Текст книги "История России в лицах. Книга третья"

Царь отличался благочестием. Даже в очень тяжелое для страны время сразу после вступления на престол он прежде всего заботился о духовных делах. Узнав от священников о чудесах иконы Казанской Богоматери, он повелел установить новый церковный праздник: первое празднество и «ход со кресты» 8 июля, когда явилась эта икона; второе 22 октября, «како очистися Московское государство».

Современники недаром называли Михаила милостивым царем. Хотя казна была пуста, царь давал льготы в уплате податей разоренным городам и едва встающему на ноги купечеству.

Особой заботой царя было развитие внешней торговли. Именно благодаря торговле у России были в то время дружественные отношения с Англией и Голландией. Англичане, первыми открывшие торговый путь через Архангельск, имели в стране множество льгот. Во время войны с Польшей английский король помогал Михаилу деньгами и войском. В Москве постоянно находилось английское представительство.

Дипломатические контакты России в правление Михаила были достаточно широки. Она обменивалась послами с Голландией, Австрией, Данией, Турцией, Персией и другими странами. Примечательным стало посольство Голштинии, поскольку один из его членов, Олеарий, оставил воспоминания о поездке в Россию. Они содержат много ценных сведений о приемах в царском дворце, о быте воевод, торговле, строительстве кораблей, судоходстве по Волге и т. д.

В 1634 году был издан указ, запрещающий употребление табака – Михаил явно был сторонником здорового образа жизни, в отличие от своего неугомонного правнука, силком заставившего Россию закурить.

При Михаиле продолжалось освоение Сибири. В 1618 году русские люди дошли до Енисея и основали город Красноярск. Плодородные земли Сибири не осваивались, поскольку основную часть русского ее населения составляли служилые казаки. Царь распорядился отправить в Тобольск 500 семейств и 150 девиц в жены казакам и стрельцам: семейные люди были больше заинтересованы в заведении собственного хозяйства.

Об отношении царя к чувашам, мордве и казанским татарам свидетельствует грамота 1624 года. Она предписывала свияжскому воеводе обращаться с народами Поволжья ласково, корм покупать у них на деньги, «убытков не причинять и на дворе у себя работать не заставлять».

Царь заботился и о столице. В 1626 году очередной страшный пожар опустошил Москву. Летописцы отмечали, «в Кремле не остася ничево, не токмо дворы, но и церкви Божия погореша». Царь с семьей в это время находились на богомолье в Троице-Сергиевском монастыре. Довольно быстро последствия пожара были ликвидированы.

Обновленная столица стала еще краше. В Кремле были восстановлены все прежние царские дворцы и построены палаты для царевича Алексея, новая колокольня для большого колокола, красивый верх с часами для Фроловских ворот, которые стали называться Спасскими. Вновь были расписаны все кремлевские соборы. Кроме того возвели несколько церквей: во имя Спаса нерукотворного в Кремле, во имя Алексея, человека Божия в Новодевичьем монастыре, Казанской Божьей матери на Кулишках и др.

Поскольку заключенный в 1618 году мирный договор с Польшей оставлял под ее властью исконно русские земли, в том числе и Смоленск, а королевич Владислав не оказывался от притязаний на русский трон, в 1630 году начались приготовления к новой войне. Очень кстати в 1632 году умер Сигизмунд III, и в Польше начался период бескоролевья. Это было самое удобное время для начала военных действий. 9 августа Михаил, разослав грамоты «о винах» поляков, отправил в поход стотысячное войско под предводительством боярина-воеводы Шеина.

Начались военные действия удачно. Были взяты многие небольшие городки и осажден Смоленск. Тем временем в Польше избрали нового короля – Владислава. Он был молод, горяч и сам встал во главе войска, отправившегося на помощь Смоленску. Храбрость и решительность короля дали ему большие преимущества в сражениях с вялым и медлительным Шеиным. Вскоре русская армия, значительно превосходящая по численности польскую, оказалась в окружении. Многие современники подозревали, что Шеин стал изменником и умышленно затянул осаду Смоленска. Шеина приговорили к смертной казни. Другие военачальники были биты кнутом и посланы в Сибирь.

