Текст книги "Злой гений Нью-Йорка"

Глава XVIII
Стена в парке

Суббота, 16 апреля, 11 часов

Когда доктор закончил освидетельствование тела миссис Друккер и прикрыл его простыней, мы спустились вниз.

– С медицинской точки зрения совершенно правильно говорить о естественной смерти от потрясения, – рассуждал Вэнс, – но наша ближайшая задача – определить причину этого состояния. Очевидно, оно связано со смертью сына.

Вэнс направился в гостиную, мы – за ним. Грета Менцель сидела там же, где и раньше. Сыщик подошел к ней и тихо сказал:

– Ваша хозяйка умерла ночью от разрыва сердца. Хорошо, что она не пережила своего сына.

– Gott gebe ihr die ewige Ruh![6]6
  Дай, Боже, ей вечный покой! (нем.).


[Закрыть] – набожно прошептала Менцель. – Ja, так лучше.

– Смерть наступила в десять часов. Вы не спали в это время, фрау Менцель?

– Я всю ночь не сомкнула глаз, – испуганно пролепетала служанка.

– Что вы слышали?

– Кто-то приходил в дом.

– Да, кто-то проник сюда около десяти часов вечера через парадную дверь. Вы насторожились?

– Сперва я ничего не заметила, но когда легла, то услышала в комнате мистера Друккера голоса.

– Разве раньше в это самое время вам не доводилось слышать голоса в комнате хозяина?

– Но это был не его голос! У него высокий, а этот низкий и грубый. Еще я различила голос миссис Друккер, а она никогда не заходила ночью к сыну.

– Как вы все так ясно слышали через закрытую дверь? Вы подходили к ней?

– Нет, но моя комната расположена как раз над комнатой мистера Друккера.

– Что же вы услышали еще? – допытывался Вэнс. – Для нас сейчас важна каждая подробность.

– Сначала мне показалось, что хозяйка плачет. Потом – что она смеется. А дальше, не поверите, мне почудилось, будто она произносит какие-то стихи.

– Вы бы их узнали, если бы опять услышали? Вот эти?

Раз Горбун залез на стену.

Бух! – и рухнул, как полено.

– Bei Gott, das sind diselben,[7]7
  Ей-богу, эти самые (нем.).


[Закрыть] – произнесла Менцель с неописуемым ужасом.

– Что случилось потом?

– Ничего. Все затихло.

– Кто-нибудь выходил из комнаты мистера Друккера?

– Через несколько минут кто-то очень тихо открыл и закрыл дверь, и до меня донеслись шаги в передней.

– Не переживайте, фрау Менцель, все закончилось, – успокаивающе сказал Вэнс, – вам больше нечего бояться. Теперь у нас есть основания сделать некоторые выводы о том, что произошло здесь вчера ночью. Убийца взял у мистера Друккера ключ и проник в дом через парадную дверь. Зная, что комната леди Мэй находится в дальней половине, он рассчитывал незаметно пробраться к вашему хозяину, исполнить задуманное и ловко исчезнуть тем же путем. Но миссис Друккер услышала посторонние звуки и направилась к сыну. Дверь, похоже, была приоткрыта: ваша хозяйка увидела пришельца и узнала его. Она вошла в комнату и спросила, что ему надо. Предположим, он ответил ей, что явился известить ее о смерти сына, – вот причина ее стонов и истерического смеха. Но главная цель заключалась не в этом: он обдумывал, как ее убить. Он не мог допустить, чтобы она вышла живой из комнаты. Вероятно, он ей пригрозил – отсюда грубый голос. А потом он рассмеялся. Он терзал ее в порыве безумного эгоизма, он рассказал ей всю правду, а ей оставалось лишь в отчаянии твердить: «О Боже! О Боже!». Я не исключаю, что он вспоминал стихи о Горбуне: трудно найти лучшего слушателя для его чудовищной шутки. Старая женщина в припадке ужаса повторяла строчки, но сердце ее не выдержало, и она упала поперек кровати. Злодей убедился, что она мертва, и спокойно покинул дом.

– Самое непонятное в трагедии сегодняшней ночи – почему этот тип явился сюда после убийства Друккера? – произнес прежде молчавший Маркхэм.

