Текст книги "История России в лицах. Книга третья"

Большим вкладом в дело помощи русским морякам оказался Русский госпиталь, открытый в Пирее в 1902 году.

Он был построен в память старшей дочери Ольги Константиновны, великой княгини Александры Георгиевны, принцессы греческой, скончавшейся в 1891 году. Деньги на строительство прислали из Санкт-Петербурга. Это был доход от таможенных сборов с торговли греческой коринкой – виноградом – в России, который в знак особого благоволения к Греции и королеве было решено целиком переводить на ее благотворительные нужды. Значительную сумму на строительство госпиталя Ольга выделила из своих личных средств.

В госпитале весь персонал говорил по-русски. При больнице была построена русская церковь, имелся русский священник. У входа в лечебницу возвышалась статуя Иисуса Христа, выполненная знаменитым датским скульптором Торвальдсеном. Имелась русская чайная для матросов, библиотека, где иногда, к большому удовольствию больных, показывали цветные картинки при помощи «волшебного фонаря». Русским госпиталем пользовались и беднейшие жители Пирея.

Прием больных и отпуск лекарств был бесплатным для всех. Делались несложные операции, можно было заказать протезы для увечных русских и греческих воинов. Русский госпиталь в Пирее сохранился до наших дней, но после 1917 года в России о нем прочно забыли. Сейчас он превращен в обычную городскую больницу, и уже ничего в нем не напоминает о том, что это здание было построено на русские деньги и для русских моряков…

Королеве Ольге принадлежит также инициатива создания в Пирее русского кладбища для моряков. Позднее на нем стали хоронить русских эмигрантов: офицеров, казаков, других беженцев. Об этом до сих пор напоминает установленный там памятник в виде громадного валуна с якорем и надписью: «Русское Кладбище союза русских эмигрантов в Греции, основанное Е. В. Королевой эллинов Ольгой Константиновной».

Но земля на афинских кладбищах дорога, и после Второй мировой войны русский участок кладбища в Пирее тамошние власти хотели уничтожить, уже начали было ломать могилы. Чтобы спасти память о русских людях, наши эмигранты построили часовню, стены которой облицевали плитами с уже разрушенных могил. Теперь на стенах этой часовни можно прочитать: «Матрос с канонерской лодки „Черноморец“ Петр Нестеренко, 1890 год», «Мичман Иван Волов, крейсер „Забияка“, 1888 год»…

Внутри часовни поставили ящики, куда бережно сложили выброшенные из могил останки. От полного разрушения русский участок кладбища все-таки удалось спасти. Вмешалось наше посольство, и еще оставшиеся «отеческие гробы» с трудом, но отстояли.

Привязанность Ольги Константиновны к флоту и к морякам не была случайной. Ее отец, великий князь Константин Николаевич, оказавший огромное влияние на ее взгляды и пристрастия, был генерал-адмиралом русского флота.

Долгие годы он твердой рукой управлял Морским министерством и флотом, все свои силы отдал восстановлению утерянной после Крымской кампании морской мощи России. Именно при нем положено начало созданию парового броненосного флота, русские корабли стали ходить в дальние морские походы, было улучшено материальное положение матросов, воспитано целое поколение страстно преданных своему делу военных моряков. От отца Ольга Константиновна унаследовала на всю жизнь горячую любовь к флоту и морякам.

Отдельная страница жизни королевы Ольги в Греции – помощь Олимпиаде 1896 года. Все греки относились к идее возрождения Игр, выдвинутой де Кубертеном, с восторгом, но правительство Эллады отказалась ее организовывать. В казне государства не было для этого средств.

Тогда на помощь грекам пришла королева из России, которая пожертвовала для этого свои собственные средства. Для таких расходов у нее был специальный фонд, куда шли средства от налогов за торговлю коринкой.

К Олимпиаде Ольга Константиновна лично посадила на Акрополе оливковое дерево – на том самом месте, где его, согласно легенде, посадила богиня Афина. Таким образом, можно смело сказать, что к возрождению легендарных Олимпиад непосредственно причастна и русская династия Романовых.