Владислав предпринял попытку захватить Москву, но потерпел поражение и был ранен. Это подтолкнуло обе стороны к заключению «вечного мира». По его условиям Россия теряла Смоленск и Чернигов. Владислав же окончательно отказывался от притязаний на русский престол, что являлось определенной победой Михаила.

В октябре 1633 года умер отец Михаила патриарх Филарет. До этого в январе 1631 года умерла мать царя. Сильно привязанный к родителям, любивший и почитавший их Михаил от огорчения слег.

Что касается личной жизни первого царя из династии Романовых, то остается только удивляться тому, что она совершенно прошла мимо романистов и драматургов. А ведь о периоде с двадцатилетнего возраста до почти тридцати лет Михаил Федорович находил невест, почти тут же терял их (причем всегда драматически), даже женился, но ненадолго. Любил же он долго и искренне боярышню Марию Хлопову и на царских смотринах, которые состоялись в 1616 году, именно ее выбрал себе в супруги.

Увы, у его матери были на этот счет совсем другие планы. Властная и жесткая инокиня Марфа, позабыв о том, что сама вышла замуж из очень бедной и незнатной семьи Шестовых вопреки воле всех Романовых, присмотрела себе невестку из знатной боярской семьи, близкой к семье её родственников Салтыковых. Михаил впервые ослушался матери и во дворце поселилась Анастасия – такое имя дали царской невесте в память о первой жене Ивана Грозного. Шли приготовления к пышной свадьбе, но…

Но внезапно девушка заболела, в течение нескольких дней у неё была частая рвота. И хотя осмотревшие её придворные доктора обнаружили лишь признаки легкого отравления и выдали заключение: «Плоду и чадородию от того порухи не бывает», инокиня Марфа потребовала, чтобы Марию-Анастасию удалили из дворца. Услужливые бояре, многие из которых втайне мечтали породниться с царской семьей, поддержали инокиню-царицу:

«Мария Хлопова к царской радости непрочна!».

Марию вместе с бабкой и тёткой, разлучив с родителями, отправили в ссылку в Тобольск. Но Михаил Фёдорович продолжал получать известия о здоровье бывшей невесты и не спешил с новыми смотринами.

С появлением отца влияние матери на Михаила заметно уменьшилось. Филарет не согласился с женой и осудил сына за малодушное поведение. Невесту и её родственников перевели в Нижний Новгород.

Но Филарет не настаивал на браке с бывшей невестой. Принимая во внимание печальное состояние государства, патриарх решил сосватать Михаилу литовскую королевну, но получил отказ. Тогда отец предложил посвататься к Доротее-Августе, племяннице датского короля Христиана. Летопись сообщает об отказе короля, мотивированном тем, что его брат, принц Иоанн, приезжал сватать царевну Ксению и, по слухам, был уморен отравою. Годунов продолжал досаждать своим прежним соперникам и после смерти.

В начале 1623 года было отправлено посольство к шведскому королю сватать его родственницу, княжну Екатерину. Но она не захотела исполнить непременного русского условия – креститься в православную веру. Пришлось Филарету, скрепя сердце, отказаться от планов породниться с каким-нибудь иноземным двором.

А Михаил Фёдорович вновь вспомнил о Марии и заявил родителям:

– Сочетался я по закону Божию, обручена мне царица, кроме нея не хочу взять иную.

По приказу патриарха Филарета было проведено дознание, которое раскрыло заговор Салтыковых против царской невесты: главные виновники были сосланы в свои вотчины с запретом появляться в Москве. Царь вновь собирался жениться на выбранной девушке. Но инокиня Марфа пригрозила сыну:

– Если Хлопова будет царицей, не останусь я в царстве твоём.

