Текст книги "Развилка"

Они опаздывали.

Евгения с детьми снова были дома все выходные. Наталья ушла в субботу утром и весь день гуляла по Пушкинскому. Ее возвращения домой ждали, встретили у порога и мучали до полуночи разговорами о знакомых, которые растолстели, просрали бизнес, ушли с рынка. Она попыталась спрятаться у себя, но дым и перегар заползали из гостиной в спальню. Евгения, стоя на пороге в ее комнату, плела свои бесконечные истории.

В воскресенье Евгения спала до четырех, а Наталья, выполняя ее указания, вытащила детей заниматься. Ростислав со Снежаной бурчали, уткнувшись в смартфоны, но хотя бы не подрались. Урок не задался. Дети с тоской смотрели на включенный без звука телевизор, Наталья поглядывала на закрытую дверь своей комнаты. Нужно было перечитать отчет, пересмотреть презентацию.

Евгения проснулась после обеда, побродила мрачная по квартире и уехала, оставив детей на оттоманке пинать друг друга, а Наталью тосковать у себя в спальне. Ей удалось уговорить детей рано лечь спать, но сама она долго не могла расслабиться, прислушивалась через дверь к ненадежной хрустальной тишине, ожидая возвращения Евгении, прежде чем провалилась в душные, путанные и ломкие сны.

Проспала, как и следовало ожидать.

Дождавшись Наталью, Валентина Степановна дернула тяжелую дверь, проскользнула внутрь. Она была без пальто, в непривычном деловом виде – костюм с белой блузкой, с кружевным воротом под подбородок, ажурная золотая брошь вместо обычной нити жемчуга.

– Паспорт, – крикнула Валентина Степановна.

Наталья на бегу достала паспорт и протянула охраннику, скучающему у металлодетектора.

– Скорее, лифт, третий этаж.

– Началось уже? – рискнула спросить опоздавшая.

– Начинается, – Валентина Степановна вылетела из лифта.

Люди заходили в кабинет, рассаживались вдоль длинного стола. Во главе стола их ожидала дама в костюме того же покроя, что и у Валентины Степановны. Только цвет отличался: у темноволосой дамы оливковый, у Валентины Степановны – густо-синий. Рядом с дамой располагался грузный мужчина. «Сергей Сергеевич, секретарь помощника заместителя министра», – с уважением прошептала Валентина Степановна. Третьим за начальственной стороной стола сидел молодой человек в дорогих очках.

– Ну что, можно начинать? – спросил, щурясь от солнца, молодой человек. – Закройте жалюзи, пожалуйста. В этом году мы все интенсивно трудились над проектом дистанционного обучения. Вы знаете, что это государственный проект, направленный на распространение и поддержку русского языка за пределами нашей Родины. Цель проекта – формирование будущей интеллектуальной элиты в среде зарубежья, элиты соотечественников, ориентированных на сотрудничество с Россией. Также мы намерены привлекать молодых наших соотечественников к поступлению в российские вузы и стимулировать впоследствии их возвращение и работу в Российской Федерации. Всего программа рассчитана на три года, первый год, с одной стороны, только закладывает основы для будущего, а с другой – определяет весь наш дальнейший труд. Потому прошу вас отнестись со всем вниманием. Давайте заслушаем доклад нашей первой группы исполнителей. Пожалуйста, Валентина Степановна.

Докладчица поднялась, бледная и решительная, и заговорила, четко произнося выверенные формулировки отчета. Наталья кивала, отмечая вызубренные наизусть пункты.

Однако лица слушающих кривились в недовольных гримасах, в легких усмешках, едва заметных, как рябь от солнечного зайчика, прокравшегося сквозь жалюзи, как птичье перышко, едва касающееся чаши весов, но способное обрушить оценку их работы.

– А теперь, – остановилась Валентина Степановна, – о технологической модели нашего проекта дистанционного обучения русскому языку за рубежом расскажет наш специалист Наталья Владимировна Замкина.

Наталья уже столько раз повторяла про себя доклад, что могла оттараторить его целиком, как билет на экзамене по научному коммунизму.

