Текст книги "Пиратский остров; Молодые невольники"

Глава LXXIX. Погоня

При первых лучах рассвета Раис-Мурад приказал отправляться в путь и сам двинулся вперед по длинной цепи песчаных холмов. Вскоре взошло солнце, и с вершины холма открылись расположенные за четыре мили от них белые стены города Санта-Крус, или, как называют его арабы, Агадир.

Спустившись с песчаной вершины, всадники выехали на равнину, покрытую плодоносными полями; там и сям разбросаны были небольшие селения, огражденные стенами и окруженные виноградниками и финиковыми деревьями. У одной деревушки, неподалеку от большой дороги, всадники остановились на отдых и тотчас были приглашены жителями в деревню. Растянувшись под тенью финиковых пальм, белые пленники крепко заснули. Через три часа их разбудили к завтраку, который состоял из лепешек и меда. Не успели они поесть, как к ним подошел Раис-Мурад и вступил в разговор с кру.

– Что это говорит мавр? – спросил Гарри.

– Он говорит, что если мы будем хорошо вести себя и не станем сердить его, то он доставит нас к английскому консулу в Могадоре.

– Разумеется, мы даем ему честное слово ни чем не тревожить его и сдержим слово. Он же наверняка получит за нас хорошее вознаграждение. Скажи ему это.

Негр повиновался. На это мавр отвечал, что хорошо знает про обязанность консула вознаградить его, но он желает получить от самих пленников письменное удостоверение насчет причитающейся ему суммы. По требованию мавра пленники должны были подписать согласие, что за каждого из них ему следует выплатить по двести долларов. На это невольники сразу же согласились. Мавр вытащил бумагу, чернила и перо. Раис-Мурад сам написал условие на арабском языке на одной стороне бумаги, потом прочитал все с начала до конца кру и приказал изложить все товарищам.

Вот буквальный перевод, сделанный кру:

«Английскому консулу.

Нас четверо христианских пленников. Раис-Мурад купил нас у арабов. Мы обещали, что, если он доставит нас к вам, ему будет выдано по двести долларов за каждого из нас, или восемьсот за всех четверых. Умоляем, заплатите ему скорее!»

Гарри и Колин без малейшего колебания подписали бумагу, после чего перо было передано старому Биллу, чтобы подписал и он. Пожилой моряк взял документ, внимательно осмотрелся и подошел к одному из седел, лежавших на земле в нескольких шагах от него. Разложив бумагу на седле, он встал на колени и с великим глубокомыслием стал выводить свое имя. Медленно, словно минутная стрелка по циферблату, двигалась рука Билла по бумаге, а голова его, как маятник, раскачивалась вправо и влево при каждой букве, которую выводила рука. Когда ему удалось изобразить несколько иероглифов, которые, по его мнению, означали «Уильям Макнил», документ был передан Гарри Блаунту, которому приказано было написать другой точно такой же документ на другой стороне листа, и также всем подписать свои имена. Раис-Мурад неотрывно смотрел, как писали его невольники, и уверившись, что теперь его уже не обманут, сам приложил руку.

За два часа до захода солнца все были на конях и, выехав из ворот, отправились по дороге на гору, где стоял город Санта-Крус. На полдороге туда сзади показался вдруг отряд всадников числом до тридцати, которые скакали следом за путешественниками. Тут Раис-Мурад припомнил угрозу скотовода, считавшего белых невольников своей собственностью.

Мудрый мавр приказал прибавить ходу, чтоб успеть доехать до города прежде, чем арабы настигнут их. Под белыми невольниками были маленькие лошадки, которые не могли быстро скакать по песчаным холмам, хотя всадники и были очень легкими вследствие перенесенных в пустыне лишений и мучений.

Но едва они успели выехать на вершину холма, как арабы почти уже нагнали их – оба отряда разделяло не более полумили, тогда как до городских ворот оставалась по крайней мере миля. Мавры неслись во весь опор, понуждая своих лошадей криками, шпорами и плетью. Когда отряд Раис-Мурада приблизился к воротам, передовые из преследователей показались на вершине холма.