Настояв на своём, инокиня Марфа нашла Михаилу Фёдоровичу новую невесту – родовитую княжну Марию Владимировну Долгорукую. Свадьба состоялась 18 сентября 1624 года в Москве. Но молодая царица очень скоро умерла, причем одна из летописей называет смерть Марии Божьей Карой за оскорбление ни в чём не повинной Хлоповой.

Аукнулась эта короткая семейная жизнь сто лет спустя, когда князь Алексей Долгорукий обручил свою дочь Екатерину с юным императором Петром Вторым, ссылаясь на то, что «его семейство в родстве с царским домом уже состояло». Участи Екатерины тоже трудно позавидовать, как известно.

А Михаил Федорович, уже вполне зрелый и, кстати, пока еще достаточно здоровый мужчина, делил время между государственными делами, молитвами и охотой, в которой был, как утверждают, весьма искусен.

В 1626 году царю Михаилу Романову шёл тридцатый год и был он бездетный вдовец. Для новых смотрин привезли 60 красавиц из знатных семей. Но приглянулась ему дочь можайского дворянина Евдокия Стрешнева, дальняя родственница боярышни, приехавшей на смотрины.

Мать убеждала Михаила, чтобы он помыслил, как оскорбятся этим выбором князья и бояре, наконец, требовала от него решительного отказа, так как до восхода солнца он должен в Успенском соборе в присутствии патриарха и духовенства объявить имя будущей своей супруги. Михаил отвечал:

– По воле только Божией и твоей принял я венец и царство; ни в чем не посмею быть ослушным матери моей. Ты всегда была наставницею и моим покровом – все исполню… Но сердце мое никогда не выберет, никогда другой не полюбит… Я определен к одним бедствиям! Первой супруги лишился в первые месяцы брачного союза, невесты лишаюсь при самом избрании. Она не знатной породы; может быть, она терпит бедность, горе и я испытал нужду и гонение.

Михаил разрыдался и мать сдалась:

– Судьбы небесные тебя сохранили, они назначили тебе царство… Воля Божия да будет с тобой! Возьми ту, которая пришлась тебе по мысли и по сердцу.

Когда патриарх Филарет благословлял сына своего, то он сказал:

– Бог за благочестие прославил тебя и почтил царством, и впредь за благочестие твое и царицы Евдокии да соблюдет вас от врагов…

Во время благовеста к молебствию были представлены Евдокии дочери князей и бояр. В смятении души, скромная и кроткая Евдокия, не допускала девиц целовать свою руку, но сама целовала каждую из девиц. На другой день, по совершении обряда обручения, отправлены были от царя бояре к отцу невесты с царской грамотой, в которой уведомляли его, что, по благости Божией, Евдокия избрана царской невестой. Она далека была от борьбы политических «партий» при дворе и интриг. Скромная свадьба состоялась 5 февраля в Москве. Молодых обвенчал сам патриарх Филарет.

Сразу после венчания Михаил приказал всем подписаться под крестоцеловальной записью не только ему, но и его жене Евдокии Лукьяновне и их будущим детям. Главное требование этой присяги – не искать других претендентов на русский трон ни в каких землях и биться со всеми недругами Михаила.

Семейная жизнь Михаила Фёдоровича оказалась, наконец, почти счастливой. Через год у молодых родилась дочь Ирина, еще через год – Пелагея, которая, увы, прожила недолго. В марте 1629 года Евдокия Лукьяновна разрешилась от бремени долгожданным сыном, получившим при крещении имя Алексей. После него царица родила еще пять дочерей и двух сыновей, правда, три дочери умерли в младенчестве, а оба сына – Иван и Василий – 1639 году.

Остались Алексей и три его сестры – старшая Ирина и младшие Анна и Татьяна. В 1640 году, когда царевне Ирине исполнилось 13 лет, Михаил Федорович решил выдать её замуж за Вальдемара, графа Шлезвиг-Голштинского, сына датского короля Кристиана IV. В Россию Вальдемар прибыл в 1644 году, и начались длительные переговоры об условиях брака. Вольдемар категорически отказался принять православие и стал готовиться к отъезду.