– В качестве технологической составляющей глобальной системы оригинальной модели дистанционного обучения русскому языку за рубежом предлагается создание глобального интернет-ресурса с единым центром обработки данных. Принцип построения глобальной системы дистанционного обучения сводится к классической облачной схеме с централизацией управления ресурсами под управлением единого программного обеспечения и централизацией базы данных в одном дата-центре…

– Что же конкретно вы собираетесь нам предложить? – прервал ее молодой человек. – Это ведь только на бумаге?

– В следующем году мы приступим к разработке учебного модуля, – быстро ответила Валентина Степановна. – В рамках рабочей модели будет разработана учебная программа обучения со всеми составляющими, администрированием и системой управления. В будущем году, исходя из плана техзадания, программа будет своевременно передана заказчику.

– Что, прямо в чемоданчике? – пошутила дама.

– Да, это хорошо, – согласился помощник заместителя. – А почему у вас тут девушка раздетая?

Валентина Степановна с Натальей переглянулись. Где у них в проекте раздетая девушка?

– Вот, – показал помощник заместителя.

Он рассматривал распечатку презентации проекта. На одном из фото молодая учительница стояла перед классом, одетая в сарафан.

Наталья собралась возразить, но Валентина Степановна опередила ее.

– Учтем, Сергей Сергеевич, срочно поправим.

Помощник заместителя отложил распечатки.

– Что же, мы сообщим вам о результатах проверки отчета. До свидания. Позовите, – наклонился к молодому человеку, – следующих исполнителей.

– Уф, – выдохнула, оказавшись в коридоре, Валентина Степановна. – Кажется, хорошо прошло. Вы не волнуйтесь, Наточка, мы показывали уже отчет нашему человечку в министерстве, возражений не было. Пожалуй, вы не ждите меня, я задержусь тут ненадолго, а вы езжайте. Пересмотрите презентацию и сайт наш заодно. Что это за безобразие, в каком виде они фотографируются!

– Конечно, Валентина Степановна. Все пересмотрю.

Она четким шагом миновала охранника, вышла на улицу. Янтарный свет погас, прохожие сновали по тротуарам в привычной пастельной зыбкости.

О, о, о, еще один кирпич в стене.

Из книги

Сегодня впервые за зиму ударил настоящий мороз. Окоченевший город застыл в молчании, как в знойный летний полдень. Кажется, от холода он сжимается, превращаясь в черную точку, не больше, чем сотни других, тех, что с трудом отыщешь на огромной карте Европы. Я чувствую, как ломит в костях от мороза, веющего от прогонов железной дороги, железных конструкций, балконов, мостов, трамвайных путей, фонарных столбов, отхожих мест. Железо пульсирует и съеживается, камень и кирпич туго ноют от боли, штукатурка молчит.

Конец цитаты

– Вообще-то нам повезло, – сказал Гоша. – Фото я заменил, не проблема. А на видео все были в закрытых одеждах. А то как бы я видео редактировал!

– Заново вебинар провести не получилось бы, – подтвердила Эльза, – а по техзаданию должен быть видеоотчет. Повезло. Все, закончили?

Гоша кивнул.

– Да, сдали. Поехали, отметим!

Эльза потянулась, не вставая из-за компьютера.

– Куда ты нас зовешь?

– Домой, домой! Но сначала – в «Перекресток».

Наталья с Эльзой встали одновременно, едва не врезавшись друг в друга лбами.

– Вызывай такси, нам с Наткой надо меню обсудить.

Строчки меню делились и умножались. Они перебивали друг друга, едва успевая записывать: креветки в кляре, фаршированные помидоры, перепелиные яйца с икрой, баклажаны с сыром…

– Девочки, у меня уже слюнки текут, – обернулся с переднего сиденья Гоша. – Если вы все это в самом деле соберетесь приготовить, есть нам придется дня три, не меньше.

– Устроим лежачую забастовку, – шлепнула его по руке Эльза.

– А что, я не против, – согласился Гоша.

Мурка встречала их у двери, выгнулась пушистой, наэлектризованной дугой.

– Что, рыбкой тебе пахнет? – нагнулась к ней Эльза.

Кошка метнулась в комнату и забилась под кровать.

