Текст книги "Злой гений Нью-Йорка"

Часть высокой проволочной решетки, разделявшей оба двора в том месте, где она пересекала стрельбище, была деформирована. В конце стрельбища с западной стороны усадьбы миссис Друккер возвышался многоквартирный дом, занимавший угол 75-й улицы и Риверсайдской аллеи. Между этими двумя домами пролегал узкий переулок, отделенный от стрельбища забором, в котором была небольшая дверь с замком.

Тело Робина находилось почти у самого входа в клубную залу. Несчастный лежал на спине, с раскинутыми руками и слегка согнутыми ногами, головой в сторону 76-й улицы. Робин был человек лет тридцати пяти, среднего роста, довольно полный, лицо у него было круглое, гладко выбритое, с узкими светлыми усами. Он был в спортивном костюме из светло-серой фланели, в голубой шелковой рубашке и в коричневых башмаках с резиновыми подошвами. Светло-серая шляпа валялась у его ног.

Возле тела собралась большая лужа темной крови, принявшая форму громадной указующей руки. Но что всех нас повергло в ужас, так это тонкая стрела, торчавшая вертикально из левой части его груди.

Стрела выдавалась дюймов на двадцать, и там, где она входила в тело, виднелось темное пятно от сгустившейся крови. Что придавало этому убийству особую нелепость – так это декоративное оперение стрелы. Перья были ярко-красного цвета, а вокруг стержня две бирюзовые полоски, украшавшие вестницу смерти. Я сразу почувствовал какую-то искусственность этой трагедии, словно присутствовал на театральном представлении.

Вэнс стоял, засунув руки в карманы, и глядел на труп. Несмотря на кажущуюся небрежность его позы, я видел, что он напряжен и обдумывает все факты развернувшейся перед ним драмы.

– Чрезвычайно странно. Вот эта стрела, – произнес он, – предназначенная для крупной дичи, несомненно, принадлежит этнологической выставке, которую мы только что видели. И выстрел меткий, прямо в сердце без малейшего уклонения. Необыкновенно! Маркхэм, это искусство. Случайный выстрел мог, конечно, сделать то же самое, но убийца Робина исключал случайности. Эта крепкая охотничья стрела, выдернутая, очевидно, из панели, указывает на преднамеренность действий преступника. – Вэнс нагнулся над телом. – А вот это интересно! Выемка на конце стрелы повреждена: стрела не могла держаться на тетиве. – Он повернулся к Хэсу. – Скажите-ка, сержант, где профессор нашел лук? Недалеко от окна клубной залы?

Хэс вздрогнул от неожиданности.

– Прямо под окном, мистер Вэнс. Теперь он лежит на фортепьяно в ожидании дактилоскопистов.

– Боюсь, что они обнаружат лишь отпечатки пальцев профессора. – Вэнс открыл портсигар и взял папиросу. – Я даже склонен думать, что и стрела совершенно чиста от следов.

Хэс пристально посмотрел на Вэнса:

– Что привело вас к мысли, что лук был найден под окном?

– Мне показалось, что это логически верное для него место в связи с положением тела мистера Робина.

– Убит в упор, вы хотите сказать?

Вэнс покачал головой:

– Нет, сержант. Я просто отметил тот факт, что ноги покойного направлены к двери в подвальный этаж и что, хотя руки убитого вытянуты, ноги согнуты. Разве так падает человек, пронзенный в сердце?

Хэс задумался.

– Нет, – сказал он. – Робин, наверно, съежился бы больше, если бы даже рухнул на спину, но ноги у него были бы выпрямлены, а руки прижаты к телу.

– Вот именно. Да посмотрите на его шляпу! Если бы он упал на спину, она лежала бы позади него, а не у ног.

– Послушай, Вэнс, – спросил Маркхэм, – что у тебя на уме?

– О, множество разных мыслей. Но все они сводятся к одной совершенно нерациональной гипотезе, что покойный джентльмен не был убит стрелой из лука.

