись над ним, и я не мог видеть их лиц – она сидела ко мне спиной, – но ласковые интонации голосов резали мне сердце каждым произнесенным звуком.

Она любит его. Она до сих пор любит его.

Быть может, в этом и не было ничего плохого, но я вдруг подумал, что лучше бы я оказался на его месте.

Нас отвлек нетерпеливый стук в стекло. Через мгновение я уже выбирался из машины, чтобы помочь Грею и седому мужчине с уставшим лицом переложить Эрика на носилки.

Врачебный кабинет был на первом этаже дома, хозяин оставил нас в жилой его части и заверил, что все сделает сам.

Если он и был врач, то очень странный… Ему на вид было не больше тридцати пяти, он не задавал вопросов. Чтобы занять пустоту молчания, Грей начал рассказывать о докторе Брэдшоу, который оказался бывшим мужем его сестры Евы.

Еве было мало заведующего реабилитационным отделением госпиталя в Элмхерсте, она ушла от него к какому-то звездному хирургу. Вскоре Брэдшоу несправедливо и со скандалом уволили, лишив лицензии – как Грей предположил, за то, что тот пил на работе. Когда доктору Брэдшоу надоело пить и убиваться по своей загубленной карьере, он переоборудовал часть своего дома в медицинский кабинет – и начал принимать в нем тех, кого не очень ждали в больницах.

Доктора Брэдшоу прозвали добрым доктором.

На мой вопрос, понимает ли мистер Грей, что теперь добрый доктор тоже втянут в наши дела, и что это намного хуже нелегальной лечебной практики, тот многозначительно пожал плечами и хмыкнул.

Вскоре юрист ушел пить чай, стуча посудой на докторской кухне, а мы с незнакомкой остались сидеть на диване в гостиной, глядя в противоположную пустую стену.

Я нашел в себе смелость прикоснуться к ее ладони, лежавшей на коленях, и ее рука тут же легла поверх моей. Мгновение спустя она повернулась ко мне, обхватывая за плечи и привлекая ближе. Я уткнулся носом ей в шею и гладил по влажным волосам, я с трудом сдерживался, чтобы не зареветь.

Не сейчас. Чуть позже. Когда весь этот кошмар закончится, я буду рыдать и просить прощения.

– С ним все будет в порядке, – некоторое время спустя сказал я.

Я держал ее холодные ладони в своих.

– О, – многозначно вздохнула Стелла.

– Ты же сама говорила, что вечность – твое проклятие, его проклятие… мое проклятие. Он будет жить, ему придется.

– Если бы все было так просто, – молвила она в ответ. – Это не означает, что мы неубиваемые.

– Вот как?..

– Ты все сам поймешь – ты научишься понимать, когда стоит рисковать, а когда лучше просто затаиться и переждать.

– Надеюсь.

Я горько усмехнулся, мысленно вернувшись в салон Вольво, где я чуть было не застрелился. Была ли осечка случайностью?

– А то я сегодня два раза пытался себя убить, но у меня не получилось.

В контраст моей насмешливой интонации незнакомка вздрогнула. Резко схватив меня за голову, прижимая руки к щекам и разворачивая лицом к себе, она пристально смотрела мне в глаза, а я лишь старался выровнять дыхание.

– Никогда! Так! Не делай! – властно и грубо потребовала она, встряхивая меня. – Слышишь меня, Виктор? Никогда!

– Хорошо, хорошо, – дрогнувшим голосом лепетал я. – Я понял, я понял.

– Пообещай мне!

Я лишь кивал, почти касаясь носом ее носа, не в силах высвободиться из цепких рук, кладя пальцы ей на запястья.

Она ждала ответа, и на секунду закрыв глаза, я произнес:

– Обещаю.

Стелла отпустила меня, вернувшись в прежнее положение, и скрестила руки на груди, обнимая себя за плечи. Она только сейчас заметила кровь на теле и одежде, но это ее не смутило.

– У тебя грим как раз для выступления, – улыбнулся я, получая грустную улыбку в ответ. – Жажду выйти за пределы, превращая вино в капли пота, стекающие по шее, – процитировал я вызывающий текст песни, звучавшей со сцены на последнем концерте шестерых демонов и Королевы.

Стелла молча боднула меня в плечо.

…Когда Брэдшоу с еще более уставшим лицом вышел из операционной, мы втроем, включая не смевшего доселе встревать Грея, подскочили к нему.

– Ваш друг невероятно живучий, но ему срочно нужно переливание крови. Донорской крови у меня нет. Какая у вас группа?

Он переводил взор на каждого из нас по очереди.

– Первая отрицательная, у нас обоих, – ответила ему незнакомка, указывая на меня.

– Моя вторая не подходит; у Грея, – Брэдшоу мотнул подбородком в сторону юриста, – четвертая – тоже мимо. Вашу к третьей можно лить. Вы ему родственники?

Стелла поняла ход его мыслей, кивая и выходя чуть вперед, но я схватил ее за руку, оттягивая обратно.

– Я пойду. Я его сын, – произнес я твердо, чувствуя ее пристальный взгляд.

Я последовал за добрым доктором в соседнюю комнату, но даже не обернулся.

90. Тело, а не душа

Мне казалось, Анж знает, что я рядом, но специально не открывает глаза, изображая бессознательность. Веки были плотно закрыты, однако ощущение, что он читает мои мысли, не исчезало.

От физраствора стало холодно, до тошноты хотелось курить. Не дожидаясь одобрения доктора Брэдшоу, накладывавшего мне повязку на локтевой сгиб, в одной футболке я едва не выбежал из дома.