Видя, что невольники спасены и невредимы, мавр умерил ход лошади и к воротам подъехал уже шагом: для такой важной особы, как Раис-Мурад, неприлично было подъехать к чужому городу впопыхах и без чинного достоинства. Часовые немедленно пропустили весь отряд. Через пять минут измученные, усталые пленники сошли с лошадей и получили приказание от Раис-Мурада воздать благодарность Богу за благополучное прибытие в пределы великой империи Марокко.

Менее чем чрез четверть часа приехали и Бо-Музем со скотоводом в сопровождении отряда воинственных арабов. Ярость купца за это время возросла до крайности; казалось, он намерен был, не откладывая в долгий ящик, напасть на Гарри Блаунта – главный предмет своей ярости, и немедленно свершить над ним кровавую месть.

Но Раис-Мурад предотвратил подобную попытку, пригласив полицейского офицера защитить его и его собственность. Офицер объяснил Бо-Музему, что в стенах города он не может чинить расправу над другими, и заставил дать слово не делать этого, если ему самому не хочется себе трудностей. Другим арабам, спутникам купца, дали понять, что они находятся в мавританском городе и не могут безнаказанно устраивать тут беспорядки.

После таких увещаний воинственная отвага степных арабов пошла на убыль и кавалькада спокойно поехала по улицам цивилизованного города. И те, кто преследовал, и те, кого преследовали, оказались под охраной местных законов. Каждому отряду был определен для размещения особый квартал, чем по крайней мере на время были пресечены все возможности столкновения.

Глава LXXX. Мавританское правосудие

На следующее утро Раис-Мурад получил приглашение явиться к губернатору и привести с собой невольников. Он немедленно повиновался приказу и вместе со своими спутниками отправился за солдатом в дом губернатора. Бо-Музем и скотовод давно уже опередили их и ждали в приемной. Вскоре к ним вышел губернатор. Это был пожилой мужчина лет шестидесяти пяти, красивый и с приятными манерами. При одном взгляде на него Гарри и Колин потеряли всякий страх и обрели полную уверенность, что могут положиться на приговор его суда.

Бо-Музем заговорил прежде всех. Он объявил, что вместе с двумя товарищами купил четырех невольников, и никогда не давал согласия продать этому мавру свой товар, в особенности же одного из этих рабов, которого и слышать не хотел пустить в продажу. Именно этого невольника он теперь требует назад как свою собственность. Его товарищи сами отправили его с поручением в Могадор и в его отсутствие продали весь товар, тогда как он запродал оный своему другу Мухаммеду, который здесь присутствует. Он, Бо-Музем, не имеет уже прав на невольников, потому что их законный владелец Мухаммед.

После этого давать показания стал Мухаммед. Гуртовщик мог лишь сказать, что приобрел трех христианских невольников у своего друга Бо-Музема, уплатив за каждого по десяти долларов и по четыре лошади, но невольники были силой захвачены Раис-Мурадом, от которого он и намерен их истребовать.

Тогда вызван был Раис-Мурад. Зачем он захватил чужое имущество? На этот вопрос мавр ответил, что купил невольников у двоих арабских купцов и заплатил им на месте по полутораста серебряных долларов за каждого. По окончании показания мавра губернатор в продолжение двух-трех минут сохранял молчание. Вдруг, повернувшись к Бо-Музему, он спросил:

– Предлагали ли вам товарищи долю в деньгах, полученных за невольников?

– Да, – отвечал купец, – только я и слышать не хочу.

– Получили ли вы или ваши товарищи двенадцать лошадей и тридцать долларов от человека, который требует от вас трех невольников?

После некоторого колебания Бо-Музем дал ответ отрицательный.

– Рабы принадлежат мавру Раис-Мураду, который уплатил за них деньги, – сказал губернатор. – Теперь они его собственность и никто не имеет права отнимать их у него. Ну а теперь убирайтесь все отсюда.

Все удалились; слышно было, как, уходя, скотовод ворчал себе под нос, что в Марокко нет правосудия для бедных арабов. Раис-Мурад отдал своим спутникам распоряжение готовиться в путь и в минуту отправления попросил Бо-Музема проводить его за город. Купец согласился с условием, что его друг-скотовод тоже пойдет с ними. На выразительном лице Раис-Мурада мелькнула какая-то странная улыбка. Мухаммед искал только случая возобновить свои притязания и охотно вызвался сопровождать своего товарища за заставу.

