Текст книги "Развилка"

Она забирала пальто в гардеробе, когда ее окликнули.

– Постой, ты куда? – Юра покачнулся. – Ты меня слушала? Я отлично читал сегодня.

– Извини, пропустила! Искала тебя всюду, но тут только разные ужасы.

– Ну нет, – хохотнул он, – это не разные ужасы, а один и тот же тотальный пиздец. Я тоже часть его, той силы, что вечно желает, но никогда не может. Пойдем отсюда, поедим. Мне гонорар заплатили.

Он выпрямился гордо и снова качнулся.

Сегодня день кафе и угощений, поняла Наталья.

– Тут недалеко на Калининском есть отличный японский ресторанчик.

– Мне правда жаль, что я не слышала, как ты читаешь стихи, – сказала она.

– Для тебя я сколько угодно буду читать! She walks in beauty, like the night[5]5
  Первая строка известнейшего стихотворения Дж. Байрона «Она идет во всей красе». (Примеч. ред.)


[Закрыть]… Или Пастернака… Окуджаву? Тебе ведь нравится Окуджава!

– Мне кажется, ты надо мной смеешься.

– Ну прости, – он погрустнел, – не буду читать. Ничего, никого. Больше ни слова о поэзии. Будем наслаждаться кулинарией. А что нам остается? Ты же меня к себе не пригласишь?

– Не приглашу, – твердо ответила Наталья.

– Ну вот, значит, остается кулинарное наслаждение. Сырое мореплавающее.

Они зашли в японский ресторан.

– Ты что предпочитаешь, суши или сашими? – Юра глядел в картинки меню.

– Я чай возьму, хорошо?

– Нет, мы будем есть! Не отказывай мне.

Она стала опасаться, что он пьянее, чем кажется. Может, протрезвеет, когда поест?

Но он первым делом посмурнел, стал скучным.

– Чем ты теперь занимаешься? – спросил, с подозрением глядя на креветок в супе.

– Разные проекты. Получила одно задание, не знаю, что делать.

– Про что? – равнодушно спросил он.

– Нужно узнать про шпионов. То есть, про разведчиков, поскольку наши. Ты сочинял когда-нибудь про шпионов?

– Про шпионов нет. Но если посмотреть шире… Что такое шпионаж или, как ты верно заметила, разведка? Давай обобщим, как говорит наш друг математик. Скажем, голубка. Когда Ной отправлял голубку на поиски земли, это что было? Я тебе говорю – разведка. То есть, шпионаж. Возвратилась с масличным листом, то есть, с донесением. И Ной узнал, что земля есть. Это шпионаж. Разведка сил природы. Так?

– Голубка? – изумилась Наталья.

– Кстати, – продолжил Юра. – Ты знаешь, почему в советское время была так популярна профессия геологов, разведчиков земных недр? Как ты полагаешь?

Наталья боялась предположить. Она чуть отодвинулась от размахивающего палочками писателя. То ли в глаз ткнет, то ли сам на них упадет.

– Потому что она подменяла любовь к политической разведке любовью к разведке природы. Подставляла хождение по болотам на место военной разведки, разведки технологий, разведки бизнеса, которые были упрятаны с глаз долой, выведены из массового сознания и подсознания со смертью Усатого. А небесная разведка! Гагарин, собачка Стрелка – они что делали? Разведывали! Господь велел Моисею послать людей высмотреть землю Ханаанскую, и пошли они, и высмотрели, и срезали там виноградную ветвь – разведка! – мысль его путалась. – Теперь пришло время семени Моисееву шпионить в обители небесной…

– Семя Моисеево? – очарованно повторила Наталья.

– Все до единого! – подтвердил Юра. – Это я тебе как жид говорю. А путешественники, Марко Поло, Афанасий Никитин… За морем житье не худо… Царевич Гвидон мухой оборачивался, чтобы разведывать! Вот это я понимаю – работа под прикрытием. Разведка и шпионаж!

Им принесли еще суши. Юра замолчал, потыкал палочками в цилиндрики, обернутые водорослями. Поднял, уронил, нанизал цилиндрик на палочку наподобие шашлыка.