– Так зачем же тогда…

– Совершенно правильно! – перебил Вэнс. – Зачем вся эта инсценировка? Честное слово, Маркхэм, в этом деле заключено что-то ужасное и не от мира сего.

В это время открылась подвальная дверь, и доктор Эмануил Доремус, главный судебно-медицинский эксперт Департамента полиции Нью-Йорка, в сопровождении Берка вышел на площадку. Он приветливо раскланялся и всем пожал руки, а потом с упреком посмотрел на Хэса.

– Право, сержант, – начал он жалобным тоном, – я только три часа из двадцати четырех отдаю на еду, и вы неизменно избираете один из этих часов, чтобы мучить меня трупами. Вы портите мне пищеварение. – Он лукаво улыбнулся и тихонько свистнул, увидев Робина. – Боже мой! На этот раз вы приготовили мне сюрприз – фантастическое убийство.

Он опустился на колени, и его ловкие пальцы стали быстро ощупывать тело. Маркхэм повернулся к Хэсу.

– Пока доктор занят делом, я поднимусь наверх и поболтаю с профессором Диллардом. – Затем он обратился к Доремусу: – Повидайтесь со мной перед уходом.

Доктор кивнул, но даже не поднял головы. Он положил тело на бок и стал исследовать затылок.

Глава III
Забытое пророчество

Суббота, 2 апреля, 1 час 30 минут пополудни

В тот момент, когда мы вошли в холл, из главного полицейского управления приехали капитан Дюбуа, сыщик Беллами и дактилоскописты. Сниткин тотчас же повел их к лестнице в подвал, а Маркхэм, Вэнс и я поднялись на второй этаж.

Библиотека была большая и роскошная, по крайней мере двадцати футов длиной и во всю ширину дома. Стены ее до потолка были уставлены полками с книгами, посредине западной стены возвышался массивный бронзовый камин в старинном стиле, громадный письменный стол был завален бумагами, газетами и брошюрами. Рядом стояли широкие кресла, обитые темной кожей.

Профессор Диллард сидел за столом, одна нога его покоилась на бархатной скамеечке; в углу у окна на мягком кресле приютилась его племянница, молодая девушка с правильными чертами лица, в строгом костюме tailleur[3]3
  Английский дамский костюм (фр.).


[Закрыть]. Старик не встал нам навстречу и даже не извинился. Он считал, что мы знаем о его болезненном состоянии. Маркхэм объяснил, зачем пришли Вэнс и я, его компаньон.

– Очень сожалею, мистер Маркхэм, – заговорил профессор, когда мы все уселись, – что поводом для нашей встречи послужила трагедия, но видеть вас мне всегда приятно. Я полагаю, вы желаете допросить меня и Белл. Спрашивайте обо всем вас интересующем.

Профессор Бертран Диллард – человек лет шестидесяти с небольшим, слегка сгорбленный от сидячей жизни, чисто выбритый, с густыми седыми волосами. Его маленькие глаза смотрели на редкость проницательно, морщины вокруг рта придавали ему суровое выражение, свойственное людям, сосредоточенным на решении трудных проблем. В чертах его лица виделся мечтатель и ученый: как известно всему миру, его дерзкие теории о пространстве и времени подтверждались новейшими научными фактами. Казалось, смерть Робина отвлекла светило науки от его абстрактных размышлений.

Маркхэм ответил не сразу, но потом заговорил с явным почтением.

– Пожалуйста, расскажите, сэр, что вам известно о происшествии, а уже потом я задам вопросы, которые сочту необходимыми.

Профессор с усилием протянул руку за старой пенковой трубкой, не спеша набил ее, зажег, раскурил и уселся поудобнее в своем кресле.