– Если моя помощь не нужна, я посижу в комнате. – Гоша чмокнул их по очереди.

Не так уж много было в том листе угощений. Они принесли тарелки с закусками на журнальный столик. Гоша полулежал на диване, смеялся в телевизор.

«Крестный ход вокруг “Дома два”, давно об этом думаем…» – говорил человек с растрепанной бородкой и белым воротником, выглядывающим из-под черного свитера. Ведущий в ответ захлопал себя по ляжкам и закукарекал, вызвав смех в зале. Мужчина с намазанным золотом лицом, накладные ресницы, мелкие кудри спускаются вдоль щек, поверх аккуратной бородки произносил жеманно: «Я выкладывал свои магические фотографии в интернет, мой стиль повторяют все – Мадонна, Леди Гага, Кончита Вурст». Каждое его слово сопровождалось хохотом публики, ухоженных красавиц с белоснежными зубами и харизматических красавцев. Громче всех хохотали ведущие.

Гоша хохотал вместе с залом. Он подался вперед, губы сложились в трубочку.

– Гоша, выпьем?

Наталья подняла бутылку.

– Да, да, сейчас, – он двигал рукой по столу, не отрывая глаз от телевизора.

На экране появилась группа парней в сверкающих тренировочных костюмах и с ведерками попкорна в руках. Смех публики не прекращался ни на мгновенье. На словах «Чего вы затыкаете нашего режиссера, он хороших актеров жопой чует» Наталья вернулась в кухню.

– Ладно, Элл, я поеду, наверно.

– Да погоди, ты что, – подскочила Эльза.

Наталья налила полный бокал и выпила залпом под доносящуюся из комнаты сказку о трех жадных Порошенках и добром комплексе «Тополь М».

– Вы празднуйте, пожалуйста, а я устала. Поеду домой.

На самом деле они не слишком расстроились.

– Доберешься, Нат? Или такси тебе вызвать?

– Нормально доберусь, не беспокойся. Гоша, пока!

Он не услышал ее за телевизором.

Сухой мороз спустился вечером на город. Градусов тридцать, решила Наталья. Щеки у нее заледенели, пока доехала на автобусе, добежала до входа в метро. В холле в этот час никого не было, редкая фигура проскользнет, устремляясь вниз, к поездам, домой.

В тихую тень между ларьками забился бомж. Ноги его были замотаны в пакеты, голова непокрыта, глаза опущены к еще одному пакету, в котором он копался серой от грязи рукой. Молодой полицейский навис над бомжом, с веселой скукой выцарапывая его из укрытия, как рачка из раковины.

– Ну и где твои документы? Сколько еще копаться будешь? Или давай уже, вали отсюда.

Бомж, не поднимая глаз на величественную властную фигуру, бормотал умоляюще себе под нос. Ему нечего было сказать санитару города, нечем зацепиться за последние минуты накануне смерти. Он непременно замерзнет там, снаружи, не доживет до утра.

Наталья поскорее пробежала мимо: на эскалатор и в тепло станции, горло бесполезно сжалось – уйти, не видеть, забыть.

Выходной Наталья снова провела в библиотеке. Заказанный заранее том постановлений Коминтерна ждал на столе выдачи. Больше тысячи страниц, и все о мировой революции, мелким слипшимся шрифтом. Хочешь что-то отыскать – листай подряд, всматривайся в бесконечные постановления, указания, решения, направленные на борьбу с оппортунизмом, мелкобуржуазностью, фашизмом, милитаризмом, пафицизмом, троцкизмом.

Какие они зануды! Какие долбаные зануды! Понятно ведь, под чьим началом и какими делами они занимались, но сколько восторга в их пафосных постановлениях!

Напоминает наш отчет, если что. Миллион слов. Все для удовлетворения заказчика. Китай их беспокоит, потом Индия, Италия… Везде коминтерновские агенты, все поддерживают интересы рабочего класса. Сейчас уже не так много осталось этого рабочего класса, поддерживать его. Зато соотечественники расплодились, разъехались по всему миру. Соотечественников за рубежом нынче больше, чем русских в России. Если верить отчетам соотечественников.