– Но знаешь, где средоточие шпионажа? – продолжил, воздев суши над столом. – Средоточие шпионажа – это письмо. Вся моя жизнь – шпионаж. Отправили неизвестно куда, неизвестно на сколько, но по поручению. Конверт не вскрывать – конверт это тело твое, запрет за самостоятельное вскрытие недвусму… недвусмысленно прописано в инструкции. Ты точно знаешь, что задание дано, и ты будешь спрошен. Что делать?

Он снова направил палочки ей в глаза, остановил в сантиметре от зрачков:

– Связных нет, денег нет, легенды нет. Все сам. Пошел в лес грибы собирать: вот тебе, Пришвин, и шпионаж. Поехал в Париж: вот тебе, Хемингуэй, донесение.

Наталья вздрогнула. Она ведь не говорила о Париже, откуда он знает?

Он тоже замолчал.

– Слушай, Ната, извини. Мне что-то нехорошо.

Ему стало нехорошо тут же, за столом.

Расплатившись с негодующим администратором и усадив писателя в такси, Наталья стерла его номер из памяти телефона. Хватит с нее культурных мероприятий.

Но про шпионов он интересно сказал. Это надо обдумать.

Из книги

И послал их Моисей высмотреть землю Ханаанскую и сказал им: пойдите в эту южную страну, и взойдите на гору, и осмотрите землю, какова она, и народ живущий на ней, силен ли он или слаб, малочислен ли он или многочислен? и какова земля, на которой он живет, хороша ли она или худа? и каковы города, в которых он живет, в шатрах ли он живет или в укреплениях? и какова земля, тучна ли она или тоща? есть ли на ней дерева или нет? будьте смелы, и возьмите от плодов земли. Было же это ко времени созревания винограда.

Они пошли и высмотрели землю от пустыни Син даже до Рехова, близ Емафа; и пошли в южную страну, и дошли до Хеврона, где жили Ахиман, Сесай и Фалмай, дети Енаковы: Хеврон же построен был семью годами прежде Цоана Египетского; и пришли к долине Есхол, и срезали там виноградную ветвь с одною кистью ягод, и понесли ее на шесте двое; взяли также гранатовых яблок и смокв; место сие назвали долиною Есхол, по причине виноградной кисти, которую срезали там сыны Израилевы.

И высмотрев землю, возвратились они через сорок дней.

Конец цитаты

Альтер Стром (Штром, Сторм) – польский еврей, рабочий, приехал во Францию из Палестины в компании с нашими друзьями – все хотели участвовать в революционной борьбе. Арестован в 1932 году. В конце 1933 года Строма приговорили к трем годам тюрьмы. Именно Стром инициировал поиски предателя, сдавшего сеть рабкоров. Арестован в 1937 году в России и, несмотря на заступничество Треппера, исчез в Гулаге.

Треппер… О Треппере лучше сказать позже. Про него написано много, тут с информацией проблем нет. С ее достоверностью – да, в достоверности всего, сказанного о Треппере, стоит сомневаться.

Лучше посмотреть кого-то другого. Еще один поиск по фамилии из списка Николя.

Марджори Свитц, урожденная Челби, американка, дочь торговца автомобилями. Во время учебы в университете Марджори познакомилась с Робертом Свитцем, сыном крупного бизнесмена, мультимиллионером. Оба были завербованы Разведупром, работали на ГРУ уже в Америке. Первым их делом было выявление деталей плана развертывания американских сил в Панаме. Американцы первыми вычислили молодых шпионов и предложили работать на них. Свитц согласился. Так они остались целы, а обе стаи волков довольны: ГРУ получило американские планы, ФБР – своего человека в ГРУ.

В Америке Свитцы познакомились с Лидией де Сталь. В 1933 году они были направлены в Париж в качестве резидентов на место выбывшего Рашевского, продолжили работать вместе с ней.

