Текст книги "Злой гений Нью-Йорка"

Глава XIV
Игра в шахматы

Вторник, 12 апреля, 11 часов 30 минут

По дороге к дому Дилларда я решил, что нужно навести справки о том, где провел ночь каждый из фигурантов, хоть сколько-нибудь связанных с этой трагедией.

– Не надо никому ничего сообщать о случившемся с миссис Друккер, – предупредил Вэнс. – Наш полуночный странник, оставивший у дверей шахматного епископа, вовсе не желал, чтобы мы знали о его визите. Он был уверен, что бедная старушка от страха не решится рассказать нам об этом.

– Я думаю, – возразил Маркхэм, – что ты приписываешь черному епископу слишком большое значение.

– Э, погоди, старина. – Вэнс остановился и положил обе руки на плечи Маркхэма. – Поэзия твоей души слишком резко обратилась в прозу. Я же даю полную свободу своему воображению и говорю тебе, что шахматный епископ у дверей миссис Друккер – отчаянный поступок отчаявшегося человека. Это предупреждение.

– Ты полагаешь, она что-то знает?

– Я почти уверен, что она видела тело Робина на стрельбище. Кроме того, я считаю, что она заметила кое-что другое и отдала бы жизнь, чтобы не быть свидетельницей.

Когда мы проходили мимо стрелковой комнаты, дверь в подвальный этаж отворилась, и перед нами предстала встревоженная Белл Диллард.

– Я видела, как вы шли по стрельбищу, – торопливо обратилась она к Маркхэму. – Больше часа я ждала вас, звонила вам. Случилось нечто странное. Сегодня утром по дороге к леди Мэй я из любопытства выдвинула ящик с инструментами, и револьвер снова лежал там. – Она с трудом переводила дыхание. – Мистер Маркхэм, уверяю вас: кто-то подходил нынешней ночью к этому ящику.

На Хэса эта новость подействовала, как электрический ток.

– Вы трогали револьвер? – порывисто спросил он.

– Нет. Зачем?

Хэс бросился в комнату и выдвинул ящик. Маленький револьвер лежал рядом с большим. Сержант рассмотрел «ружьецо» на свет и подул в дуло.

– Одна камера пустая, – заявил он, – и стреляли совсем недавно.

Он небрежно завернул револьвер в носовой платок и положил себе в карман.

– Неужели вы допускаете, сержант, – начал Вэнс, – что джентльмен, которого мы ищем, вытер лук и стрелу, но оставил отпечатки своих пальцев на револьвере? – Он обернулся к Белл Диллард: – Мы, собственно, пришли к профессору и мистеру Арнессону. Но кое о чем хотели бы поговорить и с вами. У вас есть ключ от задней двери дома Друккеров?

Белл изумленно посмотрела на сыщика.

– Да, он у меня уже несколько лет. Ведь я бегаю взад-вперед, и это избавляет миссис Друккер от беспокойства.

– Нам интересно, не брал ли ключ кто-нибудь, кто не имеет на это права.

– Нет, я никогда не давала его никому. Он всегда в моей сумочке.

– Известно ли кому-либо, что у вас имеется ключ от дома Друккеров?

– Не исключаю, что да, – в недоумении пробормотала она.

– Вы упоминали о ключе при посторонних?

– Я не помню такого случая, но мало ли что… Вдруг я где-нибудь обмолвилась невзначай?

– А вы уверены, что ключ и теперь у вас?

Она испуганно посмотрела на Вэнса и взяла со стола маленькую кожаную сумочку. Раскрыв ее, она пошарила во внутреннем карманчике.

– Здесь! – объявила она с видимым облегчением. – Там, где я его всегда держу. Но почему вы спрашиваете меня об этом?

– Нам важно знать, кто имел доступ в дом Друккеров, – пояснил Вэнс и быстро спросил: – Не могло ли так случиться, что сегодня ночью кто-то вынул ключ у вас из сумочки, а вы не заметили?

– Да что все-таки произошло? – с тревогой воскликнула девушка, но Вэнс перебил ее:

– Пожалуйста, не волнуйтесь, мисс Диллард. Просто ответьте: мог ли кто-нибудь вытащить ключ у вас из сумочки нынешней ночью?

– Никто, – твердо произнесла она. – Вчера в восемь часов вечера я уехала в театр, и сумочка все время висела у меня на руке.

– Когда вы в последний раз пользовались ключом?