О том, что Ольга Константиновна постоянно думала о России, свидетельствует и тот факт, что она живо интересовалась новинками русской литературы, и даже сама пробовала свои силы на этом поприще. Королева составила и издала уникальную хрестоматию под названием «Изо дня в день. Извлечения из сочинений Лермонтова на каждый день». В толстом томе, состоящем из 365 страниц – по числу дней в году – собраны отрывки из стихотворных и прозаических произведений великого русского поэта. На каждой странице – несколько строчек, взятых в цветную рамку.

Долгое и успешное царствование супруга «русской королевы» короля Георга оказалось прологом к периоду нестабильности последующих царствований, постоянных войн и переворотов, преследовавших Грецию более 60 лет.

В 1912—1913 годах в результате Первой балканской войны Греция получила значительные территориальные приращения, увеличив территорию за счёт европейских владений Турции почти вдвое, что усилило в правящих кругах Греции т. н. «Великую идею» – фактически восстановление Византийской империи и изгнание турок не только из Европы, но и из Константинополя и со значительной части Малой Азии.

Увы, все это оказалось только мечтами. Король Георг I был застрелен 18 марта 1913 года в разгар военных действий против Турции. Сначала говорили, что он был убит болгарским четником. Но потом выяснилось, что убийцей оказался грек. Подозревали, что король стал жертвой международного заговора, русские газеты тогда обвиняли в этом европейских масонов, интриговавших против православия. Но убийца, анархист Александрос Схинасом покончил с собой, выбросившись из окна, расследовать дело до конца так и не удалось.

Тело супруга Ольга Константиновна перевозила в Афины на русской канонерской лодке «Уралец». Король был отпет в соборе 3 апреля; богослужение совершали 50 архиереев.

Дурную шутку с греческой королевской династией сыграло ее немецкое по сути происхождение. Константин I, будучи германофилом, всячески препятствовал вступлению Греции в Первую мировую войну против Германии, за что в 1917 году был свергнут силами стран-членов Антанты.

Смерть его сына Александра вскоре после окончания войны позволила Константину I вернуться на престол. Однако одна, без союзников, Греция оказалась неспособна действовать против Турции, и в 1922 году Константин I был вынужден отречься от престола.

Увы, на закат жизни греческой королевы выпали бурные и страшные события: Первая мировая война, революция в России, разгром турками греческих войск в Малой Азии. Она вернулась в Россию, но там вскоре власть захватили большевики. В беспощадном огне революции погибла почти вся семья «сердобольной матушки русского флота».

Всеми забытая, уже старая и больная, бывшая «королева всех эллинов» поселилась в Италии, где жил ее младший сын Христофор, и там вскоре скончалась. Первоначально ее похоронили в усыпальнице русской церкви во Флоренции, а потом прах перевезли в Грецию, где и перезахоронили в лесу, возле заброшенного летнего королевского дворца.

Долгие годы в все, что было связано с королевской семьей, подвергалось остракизму. Король Греции Константин Второй был вынужден покинуть Элладу и уехать в Англию. На родине его лишили греческого паспорта и обратно не пускали. Мало писали о королевской семье и в газетах, а если и писали, то только в негативном плане.

Могилы короля Георга и королевы Ольги находятся под Афинами, в местечке Татой, возле заброшенного и пустовавшего бывшего летнего дворца. Почти на самой вершине холма там есть поляна с небольшой церквушкой с заколоченными окнами. Возле нее – несколько мраморных надгробий, за которыми давно не ухаживали. Могилы покрылись слоем мха и плесени. С трудом можно разобрать надпись на двух языках – русские слова в старой орфографии: «Российского императорского дома великая княжна…» и по-гречески: «Ольга, Василисса тон эллинон» (Королева всех эллинов). 22 августа 1851 года – Павловск, 15 июня 1926 года – Рим».

Рядом с ее могилой – мраморные плиты, под которыми покоится прах ее августейшего супруга – греческого короля Георга и других членов королевской семьи.

Впрочем, в Элладе Ольгу все же не забыли. Один из центральных проспектов Афин носит имя королевы из России…

Мир ее праху.

Самый русский император

Второй сын в семье Александра II и Марии Александровны – Александр – до 1865 года не рассматривался как возможный кандидат на российский престол. Родители были настолько уверены, что трон займет старший сын – Николай (по-домашнему Никс), что остальным сыновьям уделяли внимание постольку поскольку.