Именно Марджори Свитц стала главной обвинительницей на суде над мадам де Сталь. Основное обвинение – та увела мужа у юной американки. Она всех мужчин уводила, блядь такая, но тут не вышло – чистота и верность нанесли разврату удар. На заседания суда Марджори приходила в простом строгом костюме, бледная и несчастная. Шлюха де Сталь шиковала в мехах. Она отрицала все обвинения, утверждая, что не шпионила и никого не соблазняла. Она была всего лишь куртизанкой и владелицей борделя.

К слову: как и ее погодок муж, Марджори была младше де Сталь на двадцать пять лет.

На новом месте Наталья наслаждалась одиночеством и тишиной. Ирина и так редко работала в мастерской, а послушав Натальины жалобы на прежнюю квартирохозяйку, решила пока не заходить вовсе.

Сложно было без душа. По утрам она обтиралась губкой, а в выходные кипятила побольше воды, мыла голову в тазике, вспоминая детство, полные руки бабушки, коридор со шкафом и велосипедом.

Простудиться она не боялась, в доме топили. Скорее опасалась пожара – проводка, старушечьими венами выступавшая под обоями, трещала и, бывало, искрила.

Дом дремал днем, дожидаясь ее. Он не вмешивался в ее жизнь, не навязывался в собеседники. Всеми забытой старухой он тихонько бормотал себе под нос, кряхтел, гудел трубами. Покосившись, утратив какие-то важные, но несущественные органы, дом доживал свои дни, стараясь не привлекать к себе внимания. Он не бомжевал, у него была прописка, привязка к родной улице, двору, городу. Он, вероятно, болел, завшивел, оброс паразитами, Ирина предупреждала о крысах, но те не показывались на глаза.

В соседних квартирах жили люди, была даже женщина с младенцем, коляска стояла у двери подъезда, иногда в ней спал кот. Но они вели себя тихо. Выходя утром на работу и возвращаясь вечером, Наталья никогда никого не встречала.

Она засыпала под шелесты, стоны и кряхтенье старинного дома, под шум в его легких, треск в суставах, гудение в ушах. По утрам она радовалась новому дню вместе с ним.

Она приносила дому подарки – ветку со свежими почками, которую сорвала на бульваре, сладкие булочки, наполнявшие дом запахом корицы и апельсинов – доля ангелов для старика.

Готовить на Ирининой плите она не решалась, только кипятила воду в чайнике, заваривала чай. Сыр, овощи, какие-нибудь оливки и сладости составляли ее ленивую диету.

Она стала приходить с работы пешком, поднималась по бульварам, сворачивала к Китай-городу. Лучшим в этих прогулках было возвращение к дому: от бойких, сумасшедших, горящих глаз молодой Москвы она приходила к дремлющей, дряхлой, нищей Москве-старухе.

Роберт Гордон Свитц родился в Ист-Оранже, Нью-Джерси, США, в семье выходца из Дании. В двадцатые годы он работал в Советском Союзе в качестве иностранного специалиста. В 1931 году был завербован советской военной разведкой, получил кодовое имя по его увлечению техникой – «Авиатор». Свитц позже писал: «Я устал от ничегонеделания, от легких денег и беспечной жизни. В советской спецслужбе в Нью-Йорке и Вашингтоне поняли, как живо я интересуюсь русским экспериментом. Было решено, что я поеду в Москву, где приступлю к работе».

И все же… версия любви и ревности кажется мне сомнительной – Свитц на двадцать пять лет младше де Сталь! Даже с разговорами, какая она вамп, любовная линия представляется маловероятной. Так что истерику Марджори в суде они всей компанией разыграли для французов. Те легко покупались на любовные интерпретации ситуаций.

С точки зрения французов, все тайны мира можно объяснить адюльтерами. В корне всякой загадки лежат, сидят, стоят в самых пикантных позах тайные любовники. Когда французская полиция или юриспруденция слышит об адюльтере, она снимает шляпу и отворачивается.

