Текст книги "История России в лицах. Книга третья"

Сразу после свадьбы принц Георг Ольденбургский был назначен генерал– губернатором трех лучших российских губерний – Тверской, Ярославской и Новгородской. Кроме этого ему было поручено управлять путями сообщения, ибо через подвластные ему теперь губернии проходили главные речные системы страны. Собственно говоря, других достойных «путей сообщения» в России тогда и не было.

В конце августа молодожены должны были уехать из Петербурга в Тверь, которая была избрана им для проживания. Человек долга и чести, принц Георг сразу после назначения, еще живя в Петербурге, стал с рвением исполнять свои многочисленные и непростые обязанности генерал-губернатора и главного директора ведомства путей сообщения.

Он приступил к работе очень просто, без всякой помпезности. Как вспоминал впоследствии его личный секретарь, он вошел к принцу с одной запиской, а вышел со связкой бумаг; и с этого дня началась совершенно новая жизнь для принца-губернатора.

Александр старался устроить резиденцию зятя и сестры в Твери максимально удобно и роскошно. Средств для этого не жалелось. Были привлечены лучшие архитекторы. Их возглавил работавший тогда в Москве и уже набиравший известность Карл Росси, которому впоследствии Петербург будет обязан многими своими великолепными зданиями и целыми городскими ансамблями. А сама Като загорелась идеей сделать из Твери «третью столицу» России. Во многом ей это удалось.

Супруг Екатерины, по-немецки практичный, очень кстати уравновешивал порывы своей увлекающейся супруги, причем никогда не навязывал ей своего мнения, а только максимально тактично его высказывал. Если Като начинала горячиться и спорить, Георг просто замолкал и с ласковой улыбкой смотрел на нее. Это действовало лучше всяких слов и убеждений: Като постепенно остывала, неохотно, но признавала правоту супруга, а потом, уже совершенно успокоившись и представив себе всю картину, благодарила за мудрый совет.

В конце августа великая княгиня Екатерина Павловна и принц Ольденбургский выехали в Тверь водным путем через Шлиссельбург по Неве, далее по Ладоге. Это было одновременно и свадебное путешествие, и… служебная командировка. Новый директор путей сообщения хотел лично осмотреть состояние вверенной ему системы, в том числе, Ладожского канала.

Находясь в Твери, принц обыкновенно работал в кабинете, который был устроен рядом с комнатой Екатерины. Дверь в кабинет всегда была полуоткрыта. Когда он уставал от бесчисленных бумаг, докладов, чувствовал, что начинает раздражаться, то громко звал:

– Катенька!

Екатерина сразу же отвечала:

– Я здесь, Жорж! – Её приветливый голос обладал для мужа чудесным свойством– снимал напряжение и раздражение. Принц опять погружался в дела.

О том, что великая княгиня старалась всегда быть полезной мужу, была в курсе его дел, которые были интересны и ей, вспоминали многие современники, в том числе, и личный секретарь принца:

«Всего приятнее было, что великая княгиня редкий день не входила в кабинет к принцу при мне и не удостаивала меня разговором с нею… Богатый, возвышенный и быстрый, блистательный и острый ум изливался из уст Ее высочества с чарующей силой приятности ее речи. С большим интересом она расспрашивала и хотела иметь самые подробные сведения о лицах, но не прошедшего века, а современных. Замечания ее всегда были кратки, глубоки, решительны, часто нелицеприятны».

Свободные от дел часы супруги обычно гуляли по обширному дворцовому парку и беседовали. Они много читали, в основном, немецких писателей, которых так хорошо знал принц. Екатерина, в свою очередь, помогала мужу совершенствовать его русский язык.

В Твери прошли самые счастливые, хотя и недолгие годы семейной жизни Екатерины Павловны и герцога Георга 0льденбургского. В том, что он был счастлив с женой, нет никакого сомнения. А у Екатерины ровная привязанность к мужу постепенно переросла в самую настоящую любовь, сотворив маленькое чудо: счастливый брак любящих друг друга высокородных особ. Такое тогда, как, впрочем, и во все времена, случалось крайне редко.

В середине зимы, перед началом Великого Поста Екатерина Павловна сообщила супругу о том, что ожидает ребенка. Радость принца была безграничной: его любовь к жене приобрела новый оттенок, в ней явственно виделось преклонение перед той, которая должна будет продлить древний род. А в том, что родится мальчик, оба супруга были абсолютно уверены.