– Вчера после обеда. Я сбегала узнать, как себя чувствует миссис Друккер, и пожелать ей спокойной ночи.

Вэнс слегка нахмурился.

– Вы открывали дверь ключом вчера после обеда, – повторил он. – И весь вечер не расставались с сумочкой. Правильно, мисс Диллард?

Девушка кивнула и прибавила:

– Даже во время спектакля сумочка лежала у меня на коленях.

Вэнс задумчиво посмотрел на сумочку.

– Значит, конец роману с ключом. А теперь пойдемте надоедать вашему дяде.

– Его нет дома. Он ушел на длительную прогулку по аллее.

– Мистер Арнессон еще не вернулся из университета?

– Нет, но он придет к ленчу. У него по вторникам нет лекций после полудня.

– Ладно, тогда мы пока побеседуем с Бидл и Пайном. Я думаю, что для миссис Друккер было бы очень полезно, если бы вы навестили ее.

Девушка с легким поклоном удалилась через подвальную дверь, а Хэс тотчас же отыскал Бидл и Пайна, но от них не удалось получить никаких значимых сведений. По их словам, оба легли спать в десять часов. Их комнаты расположены на четвертом этаже, и оба даже не слышали, когда мисс Диллард вернулась из театра. Вэнс поинтересовался, не донесся ли до них шум со стрельбища, и сообщил им, что дверь дома Друккеров с грохотом захлопнулась около полуночи. Однако отец и дочь лишь покачали головами: они ничего не знают, так как спали в это время. Их отпустили с предупреждением, чтобы они никому не говорили, о чем их расспрашивали.

Через пять минут вернулся профессор и, несмотря на удивление при виде нас, дружески пожал нам руки.

– Слава богу, Маркхэм, наконец-то вы выбрали такое время, когда я не занят работой. Пойдемте в библиотеку – для инквизиции там удобней, – пошутил он и повел нас наверх, а когда мы уселись, предложил нам по рюмке портвейна, который достал из шкафа.

– Жаль, что нет Друккера, он очень любит мой портвейн. Бедный малый! Его ум, как костер, пожирает его тело. Если бы его физические силы равнялись мощи его ума, он стал бы одним из величайших ученых в мире. Но вы, наверное, пришли сюда не для разговоров о Друккере. Чем я могу быть вам полезен? Вы принесли какие-нибудь новости?

– К сожалению, нет. Мы опять пришли просить о содействии.

Маркхэм не знал, как продолжать, и замялся. Вэнс взял инициативу в свои руки.

– Со вчерашнего дня, – начал он, – положение несколько изменилось. Скажем так, слегка улучшилось. Вот если бы мы еще точно знали, кто из вашего семейства и куда именно выходил сегодня ночью, следствие значительно продвинулось бы.

Профессор удивленно посмотрел на сыщика:

– Это нетрудно установить. Кто конкретно вас интересует?

– Все, – поспешно ответил Вэнс.

– Хорошо, подождите… – Он взял трубку и стал набивать ее табаком. – Так, приступим. Белл, Сигурд и я обедали втроем в шесть часов. В половине восьмого явился Друккер, а немного погодя – Парди. В восемь часов Белл и Сигурд уехали в театр, а в половине одиннадцатого Друккер и Парди ушли. Около одиннадцати я запер дом и отпустил Бидл и Пайна. Вот и все, что я могу сообщить вам.

– Мисс Диллард и мистер Арнессон вместе поехали в театр?

– Да. Сигурд редко бывает в театре, но если посещает, то всегда берет с собой Белл. Большей частью на пьесы Ибсена. Американское воспитание нисколько не уменьшило его восхищения всем норвежским. В сердце он сохранил верность своей родине.

– Вчера они тоже были на постановке Ибсена?

– Да; кажется, они смотрели «Росмерсхольм».

– Вы видели мистера Арнессона или мисс Диллард, когда они вернулись из театра?

– Нет, они возвратились, по-моему, очень поздно. Белл сегодня утром сказала, что они ужинали в ресторане. Но Сигурд сейчас придет, и от него вы узнаете все подробности.

– Будьте так добры, сэр, – продолжал Вэнс, – изложите нам все обстоятельства, связанные с пребыванием здесь мистера Друккера и мистера Парди вчера после обеда.

– Ничего необыкновенного в их визите не было. Они часто заходят сюда по вечерам. Друккер намеревался обсудить свою работу, но когда пришел Парди, мы прекратили этот разговор.