– Попросим Арнессона разъяснить нам этот факт, – сказал Вэнс, попыхивая сигаретой.

– Да, пожалуй, – кивнул Хэс. – Но ведь тут поблизости было несколько моих людей, которые тоже могли что-то видеть.

– А сколько конкретно? – оживился Маркхэм. – Всех завтра ко мне. Как ты их расставил?

– Их было трое, кроме Гилфойла. Эмери я приказал следить за Парди; Сниткин дежурил на Риверсайдской аллее, наблюдал за домом Друккера. Хеннеси стоял на 75-й Западной улице. Все они ждут у того места, где обнаружили труп Друккера, я сейчас их приведу.

Через пять минут он вернулся с троими полицейскими. Первым Маркхэм вызвал Сниткина, и вот что тот сообщил о вечерних событиях:

В 6 часов 30 минут Парди вышел из дому и отправился к Дилларду. В 8 часов 30 минут Белл Диллард в вечернем туалете села в такси и поехала по Западной улице. Арнессон провожал ее, усадил в машину и тут же вернулся домой.

В 9 часов 15 минут профессор Диллард и Друккер вышли из диллардовского дома и медленно побрели по Риверсайдской аллее, пересекли ее у 74-й улицы и свернули на дорожку для верховой езды.

В 9 часов 30 минут Парди вышел из диллардовского дома, проследовал по аллее и повернул в город.

Немного позже 10 часов профессор возвратился один, перейдя через аллею у 74-й улицы.

В 10 часов 20 минут Парди вернулся домой по той же дороге, по какой ушел.

В 12 часов 30 минут Белл Диллард возвратилась домой в лимузине, наполненном молодежью.

Следующим докладывал Хеннеси, но его сведения только подтвердили то, что изложил Сниткин.

Эмери сообщил, что днем Парди долго находился в шахматном клубе и вернулся домой около четырех часов. В половине седьмого он пошел к Дилларду и оставался там до половины десятого. Когда он вышел оттуда, Эмери незаметно последовал за ним. Пройдя по аллее до 79-й улицы, Парди вошел в верхний парк…

– Не направился ли он по дорожке, на которой был убит Спригг? – спросил Маркхэм.

– Он наверняка шел по ней. В этом месте нет другого пути наверх.

– Далеко он ушел?

– Нет, он остановился на том месте, где убили Спригга, а потом тем же путем двинулся назад и свернул в малый парк, где расположена детская площадка. Он медленно прогуливался вдоль дороги для верховой езды и, когда проходил по верху стены, натолкнулся на старика и Друккера, которые разговаривали, опершись о балюстраду.

– По твоим словам, ты заметил профессора и Друккера на том самом месте, откуда потом Друккер свалился вниз? – уточнил Маркхэм.

– Да, сэр. Парди остановился побеседовать с ними, а я пошел дальше. Когда я проходил мимо них, то слышал, как Друккер сказал: «Почему вы сегодня не играете в шахматы?» Как мне показалось, Друккер был недоволен тем, что Парди вмешался в их с профессором разговор, и намекнул ему, что он тут лишний. Я пробрался дальше по стене до 74-й улицы, где растут деревья, в зарослях которых можно спрятаться…

– Ты хорошо видел оттуда Парди и Друккера? – прервал его Маркхэм.

– По правде говоря, сэр, я совсем их не видел. Сгустился туман, а в этой части парка нет ни одного фонаря. Но я рассчитал, что Парди скоро поравняется со мной и стал ждать его.

– Было около десяти?

– Полагаю, сэр, без четверти десять.

– Находился ли еще кто-нибудь на дорожке в это время?

– Я не разглядел ни души. Туман вынудил всех сидеть дома. Вот именно потому, что кругом никого не было, я и продвинулся так далеко вперед. Парди не дурак, и я уже заметил: он пару раз покосился на меня, точно заподозрил, что я его выслеживаю.

– Сколько времени прошло, пока ты снова его увидел?

– Я допустил ошибку в своих расчетах, – сознался Эмери. – Парди должен был идти назад тем же путем и пересечь аллею у 79-й улицы; через полчаса, а может, попозже, я увидел, что он возвращается домой с угла 75-й улицы.

