Текст книги "Анти-Ахматова"

Продажа сосновых карандашей и выгоды этого предприятия перед житьем с литературных трудов

Труд – для Анны Андреевны Ахматовой самое презренное понятие.

Велите ей выбрать между Марфой и Марией – она ответит правильно, но слукавит о мотивах. Откуда-то взялась у нее вульгарная иллюзия того, что, живи она «за границей», при ее роде занятий и талантах, у нее были бы какие-то «ландо», «послы», «брильянты» и пр.

Фермер и школьный учитель Роберт Фрост, приехавший в Ленинград и наивно полагавший, что поэтическими сборниками – раз мадам не преподает, не переводит и не служит в издательстве и к тому же м-м-м… не замужем – особенно не прокормишься, – был ей омерзителен.

Великий американский поэт <…> ей говорит: «Скажите, чем Вы торгуете? Скорее всего, американец употребил слово business, а переводчик не особенно был силен, да и Анна Андреевна английский знала плохо – или скрывала глубокие знания перед компетентными органами – это кому какая версия больше нравится. Анна Андреевна опешила, говорит: «Ничем». – «А я торгую соснами, из них делают карандаши».

А.Ф. и Г.Л. КОЗЛОВСКИЕ. Анна Ахматова в записях Дувакина. Стр. 220

«Не понимаю этого поэта. Он все время рассуждает о том, что можно купить, что можно продать. Что это за разговоры»?

Соломон ВОЛКОВ. Диалоги с Иосифом Бродским. Стр. 109

Она не понимала этого поэта. Понял ли бы он, что она, дама, одевалась в то, что ей «выдавало» государство?

Она тогда из «городской нищенки», какой выглядела до войны, преобразилась в полнеющую немолодую и элегантную даму: ей выдали из каких-то специальных фондов одежду и обувь. Впервые за десятки лет у нее появилась маленькая изящная шляпа.

Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 501

Роберт Фрост, презираемый Ахматовой за практицизм – все покупал на свои, зато потом Постановление у него ничего не отняло, и он не должен был принимать величественную позу: «Поэт, мол, это тот, кому ничего нельзя дать и ничего нельзя отнять».

Нашла в каталоге недвижимости:

Галлей, Вермонт.

Ферма, построенная в конце 18-го столетия, в 1930-х годах принадлежала американскому поэту Роберту Фросту, четырехкратному лауреату премии Пулитцера. Усадьба признана памятником американской истории и культуры. Всего на территории в 150 га разместились 5 строений. Все постройки окружены лесами и ухоженными газонами. Есть два рыбных пруда с ключевой водой.

Цена – 7,5 млн. долларов США.

Описание снабжено, естественно, прелестной фотографией.

В стране Советов платили платьями, маленькими изящными шляпками… и даже заборами.

Записи в дневнике К.И. Чуковского о встрече в Переделкине с Фединым. После публикации книги «Новое о Маяковском» с письмами к Лиле Брик.

<…> вынесено постановление о вредности этой книги и занесен удар над Зильбернштейном. Человек создал великолепную серию монументальных книг – образцовых книг по литературоведению, отдал этой работе 30 лет – и все это забыто, на все это наплевать, его оскорбляют, бьют, топчут за один ошибочный шаг. «Неужели вы подпишете?» «Что же остается мне делать?!» Бедный Федин. Вчера ему покрасили забор зеленой краской – неужели ради этого забора, ради звания академика, ради официозных постов, которые ему не нужны, он вынужден продавать свою совесть, подписывать бумаги <…>.

К.И. ЧУКОВСКИЙ. Дневник 1930—1969. Стр. 284

«Я – не литератор», говорила она о себе, отмываясь, как от грязи. Да, она – не профессиональный литератор, она – Советский Поэт.

Тема денег как дензнаков для Анны Андреевны презренна. Оплату писательского труда она представляет для литераторов-трудяг в виде покрашенных заборов, а для себя лично, в наивных представлениях о себе как даме «высокого тона», в виде «ландо». Никаких денег. Даже меценатство, спонсорство, например, это тоже грязь.