Сам же великий князь Александр Александрович спокойно относился к своему «второму» положению и готовился к карьере гвардейского генерала. При этом между братьями сохранялись очень теплые отношения.

Более того, он совершенно не желал становиться самодержцем и возлагать на свои плечи бремя власти. Он любил охоту, пешие и морские прогулки, как и все Романовы – маневры, но не чрезмерно. Был влюблен в молоденькую фрейлину своей матери княжну Мещерскую, но так и не решился объясниться.

А потом стало поздно. В апреле 1865 года Великий князь Александр Александрович был объявлен цесаревичем-наследником.

Старший брат Александра (и второй ребенок в семье) Николай был любимцем не только отца и матери, но и здравствовавшего тогда императора Николая I, в честь которого и был наречен.

По воспоминаниям Великой Княжны Ольги Николаевны – родной сестры Александра II и тёти новорожденного – их отец был так взволнован и растроган рождением внука-престолонаследника, что призвал трёх своих младших сыновей – Великих Князей Константина, Николая и Михаила, повелел им преклонить колена перед колыбелью будущего наследника Российского Престола и принести ему клятву верности. Ни до, ни после ничего подобного в семье Романовых не происходило.

Мальчик рос всеобщим любимцем, отличался умом, приятной внешностью (копия матери!) и характером. Из братьев и сестер Николай был наиболее близок с братом Александром, хотя мальчики были совершенно разными.

В 1885 году скончался дед юного Николая, и двенадцатилетний мальчик стал Цесаревичем Николаем Александровичем – Наследником Российского Престола.

С семнадцатилетнего возраста цесаревич много путешествовал – и по России и за ее пределами. Когда ему исполнился 21 год, он как раз находился в Дании, где встретил и полюбил с первого взгляда датскую принцессу Дагмар – миниатюрную, пикантную брюнетку. Обе августейшие семьи дали свое согласие на брак, состоялась помолвка, и цесаревич продолжил свое путешествие по Европе, дабы по окончании его вступить в брак. Но в Италии Николай неожиданно тяжело заболел, был перевезен для лечения в Ниццу и там, несмотря на все усилия врачей, двадцатидвухлетний юноша скончался от туберкулезного менингита.

Возле постели больного встретились его невеста и младший брат. Умирающий соединил их руки и вверил Дагмар Александру. Так вместе с титулом цесаревича-наследника тот получил еще и руку датской принцессы, к которой не испытывал никаких чувств, кроме братских. Но нарушить клятву, данную старшему брату, ему и в голову не пришло. «Увалень Мак», как называли его родные, был, прежде всего, человеком долга и чести.

Через год после кончины брата Александр отправился в Данию – официально свататься к принцессе. Которая, оказывается, за прошедшее время не только смирилась с утратой прежнего жениха, но и без памяти полюбила нового – «ведь это вылитый дорогой Никс!» У Дагмар была буйная фантазия: тяжеловесный, могучего телосложения (принесшее ему еще одно семейное прозвище – Бульдожка), не слишком интеллектуальный Александр ничем не походил на изящного, умного и светского покойного брата. Но… чего только не померещится молодой девушке в отблесках короны Российской империи.

Брак был заключен с умеренной пышностью, молодые поселились в Санкт-Петербурге, но частенько выезжали в Европу: во-первых, навестить родителей цесаревны, а во-вторых, встретиться с ее родной сестрой Александрой, ставшей супругой принца Уэльского. Сестры демонстрировали всем свою сохранявшуюся с детства близость, наряжаясь в одинаковые платья и позируя перед фотографами: обе были супругами наследников двух великих держав и гордились этим.

Ближайшее окружение императрицы Марии Александровны, зная трепетное отношение матери к покойному старшему сыну, подчеркнуто критически относилось к цесаревичу Александру. Граф С. Д. Шереметев упоминает, что, бывая у наперсницы императрицы фрейлины А. Н. Мальцовой, он часто слышал «слабое мнение» о новом цесаревиче.

А он любил мать и молча страдал из-за того, что отец открыто завел фактически вторую супругу – княжну Долгорукую, поселил ее с детьми над покоями императрицы и совершенно не обращал внимания на страдания законной супруги. Мария Александровна «держала лицо», но иногда, когда топот детских ножек над головой бывал особенно громким, внезапно высылала всех их комнаты и оставалась наедине со своим горем.