Восемнадцатого августа 1810 года Екатерина Павловна родила своего первого сына – Фридриха-Павла-Александра. Император Александр хотел дать родившемуся племяннику титул великого князя императорского дома, если бы ребенок был крещен по обряду православной церкви. Но неожиданно воспротивилась Екатерина. И маленький принц был окрещен по-лютерански.

Начало жаркого лета 1812 года супруги проводили в Твери, ожидая появления своего второго ребенка. На сей раз Екатерина хотела дочку. И уже мечтала о том, какую блестящую партию подберет для нее лет через восемнадцать…

Все планы спутало вторжение в Россию армии Наполеона.

В первые же дни войны Екатерине Павловне пришла идея о создании народного ополчения. Не дожидаясь почина со стороны Москвы, она решила сама сформировать из крестьян своих удельных имений «егерский великой княгини Екатерины Павловны батальон».

Великая княгиня пригласила желающих из своих удельных крестьян идти на защиту Отечества и обещала засчитать службу в нем за полную рекрутскую повинность. После увольнения со службы обещала также освободить на всю жизнь от выплаты ей оброка. Солдаты батальона получали полное обмундирование и провиант из средств великой княгини.

К исходу военной кампании 1813 года батальон, выполнивший свои задачи, начали расформировывать. Потери его были значительны: из семисот с лишним солдат погибло около трехсот. Распуская свой батальон, Екатерина Павловна в конце 1814 года отдала такой приказ:

«Благодарю вас, ребята, за труды ваши. Вы служили Отечеству со славою; идите ныне обратно в семьи ваши и обучайте детей, как должно кровь проливать за Веру и Царя. Мне лестно, что вы носили имя мое. Я вас не забуду…»

И она сдержала слово.

Екатерина не знала и не могла знать, что ее второй сын родится в день, который станет незабываемым в истории России. В день Бородинского сражения. И что по странной прихоти судьбы именно в этот день фактически уйдет из жизни ее первая мимолетная любовь – генерал Петр Иванович Багратион.

Тысяча восемьсот двенадцатый год готовил для Екатерины Павловны еще одно испытание. Не успела она пережить волнения, связанные с вторжением неприятеля, занятием Москвы, уничтожением города во время катастрофического пожара, как ее ждал еще один удар.

Принц Ольденбургский, верный своему долгу, часто посещал созданные в его губерниях госпитали, чтобы убедиться, все ли делается для пользы раненых. Остановить его не могли ни морозы, которые в том году грянули в начале ноября, и были крайне суровы, ни уговоры супруги поберечь себя и хоть немного отдохнуть.

Принц Георг Ольденбургский заразился тифозной горячкой во время одного из таких посещений и скончался на руках своей супруги в ночь с 14 на 15 декабря, лишь на несколько часов придя в сознание. Окаменевшая от горя Екатерина Павловна, казалось, готова была тут же последовать за ним.

Через две недели после кончины останки принца Ольденбургского с великими почестями были перевезены в Санкт-Петербург и захоронены в Александро-Невской лавре.

«Я потеряла с ним все, – писала Екатерина Павловна брату. – Ничто и никогда не облегчит мне тяжести этой утраты. Жаль, что у нас не принят „белый траур“ – пожизненное проявление скорби французских королев. Я не королева, но скорбь моя превышает человеческие пределы…»

Чтобы поправить здоровье и рассеять горе, врачи порекомендовали Екатерине Павловне уехать на воды в Европу. Сохранились впечатления о Екатерине Павловне того времени, записанные немецким историком Генрихом Мюллером:

«Она была всегда очень просто одета, в черном шелковом платье. Ее прекрасные темно-каштановые локоны украшали прекрасное, белое с румянцем лицо и круглый лоб, на котором не было никакого следа болезненности, хотя она сильно страдала нервами. Причиной ее страданий в значительной мере была ее чрезвычайно строгая жизнь, обыкновение спать лишь небольшое число часов в сутки, постоянное чтение и письменные занятия с раннего утра до поздней ночи и, наконец, суровость в отношении самой себя».

Новый, 1814 год Екатерина Павловна встретила в Швейцарии, где, как ей казалось, могла бы прожить остаток жизни. Но… не тот характер был у великой княгини и вдовствующей герцогини, чтобы она смогла навсегда оставить свет, отказаться от своей неутолимой жажды странствий и поменять их на спокойствие и размеренность повседневной жизни вдали от больших городов.