В связи с какой-то статьей, в которой говорится о том, что Николай Степанович обращался к меценатам. Николай Степанович никогда не имел дела с меценатами, и никогда к ним не обращался. «Путь конквистадоров» он издал на свои деньги, «Сириус» – тоже на последние свои. «Жемчуга» взял «Скорпион» – даром.

П.Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 252

Вообще-то каждый труд должен оплачиваться. Кто-то должен платить. Столько народа не соберешь, чтобы по пятачку скинулись на содержание Эрмитажа. Ценность произведения искусства должна стать такой несомненной, чтобы имеющий миллион с гордостью его бы отдал. Ну, за Гумилева никто не хотел.

В литературе как бизнесе – книгопечании, издательском деле – Анна Андреевна предвзято невежественна.

…ответила она с раздражением и принялась ожесточенно бранить «Литературную Москву». «Совсем дикие люди. Казакевич поместил 400 страниц собственного романа. Редактор не должен так делать. Это против добрых нравов литературы».

Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952—1962. Стр. 186

Это против добрых нравов коммунистической уравниловки. Газета – это газета главного редактора, владельца, он делает там что хочет. А добрые нравы соблюдает только торгаш от литературы.

О журнале «Современник», который стал издавать Пушкин.

Значительную часть объема Пушкин заполнял своими сочинениями.

А.В. АНИКИН. Муза и мамона. Стр. 168

Это вполне в духе добрых нравов литературы. Пушкин не удовольствовался бы крашеным забором для себя и маленькой изящной шляпкой «из каких-то специальных фондов» для Наталии Николаевны. Скорее бы взялся за производство сосновых карандашей, как Лев Толстой за разведение японских поросят. Зная себя, решил заняться книжным бизнесом. Он родоначальник удачной борьбы за права авторов. Ни до него, ни после – 50% авторских от продажной цены книги никто не получал. За пять своих последних лет работы он получил около 160 тысяч рублей, без камер-юнкерского жалованья, которое было 5 тысяч в год. Это было очень хорошо – средний чиновник получал 30—50 рублей в месяц. Пушкин был первым, кто объявил о намерении честно трудиться. «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать» – это Пушкин. А Анна Ахматова хотела продавать даже не вдохновенье (о презренных рукописях речь не шла, работать она не любила, на нескольких шлягерах и при самом либеральном строе все-таки не наработаешь на всю жизнь – да с брильянтами) – а тонкую свою какую-то поэтическую субстанцию, осанку, изысканных знакомых, четырнадцать лагерных Левиных лет – все на продажу. Она хотела, чтобы ей платили за то, что она – Анна Ахматова. Рассуждения Фроста о «простой» купле-продаже гневно осуждала.

Фрост был основательным человеком. В исследовании человеческой души он дошел до Божьего установления: человек будет трудиться и плоды своего труда продавать, потому что один – скотовод, а другой – хлебопашец.

Общение с Фростом вызвало у Анны Андреевны омерзение – то ли дело изысканный образ мысли советских писателей, с их домработницами, шоферами, домами отдыха и пр.

И разве не позор, что Ахматова не имеет 7 копеек на трамвай, живет в неотапливаемой, холодной, сырой и чужой квартире. Что она носит рваное, грубое и чужое белье…

П.Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 217

О переводах:

19 декабря 1941.

«Я не могу переводить. Я никогда не могла перевести ни строки. Иначе зачем бы я голодала все эти годы, жила без чулок и без хлеба? Ведь переводы прекрасно оплачивались».

Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 356

Исполать тем, кто помогал ей в работе, за которую она бралась только «для куска хлеба». Ведь у нее не было никакого другого источника существования. Ни стихов, ни статей о Пушкине тогда не печатали.

Эдуард БАБАЕВ. Воспоминания. Стр. 68

Она думала, что с этого можно прокормиться?

1 ноября.

Письмо АА – Сталину.