Треппер избежал высылки жены в Палестину, когда прошептал офицеру, что он живет не с женой, а с любовницей. Вопросов о документах, имени, виде на жительство ему больше не задавали. Мюрей оправдывал ночные прогулки по районам секретных заводов наличием любовниц, имена которых он не может привести в открытом судебном заседании. Что сделать, если его любовницы, приличные замужние дамы, живут по соседству с секретными заводами? Что же теперь, не встречаться с ними? Нет, имен он не назовет, он ведь благородный мужчина. Французский суд тоже состоял из благородных мужчин и, вероятно, неверных мужей. На обнародовании женских имен он не настаивал.

Прелестная личность, кстати, этот Мюрей. Оноре Мюрей, также известен как Альбаре, Буассона́, а на самом деле – Стучевский. Резидент советской военной разведки. В прошлом сидел в царской тюрьме, был в сибирской ссылке, жил в эмиграции в Швейцарии. Во Франции контактировал с Барбе, возглавившим операцию «рабкоры» после исчезновения Креме. Специализировался на технической разведке: сборе сведений об авиационной промышленности, военно-морском флоте, о новейших моделях автоматического оружия. В Лионе его агентам удалось выкрасть и скопировать чертежи нового самолета, а затем вернуть их на место.

Мюрей успешно работал в течение пяти лет, пока не был арестован в апреле 1931 года в поезде Париж – Лион.

Еще интересный факт. После отсидки минимального, в сущности, срока, трех лет, Мюрей в 1934 году вернулся в Россию через Швейцарию и Германию, причем так и не открыв французам своего подлинного имени.

А на родине он сошел с ума.

На самом деле? Или его допрашивали и пытали? Или это был способ выжить во времена Большого террора?

Что с ним стало потом? Неизвестно.

На работе был праздник. Очередной – сотрудников много, у каждого то день рождения, то трудовой юбилей, кто-то уходит в отпуск, кто-то возвращается из зарубежной командировки с сувенирами для трудового коллектива.

Долго на этих корпоративах Наталья высидеть не могла. Но совсем пропускать рабочие праздники тоже было неловко.

– Колбаску не передадите, Ольга Вячеславовна?

– Пожалуйста, Владимир Федорович.

– Вам налить еще?

– Спасибо, только освежить.

– Ну, за здоровье уважаемого именинника!

Потянулись через стол разноцветные пластиковые стаканчики, зашелестели, соприкасаясь.

– Можно еще сыра кусочек?

– Да сколько угодно, Ольга Вячеславовна.

– Кушайте, сыр голландский, натурально из Нидерландов.

– Зря это вы, Владимир Федорович, к ним мотались. Дождались бы, когда они проведут референдум, присоединятся к нам, тогда бы и поехали. Мы все тогда поедем.

– Не скажите, Эдуард Тимофеевич, зачем они нам сдались, эти гейропцы!

– Точно, Владимир Федорович, закрыть границу и не пускать их сыр вместе с извращенцами.

– Правильно! Представляете, до чего дошли уже! На детках женятся! На собственных детках!

Владимир Федорович поднял палец. К несчастью, он забыл, что держал в этой руке стаканчик с вином.

– Ужас какой! – Сашенька поддакнула, промокнула пятно бумажной салфеткой.

– Я считаю, – Владимир Федорович отставил стаканчик, оперся о стол, – сейчас у них это такая эра упадка, когда все позволено. Общество потребления, так сказать, не знают уже, чего желать.

Ольга Вячеславовна покачала головой.

– Очень вы мягки с этими педофилами, Владимир Федорович. Я бы их всех перестреляла лично.

– Ну, понимаете, эра такая, как в Древнем Риме, сибариты и проститутки, простите дамы. Зачем их расстреливать, они сами себя уничтожат, – засмеялся мягкими губами.

– Просто через поколение вымрут, мужелюбы! – вступил в разговор именинник, бордоволицый над воротником парадной рубашки. – Но тут я Ольгу Вячеславовну поддерживаю, – в подтверждение своих слов обхватил грузный круп Ольги Вячеславовны, зардевшейся в ответ. – Расстреливать гадов!

Наталья воспользовалась паузой.

– Вы извините, мне там еще к вебинару готовиться. Еще раз с днем рождения, – стала пробираться к выходу.