Европа медленно приходила в себя от кошмара наполеоновского нашествия. Уже приближалась первая за долгие годы мирная весна, города и села восстанавливались порой почти из пепла, а люди… люди, оплакав погибших и пропавших без вести, постепенно возвращались к своей обычной жизни.

Мысленно Екатерина Павловна сравнивала себя с этой землей, понесшей такие тяжелые утраты, опустошенной, и все-таки находящей в себе силы жить дальше. Она видела столько вдов, что собственное вдовство уже не казалось ей чем-то невероятным и несправедливым, и столько осиротевших, голодных и оборванных детей, что то и дело возносила благодарственную молитву Всевышнему за то, что ее собственные сыновья в безопасности, и никогда не узнают ни голода, ни холода, ни горечи полного сиротства.

Екатерина Павловна давно хотела посетить Англию, чтобы удовлетворить свой интерес к стране, о которой столько слышала и знала, что она отличается от тех стран, в которых ей пришлось уже побывать. Английское правительство было заранее извещено о приезде сестры русского императора, чья победоносная армия стояла уже в предместьях Парижа.

Навстречу Екатерине Павловне были посланы фрегат и несколько малых судов эскорта. Сопровождать ее должен был принц Уильям Кларенский, но он на целую неделю опоздал со своим кораблем в Голландию. Это обстоятельство сразу настроило против него самолюбивую и чуткую к правилам высокого этикета великую княгиню.

Если бы только против него! Скучный и чопорный английский двор вызывал у Екатерины Павловны нескрываемое раздражение. А уж принца-регента, будущего короля Англии, она, мягко говоря, невзлюбила с первого взгляда.

Великая княгиня все еще носила траур по своему мужу и любила говорить о своем горе, но регент, вместо приличного сочувствия, отпускал довольно легкомысленные замечания относительно ее печали и даже позволил себе предсказывать, что она скоро найдет себе утешение.

Словно в подтверждение слов принца регента оба его брата – герцог Суссекский и герцог Кларенский – один за другим попросили руки великой княгини. Она была в шоке. Хотя в последнем случае Екатерина Павловна стерпела бы и существование «гражданской жены», и отнюдь не королевские манеры, и обветренную красную физиономию… если бы обладатель всего этого был наследником престола. Но стать «просто герцогиней Кларенской», одной из многочисленных английских герцогинь, да еще при дворе, больше напоминавшем дом какого-нибудь сельского помещика…

Она не скрывала от брата того, какое дурное впечатление произвела на нее королевская семья и двор, не соответствовавший ее представлениям о дворе столь могущественной страны. Александр, прибывший в Лондон несколько недель спустя, уже находился под впечатлением писем к нему Екатерины, а встретившись с принцем Георгом лично, обронил лишь два слова:

– Жалкий монарх.

Если впечатление о каком-то человеке у Александра сложилось, потом оно уже не менялось. А отношение к правителю страны автоматически переносилось императором и на всю страну в целом.

Взаимная холодность и раздражение, установившиеся с тех пор между английским и русским дворами, была использована политиками, и шесть месяцев спустя, в Вене, регент принц Георг подписал тройственное соглашение между Англией, Австрией и Францией против России, о чем российские дипломаты даже не догадывались.

Таковы были отдаленные результаты неудачного пребывания Александра в Лондоне летом 1814 года, где он действовал под влиянием своей эмоциональной сестры.

Екатерина Павловна, не дожидаясь брата, отплыла в Европу. На корабле ей представили наследного принца Вильгельма Вюртембергского. Еще одного кузена…

Год спустя он официально попросил ее руки и получил благосклонное согласие. Жизнь научила Като довольствоваться тем, что имеешь и благодарить за то, что получаешь. Она собиралась замуж если не по любви, то уж никак не по политическим соображениям, и если ее второй брак также не будет осенен блеском императорской короны, что ж…

В марте 1816 года в Вюртембергском королевстве встречали наследного принца с молодой супругой. Для молодоженов поначалу был приготовлен дворец, расположенный напротив старого герцогского, теперь уже королевского дворца. Вопреки всему тому, что слышала о своем свекре Екатерина Павловна, король принял их весьма радушно.

Между тем из России приходили транспорты с приданым, богатство и изящная роскошь которого приводили всех в удивление. Оно было выставлено для всеобщего обозрения в помещениях дворца. Такого в бедном Вюртемберге, с его простотой быта, еще не видели.