Но коминтерновцы! Нет бы написать что-нибудь конкретное. Скажем, так: принято решение о необходимости сплотить рабочее движение на местах. Исполнителем выбрана коммунистическая пресса. Руководителям пролетарских газет даны поручения развивать работу с корреспондентами. Кому даны указания, когда. Мне же только нужно узнать, когда они запустили проект «рабкоры»! Нет, самое близкое, что я нашла, это постановления очередного пленума о пользе профсоюзов и необходимых мерах по их усилению, сплочению, укреплению и прочее.

Весь день вглядывалась в эти безумные письмена, да еще набирала их вручную. Глаза болели, уже ничего не различала.

Отправила Николя мейл, посетовала, что убила четыре часа безрезультатно.

Ничего страшного, отозвался он. Это прекрасный результат, чтобы оградить поле нашего исследования. Будьте любезны, продолжайте работу.

Продолжу, разумеется. Замечательное, интригующее исследование. Понравятся ли тебе мои находки? – Наталья думала вслух, говорила сама с собой.

Из книги

Завершили день в «Таверне», как и многие другие вечера. «Таверну», итальянский ресторан, содержит Вилли Леман, крупный, грубовато добродушный немец, в котором нет ничего итальянского, вместе со своей женой, стройной застенчивой бельгийкой. Этот ресторан стал здесь клубом британских и американских корреспондентов, и он помогает нам сохранять нормальную психику, дает возможность встретиться в неформальной обстановке и поговорить о своих профессиональных делах – без чего долго не протянет ни один зарубежный корреспондент.

Конец цитаты

В субботу она позвонила Виктору.

– Наташка! – заорал Витя.

– Привет, ты сейчас можешь говорить?

Он был всегда занят.

– Могу, дорогая, для тебя все могу.

– Да я просто так, хотелось встретиться, поболтать, как оно.

– Оно отлично! И мне хотелось тебя поболтать! Ты любишь французский коньяк?

– Обожаю! – восхитилась она.

– Тогда давай сегодня в восемь. Мне тут сказали, есть отличный ресторан на Якиманке – вниз, за французским посольством.

Что значит старый приятель – никаких вопросов, одни предложения.

Ресторан она нашла легко. С вывески на всю улицу сияло имя великого французского писателя, защитника отверженных.

Зал встретил ее блеском хрусталя в люстрах. Перезваниваясь с воздушным сиянием с потолка, сверкали бокалы на пустых столах. Свежевыглаженный, как скатерть, метрдотель шагнул к Наталье. В посадке его головы было что-то птичье – остепенившаяся сорока, выросшая от мелкого воровства до наблюдения за порядком.

– Меня ждут.

– Разумеется. Проходите к столику у окна.

Витя говорил по телефону, не замечая ее.

– Привет тебе!

Он убрал трубку.

– О, наконец-то! Я взял кувшинчик красного. Сомелье уверял, лучшее в их винной карте.

– Хорошо, – она села напротив.

Подскочила другая сорока, с такой же вращающейся головой и круглыми глазами.

– Что будете заказывать?

– Вить, ты закажи, что хочешь. Я тебе доверяю.

Она протянула ему свою картонку меню.

– Тогда устрицы, номинал деликатесный, по дюжине. Хочешь лангуста, они достают из аквариума, какого покажешь?

– Пожалуй, нет. Не надо доставать из аквариума.

– Так-так. Тогда, пожалуйста, маленькие кальмары. А вот из горячих закусок дайте нам два фуа-гра. Очень мне хвалили ваше фуа-гра.

– Совершенно справедливо, – подхватил сорок. – Шеф-повар у нас лауреат Мишлен по фуа-гра. Обязательно попробуйте наше фуа-гра, будете к нам возвращаться.

– Витя, остановись! – попросила Наталья. – Мне столько не съесть.

– А мы запьем, – возразил он. – Принесите нам еще бутылочку кьянти.

– И воды, пожалуйста, – добавила Наталья.

Сорок наконец улетел.

– Уф, какое роскошное место! – выдохнула она. – И пустой зал. Почему нет никого?