– Друккер или Парди видели мисс Диллард до ее отъезда в театр?

Профессор вынул трубку изо рта, и на лице его появилось неприятное выражение.

– Я не понимаю, – желчно выдавил он, – почему я должен отвечать на такие вопросы. Но все-таки, – прибавил он более снисходительно, – если подробности моей домашней жизни полезны следствию, я, конечно, охотно вам их сообщу. Да, и Друккер, и Парди видели Белл вчера вечером. Мы все, включая Сигурда, посидели здесь с полчаса и поговорили об Ибсене.

– Значит, в восемь часов мистер Арнессон и мисс Диллард уехали, оставив вас с Парди и Друккером?

– Совершенно верно.

– А в половине одиннадцатого Парди и Друккер покинули дом. Они ушли вместе?

– По лестнице они спускались вместе, – с кислой физиономией ответил профессор. – Друккер, кажется, отправился домой, а у Парди была назначена встреча в шахматном клубе. Друккеру, кстати, нездоровилось, – добавил профессор каким-то особенным тоном. – Вчера вечером он говорил, что очень устал и сразу ляжет в постель, как вернется домой.

– Да, все так и есть, – прошептал Вэнс. – Несколько минут тому назад он сказал нам, что встал сегодня в шесть часов утра.

– Меня это нисколько не удивляет. Раз какая-нибудь проблема овладела его умом, он будет дотошно и непрерывно трудиться над ней. Было время, когда я опасался за его рассудок, Адольф ведь ни в чем не знает меры.

Вэнс почему-то сменил тему разговора и поинтересовался:

– Вчера у мистера Парди состоялась встреча в шахматном клубе, так? А он не объяснял, с какой целью?

– Он твердил об этом целый час. Джентльмен по фамилии Рубинштейн – шахматный гений, посетивший наше отечество, – пригласил Парди на три показательные партии. Первую Парди проиграл, вторую затянул и отложил, но вчера ночью надеялся взять реванш.

– Да, для Парди большая честь обыграть Рубинштейна. Несмотря на свой гамбит, Парди никогда не удостаивался звания маэстро. Вы слышали, профессор, чем закончилась вчерашняя партия?

– Нет, – ответил Диллард, – я не спрашивал. Но думаю, что Парди проиграл. Друккер заранее указал ему на слабые стороны его положения.

Вэнс погасил папиросу в пепельнице, встал и подошел к шахматному столу, расположенному в углу комнаты.

– Значит, Парди обсуждал свою позицию вот на этой доске, когда к нему подошел Друккер?

– Именно так, – с наигранной любезностью процедил профессор. – Друккер сидел и изучал его ходы. Он попытался сделать замечание, но Парди попросил его помалкивать. Через четверть часа Парди убрал фигуры, и только тогда Друккер заявил ему, что его партия будет проиграна.

Вэнс рассеянно водил пальцами по доске, потом взял из ящика две или три фигуры и снова положил их обратно.

– Вы не помните, как именно выразился мистер Друккер?

– Я не особенно вслушивался, но, по-моему, Друккер утверждал, что Рубинштейн – медлительный и осторожный игрок и неизбежно нащупает в стратегии Парди слабое место.

– Эта критика не рассердила Парди?

– Очень рассердила. У Друккера неприятная манера высказывать свое мнение в лоб, а Парди – комок нервов, если речь идет о шахматах. Он дошел до белого каления и расценивал замечания Друккера как издевательства.

Мы еще немного побеседовали с профессором, и Маркхэм извинился за беспокойство, причиненное нашим визитом. Следователю не понравились праздные и бесполезные, по его мнению, вопросы Вэнса касательно деталей шахматной партии Парди, и, когда мы спустились в гостиную, Маркхэм обрушился на Вэнса с критикой. На это сыщик лукаво улыбнулся и ответил:

– Моя болтовня отнюдь не пустозвонная – она подчинялась весьма важному методу. Я, как ты говоришь, молол языком, но зато узнал…

– Что ты узнал? – насторожился Маркхэм.

– То, что в ящике с шахматами не хватает черного епископа, а найденная у дверей миссис Друккер фигура вполне подходит к тем, которые я видел.