Тем не менее, семья наследного принца вела скромный образ жизни, без роскоши, хотя двор короля отличался иным. Свекор Екатерины Павловны любил окружать себя пышным блеском – как бы компенсируя то, что он не был природным королем, а получил свой титул совсем недавно. А Екатерину Павловну вполне устраивала тихая семейная жизнь – чувствовалось, что она нуждалась в скромных радостях после стольких бурных событий последних лет.

Подобным поведением она завоевывала и сердца вюртембержцев. Вместе с мужем наследная принцесса часто совершала пешие прогулки по окрестностям Штутгарта, заходила в скромные жилища или в небольшие лавочки городских жителей. Расспрашивала горожан об их жизни, раздавала детям скромные лакомства, подбадривала замученных жизнью и нуждой женщин. Но главное – она все это делала совершенно искренне!

Не пропали ее усилия и в установлении добрых отношений с королем. Придя в полный восторг от того, что скоро станет дедом и зная, как его невестка любит и тонко чувствует красоту природы, король сделал ей подарок ко дню рождения – двадцать второго мая вручил ключи от прежде пустовавшего, а теперь приведенного в надлежащий порядок загородного замка Бельвю. Этот летний дворец стал любимым местом пребывания Екатерины Павловны, куда она и переехала из штутгартского дворца.

Вид из окон был прелестен. Вдали расстилалась холмистая долина реки с многочисленными виноградниками, среди которых возвышалась гора Розенштейн -Розовый камень.

Как-то, глядя из окна на прелестный пейзаж, Екатерина Павловна сказала мужу:

– Друг мой, я хотела бы быть похороненной на вершине Розенштейна…

Ей еще не исполнилось тридцати, она была счастлива в браке, здорова, ждала ребенка. Почему ей все чаще приходила мысль о смерти? Неизвестно…

В один и тот же день – тридцатого октября – скончался старый король и появилась на свет его первая внучка, Мария-Фредерика. В народе говорили, что «красавица Кати» (а именно такое прозвище дали ей вюртембержцы), вне всякого сомнения, принесла удачу королевскому дому, и что теперь наверняка настанут новые времена.

Для Екатерины Павловны наступило время действовать. Теперь она могла в полной мере применить на деле всю свою природную энергию. Королева призывала помогать беднякам одеждой, пищей, топливом, а больным – лекарствами. Особой ее заботой были вдовы и сироты.

Благотворительные общества распространились по всему королевству. А Екатерина Павловна принимала все полезные советы, приветствовала любые начинания, любую инициативу, откуда бы она ни исходила, ничуть не считая, что ее королевское достоинство будет этим ущемлено. На все эти цели было направлено богатое императорское приданое Екатерины Павловны.

Усилия королевы Екатерины и ее помощников не пропали даром. Наоборот, ей удалось в голодные 1816—1817 годы спасти немало людей, поддержать их в самые трудные зимние месяцы.

Среди всех этих многочисленных забот по благотворительности, по облагораживанию нравов народа, внешнего облика страны, в июне 1818 года королева родила вторую дочь – принцессу Софию-Фредерику.

Своему постоянному корреспонденту, знаменитому писателю и придворному историку Николаю Карамзину Екатерина Павловна так описывала свою жизнь:

«…Бог снова дал мне дочь, здоровую, милую; вообще я не знаю, чем заслужила все его милости ко мне; счастье мое совершенно, не имею другого желания, лишь бы оно продолжалось …Каждый день я читаю, учусь и мысленно благодарю автора за его труды… Король поручил мне сказать вам, что он с нетерпением ожидает перевода, дабы познакомиться с моими предками».

***

Королева, очнувшись от дремотного состояния, открыла глаза, и вдруг ощутила, как острая ледяная игла медленно вошла в грудь и скользнула до самого сердца. Она хотела протянуть руку к колокольчику, но не смогла шевельнуть хотя бы пальцем. Потом в глазах потемнело, и без того неяркий свет зимнего дня окончательно померк, осталась только боль – почти невыносимая. А потом не стало и ее…

Великая княгиня российская, королева Вюртембежская Екатерина, красавица Кати скончалась, не дожив до тридцати одного года, и оставив сиротами четверых детей.