– Москва уже не та, – Витя махнул рукой. – Разбежался народ, слился и спился. Кто на Гоа, кто в Доминикане. Дауншифтят помаленьку.

– Слушай, – Наталья решила взять быка за рога, – я сюда приехала, ты знаешь, меня сюда Эльза вытащила. Но пока это ужас, а не работа. Угодила в самую клоаку. Министерские отчеты, анкеты. А студенты! Таскать статьи из интернета, это дело? Платят, как ты понимаешь, не так, чтобы очень. И вообще. Я тебе рассказывала о казаках?

– Ух ты, – с прохладцей отреагировал Витя, когда она развлекла его историей о панамском атамане. – А чего ты хотела, когда ехала?

Она принялась рассказывать ему, чего хотела: она соскучилась, Эльза позвала, она и рванула, на острове тетки и бабки, нет, ее там уважали, она хорошая учительница, всегда была готова дополнительно позаниматься, но не понимали, а учительский коллектив это же ужас что такое, сказать гадюшник – обидеть пресмыкающихся.

– Смотри, вон уже устрицы несут, – Витя прервал ее нытье.

Устрицы были крупные и скользкие. Она справилась с двумя, остальных подвинула Вите.

– Ты говорил, вам народ требуется, – продолжила Наталья. – Ты же в газете сейчас? Мне бы подработку, колонку там вести или что. Осточертел уже этот проект.

– Я там, я здесь, – протянул он. – О чем бы ты написала в колонке?

– Знаешь, я видела в метро, ночью, мент выгонял бомжа. Понимаешь, он его на улицу выгонял, на сорок градусов. Убивал фактически. Нужно написать, чтобы привлечь внимание. Он же человек – его в приют надо, когда мороз. А не на улицу.

– Ну, – сказал Виктор, – это не топик. Вообще, на колонке много не заработаешь. Тебе аналитиком надо идти. Я поинтересуюсь. Сейчас у нас пертурбации. – Он витиевато махнул рукой. – Хозяин свежий, бегает по этажу, кричит. И таким матом!.. – Виктор засмеялся. – Работаем над новой концепцией издания. Надо наработать имя, чтобы имя заработало на нас.

– Так изданию сколько лет? Имя-то с советских времен!

– Советские имиджи – это пустая скорлупа, как у устриц. Видишь? Схавали, и нет их. Нужно новое содержание, новое доверие. Тогда после каждой статьи доверие к следующему выпуску возрастает.

– Доверие читателей?

– Каких читателей? Холдинга, – он загорелся. – Мы станем зарабатывать на том, что поддерживаем одних или других. Поддерживаем ценности как таковые.

– Вить, я знаю, ты всегда от себя честно пишешь. Но получается… Вот я работаю у Элки. Мы так, болтаем, кофе пьем. А что мы делаем? Говорим: требования дурные, надо быстро, а то отчет не утвердят, аккредитацию не пройдем. Мы же сами создаем эту систему, поддерживаем и создаем. Вот ты спрашиваешь, чего я хотела? Я хотела делать учебный проект для пользы детей, а влетела в бордель какой-то, все для удовлетворения начальства. Да еще и Русский мир, Русский мир отовсюду, соотечественники, лозунги, казаки эти запредельные. И знаешь, что самое жуткое? Мы студентов этому учим – встраиваться в эту систему, беспринципности, моральному релятивизму. А считаем, что сами добродетельны. Мы государственники, патриоты. А мы растлители.

– Ну вот о чем ты сейчас, старуха, что еще за либерастия? – только и сказал Витя.

Он внимательно следил за официантом, катящего к ним тележку еды.

– Вить, – поморщилась она.

– Короче, – выключился он, – вон наше фуа-гра.

Паштет не произвел на нее впечатления. Но она расхваливала, чтобы доставить Витьке радость. В конце концов, стоил этот паштет больше мессы в средней парижской церкви, если высчитывать жизненные ценности в мессах.

На работу он ее не позвал, да она и не спрашивала больше.

На календаре была среда, и это означало, что завтра явится Евгения с детьми. Подходя к дому, Наталья будет вглядываться в окна. Сначала не заметит свет и вздохнет глубоко, но засов окажется заперт, телевизор за дверью будет надрываться смехом, и ее сердце рухнет.