Царь пытался удержать графа в России силой. Тот потребовал отпустить его в Данию к отцу, но был посажен под стражу. Граф получил свободу только после смерти царя Михаила, а царевна Ирина так и осталась в девицах, как и ее младшие сестры.

Современники полагали, что это неудачное сватовство фатально сказалось на здоровье царя. В апреле 1645 года он заболел какой-то желудочной болезнью. Доктора поставили диагноз: «желудок, печень и селезенка бессильны от многого сидения, холодных напитков и меланхолии». Современные специалисты полагают, что Михаил Федорович страдал раком желудка или пищевода.

Пискаревский летописец отмечает:

«Лета 7153 (1645) году месяца июля в 12 день с суботы на неделю в 4-м часу ночи преставился Михаил Федорович. На царстве сидел 32 год и всего лет 50… А как не стало, все поцеловали крест сыну Алексею Михалычу и ево матери государыне царице».

Россия за годы управления первого царя из дома Романовых возродилась из руин, обрела силу и мощь, покончив с последствиями Смуты. Правительство Михаила смогло не только вывести страну из кризиса, но и укрепить ее, создав условия для дальнейшего более быстрого развития.

В истории Михаил Федорович остался как спокойный, мирный монарх, легко поддающийся влиянию своего окружения, за что и получил прозвище – Кроткий.

И действительно, это был один из самых мягкосердечных государей в истории России вообще.

Грех гордыни

Всем нам прекрасно известна картина Василия Сурикова «Боярыня Морозова». Некоторые, возможно, даже помнят пафосные объяснения экскурсоводов подле этого полотна: что вот, мол, не покорившая, пострадавшая за приверженность своей вере женщина, жертва царского произвола… и т. д. и т. п. А на картине – еще далеко не старая, красивая женщина с лицом фанатички и горящими глазами поднимает вверх два перста – символ старообрядчества, за приверженность которому официально и наказана ссылкой в Боровский монастырь.

Только оказалась в цепях и в простых санях Феодосия Прокопьевна Морозова, в девичестве – Соковнина, «матерая вдова» и одна из богатейших боярынь России вовсе не из-за приверженности старообрядчеству. Это был лишь формальный повод. Фактическим послужила непомерная гордыня Феодосии, возомнившей себя выше земных царей, и прилюдно сие демонстрировавшая. Ибо, ко всему прочему, была еще и с тяжелым, склонным к истерии характером, усугубившимся ранним вдовством.

Дочь окольничего Прокофия Фёдоровича Соковнина, человека небедного и к престолу близкого, Феодосия рано прославилась своей красотой и набожностью, а в семнадцать лет была выдана замуж за Глеба Ивановича Морозова – бездетного пятидесятилетнего вдовца, младшего брата знаменитого Бориса Ивановича Морозова. Оба они были в свое время назначены спальниками царя Михаила Федоровича и «дядьками» к царевичам: Борис Иванович – к Алексею, а Глеб Иванович – к Ивану, увы, скончавшемуся в шестилетнем возрасте.

После смерти царя Михаила Федоровича его «дядька» стал фактическим правителем России. Ко всему прочему, род Морозовых, изрядно «прореженный» в свое время «зачистками» Ивана Грозного, владел тысячами дворов и десятками тысяч крепостных. К концу сороковых годов XVII века братья Морозовы были самыми богатыми людьми в государстве.

Борис женился первым – в июле 1617 года. И по обычаю тех времен приезжал к государю «на завтрея своей свадьбы… челом ударить» и получить от царя благословение. Стольник был пожалован дарами от царя и его матери. Но во что странно: ни имени первой жены Бориса Морозова, ни длительности их брачного союза документы не сохранили. Известно только, что брак был бездетным.