– Конфет, конфет возьмите к чаю, Наталья Владимировна, – Ольга Вячеславовна высвободилась из объятий именинника, щедро насыпала ей в руки шоколадных конфет «Линдт».

– А как закончите, подходите, мы еще споем, – подмигнул именинник.

– Спасибо, и с днем рождения, – повторяла она уже от двери.

Из Федерального закона

В целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности формирования Вооруженных Сил Российской Федерации могут оперативно использоваться за пределами территории Российской Федерации в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права, международными договорами Российской Федерации и настоящим Федеральным законом для решения следующих задач:

1) отражение вооруженного нападения на формирования Вооруженных Сил Российской Федерации, другие войска или органы, дислоцированные за пределами территории Российской Федерации;

2) отражение или предотвращение вооруженного нападения на другое государство, обратившееся к Российской Федерации с соответствующей просьбой;

3) защита граждан Российской Федерации за пределами территории Российской Федерации от вооруженного нападения на них;

4) борьба с пиратством и обеспечение безопасности судоходства.

Конец цитаты

В проекте по привлечению зарубежных соотечественников к обучению русскому языку был запланирован еще один вебинар. Здесь с группой случился небольшой прокол. Их даже не ругали за него, да и не узнал никто, и в отчет удалось его не пропустить, но все же, все же…

Они работали с какой-то тьмутараканью – Тимбукту. Собрание соотечественников проводилось в Русском клубе. Практически в каждом зарубежном захолустье есть Русский клуб, печатается русская газета, издаваемая где ностальгирующими белыми эмигрантами, где тоскующими по березкам диссидентами. Слои русской эмиграции обыкновенно враждуют и не смешиваются друг с другом, как лед и пламень, вода и масло. Тем не менее Русский клуб становится естественным местом сбора всех соотечественников.

Задача была собрать их в этом Тимбукту, чтобы они на месте проголосовали за создание локального объединения соотечественников, зарегистрировать его по местным законам и в соответствии с рекомендациями российского министерства иностранных дел. По инструкции это нужно было сделать лично, в открытом голосовании.

На собрание были приглашены все активные соотечественники: бывшие русские, русскоговорящие, эмигранты, потомки эмигрантов, даже местные – преподаватели русских языковых курсов – все, кто когда-либо принадлежал к русской культуре или просто ею интересовался.

Анкеты Наталья с Эльзой разослали заранее. Они снова сидели в ректорском зале университета, под флагами и взглядами камер, а выпускница университетских курсов повышения квалификации Елена Дмитриевна вела заседание на месте.

Эльза прочитала доклад, общий для всех филиалов, рассказала о задачах соотечественников, о программах поддержки из метрополии местных культурных организаций соотечественников. Пригласила всех присутствующих вступать в союз. Культурные организации выстроились в очередь: театр, школа, газета, радио… Молодежь организовывала русские дискотеки, русский волейбол, русский футбол. Там были и русские казаки. Наталья вздрогнула, вспомнив общение с панамскими господами. Русские мамы, русские лыжники. Просто дамы, которые стремились попасть в союз.

Эльза проявляла твердость:

– Мы собираем представителей культурных организаций. Вы от какой организации?

Дама дернулась:

– Сестричество, я состою в сестричестве нашего храма.

– Вы руководитель? Только руководители имеют право принимать участие в голосовании.

Ее карандаш замер на полпути к бумаге.

Дама застеснялась.

– Конечно, я скажу им, я буду руководителем сестричества, да.

– Пришлите документ, подтверждающий ваши полномочия, – согласилась Эльза. – Я вас включаю условно, но вы пришлите подтверждение.

– Конечно, конечно! – пролепетала дама.

Собрание длилось уже три часа. К микрофону выходили все новые выступающие. Они рассказывали, что они работают с соотечественниками уже много лет. Один господин насчитал целых шестьдесят – шестьдесят лет одинокого героического служения вдали от Родины!

В предвкушении грядущей российской помощи настроение было восторженное. Они наконец почувствовали себя обласканными давно забывшей, еще не так давно проклинавшей их Родиной. Как трепетные подростки, дождавшиеся посулов любви, они впитывали медовые слова декларации.