– Погодите, мистер Эмери, если вы стояли у входа в парк с 74-й улицы до четверти одиннадцатого, то должны были заметить профессора Дилларда. Он ведь вернулся домой около десяти часов, причем именно по этой дороге, – резонно заметил Вэнс.

– Так точно, сэр, я его видел. Я уже минут двадцать ожидал Парди, когда профессор один проследовал мимо меня, пересек аллею и зашагал домой. Я подумал, что Парди и Горбун все еще разговаривают, и не вернулся назад, чтобы проверить.

– То есть получается: минут через пятнадцать после того, как профессор прошел мимо вас, Эмери, вы увидели, что Парди возвращается домой в обратном направлении? – спросил Вэнс.

– Да, сэр. Потом, конечно, я снова занял свой пост на 75-й улице.

– Ты хоть понимаешь, Эмери, – недовольно пробурчал Маркхэм, – что, пока ты ждал на 74-й улице, Друккер упал со стены?

– Да, сэр. Но ведь нелегко наблюдать за человеком в туманную ночь на открытой местности, где нигде нельзя спрятаться. Приходится прибегать ко всяким хитростям и все просчитывать, чтобы не попасться.

– Я прекрасно осознаю твои трудности, – уже более мягко произнес Маркхэм, – и не собираюсь тебя ругать. Просто мне нужна ясная картина происшедшего.

Когда все сыщики отчитались, Хэс, явно недовольный их работой, отпустил их, бросив напоследок:

– Чем дальше, тем более скользким становится это дело.

– Успокойтесь, сержант, – ободрил его Вэнс. – Не позволяйте мрачному настроению овладеть вами. Когда Парди и профессор дадут показания о том, что произошло, пока Эмери стоял под деревьями на 74-й улице, мы сумеем связать воедино отдельные части расследования.

В это время Белл Диллард вошла в переднюю через черный ход. Она заметила, что мы в гостиной, и сразу вбежала туда.

– Где леди Мэй? – тревожно спросила она. – Час назад я заходила к ним, и Грета сказала, что миссис Друккер вышла. Но ее до сих пор нет в комнате…

Вэнс поднялся и предложил девушке присесть на стул.

– Миссис Друккер умерла сегодня ночью от разрыва сердца. Фрау Менцель побоялась пустить вас наверх.

Несколько минут Белл сидела молча, потом у нее на глазах выступили слезы.

– Наверное, она узнала об ужасном несчастье с Адольфом?

– Вероятно, но пока еще не вполне ясно, что случилось ночью. Доктор Барстед полагает, что леди скончалась в десять часов вечера.

– Почти в то же время, что и Адольф, – прошептала девушка. – Что-то странное заключено в его смерти.

– Вы о чем, мисс Диллард? – удивился Вэнс.

– Я и сама не знаю, – подавленно ответила она. – Еще только вчера миссис Друккер говорила со мной об Адольфе и… о стене.

– Что же она вам сообщила? – предельно спокойно поинтересовался Вэнс, хотя каждый его нерв был напряжен до крайности.

– Вчера мы гуляли по дорожке над детской площадкой – миссис Друккер любит смотреть оттуда, как Адольф играет с детьми, – и долго стояли, перегнувшись через каменную балюстраду. Около Адольфа собралась группа детей, и он показывал им игрушечный аэроплан. Дети держались с ним как с равным. Леди Мэй очень этим гордилась и была веселой. Она следила за сыном сияющими глазами, а потом сказала: «Дети не боятся его, хотя он и горбатый. Они даже называют его Горбуном, он их старый друг из детской книжки. Бедный мой Горбун! Это моя вина, я его уронила, когда он был маленьким…» – Голос девушки дрогнул, и она приложила к глазам платок. – А потом леди Мэй задрожала и отодвинулась от стены. Я спросила ее, в чем дело, и она ответила испуганным голосом: «Белл, вдруг Адольф упадет со стены, как тот Горбун из книжки?» Я и сама испугалась, но принудила себя улыбнуться и назвала эту мысль безрассудной. Но миссис Друккер покачала головой и так взглянула на меня, что дрожь пробежала по моему телу. «Я не безрассудная, – парировала она, – разве не убит стрелой из лука Кок-Робин и не застрелен из ружьеца Джон Спригг здесь, в Нью-Йорке?» – И девушка со страхом посмотрела на нас.