Масла в огонь подливала и супруга, быстро освоившаяся в России Дагмар (Мини, во святом крещении – благоверная цесаревна-наследница Мария Федоровна). Не то, чтобы она была уж очень близка со своею смертельно больной свекровью, но ее возмущало вопиющее нарушение правил приличия. Это вслух. А про себя – страх, что дети от любовницы будут объявлены законными наследниками престола: император довольно прозрачно на это намекал. А как же они – Мак и Мини?

Ему-то было, в общем, безразлично: престол его не манил. К тому же он прекрасно понимал, что даже узаконенные дети не могут стать престолонаследниками. Хотя папенька на старости лет расшалился не в меру, Мини права. Мог бы и не выставлять напоказ свои тайные грешки, да еще гордится ими. А маменька страдает…

Перемены в характере будущего Александра III зрели незаметно даже для тех, кто постоянно находился рядом с ним. Когда скончалась императрица Мария Александровна, его ровный, веселый нрав сменился почти постоянной задумчивостью и угрюмостью. А последовавший всего через месяц после этого скандально-скоропалительный брак отца с «княгиней Юрьевской» и почти открытая подготовка к ее коронации стали последней каплей в том потоке жалоб, которые ежевечернее выливала на него Мини.

Теперь ведь все становилось возможным: даже восхождение на престол императрицы Екатерины Третьей…

Точкой, во многом завершившей формирование его характера, стала трагическая смерть Александра II. Многие из тех, кто видел Александра III в мартовские дни 1881 года, отметили для себя эти совершенно непонятные и неожиданные для них изменения. Фрейлина А. Ф. Тютчева записала свои впечатления в дневник 25 марта 1881 года:

«В его взгляде, в его голосе и движениях было что-то неопределенное, неуверенное, и я замечала это еще очень немного лет тому назад. Теперь, глядя на него, я с изумлением спрашивала себя, каким же образом произошла эта полнейшая перемена, которая меня в нем поразила; откуда у него появился этот спокойный и величавый вид, это полное владение собой в движениях, в голосе и во взглядах, эта твердость и ясность в словах, кратких и отчетливых, – одним словом, это свободное и естественное величие, соединенное с выражением честности и простоты, бывших всегда его отличительными чертами».

Княгине Юрьевской, так и не ставшей императрицей, было предписано вместе с детьми уехать за границу. Сам император после коронации переселился в Гатчину, и выезжал оттуда только по острой необходимости. Он не боялся смерти, но не желал, чтобы за ним устраивали охоту, как за его отцом. И уж если у кого-то поднялась рука на «царя-освободителя», то чего вообще можно ожидать от этого неблагодарного народца?

Надо заметить, что внешний облик российских императоров был тесно связан с их харизмой. Многие современники Александра II отмечали космополитичность и некоторую вялость характера царя. Оценивая характер Александра II, фрейлина А. Ф. Тютчева отмечала, что, по ее мнению, «он не был государем, популярным в истинном смысле слова; народ не чувствовал притяжения к нему, потому что в нем самом совершенно отсутствовала национальная и народная струна… Человеческая природа такова, что она более ценит людей за них самих, чем за их дела».

Отчасти так и было. По воспитанию, манерам и поведению Александр II являлся скорее европейским монархом, совершенно не обладая «национальной спецификой», столь характерной для его сына – Александра III.

Впоследствии эти черты личности Александра III развились и усилились. Мемуаристы отмечали некий контраст между свитой царя и им самим. Контраст, порожденный спокойным сознанием своей исключительности. Об этом в воспоминаниях очень хорошо написал художник, критик и искусствовед А. Н. Бенуа, случайно увидевший царя среди его свиты в театре:

«Состав этой густой и толкавшейся в разные стороны массы не отличался ни красотой, ни элегантностью, ни величественностью, ни какой-либо „породистостью“. Большинство присутствующих состояло из согбенных под бременем лет сановников и из большей частью маленьких, толстеньких, а частью из тощих и комично высоких старых дам… Двери ложи распахнулись, выбежали церемониймейстеры с длинными тросточками, и за ними появился государь, ведя под руку новобрачную… Меня поразили его „громоздкость“, его тяжеловесность и – как-никак – величие… Лицо государя поражало своей значительностью. Особенно поразил меня взгляд его светлых (серых? голубых?) глаз… Этот холодный стальной взгляд, в котором было что-то грозное и тревожное, производил впечатление удара. Взгляд человека, стоящего выше всех, но который несет чудовищное бремя и который ежесекундно должен опасаться за свою жизнь и жизнь самых близких!»