Стелла поймала меня около входных дверей, усадила на диван и вручила кружку с горячим сладким чаем. Я молчал и делал редкие глотки, угрюмо уставившись перед собой.

Она не может просто так разом забыть меня и вычеркнуть из своей жизни, лишь потому что теперь есть Эрик…

Добрый доктор появился в комнате, незнакомка встала с дивана, а я так и остался на месте, уткнув нос в чай.

– Все прошло хорошо, – выдохнул Брэдшоу. – Будем ждать. И если он очнется, не давайте ему двигаться.

Стелла сделала пару шагов навстречу, не прерывая зрительный контакт.

– Мы вам так благодарны!

– Перестаньте, – мягко, но решительно оборвал он ее. – Еще ничего не ясно, благодарить будете, когда он сам отсюда уйдет.

– Как мне…

– Все, что вы хотите спросить, мы обсудим позже. Успокойтесь и позаботьтесь лучше о себе, миссис…

Доктор Брэдшоу ожидал от нее реакции, не отрывая взгляда, незнакомка сложила губы в грустную и усталую улыбку.

– Зовите меня Стелла, – отозвалась она.

– Зовите меня Адам, – отзеркалил он ее интонацию.

Доктор протянул чистую руку, и я с ужасом понял, что он, как и остальные, попал в ловушку ее чар. Мне захотелось кинуть в него кружкой, но я лишь кусал губы и опускал нос в горячий пар.

Черт с ними со всеми! Как же я устал!..

– Можете идти к нему, – молвил Брэдшоу, не сводя глаз с незнакомки, – Только не всей толпой.

Я не горел желанием навестить Анжа, я мечтал спалить этот дом дотла – пусть даже в глубине души я радовался, что скрипач жив.

Прежде чем отправиться в соседнюю комнату, Стелла наклонилась ко мне и провела ладонью по волосам, спускаясь к затылку. Привычные мурашки побежали по спине, я поднял голову, встречаясь с ней взглядом, кружка в руках, все еще не пустая, стала вдруг тяжелой.

– Все хорошо, – солгал я.

Мне нужно было увидеть ее улыбку, услышать вздох облегчения из ее груди.

Она пристально смотрела мне в лицо, я был готов поклясться, она умела отличить притворство.

– Спасибо, – промолвила она, по-прежнему держа пальцы на моем затылке, и затем добавила: – Я люблю тебя, ты знаешь это.

«Да, я знаю», – мысленно отозвался я, закрывая и вновь открывая глаза, но так и не произнес ни слова, проглотив ответное признание.

Едва сдержавшись, чтобы не схватить незнакомку за руку, когда она отходила в сторону, я глядел ей вслед, пребывая в растерянности. Что за глупая обида, ревность, гнев? Я сам устроил все это, я сам чуть не разрушил все…

Интересно, Анж тоже в свое время боролся за ее любовь, обжигаясь о разрушительную силу стечения обстоятельств и собственной гордости?

…Я выбрался на улицу несколько минут спустя. Добрый доктор дымил на крыльце, а я, прикурив отсыревший Ричмонд, кутался в пальто.

Я хотел с кем-то поговорить.

Дождь уже закончился, оставив напоминанием изредка падающие с козырька капли и зеркальные полотна луж.

– Почему вы этим занимаетесь? – начал я, и Брэдшоу, смиренно отнесшийся к моему обществу, обернулся, недоуменно приподнимая брови. – В смысле, спасаете людей. Они, в большинстве своем, того не стоят.

Он еще больше опешил.

– Каждый должен делать то, что он умеет лучше всего. Я умею лечить – стараюсь, как могу, разумеется… На другое, к сожалению, я оказался не способен, – он хмыкнул, отводя взгляд. – И мне плевать, кто из моих пациентов подонок, а кто святой.

Он пожал плечом, вновь делая затяжку, а я с недоверием на него покосился. Быть такого не может! Филантропия не в моде.

– Я вам серьезно говорю, Виктор. Не скрою, мне стало любопытно, откуда вы такие… – он кашлянул, – интересные, прибыли… да еще и в компании с Греем – но это ваше личное дело. Добрые вы или злые – я борюсь за тело, а не за душу.

Я в очередной раз поднес сигарету к губам, но так и не втянул в себя дым, уставившись на алеющую кромку бумаги вокруг сизого пепла.

Судный день… Знал ли ты это, предполагал ли, Анж?

– Разве не было ничего, что бы заставило вас усомниться? Наверняка иной раз не хотелось возвращать с того света того, кто на всю оставшуюся жизнь будет парализованным овощем, или наоборот, так и хотелось случайно допустить оплошность и дать какому-нибудь подлецу отойти в мир иной?

Адам Брэдшоу покачал головой, туша сигарету о металлические перила лестницы.

– Больше всего на свете я не хочу мнить себя богом и решать, кто достоин жить, а кто нет. Это слишком сложно. Если вам, действительно, интересно, задумывался ли я, верно ли поступаю… Ваш отец сопротивлялся моей помощи до тех пор, пока я не убедил его, что есть те, кому важно, что с ним будет дальше, – вздохнул добрый доктор, внимательно глядя на меня. – Несмотря на то, что у него с лицом, с ним все будет в порядке. Нет в этом мире критериев, хорошо или плохо, справедливо или нет.

Я ничего не понял из того, что он говорил – потому что слух царапнула странная фраза.

– Что у него с лицом? – в смятении спросил я. – О чем вы вообще говорите?