Текст книги "Пиратский остров; Молодые невольники"

Глава LX. Матрос Билл стоит на часах

Два часа проходив взад и вперед и ничего не слыша, кроме слова «Акка», и ничего не видя, кроме серого песка, Старик Билл начал уставать и даже пожалел, что старый шейх удостоил его своим доверием. В первый час своей вахты матрос Билл прилежно надзирал за восточной стороной, прилагая все внимание к исполнению своей обязанности. Мало-помалу бодрость покинула его, он задумался, прошедшее и будущее раскинулись перед ним. Подобные предметы редко тревожили Билла, большей частью его мысли обращались к настоящему, но темнота и пустыня мало способствуют размышлениям о сиюминутных делах. Не имея другого развлечения, матрос сначала заинтересовался маленьким орудием, которое шейх вручил ему.

«Вот так мудреная вещь, – думал Билл, – пистолет не пистолет, и вместо дубинки можно по голове хватить. Надеюсь, что стрелять из него не придется. Вишь, какой ствол – тут пуля нужна размером с яйцо. Да и того мало. Может быть, эта штуковина не заряжена и дана мне смеху ради. Надо бы проверить».

Долго шарил старый матрос, пока не удалось ему отыскать что-то вроде палочки, которою он измерил длину ствола снаружи; затем, всунув палочку в дуло, он убедился, что глубина ствола не совпадает с его длиной. В дуле что-то лежало, но наверняка не пуля. Он осмотрел полку и отметил, что все в порядке.

– Теперь-то я смекаю, в чем дело, – пробормотал матрос. – Старый шейх хотел, чтобы я наделал только шуму, если случится что подозрительное. Он побоялся вложить пулю, чтобы я не пристрелил никого из его людей. Так вот какова цена его доверия: только лай, а кусать не смей. Но мне это совсем не по нраву. Попался бы только под руку камешек, уж я непременно забью его в дуло.

С этими словами Билл опять стал шарить по земле, но ничего не находил, кроме мелкого песка. Пока он занимался своими поисками, ему вдруг послышалось, как будто кто-то сказал: «Акка». Он оглянулся в том направлении, но не увидел ничего, кроме серой поверхности морского берега.

За время пребывания в пустыне матрос Билл часто видел, как арабы ложатся наземь, прислушиваясь к отдаленным шагам. И теперь решил прибегнуть к этому же средству. Старый матрос думал, что если приблизить глаза к земле, то увидишь дальше, чем стоя прямо, потому что и поверхность земли чем ближе, тем отчетливее, и линия между горизонтом и глазами становятся прямее. И вот старик припал к земле и тотчас услышал, что кто-то подходит со стороны берега. Посчитав, что это шаги часового, матрос не обратил на них особенного внимания. Врагам полагалось подкрадываться с другого направления. Но с восточной стороны было тихо, поэтому моряк пришел к заключению, что его обмануло взволнованное воображение.

В одном только он скоро удостоверился: «вахтенный» подошел ближе, чем следовало, и не произнес надлежащего «Акка», как прежде. Старик Билл озирался вокруг и засмотрелся на берег. Шаги перестали доноситься, но рядом появилась человеческая фигура. Фигура не двигалась и, казалось, пристально смотрела на него. Кто это? Часовой? Но часового он хорошо помнил как человека низкого и худощавого, а перед ним стоял какой-то настоящий гигант, который, вместо того чтоб произнести пароль, наклонился и припал ухом к земле. Матрос тем временем осторожно набил дуло песком, а сам думал: «Как же быть: выстрелить да и удрать в лагерь?»

Нет! Он, верно, ошибается, расстроенное воображение обманывает его. Наверное, эта фигура и есть тот арабский сторож, который хочет проверить пост.