– Да, так и случилось, – согласился Вэнс. – Но не нужно верить в мистицизм. Воображение миссис Друккер работало лихорадочно, нередко впадая в крайности. А вы, мисс Диллард, – добавил он, – случайно не пересказывали кому-нибудь свой вчерашний разговор с леди Мэй?

Девушка с удивлением посмотрела на Вэнса и тихо произнесла:

– Да, я говорила об этом у нас за обедом.

– Какие же последовали комментарии?

– Дядя посоветовал мне не проводить столько времени с миссис Друккер – дескать, она не совсем в себе. Мистер Парди согласился с дядей.

– А мистер Арнессон?

– О, Сигурд никогда ни к чему не относится серьезно.

– Он сейчас дома?

– Он рано утром ушел в университет и вернется к ленчу. Я уверена, что он обо всем позаботится, ведь мы были единственными друзьями Друккеров. Я пока прослежу, чтобы Грета привела дом в порядок.

Через несколько минут мы попрощались и пошли поговорить с профессором.

Глава XIX
Красная книжка

Суббота, 16 апреля, полдень

Диллард был крайне взволнован, когда в полдень мы вошли в его библиотеку. Он сидел в кресле спиной к окну, на столе перед ним стояла рюмка его великолепного портвейна.

– Я ожидал вас, Маркхэм, и ваших людей, – сказал он, прежде чем мы успели заговорить. – Нечего притворяться. Смерть Друккера не случайна. Не утаю от вас: прежде мне казались нелепыми предположения касательно гибели Робина и Спригга, но как только Пайн сообщил мне подробности падения Адольфа со стены, я сразу понял, что за этими смертями скрывается некий план и любая случайность исключена. Вы это знаете так же, как и я, иначе не пришли бы ко мне.

– Совершенно верно. – Маркхэм сел в кресло напротив профессора. – Перед нами труднейшая проблема. Кроме того, миссис Друккер сегодня ночью умерла от сердечного приступа.

– Это божья милость, – помолчав, промолвил старик. – Хорошо, что она не пережила сына, ее рассудок помутился бы окончательно.

– За исключением убийцы вы последний видели Друккера живым, и нам хотелось бы знать ваше мнение о том, что случилось этой ночью.

Профессор кивнул, соглашаясь.

– Друккер пришел ко мне после обеда, около восьми часов. Парди обедал у нас, и Друккер был так раздражен его присутствием, что даже не скрывал своей злобы. Сигурд безобидно подтрунивал над Адольфом, что рассердило его еще больше. Так как я понимал, что Друккеру нужно обсудить со мной решение очень сложной задачи, я предложил ему прогуляться по парку.

– И долго вы гуляли? – спросил Маркхэм.

– Нет. Произошел неприятный инцидент. Мы дошли почти до того самого места, где застрелили несчастного Спригга, простояли там около получаса, как вдруг появился Парди. Он задержался поговорить с нами, но Друккер повел себя с ним так грубо, что тот повернулся и зашагал домой в том же направлении, в каком пришел. Друккер выглядел подавленным, и я предложил ему отложить нашу беседу. Он обиделся и не захотел идти домой. Тогда я распрощался с ним и вернулся к себе.

– Вы обсуждали этот эпизод с Арнессоном?

– Я не видел Сигурда по возвращении. Он, наверное, уже лег спать.

Когда мы поднялись, чтобы проститься, Вэнс словно невзначай спросил:

– Где обычно хранится ключ от двери, ведущей в переулок?

– Это мне не ведомо, сэр, – сердито ответил профессор, но потом прибавил более мягко: – Хотя припоминаю: он висел в стрелковой комнате на гвозде у двери.

От профессора мы отправились прямо к Парди. Он принял нас в своем кабинете, но вел себя скованно и резковато. Предложив нам сесть, он остался стоять и недружелюбно поинтересовался, что нам угодно.

– Известно ли вам, мистер Парди, – начал Маркхэм, – что Адольф Друккер сорвался со стены в парке в десять часов вечера, то есть вскоре после разговора с вами?