Глеб женился позднее. В невесты он выбрал дочь князя Алексея Юрьевича Сицкого Авдотью. Свадьбу сыграли 18 января 1619 года, а на другой день новобрачные поехали во дворец к царю Михаилу челом ударить. Царь «пожаловал стольника Глеба Ивановича Морозова, как приезжал на завтрея своей свадьбы государю челом ударить, благословил его: образ Живоначальной Троицы, оклад серебрен золочен басмянной, венцы сканные; да кубок серебрен золочен с кровлею на высоком стоянце, по кубку и по стоянцу ложечки короткия, под пузом у кубка на древе стоит мужик литой в правой руке топор поднял в верх; на кровле у кубка под пузом и по стоянцу травки спускныя белы; на кровле травка с нацветы. Весу гривенка 40 золотник. (Взят с поставца у погребново ключника у Федора Красново.) Да 10 аршин бархату червчатаго, цена по рублю по 20 алт. аршин. 10 аршин отласу жолтово, цена по рублю по 10 денег аршин; 10 аршин камки куфтерю лазоревого, цена по рублю аршин. Сорок соболей, цена 25 рублев.

От государыни и великой старицы иноки Марфы Ивановны стольнику Глебу Ивановичу Морозову благословение: образ Бориса и Глеба, обложен серебром, венцы сканные; 10 аршин отласу червчатого по рублю аршин; да сорок соболей, цена 20 рублев.

От государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии стольника Глеба Ивановича Морозова жене Овдотье Олексеевне благословения: образ Спасов обложен серебром; 10 аршин камки куфтерю червчатого, цена по рублю по 3 алт. по 2 денги аршин; 10 арш. камки лазоревой, цена по 25 алтын аршин. Сорок соболей, цена 20 рублев.

От государыни великой старицы иноки Марфы Ивановны Глебовой жене Морозова Овдотье Олексеевне благословение: образ Пречистыя Богородицы обложен серебром; 10 арш. камки адамашки жолтой по 26 алт. по 4 д [енги]. аршин; да сорок куниц, цена 12 рублев».

Сицкие приходились родственниками Романовых и после свадьбы близость Морозовых к престолу еще более укрепилась. Оба брата были в «поезжанах» на свадьбах царя Михаила Федоровича – и в 1624 году с княжной Марьей Владимировной Долгорукой (которая вскоре неожиданно умерла), и с Евдокией Лукьяновной Стрешневой в 1626 году. А потом, как уже говорилось, стали «дядьками» царевичей. Был в те времена обычай, что царские дети после рождения находились на попечении мамки и других женщин, а с пяти лет переходили на руки дядьки «для бережения и научения». Это была боярская должность, на нее или назначали боярина, или переводили в боярский сан нужного человека.

Жена Глеба Ивановича вошла в список важных родственных лиц, из которых составлялся список «приезжих боярынь», обладавших правом приезда к царице на обед по назначению в известные праздники или торжественные дни. Чин приезжих боярынь заключал в себе главным образом государево или царицыно родство, т. е. их родственниц по мужьям или по рождению.

Но и приезжие боярыни рассаживались за столами, даже если бывал указ сидеть «без мест», с учетом их старшинства, по степени близости по родству. При этом родственницы царя всегда садились выше родственниц царицы, даже выше ее родной матери. В числе приезжих боярынь были и жены окольничих и стольников.

Брак Глеба Ивановича и Авдотьи Алексеевны продолжался около тридцати лет, но был, как и у старшего брата (рано овдовевшего), бездетным. Огромное богатство семьи Морозовых могло оказаться «выморочным»: со смертью обоих братьев род неизбежно пресекался.

Вся надежда братьев была только на новый брак Глеба Ивановича, и в 1649 году он женился на родственнице царицы Марии Ильиничны. Феодосия, таким образом, считалась выданной замуж «из дворца», тут же стала «приезжей боярыней» царицы и пользовалась ее особым расположением.