Матрос замер в нерешимости, а гигантская фигура все ближе подползала к нему на четвереньках. Вот она уже в восьми или десяти шагах и медленно стала подниматься на ноги. Тут только Билл увидел, что это не арабский часовой, а черный шейх. За всю жизнь старый моряк не испытывал такого страха, как теперь. Он думал было выстрелить и убежать в лагерь, но в ту же минуту ему пришла в голову мысль, что он наверняка будет убит, как только пошевелится, и страх заставлял его лежать неподвижно. Голах придвигался все ближе и ближе, и вид его обнаженной сабли заставил матроса действовать, не теряя ни минуты. Наставив дуло огромного пистолета на негра, матрос спустил курок и вскочил. За оглушительным выстрелом последовал пронзительный вой. Билл не стал задерживаться, чтобы понаблюдать за действием выстрела, но со всех ног бросился в лагерь.

Он придвигался все ближе и ближе

Выстрел поднял всех на ноги. Арабы в испуге и смятении, как сумасшедшие, бегали взад и вперед и кричали во все горло. Посреди этих криков, с той стороны, откуда бежал матрос Билл, слышался пронзительный вопль: «Мули! Мули!»

– Это голос Голаха! – воскликнул кру по-арабски. – Он зовет сына, имя которого Мули!

– Они нападают на нас, перебьют всех! – верещал арабский шейх.

За его словами последовала сцена дикого ужаса. Арабы в суматохе бегали; с криком их сливались крики невольников: Женщины визжали, дети пищали, собаки лаяли, лошади ржали, и даже смирные верблюды подавали голос в общей тревоге. Обе жены Голаха, пользуясь суматохой, подхватили своих детей, выбежали вон из лагеря и скрылись в темноте. Они услышали голос супруга и по страшному голосу, которым он звал сына, поняли, что с ним случилась беда. Вот настоящие женщины: они боялись мужа-тирана в дни его могущества и чувствовали к нему жалость в минуту его бедствия. Арабы, в ожидании немедленного появления врагов, торопились вооружиться, чтобы дать им отпор, но враг не объявился. Все затихло. Казалось, тревога стала плодом панического ужаса, не имеющего под собой веской причины. На востоке показались первые проблески дневного света, и только тогда арабский шейх взял себя в руки и решил обойти лагерь и сделать перекличку. Страх оказался небезосновательным, и на это указывали два обстоятельства: исчез часовой, поставленный с южной стороны, и скрылись жены и дети Голаха. Последнюю тайну легко было разгадать: жены с детьми ушли на голос мужа, звавшего сына своего Мули. Но куда девался арабский часовой? Неужели и он пал жертвой мести Голаха?

Матрос спустил курок

Глава LXI. Судьба Голаха

Взяв кру за руку, арабский шейх подвел его к старому матросу, который как истый моряк, сменившийся с вахты, завалился спать. Разбудив Билла, шейх приказал негру спросить, зачем белый невольник стрелял из пистолета?

– Как «зачем»? Чтобы убить Голаха, негра-великана! – отвечал Билл. – И не моя вина, если я не сделал этого как следует.

Когда этот ответ был передан, шейх в свойственной ему манере недоверчиво улыбнулся.

– Да разве ты видел черного шейха?

– Видел? Конечно, видел! Он находился в четырех шагах, когда я выстрелил в него. Говорят вам: Голах убрался вон и не вернется больше.

Шейх покачал головой и опять недоверчиво улыбнулся. Допрос был прерван известием, что нашли тело убитого араба. Все собрались вокруг него. Голова была отрублена от туловища, и по этому удару можно было узнать мощную руку черного шейха. Около тела следы обнаружились чудовищных ног, которые могли принадлежать только гиганту-негру.

Когда совсем уже рассвело, арабы осмотрели берег и с южной стороны сделали новое открытие. В полумиле виднелись два верблюда и одна лошадь. Оставив караульных у лагеря, старый шейх поспешил туда с частью соратников в надежде захватить потерянную собственность. За ними последовали и невольники, которые при общей тревоге оставались без присмотра. Подле верблюдов лежал юноша, зять Голаха. Увидев приближающихся арабов, он вскочил на ноги и поднял обе руки. У него не было оружия, а руки, поднятые кверху, означали просьбу о пощаде. Неподалеку от этого места сидели на берегу две женщины с детьми: они были печальны и неподвижны, не обращали внимания на приближающихся арабов и даже ни разу не взглянули на них. Ружья и другое оружие было свалено на земле, один из верблюдов лежал. Он был убит, и черный юноша поедал большой кусок мяса, только что отрезанный от верблюжьего горба.