Тут и произошел конфуз. Язвительная дама средних лет вышла к микрофону и тонким противным голосом стала отговаривать их вступать в союз! Она рассказала причту про руку дающую и руку принимающую, упомянула поговорку о том, кто заказывает музыку, стала даже разъяснять смысл рекомендаций МИДа и юридическую базу концепции соотечественников.

К этому моменту Елена Дмитриевна опомнилась и подскочила к ней, навалилась, отняла микрофон.

Наталья с Эльзой остолбенели. А что, если остальные прислушаются к ненормальной? Вдруг они сейчас все поддадутся на фашистскую агитацию и отзовут свои голоса? Разбегутся? А по инструкции в ячейке должно быть не меньше двадцати агентов из локации.

Наталья переключила микрофон на себя.

– Товарищи! Перед лицом фашистской опасности мы должны сплотить наши ряды. Ваша деятельность за границей Родины важна чрезвычайно. Каждое фото рабочего конвейера, каждый отчет о фабричном порядке, о составе смазочных масел, о толщине брони, калибре пуль имеет сейчас первостепенное значение. Заверяю вас, что каждая ваша заметка будет прочтена, учтена и сыграет роль в приближении мировой революции.

По обе стороны экрана установилась тишина.

– Э… Наталья Владимировна имела в виду… – Эльза с ужасом смотрела на нее.

Елена спохватилась:

– Если все высказались, давайте переходить к голосованию.

Если кто-то и не поднял руку, на видео этого заметно не было. А дурацкие выступления они вырезали, прежде чем ставить на сайт – и местной тетки, и Натальино. Гоша только пальцем покрутил у виска.

Лидия де Сталь.

Какие здесь открываются бездны. Какие страсти, и не только шпионские. Душещипательная история о смерти, изменах и разведработе. О блядстве – о да, как же без этого!

А так невинно начинала девушка. Тоже филолог.

Лидия Чекалова родилась в Тамбове. Вышла замуж за барона фон Сталь, родила сына. Была красива, весела, богата, счастлива. После революции семья бежала в Германию, затем в Америку. Если барон и потерял фамильное имение и богатство, то деловых качеств он не утратил. Он начал новый бизнес и повел дела весьма рассудительно. Лидия продолжала блистать в свете.

Все изменила смерть сына. Она чуть не сошла с ума, когда потеряла его. Сама едва не умерла. Лечилась в психиатрической клинике, вышла из нее другим человеком. Она порвала с мужем, чтобы никогда не возвращаться к нему. Уехала подальше, за океан, в Париж. Начала новую жизнь. Больше не существовало счастливой жены, матери, светской львицы. Хотя имя с аристократическим префиксом она сохранила, только изменила на французский лад. Теперь она – де Сталь.

Лидия поступила в Сорбонну, чтобы изучать право, литературу, китайский язык. Получила диплом доктора филологии (да!). Она вела свободный и роскошный образ жизни – модные платья, деликатесы, мужчины, автомобили. Не обращала внимания на приличия и не стеснялась в средствах. Не стеснялась ничего.

Вскоре ее завербовал резидент советской разведки Вальтер Кривицкий.

Дело развивалось, от индивидуального бизнеса она перешла к коллективному. Сняла помещение на улице Шаронн, оборудовала там фотомастерскую, набрала на работу проверенных Коминтерном сотрудниц.

Бизнес мадам де Сталь получал неоднозначные оценки: тот же полковник ГРУ Сергей Богданович Маркович предупреждал Москву о ее неуправляемом поведении.

Девушки баронессы де Сталь. Сотрудницы борделя. Пока одна ублажала клиента, другие фотографировали его документы для нужд не одной, а двух, трех, четырех разведок. Микропленки они заправляли в драгоценные заколки для волос и передавали их военному атташе советского посольства. Однажды отправились в вояж по Франции, изображая из себя женский оркестр, пряча секретные документы внутри музыкальных инструментов. Это какой-то джаз! Впрочем, ни одного концерта они не сыграли.