– Я уже почти все сообщил вам по телефону. Робин и Сперлинг пришли сегодня к Белл около десяти утра. Но она уже ушла играть в теннис, и они остались ждать ее внизу в гостиной. Я слышал, как они разговаривали там минут тридцать, а затем спустились в клубную комнату. Я провел больше часа за чтением, а потом, так как солнце ласково светило, решил выйти на задний балкон. Подышав свежим воздухом около пяти минут, я почему-то взглянул вниз на стрельбище и, к моему изумлению и ужасу, увидел мистера Робина, лежащего на спине со стрелой в груди. Я поспешил вниз, насколько мне позволяла подагра, и сразу понял, что бедняга мертв; я тотчас же позвонил вам. В доме не было никого, кроме Пайна, нашего дворецкого, и меня. Кухарка Бидл отправилась на рынок, Сигурд, мой приемный сын, в девять часов ушел в университет, а Белл играла в теннис. Я послал Пайна поискать Сперлинга, но того нигде не оказалось, и я опять вернулся в библиотеку и стал ждать вас. Незадолго до приезда ваших людей возвратилась Белл, а немного позже – кухарка. Сигурд придет лишь после двух часов.

– Сегодня утром здесь никого не было: ни гостей, ни посторонних?

Профессор покачал головой.

– Только Адольф Друккер. Вы, кажется, видели его тут однажды. Он живет в доме за нашим и часто заходит, обычно чтобы повидаться с Арнессоном, так как у них общие интересы. Друккер обладает истинно научным умом. Когда он узнал, что Сигурда нет дома, то посидел немного со мной, мы поговорили об экспедиции, отправляемой Королевским астрономическим обществом в Бразилию, а потом Адольф ушел домой.

– В котором часу это было?

– Около половины десятого. Друккер покинул меня незадолго до прихода Робина и Сперлинга.

– Для мистера Арнессона не совсем обычно отсутствовать утром по субботам? – спросил Вэнс.

Старый профессор проницательно взглянул на сыщика и ответил не сразу:

– Не совсем обычно, поскольку вообще-то по субботам он дома. Но сегодня утром ему надо было поискать кое-что в факультетской библиотеке – Сигурд работает вместе со мной – для моей новой книги.

Наступило короткое молчание, затем Маркхэм произнес:

– Утром вы сказали, что Робин и Сперлинг ухаживали за мисс Диллард, добиваясь ее руки.

– Дядя! – Молодая девушка выпрямилась и сердито посмотрела на старика: – Это как-то нехорошо.

– Но ведь это правда, моя милая, – почти с нежностью ответил он.

– Да, до некоторой степени так и есть, – согласилась девушка. – Но не следовало упоминать об этом. Вы знаете, дядя, да и джентльмены тоже знали, как я к ним относилась. Мы были друзьями, вот и все. Еще вчера вечером я совершенно ясно заявила им обоим, что не буду больше выслушивать их глупых признаний. Робин и Сперлинг – просто молодые люди моего круга, и вот одного из них уже нет… Бедный Кок-Робин! – со слезами в голосе воскликнула девушка.

Брови Вэнса поднялись, и он непроизвольно привстал.

– Кок-Робин?

– Да, мы его так поддразнивали, но он не любил это прозвище.

– Прозвище было неизбежно, – сочувственно заметил Вэнс. – И, право, оно очень милое. Ведь Кок-Робина, зяблика, любили все лесные птички, и все оплакивали его смерть. – Говоря это, сыщик внимательно смотрел на молодую девушку.

– Я знаю, – кивнула Белл. – Я даже однажды сказала ему это. И все любили Джозефа; его нельзя было не любить, он был такой добрый и славный.

Вэнс откинулся в кресле, а Маркхэм продолжал допрос.

– По вашим словам, профессор, вы слышали, как Робин и Сперлинг беседовали в гостиной. Вы уловили что-нибудь из их разговора?

Старик покосился на племянницу.

– Разве это имеет значение, мистер Маркхэм? – спросил он после некоторого замешательства.

– При данном положении вещей весьма существенное.

– Ну ладно. – Профессор задумчиво затянулся и выпустил густой клуб дыма. – Хотя мой ответ может произвести ложное впечатление.

– Я полагаюсь на ваше доверие, а выводы сделаю сам, – настойчиво произнес Маркхэм.

Опять наступило короткое молчание, прерванное молодой девушкой.

– Отчего же не рассказать следователю, что вы слышали, дядя? Кому это повредит?