Следует подчеркнуть, что «особость» царя не являлась искусственной позой, порожденной исключительностью положения, нет. Это была столь редко встречающаяся и столь ценимая людьми особая харизма власти, воспринимающаяся на подсознательном уровне. А. Н. Бенуа еще писал:

«Поражала его чрезвычайная простота, абсолютная непринужденность, абсолютное отсутствие какой-либо „позы“ (позы властелина), что нельзя было сказать ни про его брата Владимира, ни (в особенности) про недоступного, высокомерного вел. кн. Сергея Александровича».

При спокойном осознании силы своей власти Александр III считал себя вправе периодически «проявлять характер». Современники отмечали, что он умел держать и сдерживать. Несмотря на всю ровность характера, царь мог себе позволить, отчасти театрально, «гневаться», ударяя «кулаком об стол, и удар был серьезный».

Его резолюции пестрят резкими и нелицеприятными высказываниями и характеристиками. Он мог прямо в глаза назвать нерадивого подданного резким словом. Как вспоминали близкие к царю люди:

«Крепкое словцо было присуще его натуре, и это опять русская черта, но в словах не было озлобления. Этот была потребность отвести душу и ругнуть иной раз сплеча, не изменяя своему добродушию. Иногда за столом и при свидетелях говорил он, не стесняясь, прямо набело, и когда уж очень становилось неловко от его слов, „она“ (императрица Мария Федоровна) полушутя, бывало, обращалась ко мне и говорила: „Быстро расскажите мне что-нибудь“ или „Ничего не слышно, не правда ли, мы ничего не слышали?“, а, в сущности, нисколько этим не стеснялась и всегда сочувствовала ему. И это было особенно привлекательно».

Но при этом Александр III «никогда и никому не говорил «ты». Николаевское поколение видело в этом что-то патриархальное и отеческое, но на самом деле оно не всегда оправдывалось и только сбивало понятия… Ни тени «фамильярности» никогда не допускал себе цесаревич.

Будучи великим князем, цесаревичем, а затем и императором Александр III всячески подчеркивал свою «русскость». И в этом отсутствовали наигранность, поза или ксенофобия. Это была органически присущая ему черта, которая выражалась и в использовании русского языка в светском обществе, и в его одежде, художественных симпатиях, и в самом внешнем облике. Поэтому его способность «ругнуть, иной раз сплеча» и говорить «прямо набело» – часть его искренней русской души. При этом Александр III прекрасно знал свою родословную и не заблуждался по поводу своей «русскости» «по праву крови». Его мать, бабушка и прабабушка были немками, и множество исследователей высчитывали доли русской (мизер) и немецкой крови в его жилах.

Тем не менее, когда он прочитал «Записки» Екатерины II, из которых можно сделать вывод, что отец Павла I – один из русских вельмож, а не Петр III, он искренне обрадовался, поскольку это увеличивало долю его русской крови. Причем он совершенно не симпатизировал славянофилам, считая их «ряжеными» и по духу, и по внешнему виду. Он сам был слишком русский человек, чтобы быть славянофилом.

Во время Русско-турецкой войны 1877—1878 гг. на лице наследника-цесаревича Александра Александровича появляется борода. Это совершенно выбивалось из традиций царствования Александра II, но, видимо, отвечало каким-то внутренним импульсам цесаревича.

Отметим, что появление бороды у цесаревича не было фрондой по отношению к отцу, хотя отношения между ними складывались очень сложно. Дело в том, что на время ведения боевых действий Александр II официально разрешил офицерам носить бороды. Как известно, «запретный плод» сладок, и в армии почти все офицеры начали отращивать бороды.

Однако когда император возвратился в Петербург (10 декабря 1877 г.), он уже через неделю потребовал от своего ближайшего окружения привести себя в порядок. Тем не менее, судя по фотографиям, цесаревич и его младшие братья Владимир и Алексей бороды так и не сбрили. Борода цесаревичу шла. Крупный телом и лицом, без «изящества» вельмож предыдущих царствований, он очень органично смотрелся с бородой. В результате Александр III стал первым «бородатым» российским императором, возобновив во внешнем облике традицию православных московских царей допетровской Руси.