Перечисление имен девушек мадам де Сталь – это весь наш список, в точности по листу префектуры полиции. В том числе и бабушка Николя. Так она, оказывается, шлюха? То есть, простите, работница постельных услуг?

А, вот. Сталь сотрудничала еще с Креме. После разгрома сети Креме ее вывезли из Франции в Америку. Там она работала на компанию «Америкен Экспорт Филм Компани», которая под видом кинопроизводства то ли отмывала шпионские деньги, то ли наводняла Штаты фальшивыми долларами.

В Штатах она познакомилась с супругами Свитц. «Познакомилась» здесь означает – завербовала и соблазнила их. То есть, соблазнила мужа, Роберта Гордона Свитца. Ох уж эти американцы и их тяга к прекрасному!

Вскоре Сталь снова призвали в Париж – как раз к нашим делам. Свитц прибыл в Париж вместе с ней, чтобы занять освободившееся место резидента советской разведки.

Ее тоже арестовали в свое время. Когда Марджори обвиняла ее, Сталь обвиняла ту в ответ: «Это Марджори Свитц обманным путем побудила меня представлять ее официальным лицам, офицерам и ученым, владеющим государственными секретами. Но я, Лидия де Сталь, не знала, что, поступая таким образом, способствую краже секретов Франции. Да, пусть я куртизанка. Но это не преступление. Мне нравятся мужчины, их внимание, их ухаживание, даже их деньги. Но я не люблю шпионов».

Вместе с ней судили ее девушек. Из двадцати девяти обвиняемых на этом суде девятеро были женщинами. В том числе бабушка Николя.

Арестованы они были вместе с мужьями, очевидно, не возражавшими против работы на Советы, даже если рабочее место находилось в борделе. Более того, за время предварительного заключения у двоих из женщин родились дети, и в суде они появлялись юными заплаканными мадоннами с младенцами на руках.

Лидия Сталь была приговорена к пяти годам заключения. Выслушав приговор, она упала в обморок.

В июне 1940 года, когда немцы вошли во Францию, абвер начал искать ее по тюрьмам. Видимо, из четырех разведок, на которые она работала, наиболее качественные услуги были оказаны немецкой. Майор, носивший фамилию Борхес, нашел ее в камере тюрьмы Френн под Парижем. Тюрьма не пошла ей на пользу, мадам сильно сдала. Но майор вытащил ее на свободу и переправил в Берлин, где она встретилась с шефом абвера Канарисом. После разговора с Канарисом мадам де Сталь отправилась в санаторий, а затем снова приступила к работе. В 1943 году она служила в Румынии у немецкого посла Манфреда фон Киллингера, потом в Бельгии и Швейцарии.

Однажды она едва не погибла. Двое румынских офицеров пригласили ее на пикник, а на самом деле – собрались пристрелить, отомстив за все зло, которое она причинила. В этой истории, кажется, собрана вся приключенческая литература. Теперь – миледи и мушкетеры, да? Однако ей удалось криком привлечь внимание немецких офицеров. Месть сорвалась. Румын расстреляли вслед за теми, за кого они хотели отомстить. А Сталь продолжила работать – в Польше, в Норвегии. Вероятно, даже на оккупированной советской территории.

Кто-то вроде бы видел ее в Аргентине в пятидесятые годы в подпольной неонацистской организации. Или не видел. Кривое стекло, мутная водица.

Подумать только – прошло всего несколько лет, как они трудились вместе, собирая информацию по заводам Франции, и вот Сталь в Бельгии работает на абвер, а Треппер там же организует советскую разведсеть!

Нет, «Красная капелла» возникла чуть раньше. Это «чуть» в разведке существенно. К тому времени, когда Сталь вернулась к шпионажу, сеть Треппера была разгромлена, агенты арестованы, погибли или сбежали. Когда де Сталь приступила к работе в Бельгии, ей не пришлось сдавать прежних знакомых – их уже уничтожили.

Из книги

Вместе с одним прохожим мы первыми бросились к дверям, где лежал молодой человек. Он валялся в углу, как брошенный мешок. Когда его подняли, мне стало дурно – я увидел месиво, в которое превратилось его лицо. Один глаз наполовину вытек, из раны лилась кровь. Он был жив. Кто-то вызвался отвезти его на такси в больницу.