Король с каким-то упрямством отчаяния не хотел верить своей утрате: долго сидел над бездыханным телом обожаемой супруги, которую оставил несколько часов тому назад в полной надежде на выздоровление, сжимал в руках своих ее уже холодную руку, и ждал, когда она откроет глаза.

Погребение Екатерины Павловны состоялось в склепе соборной церкви Штутгарта, а через два года, согласно высказанным ею когда-то пожеланиям, гроб был перенесен на вершину горы Розенштейн, где король Вильгельм выстроил православный храм Святой великомученицы Екатерины.

В этот год зима была очень морозной. Холод вместе с обильным снегом пришел в середине января и держался чуть ли не до марта – небывалая погода для Вюртемберга. И если кто-то не мог вспомнить, когда умерла «красавица Кати», достаточно было сказать:

– Это было в ту ужасную, нескончаемую, ледяную зиму…

Екатерине Павловне не было суждено, как ее знаменитой бабке, чье имя она носила, стать великой императрицей, хотя многие видели в ней все задатки для такой блестящей роли. Но о том, что она была бы незаурядной монархиней, говорят ее дела в маленьком королевстве.

Даже теперь, по прошествии двух веков, в Вюртемберге помнят о королеве Екатерине. Так мало времени было прожито ею в этом краю! И такая память…

А в России Екатерину Павловну забыли очень быстро. Она была всего лишь четвертой дочерью императора. Мало кто понимал, что она была еще и одной из великих дочерей России.

Воистину, мы нелюбопытны и ленивы.

Чугунная императрица

Ни один из русских писателей-историков не нашел для этой женщины ни единого доброго слова. Нелюбимая невестка великой Екатерины, верная и любящая жена, мать четверых сыновей, двое из которых стали российскими императорами, и пятерых дочерей, королев, эрцгерцогинь и великих герцогинь в замужестве, вдовствующая императрица, до конца дней оплакивавшая вероломно убитого мужа – она всегда появлялась на страницах исторических романов как некий карикатурный персонаж. Тупая, толстая немка, способная только рожать детей, мешавшая своему старшему сыну правильно воспитывать братьев, устроившая себе в Павловске немецкое мелкое княжество…

Благоверная императрица Мария Федоровна, в девичестве – принцесса Вюртембергская, супруга Великого князя, а затем императора Павла Первого, ничем не заслужила такого отношения к себе.

София-Доротея-Августа-Луиза, принцесса Вюртембергская, родилась в октябре 1759 года и уже в тринадцать лет славилась своей красотой среди множества немецких принцесс. От нее пришел в восторг посол Екатерины II, Ассенбург, который подыскивал в Германии невесту для цесаревича Павла, и рекомендовал императрице именно ее. Но… тринадцать лет! Ассенбург даже предложил своей повелительнице взять девочку на воспитание к русскому двору, чтобы получилась идеальная невестка и будущая императрица российская.

Но Екатерина не желала так долго ждать внуков, да и отец Софии – герцог Фридрих-Евгений – был вовсе не в восторге от перспективы отправить свою девочку воспитываться при русском дворе, нравы которого были прекрасно известны всей Европе. Так что Павел женился (правда, по страстной любви с первого взгляда… на портрет невесты) на принцессе Августе-Вильгельмине-Луизе Гессен-Дармштадтской, получившую при крещении имя Натальи Алексеевны. Молодая великая княгиня не блистала красотой, отличалась вздорным характером, изменила своему жениху еще до свадьбы и продолжала изменять на протяжении всей супружеской жизни, несколько лет не могла забеременеть и в результате скончалась вместе с младенцев во время невероятно тяжелых родов.

Екатерина, не любившая признавать своих ошибок, вздохнула с облегчением, дала безутешному вдовцу сыну возможность ознакомиться с любовной перепиской покойной супруги и месяц передышки. А потом объявила, что выбрала ему новую супругу – ту самую вюртембергскую принцессу, которой к этому времени уже исполнилось семнадцать лет.

В это время София занималась своим образованием. Юная принцесса рано усвоила те взгляды, которые выражены в «Philosophie des femmes» («Философия для женщин») – стихотворении, занесенном в тетрадь будущей императрицы: «нехорошо, по многим причинам, чтобы женщина приобретала слишком обширные познания. Воспитывать в добрых нравах детей, вести хозяйство, иметь наблюдение за прислугой, блюсти в расходах бережливость – вот в чем должно состоять её учение и философия».