– Я забочусь о тебе, Белл, – мягко ответил профессор, – но, может, ты и права. – Он с неудовольствием добавил: – Дело в том, что Робин и Сперлинг ссорились по поводу Белл. Я слышал немногое, но понял, что каждый из них считал другого соперником.

– Нет, они не думали так, – вступилась мисс Диллард. – Они всегда друг друга не любили, между ними существовала вражда, но не я являлась ее причиной. Тут дело заключалось в их успехах в стрельбе из лука. Видите ли, Раймонд, то есть мистер Сперлинг, был лучшим стрелком, но в этом году Джозеф несколько раз побеждал его на состязаниях, и на итоговом годовом турнире его объявили чемпионом.

– И, вероятно, Сперлингу показалось, что он упал в ваших глазах, – подытожил Маркхэм.

– Какие глупости! – горячо возразила девушка.

– Я полагаю, милая, что нам надо передать этот вопрос мистеру Маркхэму, пусть разбирается, – миролюбиво произнес профессор. – Какие у вас еще вопросы?

– Я бы хотел узнать все, что вам известно о Робине и Сперлинге: кто они такие, каковы их связи и знакомства, как долго вы их знали?

– Думаю, что Белл просветит вас лучше меня. Оба молодых человека из ее компании. Я лишь случайно встречал их.

Маркхэм вопросительно взглянул на девушку.

– Я знаю их несколько лет, – быстро заговорила она. – Джозеф был лет на восемь-десять старше Раймонда и жил в Англии, пока не умерли его родители, – это произошло пять лет назад. Тогда он переехал в Америку и снял квартиру на Риверсайдской аллее. У него имелось достаточно денег, и он жил без дела, увлекаясь рыбной ловлей, охотой и другими видами спорта. Он появлялся в обществе, но редко, и был хорошим другом, всегда готовым заменить отсутствующего гостя за обедом и войти четвертым в бридж…

Она остановилась, точно ее сведения были оскорбительны для памяти погибшего, и Маркхэм, поняв ее чувства, просто спросил:

– А Сперлинг?

– Он сын богатого фабриканта, отошедшего от дел. Живет в шикарном загородном доме. Там наше основное стрельбище, а Раймонд – инженер-консультант в какой-то фирме, но, я думаю, он служит только ради удовольствия своего отца, потому что в конторе бывает раза два-три в неделю. Он окончил Бостонский политехнический университет, а я познакомилась с ним, когда он был первокурсником и приезжал домой на каникулы. Раймонд, конечно, не перевернет вселенной, но он представляет лучший тип американской молодежи: искренний, веселый, немного застенчивый и совершенно прямодушный.

Из описания молодой девушки легко было представить себе Робина и Сперлинга и трудно связать кого-нибудь из них с мрачной трагедией, приведшей нас сегодня в этот дом.

Маркхэм с минуту сидел нахмурившись. Наконец он поднял голову и обратился к Белл.

– Скажите, мисс Диллард, нет ли у вас какой-либо версии, объясняющей смерть Робина?

– Нет, – сорвалось с ее губ. – Кому понадобилось убивать Кок-Робина? У него во всем мире не было ни одного врага. Все это совершенно невероятно. Я не поверила случившемуся, пока не убедилась лично. Даже и теперь все кажется мне иллюзорным.

– Но все-таки, милое дитя, – вмешался профессор, – он убит. Значит, было что-то в его жизни, чего ты не знала и не подозревала. Мы постоянно открываем новые звезды, в существование которых не верили прежние астрономы.

– Не представляю себе, что Джозефа кто-то ненавидел, – настаивала она. – Никогда не поверю, это какая-то бессмыслица.

– Вы полагаете, – осторожно уточнил Маркхэм, – что мистер Сперлинг ни в коем случае не причастен к смерти Робина?

– Такое просто немыслимо! – обиделась девушка. – Раймонд не убийца, а приличный человек из хорошей семьи.

– А знаете ли вы, мисс Диллард, – вкрадчиво промолвил Вэнс, – что sperling значит воробей?