Конец цитаты

Я, кажется, слегка простудилась. Весенний авитаминоз. Нервы оголились, боюсь заходить в метро. Кажется, платформа накреняется, поезд идет прямо на меня. Ни с кем не встречаюсь глазами. Вижу такое, чего замечать не хочется.

Утром, на кольцевой, лысый мужчина спит в обнимку с оранжевым рюкзаком. Старик с выпяченной губой пролистывает газету с заголовком во всю полосу: «На Украине началась гражданская война». Он медленно переворачивает страницы туда-сюда, не останавливаясь ни на одной. Рядом сидит девушка, по-медвежьи скрестив ноги, на ней штормовка и джинсы, ногти покрыты темно-бордовым лаком. Стоит мужчина с узким ртом и глазами – острыми точками, в черном мешковатом пальто. Старушка – какое-то в ней противоречие, оксиморон: пальто приличное, вязаная шапка, все добротное. Очень морщинистое, но не опухшее лицо. Старушка спит над бомжевской коляской с четырьмя пакетами. Коляска занимает место у скамьи, и лысый мужчина по соседству с ней резко двигается, он занимает полтора сиденья рядом со старухой. Это означает еще, понимаю я, что старушка чистая, от нее не пахнет. Мужчина сдвигает коляску ей на ноги. Старуха дергается, открывает глаза, поправляет свою коляску и снова засыпает, без слов, без эмоций.

Объявляют мою станцию, я достаю из кошелька и на ходу сую ей в коляску сторублевую бумажку. Она настолько прилично выглядит, что я не знаю, как это сделать. Говорю: «Вы уронили». Идущая за мной женщина с брошью над вечерним декольте, в высоких сапогах и модной меховой безрукавке берет банкноту и вкладывает ей в руку, та открывает глаза и так же молча кладет деньги в карман. Женщина объясняет мне через плечо: «Надо в руку класть, а то выронит», – у нее насчет старушки нет сомнений.

Я выхожу, она выходит, старушка продолжает спать на кольцевой, старик продолжает читать газету. Все происходит быстро, за время остановки поезда на станции.

Все в порядке вещей.

Я поднимаюсь по каменной лестнице библиотеки. У меня, наверно, что-то с лицом – ни вечно ворчащие гардеробщицы, ни строгая полицейская при входе не произносят ни слова, пропуская меня.

Даже книги я получаю быстро.

Как доказал Треппер, Свитц был двойным агентом. Он информировал американцев обо всех рабкоровских делах, а те передавали его сведения французской полиции. В некий момент ФБР приказало Свитцу сдать всю сеть.

Треппер приводит документы, которые он нашел с помощью адвокатов Строма: фотокопии писем, которыми обменивались Свитц и американский военный атташе в Париже. Сигнал, полученный французской полицией, исходил от ФБР.

Свитц был арестован в середине декабря 1933 года. Он засветился, но французские власти ничего не могли предъявить ему открыто. Тогда полиция разыграла еще одну киношную историю: в Бельгии обнаружился еще один советский агент, полиция погналась за ним, во время преследования он бросил багаж, сам сбежал, исчез бесследно, даже имени не оставил. Не оставил никаких следов, кроме фотопленки с секретной информацией и длинными женскими волосами, которые были опознаны криминалистами (до эпохи генетической экспертизы) как волосы Марджори Свитц.

Честные Свитцы больше не могли молчать и начали давать показания на всю группу, на всех, кого знали.

После ареста пятеро членов группы признали свою вину и стали сотрудничать со следствием, чтобы смягчить наказание: мадемуазель Мерме выложила все о радиопередатчике и фотоаппаратуре, которой пользовались члены разведывательной сети. Другие девушки – о химическом и бактериологическом оружии, о котором им удалось раздобыть сведения. Ко всему прочему, Марджори Свитц поведала о тайнике баронессы, где та хранила около ста тысяч фунтов стерлингов в золоте, долларах и другой валюте.