16 января 1648 г. на свадьбе у государя «в отцово место» был боярин Борис Иванович Морозов, а «в материно место» – Авдотья Алексеевна, жена его брата боярина Глеба Ивановича, который был назначен оберегать спальню новобрачного царя Алексея. Для Авдотьи Алексеевны это было самое высокое положение, которого могла достичь боярыня в те годы, и быть бы ей в числе первых приезжих боярынь.

А через десять дней Борис Иванович… женился вторым браком на Анне Ильиничне Милославской, которая была моложе его на тридцать лет, и стал государю свояком. Государь пожаловал Борису Ивановичу к свадьбе свою отцовскую постелю со всем убором, а царица – три сорока соболей. Увы, ни молодость знатной супруги, ни богатые царские дары на свадьбу не могли заменить того, чего так жаждал старший Морозов – наследника. И второй брак оказался бездетным.

А вот Глебу Ивановичу повезло больше. Через год после свадьбы молодая супруга родила ему сына, крещенного Иваном. Радости отца и дяди не было предела: новорожденный был не только продолжателем рода Морозовых, но и самым богатым в России наследником. Увы, единственным, больше детей у Феодосии не было. Зато было несметное богатство.

В одном из многочисленных имений Морозовых – подмосковном селе Зюзино была обустроена по западному образцу одной из первых в России роскошная усадьба.

По воспоминаниям современников, «дома прислуживало ей человек с триста. Крестьян было 8000; другов и сродников множество много; ездила она в дорогой карете, устроенной мозаикою и серебром, в шесть или двенадцать лошадей с гремячими цепями; за нею шло слуг, рабов и рабынь человек сто, оберегая ее честь и здоровье».

А через тринадцать лет скончался Борис Иванович и оставил в наследство брату неслыханное богатство – 7254 крестьянских двора, а все еще молодой вдове, сестре самой царицы – горькую долю бездетной, одинокой женщины, которой оставалось искать утешения только в церкви.

Но задолго до этого произошло событие, в буквальном смысле слова расколовшее Россию и имевшее самые неожиданные последствия для многих людей, вне зависимости от их знатности и богатства. Произошел церковный раскол и в 1654 году возникла новая, так называемая «казенная» церковь.

Эта церковь была узаконена в 1654 году, когда собравшийся в Москве церковный собор принял реформу обрядности, подготовленную патриархом Никоном. Конечно, смысл проводимых реформ был значительно глубже, чем просто новые правила начертания имени Иисуса Христа или предписание креститься тремя перстами вместо двух.

Новые обряды вызвали протест среди значительной части духовенства, прежде всего низшего духовенства, которое увидело в них иноземное влияние, угрозу чистоте истинной православной веры. Вскоре чисто церковные распри приобрели довольно большое влияние в народе.

В одном из документов тех лет говорится: «Огонь ярости на начальников, на обиды, налоги, притеснение и неправосудие больше и больше умножался, и гнев и свирепство воспалялись».

Молодая Федосья Морозова, отличавшаяся редкостным темпераментом, да к тому же начитанная (редкость для женщин того времени!), своевольная, энергичная, не нашедшая в браке со старым мужем обычного женского счастья, приняла сторону гонимой «старообрядческой церкви». Боярыня еще при муже открыто исполняла старые церковные обряды, отличаясь непримиримостью к «никонианам» – последователям нового церковного толка.

Как знать, может все и обошлось бы оправлением обрядов по старому чину в домовой церкви, да щедрой денежной помощью другим раскольникам: муж был хоть и любящим, но суровым, да и перечить царской воле никому бы не позволил. Но в 1862 году Глеб Иванович умер, оставив тридцатилетнюю вдову хозяйкой неисчислимых богатств и… саму себе хозяйкой.