<…> напечатала одну работу о Пушкине, вторая печатается.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 16

Столько трудов – и тяжелые материальные условия!

Поэт – состояние души. Фет не был профессиональным поэтом, он хотел быть дворянином и жить с помещичьих трудов. Толстой не хотел даже жить с графских барышей, он хотел сам пахать землю и тачать сапоги. Ахматова хотела иметь 7 копеек на трамвай и «ландо» за то, что она такая утонченная и пишет стихи…

Причем реальную ситуацию на рынке стихотворной продукции на Западе она себе представляет – в отличие от ее преданных поклонников, которые верили в то, что великая Ахматова добровольно разделяет с ними тяготы советского быта, а на Западе, за ее талант и душевную изысканность, она была бы вознаграждена несметными богатствами.

«Нигде в Европе этого нет. В Париже я рассказала одному поэту, сколько раз переиздаются у нас книги стихов – он едва верил. Публичные чтения у них не приняты. Если знаменитый художник сделает рисунки или виньетки к новой книжке стихотворений – тогда она приобретает шанс быть распроданной. Из-за рисунков – вы подумайте! В России всегда любили стихи».

Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 125

Она вернулась из-за границы.

«Ни один из тамошних издателей не предложил мне деньги».

Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 266—267

Да, в эмиграции ей было бы не прожить, никаких привилегированных правительственных дач.

Анна Андреевна рассказывает об издателе нью-йоркского альманаха «Воздушные пути» Р.Гринберге.

«Сэр Исайя сказал ему: «Вы не раз печатали стихи и прозу Ахматовой. Вы должны заплатить ей». Он ответил: «Закон на моей стороне». Видали хама?

Пока нет. Анне Андреевне, как юристке, выражение «закон на моей стороне» неизвестно. В стране, которая кормила ее, давала дачи и путевки, вопрос печатания книг и вознаграждения авторам решался не по закону. Мы не были правовым государством, а нарушение совковых «понятий» Анна Андреевна считала хамством.

«Через некоторое время он все-таки позвонил мне и спросил, хочу ли я, чтобы он лично привез мне деньги в конверте? Я ответила: «Рада ЗА ВАС, что вы позвонили и произнесли эти слова. Ничего мне не надо: ни вашего визита, ни денег, ни конверта». И повесила трубку, не простившись».

Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 294

Видали хамку?

All rights reserved.

Мне лично приходится любоваться этой надписью на моих никому не переуступленных писаниях… Однако это детали.

Анна АХМАТОВА. Т. 3. Стр. 227

Пастернак переуступил свою Нобелевскую премию Советской власти. Это ее выбор. Если бы выбрала другое – пожалуйста. Студентке можно подбросить в качестве упражнения рассчитать уровень благосостояния литератора, живущего на Западе, со следующими вводными: дама, из эмигрантов первой волны, с первоклассной «славой» в диаспоре, неспособная писать коммерческую прозу и преподавать, малопродуктивная в поэзии, вынужденная содержать компаньонку (для стирки и замены сонма поклонниц), ленивая, с тяжелым характером и без дополнительных доходов. Остается ли на «ландо»?

Литературный поденный труд был ей невыносим – она с юности готовилась к какой-то нереальной роли. Возможно, поэтому подсознательно расчетливо отвергла эмиграцию.

Все, кто мог просчитать, что в России писательское ремесло не в пример выгоднее, вернулись – Горький, Алексей Толстой.

Если хочешь купить «ландо» – стихи должны продаваться. В стране, в которой жила Анна Ахматова, покупало стихи и платило поэтессе – государство. Платило по гораздо более высоким ставкам, чем продавцам или изготовителям сосновых карандашей, – платьями с маленькими изящными шляпками, квартирами («На Красную Конницу я не поеду – далеко, и Владимир Георгиевич не сможет меня часто навещать»), дачами в престижных курортных зонах («Будка»), санаториями, персональными пенсиями и пр. Скорее всего эта же страна Советов сама должна решать, покупать ей или нет «Чудотворной иконой клянусь / И ночей наших пламенным чадом»…

25 сентября 1940.