Арабский шейх спросил о Голахе. Вместо ответа юноша указал пальцем на море. Над буруном, сильно бившимся о прибрежные камни, плескались два черных тела. По приказанию шейха трое мичманов вошли в бурун и вытащили два трупа. Все узнали Голаха и его сына Мули. Лицо Голаха было страшно изуродовано, оба глаза вырваны. Пригласили его зятя объяснить причину таинственной смерти Голаха и его сына. Объяснение было следующее:

– После того как раздался выстрел, – сказал зять, – я услышал, как Голах стал громко звать сына. Поэтому я догадался, что он был ранен. Мули бросился к нему на помощь, а я остался с лошадью и верблюдами. Я умираю с голоду! Вскоре Мули вернулся, но он бежал, а за ним бежал и отец, точно рассвирепевший зверь. Он бегал взад и вперед и размахивал саблей, стараясь убить нас обоих и верблюдов. Но у него не было глаз, нам удавалось увернуться от ударов. Я умираю с голоду!

Молодой негр остановился и, отрезав еще кусок мяса, стал поглощать его с такой жадностью, которая свидетельствовала об истине его слов.

– Свинья! – закричал арабский шейх. – Ты прежде расскажи, а потом жри.

– Хвала Аллаху! – сказал юноша, проглотив кусок: – Голах наткнулся на верблюда и убил его.

Слушатели обратили внимание на убитого верблюда и увидели на его теле следы громадной сабли великана Голаха.

– Убив верблюда, шейх поутих, – продолжал юноша. – Злой дух вышел из него, и он сел наземь. Тут подошли к нему жены с детьми. Он ласково разговаривал с ними и возлагал руки на каждого ребенка, называя по имени. Посмотрев на его лицо, они расплакались. Но Голах утешал их, говоря, что умоется, и тогда не будет страшно. Мальчик подвел его к воде. Голах кинулся в море, ища смерти. Мули бросился за ним, чтобы спасти, но они оба утонули. Я не мог помочь им, потому обессилел от голода!

Крайняя худоба рассказчика свидетельствовала о справедливости его утверждения. Почти неделю он странствовал день и ночь; недостаток отдыха и пищи изнурил его; он не мог более выдержать. По приказанию шейха невольники похоронили Голаха и его сына Мули. В благодарность счастливой судьбе, избавившей их от неумолимого и страшного врага, шейх объявил, что дает целый день отдыха, чему пленники были особенно рады, тем более что им позволили распорядиться мясом убитого верблюда. Но для арабов смерть Голаха все еще оставалась неразгаданной тайной и потому снова они прибегли к услугам кру как переводчика.

Когда шейх узнал про все подвиги матроса и что его старинный пистолет может быть очень действенным оружием, если его набить песком, то выразил благодарность старому моряку за отлично выполненные обязанности. Побуждаемый великодушием, шейх дал обещание, что не только сам матрос, но и его молодые товарищи будут им доставлены в Могадор и возвращены друзьям.

Глава LXII. На краю Сахары

После двух дней, бесконечно длинных и мучительных для бедных пленников, изнемогавших от голода, жажды и палящего солнца, караван достиг другого колодца. Приближаясь к этому источнику, наши моряки заметили, что это то самое место, где они впервые попались в руки Голаху.

– Господи, помилуй! – воскликнул Гарри. – Ведь мы здесь уже были. Боюсь, что воды здесь не найдется. В яме-то после нас не оставалось и двух ведер. Дождя с тех пор не бывало, стало быть, все давно уже пересохло.

На лицах его товарищей выразилось глубокое отчаяние. Несколько дней назад они сами видели, как почти вся вода была вычерпана, чтобы напоить верблюдов. Но опасения скоро прошли и странники с истинным наслаждением утолили давно мучившую их жажду. Колодезь был наполнен водой, потому что после их ухода тут прошел ливень, так что наводнилась вся долина.