– Утром я узнал об этом несчастном случае, – заметно побледнел Парди. – Большая беда. Вы беседовали с Диллардом? Он ведь был с Друккером…

– Да-да, мы только что от профессора, – перебил его Вэнс. – Он сказал, что у вас с покойным сложились натянутые отношения.

Парди медленно подошел к столу и сел.

– Друккеру не понравилось мое присутствие у Диллардов, когда я пришел к ним после обеда, и он держался крайне желчно. Но, зная его характер, я старался не замечать этого. Вскоре профессор позвал его прогуляться.

– Но ведь и вы недолго оставались в доме после их ухода?

– Около четверти часа. Арнессон утомился, и я тоже решил пройтись. На обратном пути я выбрал маршрут не по аллее, а свернул на дорожку и наткнулся на профессора и Друккера, которые беседовали у края стены. Не желая показаться невежливым, я на минутку задержался переброситься с ними парой слов, но Друккером овладела такая агрессия, что он принялся дерзить мне. Я развернулся и пошел назад к 79-й улице, пересек аллею и поспешил домой.

– Вы не останавливались на тротуаре?

– Я присел у выхода на 79-ю улицу и выкурил папиросу.

Когда мы вышли на улицу, из парадной двери диллардовского дома нас окликнул Арнессон и устремился нам навстречу.

– Я только что услышал печальное известие. Я возвратился из университета немного раньше, и профессор сообщил мне, что вы отправились к Парди. Узнали что-нибудь? – И, не дожидаясь ответа, добавил: – Вот каша-то заварилась! И никаких путеводных нитей из этого лабиринта!

– Ариадна еще не смилостивилась над нами, – пошутил Вэнс. – Вы не посланник с Крита?

– Неизвестно. Допрашивайте.

Вэнс повел нас к воротам в стене в сторону стрельбища.

– Вернемся к Друккерам; вы, вероятно, займетесь организацией похорон?

– Да. Но постараюсь там не присутствовать – тяжелое это зрелище. Тем не менее, Белл и я присмотрим за всем. Леди Мэй, наверно, оставила завещание, надо его найти. Кстати, где пожилые дамы, как правило, хранят свои завещания?

Вэнс остановился у подвальной двери дома Диллардов и вошел в стрелковую комнату. Осмотрев дверь, он вернулся к нам на стрельбище.

– Ключа там нет. Вы ничего о нем не знаете, мистер Арнессон?

– Вы про ключ от внешних ворот? Не имею ни малейшего представления. Сам я никогда не хожу по переулку, гораздо проще и удобнее пользоваться парадной дверью. Да и другие наши соседи и знакомые не любили эти ворота. Несколько лет тому назад Белл заперла дверь, чтобы кто-нибудь не забрался со стороны переулка и не получил стрелу в глаз. Я говорил ей, чтобы она не мешала любопытным залезать сюда: так им и надо, пусть не интересуются стрельбой из лука!

Мы вошли в дом Друккера через черный ход. Белл Диллард и Грета Менцель хлопотали на кухне.

– Хэлло, сестричка, – приветствовал ее Арнессон, и в голосе его я не уловил привычной развязности. – Трудная работа для такой девочки. Иди-ка домой, а я приму командование на себя. – И, по-отечески взяв ее за руку, повел к двери.

Она пробовала протестовать и посмотрела на Вэнса, точно ища у него поддержки.

– Мистер Арнессон прав, – кивнул тот. – Но разрешите прежде задать один вопрос. Вы всегда держите ключ от ворот в переулок на гвозде в стрелковой комнате?

– Всегда. А разве его там нет?

– Пропал! Исчез! Чрезвычайная досада! – с шутовской иронией твердил Арнессон. – Верно, какой-нибудь коллекционер редких ключей бродил вокруг дома и похитил такое «сокровище». – Когда девушка ушла, он подмигнул Вэнсу: – Неужели старый ржавый ключ так важен в этом деле? Да кто на него позарится?!

– Может, и никто, – пожал плечами Вэнс. – Пойдемте в гостиную, там удобнее. – Он прошел через переднюю. – Расскажите все, что вы знаете о сегодняшней ночи.

Арнессон сел в кресло у окна и вынул трубку.