После воцарения Александра III мода «на бороды» немедленно охватила всю мужскую половину высшего света.

Современники, сравнивая Александра III с его предшественниками, отмечали его сходство в отношении к России с Николаем I. Именно Николай I первым из российских императоров громко и четко заявил о своей любви к России и сделал первые шаги к «русификации» высшего света, и «эстафету» воспринял Александр III. Граф С. Д. Шереметев, сравнивая Николая I и Александра III, писал:

«Он (Николай I) сам желал быть Русским и по-своему, насколько мог, хотел им быть, хотя и в одежде средневекового рыцаря, да и не по одной одежде. Но он своим умом познал, что править Россией можно только будучи Русским или показывая, что хочешь им быть. Эта нота недостаточно звучала в Александре II, у которого его чувство было явно немецким, навеянное сентиментализмом времен своей юности. Русское воплощение царя в XIX веке совершилось в Александре III! Вот почему и царствовать после нельзя без этого воплощения…»

Примечательно, что когда Александр II посещал Аничков дворец, в котором жил с семьей наследник, все ощущали некую отчужденность между отцом и сыном. Граф С. Д. Шереметев упоминает, что присутствие Александра II «несколько стесняло всех, даже хозяев. Уж очень были различны характеры и вкусы. Государь подсаживался к цесаревне, слегка картавя заводил с нею речь и лишь изредка обращался к цесаревичу… Меня поражало это различие между сыном и отцом: другие приемы, другие речи, другое воспитание».

В одежде император Александр Александрович был непривередлив. У него, конечно, имелись все необходимые «по должности» мундиры и сюртуки. Но, в отличие от своего отца, он не обладал коллекцией мундиров. Мемуаристы утверждают, что Александр III, как правило, носил привычные вещи, совершенно занашивая их.

Александр III был прекрасным семьянином, глубоко религиозным, с большим чувством ответственности, не злым, честным, но совершенно нравственно глухим человеком. Однажды он скверными словами обругал офицера, тот ушел и прислал цесаревичу письмо, где потребовал извинения, в противном случае обещая застрелиться. На следующий день офицер покончил особой, и рассерженный Александр II приказал сыну идти за гробом, но сам Александр III так ничего и не понял.

В 1868 Александр III был введен в состав высших государственных учреждений, но почти по всем вопросам являлся противником реформаторской деятельности отца. В русско-турецкой войне 1877 – 1878 он почти год достойно командовал Рущукским отрядом (около 75 тыс. чел.). Наследник был одним из инициаторов вооруженной борьбы за свободу Болгарии. Но, увидев своими глазами ужасы войны, цесаревич на всю жизнь проникся к ней ненавистью.

«Всякий человек с сердцем не может желать войны, а всякий правитель, которому Богом вверен народ, должен принимать все меры, для того чтобы избегать ужасов войны», – обронил он как-то во время одной из бесед.

Помимо этого, Александр дважды был непосредственным свидетелем покушения на жизнь своего августейшего отца. Первые впечатления человека, находящегося под прицелом, убиваемого неведомой рукой террориста он испытал в 1867 году. 25 мая в Булонском лесу Парижа на экипаж, в котором находились Наполеон III, Александр II, Великие князья Александр и Владимир, было совершено вооруженное нападение. Две пистолетные пули ранили лошадь французского шталмейстера, ехавшего рядом с императорской коляской, не причинив вреда высочайшим особам.

По одной из версий, император французов, сохранивший в этот драматический момент чувство юмора, сказал Александру II:

– Если это стрелял итальянец, значит в меня, если поляк, – то в Вас.

Террорист оказался польским эмигрантом Антоном Березовским. Он стрелял из двуствольного пистолета, который разорвало в его руках. Неисправность оружия помешала Березовскому поразить августейшую цель. Это было второе покушение на Александра II. Но жертвой террориста мог стать любой из находившихся в коляске, в том числе и наследник российского престола.