Небольшой запас провизии, остававшийся у путешественников, не дозволял им долго отдыхать у этого водохранилища, и потому на следующее утро они опять пустились в путь. По-видимому, арабы не питали никакой злобы к родственнику Голаха, помогавшему убивать их товарищей, тем более что со времени смерти Голаха им нечего было бояться нового побега. Молодой негр принадлежал к числу тех жалких существ, которые лишены всякой самостоятельности и не умеют жить, не повинуясь кому-нибудь другому. Он преспокойно занял свое место между другими невольниками и, казалось, совершенно примирился со своей судьбой, обрекавшей его на вечное рабство, тем более что его настоящее положение вряд ли было хуже того, которое он занимал у своего могущественного родственника.

Целую неделю продолжалось странствование по направлению к северо-востоку. Для белых невольников эти дни были невыразимым мучением по причине двух врагов, досаждающих всем путешествующим по Сахаре: голоду и жажде. На всем протяжении восьмидневного странствования они нашли только один источник, да и тот снабдил их водой не только в малом количестве, но и очень дурного качества. Почти пересохший колодец содержал всего лужицу воды, противной на вид и на вкус и пригодной только по причине мучительной жажды изнуренных странников. На поверхности воды плавал густой слой дохлых насекомых, которых пришлось вычерпать, прежде чем добраться до темной и густой влаги. И люди должны были не только поглощать этот отвратительный напиток, но и еще благодарить судьбу за возможность утолить жажду.

Всю неделю караван следовал вдали от морского берега, следовательно, не было возможности утолять голод моллюсками. Арабы торопились достигнуть места, где надеялись сделать запас для себя и для своих животных. Несчастным невольникам приходилось выбиваться из сил, чтобы не отставать от них. Старому матросу, не привычному к пехотной службе, никак бы не выдержать этой дороги, если бы арабы не сажали его иногда на верблюда. Совершенный им подвиг, по милости которого они избавились от грозного врага, не дававшего им покоя, пробудил в них благодарность, вследствие которой они сажали старика верхом всякий раз, когда тот объявлял, что не в силах идти дальше.

В последние два дни путешествия наши моряки стали замечать некоторые признаки, которые пробудили в них радостные надежды. Ландшафт перед их глазами стал разнообразнее: там и сям попадались кустарники и трава, ведущие отчаянную борьбу за выживание. Караван вышел на северный край великой Сахары, еще несколько дней – и перед ним появятся зеленые поля, тенистые рощи и светлые источники с проточной водой.

Вскоре показались первые признаки желанных благ. На восьмой день путники увидели ложе недавно пересохшей реки; она уже не текла, но оставались пруды. Около одного из них раскинули палатки. На холме с северной стороны росли зеленые кустарники, к которым были привязаны верблюды. Верблюды начали с того, что стали объедать не только листья, но и стебли и ветви; они все разом ухватывали своими длинными губами и с жадностью поглощали. В сумерках лагерь стоял. Тут вдали показались два человека с верблюдом. Они подошли к пруду с намерением наполнить водой козьи меха, навьюченные на верблюда. По-видимому, оба и удивились и расстроились, увидев пруд в руках незнакомого каравана. Но, поняв, что ничего не поделаешь, оба странника смело подошли к пруду и стали наливать воду в меха и тем временем рассказали арабскому шейху, что принадлежат каравану, отдыхающему неподалеку, который идет на юг и выступает в путь завтра рано утром. Незнакомцы с верблюдом ушли, арабы стали совещаться.

– Чужаки наговорили нам много лжи, – заметил старый шейх. – Они не уйдут завтра, а останутся здесь. Клянусь бородой пророка! Все их слова – ложь.

Все спутники согласились с этим мнением, и решено было, что если незнакомцы расположились на морском берегу, то, без всякого сомнения, промышляют грабежом какого-нибудь разбившегося корабля или каким-то подобным образом. Такого случая нельзя было упустить, и арабы решили, что великий грех – отказываться от удачи, которую сам Аллах посылает им в руки. Решено было подождать до утра, когда можно лучше оценить шансы на успех в случае неизбежной схватки.