Девушка сидела неподвижно. Лицо ее побледнело, а руки сжали подлокотники кресла. Потом медленно, как будто с усилием, она кивнула, и тяжелый вздох поднял ее грудь. Вдруг она вздрогнула и прижала к лицу носовой платок.

– Я боюсь, – прошептала она. – Все это как-то странно…

Вэнс встал, подошел к ней и ласково погладил по плечу.

– Что именно?

Она подняла голову, и глаза их встретились. Казалось, взгляд сыщика успокоил ее, и она с трудом улыбнулась.

– Накануне, – начала она напряженным тоном, – мы все были внизу на стрельбище. Раймонд собирался выстрелить, как вдруг отворилась дверь, и на площадку вышел Робин. Конечно, опасности не было, но Сигурд, то есть мистер Арнессон, смотрел на нас с заднего балкона. Когда я в шутку крикнула Джозефу «ай-ай», Сигурд наклонился к нам и сказал: «Вы не знаете, молодой человек, какой опасности подвергаетесь. Вы – Кок-Робин, а этот стрелок – Воробей. Помните, что случилось с вашим тезкой, когда Воробей выпустил стрелу из лука?» В то время никто не обратил внимания на эти слова. А теперь… – Ее голос понизился до шепота.

– Перестань, Белл, не поддавайся тоске, – спокойно, но внушительно произнес профессор. – Просто это была одна из неловких шуток Сигурда. Он ведь постоянно смеется и подкалывает – это естественное желание отдохнуть от напряженной работы мозга.

– Я тоже так считаю, – ответила девушка. – Конечно, это была шутка. Однако теперь она кажется каким-то страшным пророчеством. Только, – прибавила она, – Раймонд не способен на убийство. – Во время этой речи внезапно отворилась дверь, и на пороге появилась высокая худощавая фигура. – Сигурд, наконец-то! – воскликнула Белл Диллард с неподдельным облегчением.

Сигурд Арнессон, ученик профессора Дилларда и его приемный сын, имел яркую внешность: ростом выше шести футов, прямой и гибкий, с непослушными светлыми волосами, орлиным носом и лукавым выражением серо-синих глаз, отражавших напряженную работу мысли, – облик, исключавший всякий намек на поверхностность характера. Я сразу почувствовал расположение и уважение к нему. В этом человеке таились могущественные возможности и богатейшая одаренность.

Войдя в комнату, он сразу охватил нас быстрым, испытующим взглядом, кивнул мисс Диллард и посмотрел на профессора.

– Скажите, пожалуйста, что случилось? Повозки и толпа на улице, страж у входа. Мне удалось проскользнуть мимо цербера, и Пайн впустил меня, а потом два человека в штатском потащили меня без церемоний наверх. Забавно, но неловко. А здесь, кажется, следователь. Здравствуйте, мистер Маркхэм.

Не дав сыщику ответить на приветствие, Белл Диллард объявила:

– Сигурд, пожалуйста, будь серьезен. Мистер Робин убит.

– Кок-Робин? Так чего же мог ожидать несчастный с таким именем? – Казалось, это известие нисколько не тронуло Арнессона. – И кто отправил его к праотцам?

– Кто это сделал, мы не знаем, – ответил Маркхэм с упреком в голосе. – Но мистер Робин был убит стрелой, пронзившей ему сердце.

– Очень подходящая смерть. – Арнессон сел на подлокотник кресла и вытянул свои длинные ноги. – Так естественно, что Кок-Робин убит стрелой из лука.

– Сигурд! – прервала его Белл. – Довольно ерничать. Ты знаешь, что Раймонд не мог такого натворить.

– Конечно, сестричка. – Арнессон пристально посмотрел на нее. – Я имею в виду орнитологического предка мистера Робина. – Он медленно повернулся к Маркхэму. – Так здесь действительно произошло таинственное убийство, с трупом, нитями преступления и прочей атрибутикой? Можете посвятить меня в суть событий?

Маркхэм вкратце обрисовал ему создавшееся положение, и математик выслушал с живым интересом. Когда отчет был окончен, он спросил:

– А лук не нашли на стрельбище?