Второй раз это произошло 5 февраля 1880 года. В дневнике Великого князя появилась пространная запись, отражавшая его впечатления от пережитой в этот день, который мог стать для него и других Романовых последним в жизни, попытки террористов взорвать столовую во дворце во время обеда августейшей семьи:

«…Со станции все отправились в Зимний дворец к обеду, и только что мы успели дойти до начала большого коридора…, как раздался страшный гул и под ногами все заходило и в один миг газ потух. Мы все побежали в желтую столовую, откуда был слышен шум, и нашли все окна перелопнувшими, стены дали трещины в некоторых местах, люстры почти все заглушены, и все покрыто густым слоем пыли и известки. На большом дворе совершенная темнота, и оттуда раздавались страшные крики и суматоха. Немедленно мы с Владимиром побежали на главный караул, что было нелегко, так как все потухло и везде воздух был так густ, что трудно было дышать. Прибежав на главный караул, мы нашли страшную сцену: вся большая караульная, где помещались люди, была взорвана, и все провалились более чем на сажень глубины, и в этой груде кирпичей, известки, плит и громадных глыб сводов и стен лежало вповалку более 50 солдат, большей частью израненных, покрытых слоем пыли и кровью. Картина раздирающая, и в жизнь мою не забуду я этого ужаса! В карауле стояли несчастные финляндцы, и когда успели привести все в известность, оказалось 10 человек убитых и 47 раненых.… Описать нельзя и слов не найдешь выразить весь ужас этого вечера и этого гнуснейшего и неслыханного преступления».

Эти впечатления не сделали цесаревича более осторожным или, как утверждают некоторые историки, трусливым. Когда в июне 1880 г. «для усиления надзора за безопасностью» наследника и его семьи охрану Аничкова дворца усилили пятью стражниками, Великий князь решительно заявил, что ему «достаточно охраны находившихся при нем казаков». Дополнительные посты были отменены.

Он не стал трусливым – стал осторожным. Да и кто бы на его месте мог забыть и страшную смерть отца, и те покушения на императорскую семью, свидетелем которых он был? Оттого и избежал бомбы, подготовленной группой террористов во главе с Александром Ульяновым. Да, Ульянов и еще шестеро его сообщников были казнены. А как прикажете реагировать на попытку убить монарха? Выразить общественное порицание?

Повторюсь: жестокое убийство отца сделало Александра Александровича фактически совершенно другим человеком.

Прежде всего, он стал жестко (по мнению современников, даже жестоко) править страной, пресекая малейшие попытки свободомыслия и изменения чего-либо. При оказывавшего на него огромное влияние поддержке печально известного Победоносцева, ему действительно удалось если не остановить, то хотя бы внешне «заморозить» Россию.

На что рассчитывали террористы, убивая «царя-реформатора», вряд ли было понятно даже им самим, но результат они получили. Как бы сейчас сказали «перпендикулярный». В мае 1881 года был обнародован «Манифест о незыблемости самодержавия», составленный К. П. Победоносцевым и одобренный Александром III. Этот документ провозглашал отказ императора от дальнейших реформ.

Ставка делалась на «веру в силу и истину самодержавной власти». Естественно, либералы тут же подняли крик о сгущающемся над Россией мраке реакции. В отставку подал даже великий князь Константин Николаевич, что уж говорить о массе других, менее знатных и видных персон. Новое окружение Александра III составили сторонники «чистого самодержавия», в частности, обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев.

С 1889 года в окружении императора появился С. Ю. Витте, который до этого момента был членом правления Юго-Западных железных дорог и своим выдвижением обязан лично Александру III. Благодаря С. Ю. Витте была проведена денежная реформа: после введения золотого обеспечения рубля российская валюта получила независимую котировку на мировых биржах, что обеспечило приток иностранных инвестиций в страну.

Назначение С. Ю. Витте обозначило поворот в кадровой политике: это было первое привлечение успешного менеджера на министерскую должность; до тех пор подобные места могли занимать только высокопоставленные чиновники. И пошло оно исключительно на пользу России, только сторонники «свободы» предпочитали ругать Победоносцева и не замечать Витте.

Сам он, относившийся к Александру III с симпатией, дал ему такую характеристику: император Александр III был: «ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования; по наружности походил на большого русского мужика из центральных губерний, и тем не менее он своей наружностью, в которой отражался его громадный характер, прекрасное сердце, благодушие, справедливость и вместе с тем твердость, несомненно импонировал».