Она покрутила в руках телефон, решилась, выбрала имя в списке контактов.

– Дорогая, привет! Это Наташа. Ты говорила, у тебя в случае чего можно остановиться.

– Конечно, конечно, – только и ответила Ира. – Но…

– Да, я помню, с канализацией сложности. Ничего, я справлюсь. Да, ничего, обойдусь. Так можно приехать?

– Конечно, дорогая, приезжай, когда хочешь, – согласилась она. – Я только съезжу приберусь.

– Ирочка, не надо ничего прибирать. Сегодня можно приехать? Сегодня вечером, не знаю, когда получится. Часов в десять?

– Конечно, – неуверенно отозвалась она.

– Спасибо, Ирочка, тебе. Ты у меня камень с души снимаешь.

Пару часов на работе она была счастлива одной мыслью, что сегодня пройдет по дороге до дома двадцать девять корпус три в последний раз.

Решила было попросить Юру помочь перетащить вещи, но не дозвонилась, да и вещей оказалось немного.

Первым делом она положила белье в стиральную машину, чтобы за пару часов, пока собирается, все было чистым, готовым к возвращению хозяйке. В чемодан, который она вытащила из зимней спячки под кроватью, поместились ее одежда, книги. Мини-самовар – и зачем она купила его, когда ездила за город, в подмосковный монастырь памятник архитектуры? Самовар в чемодан не влез – хорошо, что она сохранила подарочную коробку.

Написать, что ли, записку? Или и так поймет?

Нет, вежливее будет написать.

«Евгения, добрый вечер! Я съезжаю. Квартира в порядке. Оплата была проведена за месяц вперед. Надеюсь, все нормально. Наталья».

Когда она вытаскивала чемоданы из подъезда, перезвонил Юра.

– Да, звонила. Я сейчас переезжаю, хотела попросить, может, помог бы. Да нет, ничего страшного. Конечно, понимаю. Ты смотри, выздоравливай. Да, обязательно. Да, пока! Созвонимся.

Молодой таксист с жалостью глядел на нее через зеркало заднего вида. Тимур, было написано на карточке.

– Будьте добры, Старосадский переулок, – сказала она, закрывая глаза.

Увидев, что путь к дому преграждает вечно разливанная лужа под аркой, Тимур остановил машину на улице, сам донес чемодан до двери Ирины.

Даже счет округлил в меньшую сторону. На десять рублей, но все же. Бывают же такие таксисты!

– Наточка, – с порога распахнула объятия Ира. – Заходи скорее, чайник закипает.

– До свидания, будьте здоровы, – попрощался таксист.

– Будьте здоровы! – с чувством произнесла Наталья.

Ей хотелось, чтобы все-все были здоровы, счастливы, дышали свободно и могли укрыться в углу, где их никто не потревожит.

Новая информация о Треппере, и какая! Он учился в польском университете, изучал литературу и философию – он тоже филолог! Все мы здесь филологи, все мы здесь влюбленные, все мы здесь поэты.

После беспорядков в Польше Треппер перебирается в Палестину вместе с друзьями по коммунистическому движению: Исайей Биром, Леоном Гроссвогелем, Хилилем Кацем, Альтером Стромом, Софией Познанской. Новые имена, хорошие имена. Молодые люди собирались сражаться за права рабочего класса, за идеалы социализма. Двадцатилетние ребята, идеалисты.

Это подтверждение, что он давно знаком со Стромом. И Бир тут же, пока еще не «Фантомас». Исайя Бир был первым из них, кого завербовал Разведупр. Из Палестины он перебирается во Францию, работает на химической фабрике «ОНИА» недалеко от Тулузы. Создает сеть «рабкоров» (сомнительно, что он был создателем сети, но кто теперь знает). Что точно сделал Бир – это привлек к делу остальных друзей. К 1929 году он вызвал из Палестины во Францию Альтера Строма и Леопольда Треппера. Треппер учился у Бира искусству перевоплощаться, способам уходить от слежки и погони.