– О сегодняшней ночи? Ну вот, Парди пришел к обеду – по пятницам это вошло у него в привычку. Затем Друккер, обуреваемый муками творчества над своей новой книгой, явился выкачать из профессора все, что можно, и присутствие Парди разозлило его. Профессор предотвратил бурю, уведя Друккера на свежий воздух. Парди болтался в доме еще минут пятнадцать, пока я делал нечеловеческие усилия, чтобы не заснуть от скуки. Затем он смилостивился и ушел, а я просмотрел несколько студенческих работ и отправился в постель. А как трогательное поэтическое произведение объясняет смерть Друккера? Есть стихи на эту тему?

– Никак, – ответил Вэнс, – но стихи существуют и не лишены интереса. Вы слышали, как вернулся профессор?

– Еще бы! – засмеялся Арнессон. – Когда он шаркает больной ногой, стучит палкой и сотрясает перила, трудно усомниться в его возвращении. Нынче ночью он превзошел сам себя – такой устроил грохот!

– Каково же ваше мнение о дальнейшем развитии событий?

– Я пока не посвящен в детали. Профессор не особенно со мной откровенничал. Мне известно только, что вчера около десяти вечера Друккер рухнул со стены, как Горбун из какой-то детской книжки, а сегодня утром найден мертвым. Но при каких обстоятельствах скончалась леди Мэй? Что довело ее до сердечного приступа?

– Убийца, похоже, взял ключ Друккера и тотчас же после совершения преступления пришел сюда. Миссис Друккер застала его в комнате сына. По словам служанки, слышавшей все с лестницы, между ними произошло бурное объяснение, и старая леди умерла от разрыва сердца.

– И таким образом избавила джентльмена от неприятности убить ее?

– Вот именно, – подтвердил Вэнс. – Но причина, по которой убийца явился в дом Друккеров, не выяснена. Есть ли у вас какая-то версия?

Арнессон задумчиво дымил трубкой.

– Непостижимо, – наконец промолвил он. – У Друккера не было ни ценностей, ни компрометирующих документов. Ни в какие темные дела он не вмешивался. Никакой причины забираться в его комнату я не усматриваю.

– А что это за теория, над которой работал Друккер?

– О, великое открытие. Оно произвело бы революцию в физике, прославило бы его. Жаль, что он ушел, не закончив главное дело своей жизни.

– Не знаете ли вы, где он хранил результаты своих исследований?

– В записной книжке с несшитыми листами, все в виде таблиц, с нумерацией и указателями. Адольф был методичен и аккуратен во всем.

– Как выглядит эта книжка? Вы ее видели?

– Конечно, он столько раз мне ее показывал! Гладкий красный кожаный переплет, тонкие желтоватые листы; на переплете золотом вытиснено его имя.

– Где может лежать теперь эта книжка?

– Или в ящике его стола в кабинете, или на письменном приборе в спальне. Днем он работал в кабинете, но когда увлекался какой-нибудь проблемой, то трудился и день, и ночь. В спальне у него стоял письменный прибор; Адольф тотчас же записывал свои мысли, как только его посещало вдохновение, а утром уносил заметки в кабинет. Настоящая машина в смысле систематичности.

Пока Арнессон говорил, Вэнс лениво смотрел в окно, вроде бы, даже не слушая описание привычек Друккера, как вдруг сыщик вздрогнул и с решительным видом повернулся к собеседнику:

– Вы можете подняться наверх и принести красную книжку Друккера? Поищите ее, пожалуйста, и в кабинете, и в спальне.

С полминуты Арнессон медлил, и мне показалось, что он в чем-то сомневается, но потом он быстро встал и произнес, выходя из комнаты:

– Конечно, хорошая идея. Такой важный труд не должен оставаться без присмотра.

Пока мы его ждали, в гостиной сохранялась напряженная атмосфера, никто не проронил ни звука. Через десять минут Сигурд появился, пожал плечами и показал пустые руки.

– Красная книжка пропала, – посетовал он. – Я осмотрел все и не нашел ее. – Он бросился в кресло и снова закурил трубку. – Вот черт, ничего не понимаю… Такое впечатление, что Адольф ее спрятал.

– Очень возможно, – пробормотал Вэнс.