Докладная записка управляющего делами ЦК ВКП(б) Д.В. Крупина – секретарю ЦК А.А. Жданову «О сборнике стихов Анны Ахматовой».

«Стихотворений с революционной и советской тематикой, о людях социализма в сборнике нет. Два источника рождают стихотворный сор Ахматовой: бог и «свободная» любовь. А «художественные» образы для этого заимствуются из церковной литературы. Необходимо изъять из распространения стихотворения Ахматовой».

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 49

Всего лишь. Не убить, не зарезать, не услать на десять лет без права переписки – «изъять из распространения». Не распространять. Не платить за эти стихи денег.

Разве там было что-то сказано про «не писать»?

У этого государства были свои виды на то, кому из писателей и за какого характера произведения платить свои деньги.

Она хотела бороться с этим государством? Я что-то не слышала.

Она хотела писать свои благоуханные стихи? Ей никто не запрещал. Пусть бы писала.

На жизнь зарабатывать, если не заниматься обслуживанием государства в его идеологических нуждах, можно было практически тем же, чем на Западе – тем, к чему она была не способна: преподавать, переводить, заниматься литературной критикой или наукой, продавать карандаши: по американским условиям – как бизнес, по советским – в Рабкрине за прилавком стоять. У нее масштаб был другой.

11 ноября 1939 года.

Постановление Президиума ССП СССР «О помощи Ахматовой»: «Принимая во внимание большие заслуги Ахматовой перед русской поэзией, 1) Просить Президиум Ленгорсовета предоставить в срочном порядке А. Ахматовой самостоятельную жилплощадь. 2) Предложить Ленинградскому правлению Литфонда после предоставления квартиры А. Ахматовой приобрести необходимую обстановку. 3) Ходатайствовать перед Совнаркомом СССР об установлении персональной пенсии. 4) Предложить Литфонду СССР впредь до постановления правительства выплачивать Ахматовой пенсию в размере 750 рублей в месяц (профессор Пунин зарабатывал 850 в год). 5) Предложить правлению Литфонда выдать А.А. Ахматовой безвозвратную ссуду в размере 3000 рублей единовременно».

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 37—38

Да, она все-таки не там была, где ее народ, к несчастью, был. Официально она была очень признана и никогда и отнюдь – не гонима. Не ареста она опасалась, отвечая Герштейн на предложение заступиться за Льва Гумилева («И Христос молился в Гефсиманском саду: да минет меня чаша сия»! – строго сказала Анна Андреевна), – а лишения этих привилегий. Квартирой занимался лично Вышинский.

«Вот это – я!» А тут Фрост с его сосновыми карандашами: купить, продать.

Так что: пусть не «ландо», но все же.

20 мая 1930 г.

Удостоверение на право бесплатного проезда в ленинградском трамвае.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 2. Стр. 133

«Это не то что какая-нибудь там буржуазная слава: «ландо» или автомобиль, брильянты в ушах. Это – читайте товарища Жданова. Это – я!»

Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952—1962. Стр. 387

Мозаиковый портфель

К деньгам как дензнакам у Ахматовой было отношение чистое: не жадная, но внимательная и очень ленивая. Если держать в руках – она их скорее отдаст, чем приберет. Но это – формальная легкость. К основному своему капиталу – имени – она ревнива и стяжательна до исступления. Да, жить и зарабатывать ей пришлось при распределительной системе, и, казалось бы, только так она и могла просуществовать – на Западе поэтическими сборниками не проживешь, а к регулярному труду она не способна, – но, с другой стороны, при таком таланте к PR она могла бы наладить, например, производство и реализацию перчаток – таких, которые, при видимых характеристиках левых, имеют технологические хитрости, позволяющие надевать их на правую руку.

К выгоде и капитализации имени ее вел каждый шаг.

Цену (в денежном исчислении) по текущему курсу и на будущее своему богатству (архиву и возможности ссылок на нее) – она знала. Как всякий культурный человек. Кроме промоутера, она могла бы стать и коллекционером.