Стройная, высокая, смолоду величественная, она, безусловно, была рождена для короны. И не для короны какого-нибудь мелкого герцога: сватовство принца Людвига, брата первой супруги цесаревича Павла, было решительно отвергнуто. Самой судьбой Софии было предначертано жить в России, стать супругой императора Павла I и долгие месяцы и годы общаться с Екатериной II, матерью своего мужа – задачи. Которые заурядной натуре были просто не по плечу.

Павел, по понятным причинам не доверяя больше портретам, поехал в Берлин, чтобы своими глазами увидеть будущую супругу. И… снова влюбился с первого взгляда в высокую, пышную, белокурую принцессу, о чем тут же оповестил свою матушку:

«Мой выбор сделан. Препоручаю невесту свою в милость Вашу и прошу о сохранении ее ко мне. Что касается до наружности, то могу сказать, что я выбором своим не остыжу Вас; мне о сем дурно теперь говорить, ибо, может быть, я пристрастен, но сие глас общий. Что же касается до сердца ее, то имеет она его весьма чувствительное и нежное, что я видел из разных сцен между роднею и ею. Ум солидный ее приметил и король… Весьма проста в обращении, любит быть дома и упражняться чтением или музыкою, жадничает учиться по-русски, зная, сколь сие нужно».

Воспитанная в модном тогда духе Руссо, принцесса была сентиментальна: она тоже влюбилась в Павла и изливала свои чувства со свойственной ее времени экзальтацией в письмах к жениху, родным, подругам…

Из письма Павлу:

«Я не могу лечь, мой дорогой и обожаемый князь, не сказавши Вам еще раз, что я до безумия люблю Вас; моя дружба к Вам, моя любовь, моя привязанность к Вам еще более возросла после разговора, который был у нас сегодня вечером. Богу известно, каким счастьем представляется для меня вскоре принадлежать Вам; вся моя жизнь будет служить лишь для того, чтобы явить Вам доказательства той нежной привязанности и любви, которые мое сердце будет постоянно питать к Вам. Покойной ночи, обожаемый и дорогой князь, спите хорошо, не беспокойтесь призраками, но вспоминайте немного о той, которая обожает Вас».

Сам весьма сентиментальный, но видевший мало нежности со стороны властной и холодной матери и первой супруги, Павел почувствовал, что Бог послал ему ангела во плоти. Но, зная свой непростой характер, он приготовил для невесты письменное «наставление», в котором есть предупреждение о том, что его душа наполнена призраками, внушающими ему ужас, и ей «придется прежде всего вооружиться терпением и кротостью, чтобы сносить мою горячность и изменчивое расположение духа, а равно мою нетерпиливость».

Но принцесса была готова на все, они обручились, и на второй день обручения она написала ему:

«Клянусь этой бумагой всю мою жизнь любить, обожать Вас и постоянно быть нежно привязанной к Вам; ничто в мире не заставит меня измениться по отношению к Вам. Таковы чувства Вашего навеки нежного и вернейшего друга и невесты».

И дело семимильными шагами пошло к свадьбе.

И жениху, и невесте, казалось, что теперь их жизнь будет непрерывным счастьем. Принцесса усердно учила русский язык, дабы лучше понимать свою будущую новую родину, цесаревич осыпал ее нежными посланиями:

«Всякое проявление твоей дружбы, мой милый друг, крайне драгоценно для меня, и клянусь тебе, что с каждым днем я все более люблю тебя. Да благословит Бог наш союз так же, как Он создал его».

30 сентября 1776 года великий князь Павел Петрович женился и принцесса София, принявшая в православии имя Марии Федоровны, обвенчались и поселились в усадьбе Павловское, подаренной им императрицей на свадьбу. Первоначально Екатерина была в восторге от своей новой невестки, описывая ее своим заграничным корреспондентам в самых лестных выражениях, среди которых, впрочем, промелькнуло определение «воск».

Но потом восторги царственной свекрови несколько поутихли: женщины были слишком разными, и восторженная сентиментальность Великой княгини начала раздражать трезвую и практичную императрицу. Но до времени она скрывала свои чувства, а Мария Федоровна, поселившись с обожаемым супругом в Павловске – идиллическом «сельском» месте – была совершенно счастлива.

Посол Франции Сегюр, посетивший Павловск, вынес оттуда лучшие впечатления об этом союзе:

«Никогда ни одно частное семейство не встречало так непринужденно, любезно и просто гостей: на обедах, балах, спектаклях, празднествах, – на всем лежал отпечаток приличия и благородства, лучшего тона и самого изысканного вкуса».