Но молодая вдова неожиданно для всех начала чудить, избравши для себя едва ли не монашеский удел и тесно сошедшись с протопопом Аввакумом – вождем раскольников, который держал ее, мягко говоря, «в черном теле». Ибо боярыня, обуреваемая многими чисто земными страстями, «томила» тело власяницей, но и власяница не всегда помогала.

«Глупая, безумная, безобразная, – писал ей Аввакум, – выколи глазища те свои челноком, что и Мастридия»*.

Уличал Аввакум Морозову и в скупости: «А ныне… пишешь: оскудала, батюшко; поделитца с вами нечем. И я лише разсмеяхся твоему несогласию… Милостыня от тебя истекает, яко от пучины морския малая капля, и то с оговором». **

Неистовый протопоп был прав, но не учитывал того, что Морозова по своему положению была «матерая вдова», то есть вдова, которая управляет вотчинами только до совершеннолетия сына. А Морозова очень любила своего Ивана. Поэтому она и пеклась о том, «как… дом строен, как славы нажить больше, как… села и деревни стройны». «Матерая вдова» хранила для сына богатства, накопленные его отцом и дядей. Она надеялась, что сын, как бы ни сложилась судьба матери, будет жить в «земной славе», приличествующей его знаменитому роду.

Академик А. М. Панченко, исследуя письма Морозовой к Аввакуму, пишет, что в них нет рассуждений о вере и считает, что Феодосия «не мрачная фанатичка, а хозяйка и мать, занятая сыном и домашними делами». Увы, последующие поступки боярыни опровергают академическое мнение.

Она словно не понимала, что царь не станет долго терпеть ее фанатичные причуды, что все благополучие семьи может в одночасье рухнуть. Но прекрасно знала: нужно во что бы то ни стало защитить любимого сына от всевозможных бед, прежде всего – женить его, отделить от себя, обезопасить. Она даже советовалась со своим духовным отцом насчет невесты: «Где мне взять – из добрыя ли породы, или из обышныя. Которыя породою полутче девицы, те похуже, а те девицы лутче, который породою похуже…»

Неоднократно присутствовала в «новообрядной церкви» на богослужении, что старообрядцами рассматривалось, как вынужденное «малое лицемерие», а на самом деле диктовалось все тем же материнским инстинктом. Так что непреклонность в вопросах веры боярыни несколько преувеличены историками и старообрядцами.

*Аввакум имел в виду пример преподобной Мастридии, житие которой боярыня знала по Прологу (под 24 ноября). Героиня этого жития выколола себе глаза, чтобы избавиться от любовного соблазна.

**Со своей точки зрения Аввакум был прав. Когда читаешь, что боярыня послала в Пустозерск восемь рублей, «батюшку два рубли одному, да ему ж на подел шесть рублев з братьею Христовою», то невольно вспоминается колоссальное богатство вдовы. Однако это была не просто скупость, а и домовитость рачительной хозяйки.

Живая она жила, ибо, наполняя свои сундуки и кладовые, подыскивая достойную невесту сыну, одновременно – перестраивала домашний уклад своей жизни по монастырскому образцу: открыла двери своих роскошных московских хором перед нищими и монахами, юродивыми и убогими, щедро подавая милостыню. Не между «старой» и «новой» верой она разрывалась – а между религиозными убеждениями и материнскою любовью.

Царь Алексей Михайлович, всецело поддерживающий церковные реформы, пытался повлиять на боярыню через её родственников и окружение, а также то отбирая, то возвращая поместья из её вотчины. Возможно, иную боярыню без затей постригли бы в монастырь, но… царя удерживало высокое положение Морозовой и заступничество царицы Марии Ильиничны.

А события тем временем развивались стремительно и пугающе. В 1664 году из ссылки вернулся духовный глава раскольников – протопоп Аввакум. Здесь же останавливались и находили материальную поддержку и многие другие «расколоучители» из разных концов страны. В конце концов Москва стала одним из центров староверческого раскола. Здесь действовали «старолюбцы», имевшие связи в кругах высшей светской знати и столичного духовенства.