– Ах! – заговорил Вэнс в первый раз после прихода Арнессона, как будто пробуждаясь от сна, и ответил за Маркхэма: – Очень дельный вопрос. Да, лук обнаружен как раз под окном клубной комнаты, меньше чем в десяти футах от трупа.

– Это, наверное, упрощает дело, – несколько разочарованно произнес Арнессон. – Остается только снять отпечатки пальцев.

– К несчастью, лук брали в руки, – объяснил Маркхэм. – Профессор Диллард поднял его и принес домой.

Арнессон с любопытством повернулся к старику:

– Чем вы руководствовались, сэр?

– Дорогой Сигурд, какие руководства? Я не анализировал своих чувств и эмоций. Мне пришло в голову, что лук – важная улика, вот я и отнес его в подвал. В качестве меры предосторожности до прихода полиции.

Арнессон сделал гримасу и подмигнул:

– Хотел бы я знать, какая подсознательная идея блуждала в вашем уме.

В дверь постучали, и Берк просунул голову в библиотеку.

– Доктор Доремус ждет вас внизу, мистер Маркхэм. Он закончил освидетельствовать труп.

Маркхэм встал и извинился.

– Не буду вас больше беспокоить. Мне предстоит долгая работа. Но я попрошу вас некоторое время оставаться наверху. Я увижусь с вами перед уходом.

Доремус нетерпеливо вышагивал туда-сюда, когда Маркхэм зашел в гостиную.

– Ничего сложного, – начал он, не давая Маркхэму возможности вставить даже слово. – Наш спортивный приятель убит стрелой с очень острым наконечником, проникнувшей в сердце через четвертое междуреберное пространство. Сильное кровоизлияние, внутреннее и наружное. Смерть наступила часа два назад, приблизительно в половине двенадцатого. Конечно, это только гипотеза. Признаков борьбы я не обнаружил. Смерть застигла жертву внезапно. На том месте, где голова при падении тела ударилась о твердый цемент, у погибшего вскочила большая шишка.

– Это весьма любопытно. – Тягучий голос Вэнса врезался в стаккато доктора. – Серьезный был удар?

Врач с удивлением посмотрел на сыщика.

– Достаточно серьезный, чтобы проломить череп. В затылочной части видна кровяная опухоль. Засохшая кровь в ноздрях и ушах, зрачки разной величины – все это указывает на пролом черепа. После вскрытия узнаю подробнее. – Он повернулся к следователю: – Есть еще вопросы?

– Пока нет. Только представьте поскорее протокол вскрытия.

– Вы получите его вечером. Сержант уже позвонил, чтобы прислали повозку.

И, пожав всем руки, Доремус торопливо ушел. Хэс стоял позади.

– Осмотр ничего особенного не дал, – пожаловался он, покусывая кончик сигары.

– Не падайте духом, сержант, – подбодрил его Вэнс. – Этот удар по затылку заслуживает самого пристального внимания. Я полагаю, что он не является только следствием падения.

Замечание произвело на сержанта заметное впечатление.

– Кроме того, мистер Маркхэм, – сказал он, – не было отпечатков пальцев ни на луке, ни на стреле. Дюбуа говорит, что их начисто вытерли. Есть пятнышко только на том конце лука, за который его поднял профессор. Больше никаких следов.

Несколько мгновений Маркхэм курил в мрачном молчании.

– А скобка ворот, ведущих на улицу, ручка двери в переулок между двумя домами?

– Ничего, – фыркнул Хэс. – Обе из грубого ржавого железа, на котором не остается отпечатков.

– Маркхэм, – вступился Вэнс, – в этом деле вы идете по ложному пути. Конечно, не будет никаких отпечатков. Кто поставит театральную пьесу и бросит на виду у публики все подпорки? Нам интересно узнать, почему этот режиссер пустился на такие эффекты?

– Не так-то это легко, мистер Вэнс, – вздохнул Хэс.

– А разве я говорю, что легко? Нет, сержант, это чертовски трудно. И даже хуже, чем трудно, – это хитро, темно… здесь есть что-то от лукавого.