25 февраля. 1934 г.

Протокол оценочной комиссии ГЛМ

Слушали: Предложение А.А. Ахматовой приобрести материалы из ее архива. Оценка владелицы 3000 р. Постановили: приобрести за 1200 руб.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 2. Стр. 144

1934 г.

В самое последнее время нами приобретен альбом А.Ахматовой с многочисленными записями и рисунками представителей литературно-художественной среды, в которой вращалась поэтесса.

В. Бонч-Бруевич. Новые поступления в московский литературный музей.

Приобретен за 2000 рублей.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 2. Стр. 141

Архивы – это ее главные активы.

Дневник 30 июля. 1936 год.

Проснулся просто, установил, что Ан. взяла все свои письма и телеграммы ко мне за все годы; еще установил, что Лева тайно от меня, очевидно по ее поручению, взял из моего шкапа сафьяновую тетрадь, где Ан. писала стихи, и, уезжая в командировку, очевидно, повез ее к Ан., чтобы я не знал.

Н. ПУНИН. Дневники. Стр. 334

Это она как юристка грамотно сделала, это по-агентски. Она думала, он ей не отдаст? Она считала это дорогостоящим наследством. На всякий случай отметаю возможные оправдания: она, я думаю, была уверена, что Пунин не станет компрометировать девушку обнародованием ее всхлипов о черноте ночи и прочих красотах, она осознавала ценность своих писем для оценщиков литературных архивов.

Когда Ахматовой нужны помощники – она не церемонится.

У летописца жизни Ахматовой Лидии Корнеевны Чуковской в 1938 году арестовали и расстреляли мужа.

Совершенно секретный «Список осужденных Военной Коллегией Верховного Суда Союза ССР по делам УНКВД ЛО в феврале 1938 года. В списке даны фамилии осужденных. Примечание касается судьбы жен арестованных. Лидии Корнеевне в соответствующей главе написано «Арест оформляется». Вторая фраза гласит: «Арестовать к первому апреля».

А. РАЗУМОВ. Памяти юности Лидии Чуковской. Стр. 196

Ахматовой тем не менее нужно сохранять свой архив.

Я знала, что за мной, за моей квартирой следят, ждала обыска – и ареста – со дня на день и старалась навещать Анну Андреевну пореже. Однажды А.А. протянула мне какой-то пакет; затем написала на клочке несколько строк и, когда я прочла их, сожгла в пепельнице. Если я не возьму пакет, она вынуждена будет бросить бумаги в Фонтанку. Я кивнула. Спускаясь по лестнице, подумала: что же я делаю? У нее нельзя, да ведь и у меня нельзя. Я вышла на Фонтанку. Надо было решать…

У Ахматовой были гораздо более благополучные знакомые, но она боялась отказа, боялась вызвать их недовольство, не иметь возможности пользоваться их благодеяниями – и в серьезном случае обратилась к совестливой и безответной.

Этой части архива, спасенной Чуковской, повезло. Какой-то другой части – меньше.

Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952—1962

О пропаже архива Гумилева

Анна Андреевна приняла мое сообщение с большим недоверием. Она не могла удержаться от подозрения, что Лина Самойловна торгует письмами и рукописями Гумилева. «Поймите, это золото», – вразумляла она меня. Она часто поминала Леву в этой связи: то опасалась, как бы он не узнал о пропаже и не наделал глупостей, в его положении все было рискованно; то, наоборот, говаривала мечтательно и угрожающе: «Я нашлю на нее Леву, он с ней поговорит по-своему (это как, по-уголовному, что ли?)» – или еще резче, на своем домашнем арго: «Он сделает из нее «свиное отбивное»!»

Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 78

Не хотела бы я с такой Анькой-золотой ручкой встретиться на коммунальной кухне.