А дом боярыни Морозовой («инокини Феодоры», как она теперь себя величала) превратился в «штаб» этого центра. Феодосия Прокопьевна перестала ездить во дворец, отвергла святости официальной церкви, еще с большим рвением занялась благотворительностью.

Некоторые историки называют поведение боярыни «самоотверженной борьбой с официальной церковью и царской властью». В это чуждо вериться хотя бы потому, что по происхождению и положению Морозова сама была частью этой власти. А вот религиозная экзальтация, доходящая до фанатизма, просматривается совершенно четко. И пришла к ней боярыня от безысходности.

Не одна Морозова была молодой вдовой, страдавшей от женского одиночества: на Руси давно уже нашли средство от такой беды – молодой полюбовник. Так поступила, например, царица Прасковья Федоровна, супруга царя Иоанна Пятого, сводного брата Петра Великого, когда овдовела в тридцать лет. Общество благоразумно закрывало на это глаза, а церковь ограничивалось лишь мягким увещеванием, да «условным наказанием».

Но когда в 1668 году умерла вдова Бориса Ивановича Морозова боярыня Анна Ильинична, сестра царицы, а в следующем году и сама царица Мария Милославская, у Феодосии Прокопьевны практически не осталось заступниц перед царем, недовольным ее ревностным соблюдением старых обрядов.

Бог бы с ними, с чудачествами «благочестной» боярыни, но ее пример увлек в раскол новых сторонниц, в том числе сестру Морозовой княгиню Урусову, вполне благополучную замужнюю женщину и многих других. Особенно быстро стали увеличиваться ряды ее сторонниц после того, как в декабре 1670 года Морозова тайно постриглась в монахини под именем Феодоры и стала открыто манкировать церковными и светскими мероприятиями при дворе. А это уже рассматривалось как прямая измена.

Под предлогом болезни Морозова в начале 1671 года отказалась от участия в свадьбе царя Алексея Михайловича и Натальи Нарышкиной. А ей на этой свадьбе надлежало «в перьвых стояти и титлу царскую говорити». Разгневанный царь несколько раз присылал к Феодосии Прокопьевне своих приближенных с выговором, но она не покорялась. Последними приезжали боярин Троекуров и князь Урусов, муж её сестры с уговорами хотя бы принять церковную реформу. Морозова обоим ответила решительным отказом.

Царское терпение, даже у такого кроткого и незлобивого государя, как Алексей Михайлович, тоже имеет свои пределы. Он надеялся, что упрямая родственница образумится, еще почти год, но Морозова, как говорится, «закусила удила» и начала уже открыто проповедовать «нечестивость новой веры и власти царевой, под нее подпавшей». Вечной ее заступницы, царицы Марии, уже не было в живых, а молодую царицу Наталью Кирилловну интересовали только развлечения, да первая беременность, протекавшая на диво легко. Видно, кто-то шепнул царю, что «бесноватая раскольница» может напугать царицу или какой-нибудь вред зревшему плоду нанести. Это было уже серьезно.

В ночь на 16 ноября 1671 года боярыню Морозову ее и сестру, княгиню Урусову, а также еще нескольких знатных боярынь взяли под стражу. Но ни уговоры патриарха, ни увещевания других архиереев не смогли сломить упорства староверок. Морозовой угрожали и пытками, и дыбой, и сожжением на костре. Она в ответ кричала, что любые телесные муки примет во имя истиной веры.

Феодосию в кандалах содержали на подворье Псково-Печерского монастыря.

Однако, несмотря на строгую стражу, Морозова продолжала поддерживать общение с внешним миром, ей передавали еду и одежду. Она получала письма от протопопа Аввакума и смогла даже причаститься у одного из верных старой вере священников. Но одно из писем принесло страшную весть: скончался её обожаемый сын Иван. На этом земная жизнь боярыни действительно закончилась, ибо «нашло на не великое помутнение разума». Проще говоря, Морозова помешалась.