Вскоре молодая Мария Федоровна в одном из писем напишет своей подруге: «…Позволяю себе гордиться тем, что мой милый очень любит меня, и это делает меня очень счастливой».

Дети – вот истинное предназначение любой женщины. В этом молодые супруги были одного мнения. Меньше чем через год после свадьбы Великая княгиня родила первенца – Александра. Счастье родителей было безмерным, но… почти сразу же младенца забрала императрица, «дабы воспитать, как положено, будущего императора». Екатерина забыла свои страдания, причиненные ей теткой-свекровью Елизаветой, в точности так же отобравшей у нее первенца.

Мария Федоровна была возмущена, но… сдержалась, надеясь родить ребенка уже «для себя». Однако, когда через два года у нее родился второй сын – Константин – история повторилась. Второго внука Екатерина готовила к престолу в Царьграде (пока еще Стамбуле), посему окружила его кормилицами и няньками-гречанками. Мария Федоровна втихомолку плакала, но и тут смолчала. А вот Павел недвусмысленно начал высказывать свое недовольство фантазиями матери и открыто намекал, что пора бы уступить престол законному наследнику.

Но мать не собиралась уступать ему власть. Екатерина то приближала к себе сына и невестку, то отдаляла их от себя. Она даже отправила супругов в длительную поездку по Европе под именем «князей Северных», причем ходили слухи, что они больше не вернутся в Россию, а престол со временем перейдет к их старшему сыну Александру.

Но Павел и Мария вернулись – в Европе они чувствовали себя чужаками и изгнанниками, несмотря на пышные приемы, которые устраивали в их честь коронованные особы и высшая аристократия. Великая княгиня тосковала по детям: как бы редко она их ни видела в России, но все же сыновья были рядом. А Великий князь… не хотел пропустить долгожданного момента – смерти матери и получения российского трона.

Екатерина II встретила их сдержанно и холодно. Невестка ее уже раздражала, от прежних восторгов и следа не осталось. А Мария Федоровна оставалась приветливой со всеми, преданной супружеским и материнским обязанностям. В 1783 году она родила своего третьего ребенка – на сей раз девочку, крещенную Александрой. Внучка не слишком интересовала царственную бабку, и Великая княгиня, наконец-то, смогла без помех наслаждаться материнством. Тем более, что через год на свет появилась вторая дочь – Елена. Настоящая маленькая семья почти постоянно жила уже не в Павловске, а в любимой загородной резиденции Великого Князя – Гатчине.

Мария Федоровна, правда, больше любила Павловск, свое детище. Между обеими резиденциями даже существовало своеобразное соревнование. Так в 1785 году Мария Федоровна в письме своему управляющему в Павловск писала:

«Гатчина соперница весьма опасная и необходимо приложить всю вашу деятельность и усердие, чтобы Павловское могло бы выдержать сравнение».

Гатчину Мария Федоровна впервые увидела в 1776 году по пути из Германии в Россию, будучи еще невестой Великого князя. В то время резиденция принадлежала бывшему влиятельному фавориту Екатерины II – Григорию Орлову. Но уже с 1783 года Гатчина становится для Марии Федоровны ее настоящим домом. После смерти Орлова Екатерина II выкупила гатчинскую усадьбу с возведенным в ней дворцом в окружении парка, лесов, с деревнями и подарила сыну с невесткой в благодарность за рождение ее первой внучки Александры.

С этого времени в Гатчине для Марии Федоровны потекли и годы тихого семейного счастья, и печальные годы утрат. Ежегодно проводя в Гатчине часть лета и осени, она занималась обустройством дворца, многочисленными хозяйственными делами и воспитанием младших детей: в 1786 году там родилась третья дочь – Мария, через два года – Екатерина. Красота Великих княжон поражала даже их скептически настроенную бабушку, которая исподволь начала заниматься поисками для них блестящих партий.

В 1792 году Великая княгиня вновь разрешилась от бремени дочерью – Ольгой. Но малышка прожила лишь два с небольшим года. Мария Федоровна была бы безутешна, если бы не ожидала еще одного ребенка. Анна родилась в том же, 1795 году. И в том же году Великая княгиня узнала, что ее обожаемый Паульхен вовсе не хранит супружескую верность.