Глава LXIII. Соперники по промыслу

Рано утром караван вышел к морскому берегу, до которого было совсем близко. Тут обнаружились семь палаток; из них вышло несколько мужчин. Обменявшись обычными приветствиями, вновь пришедшие арабы стали осматриваться. Множество обломков, разбросанных по берегу, оправдывали предположение, что тут разбился корабль и что люди тут пользуются благоприятным случаем разбогатеть.

– Нет Бога, кроме Бога, и милость Его на всех, – произнес старый шейх. – Вы собираете обломки корабля неверных, потерпевшего крушение на наших берегах, и мы пришли за своей долей в ниспосланных дарах.

– Милости просим, берите все, что имеете право брать, – отвечал высокий мужчина, по-видимому, предводитель отряда. – Нет Бога, кроме Бога, а Мухаммед, пророк его, посылает милости всем: и добрым и злым. Может быть, он и на ваше счастье пошлет, ступайте по берегу и ищите.

Следуя приглашению, арабы развьючили верблюдов и раскинули палатки. Встав лагерем, они по приказу шейха отправились на поиски сокровищ. Но нашли только несколько обломков от мачты да обрывки парусов, которые не понадобились первой партии искателей. По этому случаю произошло совещание между старым шейхом и его спутниками. Все единодушно выразили убеждение, что корабль разбился неподалеку от этих мест и что следует только подсматривать за соперниками, чтобы узнать, где именно. От поисков они пока отказались, но решили не спускать глаз с соседей и не зевать при удобном случае. Когда соперникам стало известно об этом постановлении, их предводитель тоже посоветовался со своими товарищами и, выступив вперед, объявил арабскому шейху, что как представитель своего народа желает вступить с ним в переговоры.

– Я Сиди-Хамет, – представился он. – Все остальные, которых вы видите вокруг меня, это мои друзья и родные. Мы все члены одного рода и правоверные поклонники пророка. Бог велик и милостив к нам. Он послал нам свои дары и мы пользуемся Его милосердием. Ступайте своей дорогой и оставьте нас в покое.

– А я Риас Абдаллах-Язид, – отвечал старый шейх. – И ни я, ни мои товарищи ничуть не хуже вас и имеем такое же право, как и все правоверные, на милость Аллаха, если тому угодно посылать нам дары с кораблей неверных, разбившихся у наших берегов.

На это Сиди-Хамет возражал длинной речью, в которой доказывал, что если бы корабль разбился и рассеял по берегам свои сокровища, то, конечно, каждая партия имела бы право называть своей собственностью все, что попалось ей в руки. Но, к несчастью для обеих, не существует таковых благоприятных обстоятельств, хотя разбившийся корабль со своим грузом и лежит на морском дне неподалеку от этого места. Но так как это место открыто им и его отрядом, следовательно, они и имеют право воспользоваться этим.

Имея сильный отряд из семнадцати последователей, Сиди-Хамет считал, что имеет право говорить откровенно, не опасаясь, что кто-то осмелился помешать его планам и предприятиям. Он прямо высказался, что они трудятся тут уже десять дней, вытаскивая груз из моря, но что успеха не достигли и наполовину, потому что подъем богатств очень труден. Старый шейх спросил, из чего состоит груз, но не добился удовлетворительного ответа.

Тут крылась тайна. Семнадцать человек работают чуть не две недели, чтобы выгрузить разбившийся и потонувший корабль, а между тем нигде не видно и следа этого товара. Несколько бочек, несколько обрывков парусов с некоторым количеством кухонной утвари было разбросано по берегу, но на это нельзя было смотреть как на груз корабля.

Старый шейх и его арабы пришли в недоумение. Часто случалось им слышать о бочках, набитых деньгами, попадавшихся в руки грабителей разбитых кораблей. Моряки, выброшенные на эти берега, знали, где тонули эти сокровища, их подвергали разным пыткам и тем добивались от них истины. А что, если и найденный корабль заключал в себе такие сокровища? Что, если моряки успели спустить на дно ящики с золотом? По мнению арабов, это было вполне возможно. Надо дожидаться и выведывать истину, и, если найдутся какие-нибудь средства, доказать свои права на долю захваченных богатств.