Глава XV
Беседа с мистером Парди

Вторник, 12 апреля, 12 часов 30 минут

Маркхэм удивился и пожал плечами, но в этот миг дверь в переднюю отворилась, послышались легкие шаги, приближавшиеся к гостиной. В дверях появилась Белл Диллард – она возвратилась от миссис Друккер. Вид у девушки был смущенный, и, остановив взгляд на Маркхэме, она спросила:

– Что вы наговорили Адольфу сегодня утром? Он в ужасном состоянии. Ходит и проверяет все двери и окна, точно ожидает нападения разбойников; он насмерть напугал бедную Грету, приказав ей нынче ночью заложить дверь на засов.

– Значит, он предупредил фрау Менцель? – перебил Вэнс.

Девушка удивленно уставилась на сыщика:

– Да, но он ничего не желает объяснить мне. Он так возбужден, так таинственен! А самое странное в его поведении, что он близко не подходит к матери. Что это такое, мистер Вэнс? Мне кажется, произойдет что-то ужасное.

– Не знаю, чему приписать его поведение, – грустно произнес Вэнс. – Я даже боюсь попытаться что-либо предположить. Надо подождать. Как себя чувствует миссис Друккер?

– Ей, по-видимому, гораздо лучше. Но все-таки что-то ее мучает. Она все время твердила об Адольфе и спрашивала, не заметила ли я в нем чего-нибудь непривычного.

– При теперешних обстоятельствах это совершенно естественно, – ответил Вэнс, – но давайте отвлечемся от данной темы. Я слышал, что вчера вечером перед отъездом в театр вы полчаса провели в библиотеке. Скажите, пожалуйста, где находилась ваша сумочка в течение этого времени?

– Войдя в библиотеку, я положила сумочку вместе с манто на столик у двери.

– Это была та же сумочка с ключом?

– Конечно.

– То есть целых полчаса сумочка лежала на столе, а потом весь вечер вы держали ее при себе. А сегодня утром?

– До завтрака я гуляла, и она была при мне. Потом я оставила ее на полке для шляп в передней, и она лежала там примерно час. Когда в десять часов я пошла к леди Мэй, то взяла сумочку с собой. В это время я узнала, что револьвер опять на месте, и отложила свой визит. Сумочка оставалась в стрелковой комнате до вашего прихода, а с тех пор она все время при мне.

Вэнс задумчиво посмотрел на девушку.

– Теперь, когда странствия вашей сумочки прослежены от и до, постарайтесь о ней забыть. Вчера вы ужинали в ресторане – так сказал ваш дядя. Значит, вы поздно вернулись домой?

– Я никогда не возвращаюсь слишком поздно, когда бываю где-нибудь с Сигурдом. Мы вернулись в половине первого.

Вэнс встал и добродушно раскланялся.

– Благодарю вас за подробные разъяснения. Дальше мы пойдем к мистеру Парди в надежде, что он просветит нас и приблизит к истине. Кажется, он обычно дома в это время?

– Наверное. Он только что был здесь и сказал, что пойдет домой.

Мы уже хотели выйти, как вдруг Вэнс задержался в дверях.

– Мисс Диллард, я забыл уточнить одну вещь. Как вы узнали, что возвратились домой в половине первого? Ведь вы не носите часов.

– Сигурд мне сообщил, – ответила она.

В эту минуту дверь с улицы отворилась, вошел Арнессон. Он поглядел на нас с насмешливым изумлением, тем более что с нами была Белл.

– Сестричка, – шутливо заговорил он, – попала в лапы полицейских. Вот незадача! Что новенького? Темы все те же: талантливый юноша убит своим завистливым профессором и тому подобное? Надеюсь, вы не подвергли нашу Диану-охотницу испытаниям на соискание ученой степени?

– Ничего такого, Сигурд, – обронила девушка и тут же исчезла, а Арнессон обратился к Маркхэму:

– Ну, какие благие вести вы принесли? Есть информация о последней жертве? Как же мне недостает этого мальчика! Он далеко пошел бы в науке. Как неудачно, что его фамилия – Спригг! Боже мой! И зачем только родители назвали его Джоном?!

– Нам пока нечего добавить к этому делу, – прервал математика Маркхэм, которого раздражало ехидство Арнессона, – положение осталось прежним.

– Жаль. Значит, вы пришли со светским визитом? Может, останетесь на ленч?

– Наше право, мистер Арнессон, – холодно парировал Маркхэм, – вести следствие так, как мы, профессионалы, находим нужным. Мы не обязательно должны учитывать мнение окружающих.