Я защищала Лину, повторяла ее глупости: «Ей было легко ошибиться, она, видно, приняла за письма Гумилева к вам какой-нибудь другой пакет». Пристально взглянув на меня, Анна Андреевна сказала тихо и грозно: «Она не могла ошибиться! Там были папки!..» Переходя на крик: «Па-а-пки!!» – и, уже захлебываясь от гнева, бессвязно: «Зоя… на санках… везла…»

Зоя установлена никогда не была.

Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 79

В шестидесятые годы Ахматова охраняла свой архив уже не от КГБ, а от наследников.

Рукой Ахматовой: «Хочу оставить у вас мои записные книжки и т.д. Можно?» Это было на квартире Западовых, незадолго до отъезда Анны Андреевны за границу – не помню уже, в Италию или Англию, и речь шла о небольшом потрепанном чемодане с рукописями, который сопровождал Анну Андреевну по всем стоянкам ее кочевья. Мы были в комнате вдвоем, но Ахматова не доверяла стенам, поэтому – записка.

Ника ГЛЕН. Вокруг старых записей. Стр. 638

Наследники не должны были знать, где находится архив.

Основной состав писем матери Лев Николаевич сжег. Он поведал об этом пораженной Анне Андреевне в первые же дни по возвращении из ГУЛАГа. «В лагере нельзя ничего хранить, бывают переезды, там шмоны…» – объяснял он.

Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 316

Почему об этом пошел разговор в первые же дни? Она разведывала, надо ли выкрадывать «золото» и у Льва Николаевича, как из многоуважаемого шкапа у Пунина? Чем она была поражена? Ведь сыну писала письма (открытки! у стойки на почте!) – не в комиссию по увековечиванию своей памяти – ну почему их надо хранить? Ну почему надо поражаться – больше нечему поразиться в рассказах о лагере?

В отличие от сына, Анна Андреевна бережно сохранила все его письма.

Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 317

Без этапов и шмонов, правда? Хранила – хоть не «золото», так серебришко.

В архивном деле она никогда не была простушкой.

Толстой отнесся ко мне исключительно хорошо. Это не Кривич, дрожащий над своими архивами. Толстой знает, что у него будет собственная биография, и почему не сделать хорошего дела для биографии другого.

П.Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 150

Таков был круг ее друзей, по ним она сверяла свои этические нормы.

Письмо от Гизетти. Начинает он его так – словами о том, что посещение АА оставило в нем «светлое, светлое» впечатление, что он очень хотел бы побывать у нее еще… А дальше и объяснение этого «светлого, светлого»: он пишет, что 17 мая он будет читать доклад об И.Анненском и ему очень важно ДО (подчеркнуто) доклада побывать у АА, чтобы поговорить с ней и разведать у нее как можно больше об Анненском. (Сколько человек пользуется знаниями, исследованиями, мыслями, соображениями АА!)

П.Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 22

И сколько же человек пользуется знаниями, исследованиями, мыслями АА? По моим подсчетам, она никому «попользоваться» не дает.

В обиде на наследницу П. Лукницкого исследователи биографии Ахматовой – что не отдает во всеобщее пользование его записки. А Анна Ахматова даже родному сыну не отдала – думала, не оценит такой дар, надо написать завещание в пользу Ирины Пуниной, вот пусть тогда погрызутся, поборются – такое сладостно видеть при жизни.

Письмо Лукницкого – Горнунгу:

Несколько раз ходил Медведев и выпрашивал у нее автобиографию. Чтоб отвязаться от него, А.А. дала ему кой-какие сведения. Он записывал, но, вероятно, неточно.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 127

Мы знаем из дневника Лукницкого, что это перевирала она – специально, а не он неточно записывал! Можно было бы подумать, что только для красивости и интересничания: убавляла года, облагораживала место рождения – не Одесса, мол, а Ленинград, отец – морской офицер, училась в Смольном институте и пр. – но нет. Неточные сведения она давала именно для того, ЧТОБЫ у этого исследователя были неточные сведения! Полученные от нее самой! Позавидует такой изощренности кто угодно! А другие исследователи – пусть опровергают тех первых, выискивают истину и пр. – и суета вокруг великой поэтессы Анны Ахматовой – великой души – не утихнет.