Слишком нетерпеливы были счастливые искатели и потому не захотели приостановить свои труды до тех пор, пока не уйдут непрошеные гости. Надеясь на численное превосходство, они без всяких опасений принялись за прежнее дело, доставая затонувший груз. Они подошли к самому краю моря, взяв с собой длинный канат, который был привязан к обломкам рангоута. На одном конце каната была сделана подвижная петля, которую надели на хорошего водолаза, плававшего в пятидесяти саженях от берега. Вдруг пловец скрылся из виду. Он нырнул, чтобы проникнуть на потонувший корабль и привязать канат к части груза. Минуту спустя голова его показалась над поверхностью воды, и он громко закричал товарищам, стоявшим на берегу. Те тотчас же стали тянуть конец каната, остававшийся у них в руках. Когда конец с петлей был вытащен на берег, то оказалось, что была извлечена глыба песчаника весом в двадцать пять или в тридцать фунтов.

Кру успел уже сообщить Гарри Блаунту и его товарищам все, что узнал из разговоров арабов, и моряки с живым интересом следили за действиями водолаза и его помощников. Глыба песчаника, вытащенная на берег, вызвала энергичные восклицания у обеих соперничающих сторон. Немудрено: искатели, ожидавшие поживиться сокровищами потонувшего корабля, добрались до его балласта. Какой был у них умысел? Моряки не могли этого понять, да и сами искатели не могли бы объяснить, для чего предпринимали такой бесполезный труд.

Но почему они не хотели сказать старому шейху какого рода груз извлекли из трюма корабля? Все объяснялось очень просто – они сами не знали, каково значение и какова ценность тех предметов, которые они с таким трудом и так долго вытаскивали на берег. Все были убеждены, что белые невольники очень хорошо знают те вещи, в которых сами они ничего не смыслят, и потому зорко наблюдали за выражением их лиц, пока балласт вытаскивался на сушу.

Их наблюдения увенчались полным успехом. Изумление высказанное матросом Биллом и его молодыми товарищами подтвердило мнение арабов, что ими спасено что-то очень драгоценное. И действительно, будь эта песчаная глыба громаднейшим слитком золота, так и тогда пленники не выказали бы большего удивления. Выражение их физиономий подстегнуло пламенное усердие спасателей: в поте лица хлопотали они, извлекая камни, вместе с их рвением росла зависть конкурирующей партии, которая, по законам Сахары, не имела права принимать участия в их трудах.

Кру попытался было разочаровать своих хозяев насчет стоимости спасаемого груза, объяснив им, что соперники спасают то, что не имеет никакой цены, только вес. Но все его убеждения принимались с улыбкой недоверия. Соперники, вытаскивавшие с таким трудом ничего не стоящие камни, с таким же снисходительным недоверием выслушивали советы негра: он лжец и сумасшедший, и, следовательно, не стоит обращать на него внимания.

Голова его показалась над поверхностью воды

В этой уверенности они снова принялись за тяжелую работу. Старый шейх долго присматривался к чужим заботам, потом отозвал кру в сторону и просил объяснить истинное свойство того, что он продолжал называть грузом корабля. Невольник повиновался и рассказал всю истину, но араб опять покачал головой, выражая свое сомнение. Ему никогда не случалось слыхать о корабле, который вез бы ничего нестоящий груз, да и где ж найдутся такие дураки, которые стали бы с опасностью для жизни доставлять из одной страны в другую ничего не значащие камни. Так как в разбившемся корабле ничего не нашлось, кроме этого груза, следовательно, вытащенные камни должны иметь ценность. Такие умозаключения выводил араб. Пока кру старался объяснить настоящую пользу камней, загружаемых в корабль в качестве балласта, к ним подошел один из добытчиков и сообщил, что у них в палатке лежит белый человек, который очень болен и желает поговорить с неверными пленниками, о присутствии которых только что узнал.

Кру сообщил об этом известии нашим морякам, которые и отправились в указанную палатку, ожидая найти в больном какого-нибудь несчастного земляка, который, подобно им, был выкинут на негостеприимные берега Сахары.