– Все ясно. Случилось нечто досадное, – саркастически воскликнул Арнессон. – Я-то думал, что меня приняли в сотрудники, а оказывается, держат впотьмах. Увы, что поделаешь! Навязываться не стану, – вздохнул он с напускной печалью.

Вэнс подошел к нему поближе и примирительно сказал:

– Произошло недоразумение, мистер Арнессон. Мой друг Маркхэм погорячился. Мы обещали вам работать вместе, и, конечно, вы сможете принести пользу только в том случае, если будете знать все факты. Я уверен в вашей порядочности и выдержанности, поэтому позволю себе полную откровенность.

Вэнс подробно рассказал Арнессону то, что произошло ночью с миссис Друккер. Математик слушал с жадным вниманием.

– Действительно, вот очередное неизвестное в нашей задаче, – наконец произнес он. – Зачем этот Епископ явился к леди Мэй?

– Она вскрикнула как раз в момент смерти Робина.

– Ага, понимаю. Она увидела Епископа из окна, а потом он уселся на ручке ее двери в знак предупреждения, что она должна помалкивать.

– Может, и так. Теперь у вас достаточно данных, чтобы вывести формулу?

– Позвольте посмотреть на этого черного епископа. Где он?

Вэнс достал из кармана шахматную фигурку и повертел ее в руках.

– Вы, наверное, узнаете этого епископа, – коротко обронил сыщик. – Он взят из шахматного ящика в библиотеке.

Арнессон утвердительно кивнул.

– Так вот почему вы мне не доверяли! Я под подозрением? Какое же наказание полагается за преступное распространение шахматных фигур среди соседей?

– Вас никто не подозревает, мистер Арнессон, – с вызовом ответил Маркхэм. – Епископа оставили у дверей ровно в полночь.

– Ах, незадача! На полчаса опоздал. Простите, что разочаровал вас.

– Сообщите нам, если ваша формула начнет вырисовываться, – строго предупредил Вэнс, когда мы уходили.

Парди встретил нас с обычной спокойной вежливостью. Выглядел он неважно, словно приключилась какая-то беда.

– Мы пришли к вам, мистер Парди, – начал Вэнс, – узнать об убийстве Спригга в Риверсайдском парке. У нас есть основательные причины для каждого вопроса, который мы собираемся вам задать.

Парди покорно склонил голову.

– Где вы были вчера утром между семью и восемью часами?

– В постели. Я встал около девяти.

– Вы не имеете привычки гулять в парке до завтрака?

– Да, иногда гуляю. Но не вчера. Я очень долго работал ночью.

– Когда вы в первый раз услышали о смерти Спригга?

– За завтраком. Служанка передала мне сплетни на этот счет. Потом я прочел в газетах.

– Вы, конечно, видели репродукцию с записки Епископа. Какое у вас сложилось мнение по данному факту?

– Вряд ли я сообщу вам что-то дельное, – ответил Парди, и впервые с начала нашей беседы его угасшие глаза слегка оживились. – Невероятная ситуация.

– Да, – согласился Вэнс. – А вам известна математическая формула Римана?

– Разумеется. Друккер приводит ее в своей книге.

Вэнс весь обратился в слух и уверенно заявил:

– Вы, как мы выяснили, были у Диллардов в прошедший четверг, когда Арнессон разбирал эту формулу с Друккером и Сприггом.

– Я припоминаю этот разговор.

– Вы хорошо знали Спригга?

– Поверхностно. Я видел его два раза у Арнессона.

– Спригг тоже, похоже, имел привычку гулять по утрам в парке, – попутно заметил Вэнс. – Вам никогда не доводилось встречать его там?

Веки Парди слегка дрогнули, и он ответил не сразу.

– Никогда, – наконец выдавил он.

Вэнс как будто бы не придал значения его словам. Он встал, подошел к окну и выглянул.

– Я думал, что отсюда видно стрельбище. Оказывается, оно скрыто за углом, – разочарованно добавил сыщик.

– Вот именно, стрельбище мне не видно. Вы, вероятно, полагали, что я – свидетель убийства Робина?

– И это, и кое-что другое. – Вэнс вернулся на место. – Вы ведь не стреляете из лука, так?

– Меня утомляет это занятие. Мисс Диллард пыталась меня заинтересовать, но я оказался неспособным учеником. Несколько раз я был с нею на турнирах.