Стром, Треппер, Бир («Фантомас»), Познанская… все они, оказывается, давние знакомые, друзья юности. С подростковых лет вместе, плечом к плечу в подпольной борьбе.

Давайте-ка поподробнее, поодиночке. Начнем с Бира.

Исайя Бир по кличке «Фантомас». Родился в 1904 году в Палестине.

В интересующей нас операции Бир анализировал тысячи статей «рабкоров», отбирал полезную информацию и поставлял ее советскому резиденту Сергею Марковичу. Всего для них писали около двух тысяч рабочих, используемых втемную. Никто не заставлял их заниматься шпионажем. Способ эффективный, но рискованный: с одной стороны, конечно, классовая борьба и скорое освобождение от гнета капитала, с другой – все же подозрительно. Так что были случаи консультаций с начальством, после чего полиции становилось известно об интересе коммунистической прессы к военным технологиям.

Как и его кумир Фантомас, Бир мастерски уходил от погони – ему были известны черные ходы во всех кварталах Парижа, каждый подвал, каждый чердак. Он постоянно ускользал от преследователей, которым оставалось только гадать о его истинном облике. Никто не подозревал в этом молодом человеке супершпиона – Бир жил в дешевом отеле, не принимал гостей, не получал писем. Контакты с организацией осуществлялись в основном через девушку, которую соседи французы принимали за его любовницу и вопросов не задавали.

Он провалился, когда пришел на подставную встречу, где его ожидала полиция. Тогда же взяли всю сеть, Лиожье, Строма и других. Однако конспирация в группе была строгой – Трепперу и Познанской удалось избежать ареста. К изумлению французской полиции, собиравшейся обезвредить матерых шпионов, они взяли юношей и девушек со взорами горящими. Скромные молодые люди, молодежный шпионский клуб, все младше двадцати восьми.

Пятого декабря 1932 (1933?) года Бир был приговорен к трем годам тюрьмы. После освобождения из тюрьмы он отправился в СССР и стал там преподавателем переводческого факультета отделения французского языка Военного института иностранных языков, ректором которого тогда был полковник Сергей Богданович Маркович, его прежний руководитель по сети «рабкоров».

Да, у Бира в Союзе все сложилось хорошо. На какое-то время.

Больше о нем информации нет.

Наталья заподозрила, что ее начальница закончила тот же институт – как-никак военный переводчик, в чинах. Однако на сайте института не указывались имена выпускников, а на университетской странице начальницы было упомянуто только ее классическое филологическое образование. Другие преподаватели, делившиеся с ней воспоминаниями о студенческой молодости, тоже не афишировали родство с гэбушной альма-матушкой. Все сплошь филологи. Как Треппер, Стром, Маркович. Все филологи. Все они поэты.

Из книги

Государи и императоры, короли, герцоги и маркизы, графы, рыцари и граждане, и все, кому желательно узнать о разных народах, о разнообразии стран света, возьмите эту книгу и заставьте почитать ее себе; вы найдете тут необычайные всякие диковины и разные рассказы о Великой Армении, о Персии, о татарах, об Индии и о многих других странах; все это наша книга расскажет ясно по порядку.

Конец цитаты

В тот день она по приглашению Валерия Петровича пришла к нему в офис, а вечером они сидели с Николя за круглым столиком с веганским угощением и крошечными чашками кофе. На его безымянном пальце был перстень черного камня. Они обсуждали документы.

– Извините, мне пора идти. Пожалуйста, наслаждайтесь десертом.

– До свидания, всего доброго! Я обдумаю вашу проблему.

Наталья смотрела ему вслед. В кафе пахло острыми приправами. Из-за плотной занавески, отделяющей столики кафе от ресторана, раздавались тонкий чистый звон и однотонное пение. У нее немного кружилась голова. Кажется, она завязла в странной ситуации. Она не помнила, когда клялась им в верности, обещала ли хранить тайну. А главное, когда она перестала действовать сама, а стала – по велению невесть откуда взявшегося начальства? Почему она с такой радостью предложила им себя, как жирная муха пауку? Влетела с разбегу в бордель, кричала с горящими глазами: где тут берут на работу? А теперь спрашивает, отчего она шлюха.