Я спросила, [Ахматову] кто написал статью. – «Волков. Он давно обо мне пишет. Когда-то в Ленинграде, в Пушкинском доме, я читала свое исследование о «Золотом петушке». Когда я кончила, подошел Волков. Он сказал, что давно изучает мою биографию и мое творчество и хотел бы зайти ко мне, чтобы на месте ознакомиться с материалом. А я ни за что не желала его пускать. «Они – сказала я, кивнув на пушкинистов – жизнь свою кладут, чтобы найти материал, а вы хотите все получить сразу».

Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952—1962. Стр. 106

Вот так. Она ждала, когда и за ее биографию люди начнут класть жизни, она считала, что она стоит столько же времени, сколько тратится на Пушкина. Пушкин, правда, не сознательно скрывал какие-то сведения, чтобы набить себе цену, а как раз совершенно наоборот – не придавая значения.

С архивами закончено. А теперь предлагаю вам, читатель, поиграть в литературную «Монополию». Против каждой цитаты поставьте цифру: во сколько вы оцениваете каждый шаг, который сделала (была вынуждена платить) или не сделала (сэкономила) Анна Андреевна. Если «гневалась» – то сколько теряла, если радовалась – то насколько побогатела?

К АА приходил Борисоглебский М.В., просил ее разрешения поставить ее имя на афишу (для спекуляции ее именем, конечно). АА была крайне недовольна; но, не желая противодействовать Союзу, согласие вынуждена была дать (уверен, что АА считала себя одолженной Союзу, который в прошлом году дал ей пятьдесят рублей на лечение).

П.Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 154

А вот человек, оказавший ей услугу, в свою очередь, просит ее сделать запись ему в альбом.

Она отказалась. Горнунг стал упрашивать ее. АА смущенно перелистывала альбом, как будто ожидая какой-нибудь помощи извне, подыскивала все возможные формы отказа. Умоляюще смотрела на меня – как будто ждала от меня защиты. Положение было очень неловкое и глупое… Горнунг спросил: «Вам очень не хочется писать?». АА помедлила, но решительно, хоть и жалостно, ответила: «Да, мне очень не хочется, мне неприятно. Можно не писать?» Горнунг молчал упорно и туго.

П.Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 98

Вручила мне тетрадь. Приписала еще: «Дарю эту тетрадь…» Почему? Не потому ли, чтоб не думали «посвящаю»?

Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 488

Потом пошли в библиотеку, кто-то попросил Анну Андреевну оставить автограф на одной из ее книг. Она невозмутимо ответила: «Нет. Я неграмотная и больше ничего не пишу».

Н.В. РЕФОРМАТСКАЯ. С Ахматовой в музее Маяковского. Стр. 544

Когда ей позвонили из «Литературной газеты», чтобы объяснить, что ради опубликования стихов Берггольц, которые оказались более актуальными, они вынуждены перенести стихи Ахматовой (какие гонения!) она, не дав договорить, отрубила: «Я никому не собираюсь перебегать дорогу (а это и невозможно было), я знаю, что такое добрые нравы литературы», – и повесила трубку.

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 61

Неужели стихи Берггольц оказались еще более актуальными, чем стихи Ахматовой о Сталине? Но и странно, что после ТАКОГО она не замолчала еще на тридцать лет.

О соринке в глазу ближнего: она все видит.

Борису Пастернаку домой позвонил Сталин.

Пастернака вызвали к телефону, предупредив, кто его вызывает. С первых же слов Пастернак стал жаловаться, что плохо слышно, потому что он говорит из коммунальной квартиры, а в коридоре шумят дети. Борис Леонидович в тот период каждый разговор начинал с таких жалоб. Мы с Анной Андреевной тихонько друг друга спрашивали, когда он нам звонил: «Про коммунальную кончил?» Со Сталиным он разговаривал, как со всеми.

Н.Я. МАНДЕЛЬШТАМ. Из воспоминаний. Стр. 172

Когда у Ахматовой арестовали сына (и Пунина – поэтому она была так деятельна, увы), она обратилась с письмом к Сталину.

Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович!.. В очень тяжелых моральных и материальных условиях я продолжала работать…»

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 16

«Наш Ванька своего не упустит».

Она писала о материальных лишениях – думаю, чтобы в случае чего получить хотя бы это.

Анна Андреевна не дает попользоваться собой никому, даже родному сыну.

Помню, как редко плачущая Анна Андреевна прослезилась, жестоко уязвленная моим неосторожным рассказом. Речь шла о его (Льва Гумилева, после лагеря) стремительном ухаживании за одной из приятельниц Анны Андреевны, которой он жаловался: «Мама не любила папу, и ее нелюбовь перешла на меня». «Он торгует нами!» – вскричала в слезах пораженная Ахматова. Да, конечно, узнать из «достоверного источника» об отношениях знаменитых поэтов было жгуче интересно и повышало шансы влюбленного на внимание дамы.

Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 345

Любопытство дамы могло быть сколь угодно жгучим, но Гумилев в данном случае рассказывал факт СВОЕЙ личной биографии. Взаимоотношения ЕГО родителей – это информация, принадлежащая лично ему и никому другому, Ахматовой в том числе, он волен «торговать» этим, как захочется.

Но права других людей для Ахматовой – это слишком эфемерная вещь, несущественная и несуществующая.

Как она мелодраматична: «Он торгует нами!!!» Он просто сообщает факты из СВОЕЙ собственной жизни.

Лучше бы она торговала сосновыми спичками.

Иностранке Аманде Хейт она внушает:

Разумеется, из этих двух страниц, которые я написала сегодня, можно сделать не очень тонкую книжку, но это я предоставлю другим.

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 144

Характеристика книги.

Стал неизменным best seller’ом, т.е. его книги стоят дороже всех остальных, их труднее всего достать.

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 144

Мы весело ужинали. Все как-то «разнежились», и Анна Андреевна вдруг сказала, что ей хочется подарить мне экземпляр «Поэмы без героя», написанный ее собственной рукой. Я пришел в неописуемый восторг и с благодарностью принял драгоценный подарок. Проснувшись утром, «по размышлении зрелом» решил, что такой подарок мною не заслужен, и тут же позвонил Анне Андреевне, попросил разрешения зайти. Я вернул ей поэму, сказав, что такая драгоценность должна оставаться в руках автора. В своей обычной спокойной манере Анна Андреевна сказала: «Пожалуй, вы правы. Положите ее на стол».

Д.Н. ЖУРАВЛЕВ. Анна Ахматова. Стр. 328

Вы не забываете проставлять цены в «Монопольке»? Вы тоже не отказались бы забрать назад подарок, если бы одаренный решил, что вы подарили позолоченную ложку вместо посеребренной по ошибке и он того не стоит?

На этой основательной ноте: «Копеечка не пропадет» – завершим и эту тему. Дело близится к вечности. Для Ахматовой это значит: пора подумать и о завещании. Живой, правда – о живом: кто лучше выслужится за наследство?

Штоки уже укладываются. Оказалось, NN дарит им экземпляр поэмы. Я очень обиделась и огорчилась. NN сначала ласково оправдывалась, а потом сказала очень зло: «Не беспокойтесь, умру – все Вам достанется. Вы душеприказчик».

Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 425

Не надеясь, что Лидия Корнеевна создаст настоящую – здоровую и злую – конкуренцию за наследство, Ахматова под конец жизни определила круг других игроков. Родной сын стал совсем не так однозначен, как могло бы быть. Подходящий вариант – завещать все какому-нибудь литературному музею – нарушал весь смысл борьбы. Нужны были азартные люди.

Льва Николаевича оттирали.

Последние годы перед смертью Ахматовой они (Лев Николаевич и Анна Андреевна) не виделись. Пунины, которые тряслись за свое благополучие, систематически старались посеять между ними рознь.

Соломон ВОЛКОВ. Диалоги с Бродским. Стр. 254

Она не могла этого не видеть.