В голосе Парди зазвучали оттенки нежности, и я вдруг почувствовал, что он любит Белл Диллард. Вэнс, очевидно, ощутил то же самое, потому что после короткого молчания сказал:

– Вы, конечно, понимаете, что в наши намерения не входит ненужное вмешательство в частную жизнь людей. Однако мотивы обоих убийств еще не выяснены. В самом начале расследования прозвучало ни на чем не основанное предположение, будто убийство совершено вследствие соперничества мужчин за благосклонное внимание мисс Диллард. Нам важно узнать истинное положение вещей в том, что касается сердечных чувств этой леди.

Парди слегка вздохнул и посмотрел в направлении окна.

– Я всегда догадывался, что Белл и Арнессон рано или поздно поженятся, но это только мое мнение.

– Стало быть, – продолжал Вэнс, – вы не думаете, что сердце мисс Диллард было тронуто мистером Сперлингом?

– Нет, – покачал головой Парди.

– Мисс Диллард сообщила, что вы заходили к ней сегодня утром.

– Я обычно забегаю туда ежедневно, – смущенно улыбнулся он.

– Вы хорошо знаете миссис Друккер?

Парди вопросительно посмотрел на Вэнса.

– Не особенно. Конечно, я встречался с ней много раз.

– Вы посещали ее дом?

– Очень часто, но всегда с одной целью: повидаться с Адольфом. Я ведь уже много лет занимаюсь вопросами взаимодействия высшей математики и шахматной игры.

Вэнс понимающе кивнул.

– Чем закончилась ваша вчерашняя партия с Рубинштейном?

– Я сдался на сорок четвертом ходу. Рубинштейн открыл слабое место в моей атаке, которое я проглядел.

– Профессор Диллард рассказал нам, что Друккер заранее предвидел исход поединка, когда вчера вечером вы обсуждали шахматные позиции.

Я никак не мог понять, почему Вэнс так настойчиво твердит о шахматных неудачах Парди, хотя знает, что это его больное место.

Парди покраснел и заерзал на стуле.

– Друккер вчера вечером болтал много лишнего, – ядовито заметил шахматист. – Хотя он и не игрок, но все-таки пора бы усвоить, что подобные дискуссии не допустимы, пока матч не окончен. Но его анализ шахматных партий всегда чрезвычайно глубокомыслен – это я признаю.

Зависть слышалась в его тоне, и я почувствовал, что он ненавидит Друккера, насколько ему позволяет его кроткая натура.

– Когда окончилась игра? – уточнил Вэнс.

– Чуть позже часа ночи.

– Было много зрителей?

– Необычайно много, принимая во внимание столь позднее время.

Вэнс положил папиросу в пепельницу и встал. Но около выхода он вдруг остановился, взглянул на Парди и ничего не значащим тоном пробормотал:

– А ведь черного епископа опять выпустили на свободу сегодня около полуночи.

Эффект от его слов оказался поистине поразительным. Парди вдруг подскочил, точно его ударило током, и побелел, как мел. С усилием он повернулся к двери и широко распахнул ее, словно выпроваживая нас.

Пока мы шли по Риверсайдской аллее к автомобилю следователя, Маркхэм допытывался у Вэнса, зачем тот упомянул про черного епископа, выпущенного на свободу.

– Я надеялся, – объяснял Вэнс, – что Парди хоть взглядом выдаст себя. Но такой реакции я никак не ожидал.

Он задумался, но когда автомобиль выехал на Бродвей, словно очнулся и велел шоферу отправляться в отель Шермана.

– Я непременно хочу выяснить все подробности этой партии Парди и Рубинштейна. Никаких причин, просто мой каприз. С одиннадцати утра до половины первого ночи – чертовски много времени для неоконченной игры.

Мы остановились на углу, и Вэнс исчез в шахматном клубе. Когда он вернулся, в руке он держал лист бумаги с какими-то отметками. Но в выражении его лица мы не разглядели ничего обнадеживающего.

– Моя далеко ведущая теория, – заявил он с гримасой недовольства, – рухнула вследствие весьма прозаических обстоятельств. Я сейчас говорил с секретарем клуба: оказывается, вчерашняя вечерняя игра продолжалась два часа девятнадцать минут. Около половины двенадцатого казалось, что выиграет Парди, но мастерским ходом Рубинштейн разбил его стратегию в пух и прах, как и предсказывал Друккер.