Но Николя! Ее пробивала дрожь, когда она вспоминала его пальцы с черным перстнем.

Закончив с десертом, она еще немного посидела за столом, наблюдая за посетителями.

Из книги

Не думай, что я могу уже теперь основательно рассказать тебе о нравах и обычаях европейцев: я и сам-то имею о них лишь поверхностное представление, и пока что мне еле хватает времени на то, чтобы изумляться.

Конец цитаты

Она споткнулась на ступеньках, выходя наружу, едва удержала равновесие, словно ее вагончик мотнуло на повороте.

Наталья с сомнением посмотрела на горбатую мостовую Кузнецкого, где ей предстояло ковылять на парадных каблуках.

Зазвонил телефон. Несколько секунд она старалась вспомнить имя.

– Привет! Ты что делаешь сегодня вечером?

– Привет, Юра. Да вроде ничего.

– А у меня вечер сегодня, в театральной мастерской. Придешь?

– Не знаю…

– Натали. – Голос его звучал жалобно.

– Я адреса не знаю.

– Слушай, – оживился он, – выходи на «Арбатской» и давай по Поварской, по правой стороне. Смотри вывеску «Театральные классы» – там будет арка. Заходи в нее, ворота должны быть открыты. Другая вывеска над входом, сначала вниз по лесенке, а там… там увидишь.

– Во сколько, Юра?

– Начало в семь.

– О, это через сорок минут!

– Так что, не придешь? – снова умоляюще.

– Приду, приду. Спасибо, что пригласил.

Богема в московском дворике, театральные классы, балерины, подвальчик, декаденты, бродячая собака, я с тобой не стану пить вино.

Воздух расцвел уже весенней свежестью, сдобренной выхлопными газами и какой-то гнилью. То ли вдыхать полной грудью, то ли кутать нос шарфом и бегом по зараженной местности.

В полутемном зале кружились в медленном, как у журавлей, танце, две девушки. По очереди они выкрикивали непонятные слова, отдельные звуки. Проектор рисовал тени на стенах, взлетающие птицы, широкий размах крыльев. Девушки выгибались, касались друг друга и расходились, едва не задевая стоящих вдоль стен зрителей. Наталья тоже протиснулась к стене.

Танец длился долго, зрители принялись шуршать, шуметь, переговариваться друг с другом, наконец потянулись к выходу.

Зажегся свет.

– Спасибо, мы должны закончить это представление, – сказала худенькая девушка в черном трико, – у нас в программе еще много перформансов. Переходите, пожалуйста, в другие помещения.

Девушки опали, из неловких птиц превращаясь в людей.

Наталья хотела отыскать Юру, она брела, сталкиваясь с молодыми, странно одетыми людьми, по переходам вдоль труб, опускалась все ниже, поднималась по скрипучей лестнице с фигурной гипсовой балюстрадой, мимо рояля, почти исчезнувшего под горой тряпья. Внизу виднелся полутемный зал, со зрителями на ступеньках хора и толстенькой поэтессой в обтягивающем белом платье с блестками, застывшей в лучах прожектора. К ее груди был прикреплен микрофон. Стук сердца поэтессы, пройдя через компьютерную программу, передавался через динамики в зал. Это длилось еще дольше, чем журавлиный танец, зрители кричали, стараясь напугать девушку, изменить рисунок ее пульса. Она так и стояла с раскрытыми в объятии руками. Пульс менялся незначительно. Никто не подошел обнять ее.

Самый популярный перформанс проходил в закутке, огороженном стеклянной стеной. Зрители наседали друг на друга, стояли на подоконнике, упирались в стекло. Внутри, на убранной белыми простынями королевской кровати, лежала еще одна поэтесса. Она была одета в белое подвенечное платье и читала в микрофон усыпляюще гладкие стихи. Волновали зрителей не стихотворения, а то, что микрофон был вмонтирован в фаллоимитатор, а десяток других искусственных фаллосов образовывали корону на невестиной голове.

Наталья, с трудом пробившаяся к стеклянной стене, разозлилась. Нужно все же признать, она не только в шпионаже не разбиралась, но и в современном искусстве.