– Мой добрый друг, – обратился Раис-Мурад к Бо-Музему покровительственным тоном, – тебя обманули. Если бы ты доставил этих христиан в Могадор, как обещал им, то там уплатили бы выкуп, какой вы запросили, разумеется, в пределах разумного. Я живу в Могадоре и по крайне важному делу должен был совершить далекое путешествие на юг. К счастью, на обратном пути я встретился с вашими товарищами и купил у них невольников. Выкуп, который я должен получить за них, покроет все издержки моего далекого путешествия. Этот Мухаммед, которого ты называешь своим другом и который купил у тебя двух христиан, доставил их английскому консулу и получил за них по двести долларов. По этому случаю он так усердно хлопотал освободить тебя и от остальных христиан: ему хотелось положить в карман еще несколько лишних сотен. Он-то и надувал тебя для того, чтоб приобрести товар по дешевой цене. Вот и вышло, что нет Бога, кроме Бога, и Мухаммед пророк его, а ты, Бо-Музем – круглый дурак!

Улики были налицо: Бо-Музем не требовал иных доказательств. Он не сомневался теперь, что мавр – мудрый человек и знал, что он делал, когда покупал невольников. Скотовод приобрел у него двух христиан и, узнав, сколько выгоды принесла ему доставка их в Могадор к консулу, поспешил выдумать сказку, чтобы, обманув Бо-Музема, по дешевке прибрать к рукам и остальных. Все стало ясно. С минуту Бо-Музем стоял безмолвно и неподвижно – его угнетал стыд за свою глупость. Скоро это чувство сменилось дикой яростью против человека, так коварно насмеявшегося над его доверием.

Обнажив саблю, он бросился на скотовода, который, слышав все сказанное, приготовился уже к защите. Нельзя сказать, чтоб арабы были очень искусны в обращении с саблей, и потому подобные дуэли у них решаются скоро. Бой между купцом и его врагом не был исключением. Схватка была отчаянной, не на жизнь, а на смерть, свидетелями ее были белые пленники, не питавшие особенной симпатии ни к тому, ни к другому. Мусульмане вообще в своих распрях полагаются более на справедливость своего дела, чем на силу или искусство, и потому сознание своей неправоты часто лишает одного из дуэлянтов силы. Сознавая праведность своего негодования, Бо-Музем, с присущим мусульманам убеждением о непреодолимости судьбы, был уверен, что для него не настал еще смертный час. И не ошибся. Трудно было обороняться от такого яростного нападения человеку, совершившему обман и понимающему это, и Мухаммед-скотовод, сраженный смертельным ударом, вскоре уже корчился на земле в предсмертных муках.

– Слава богу, одним разбойником меньше! – воскликнул матрос Билл, увидев, что хозяин его брата Джима испустил последнее дыхание. – Жаль только, что он не привез сюда мастера Теренса и Джима. Хотелось бы мне знать, что он с ними сделал? Куда их девал?

– Это мы узнаем, если представится какая-нибудь возможность, – отвечал Гарри. – Узнаем прежде, чем двинемся отсюда. Не спросить ли у самого мавра? Может, он согласится и их купить ради нас?

По желанию Гарри кру хотел было задать этот вопрос, но Раис-Мурад опередил его, поспешно приказав всем становиться по местам и продолжать путь, прерванный таким трагическим происшествием. Мавр предостерег Бо-Музема, чтобы он не всегда полагался на слова последователей пророка, один из каковых лежал у его ног, потом стал во главе своего каравана и поехал по дороге в Могадор.

Глава LXXXI. «Прыжок еврея»

Дорога проходила по весьма неровной местности. То приходилось ехать по узкой долине у морского берега, то вдруг дорога шла по извилистой тропинке над крутым оврагом.

В таких местах приходилось ехать по одному, и мавр постоянно заботился, чтобы невольники не упали с лошадей. Во время полуденной остановки для отдыха лошадей кру перевернул плоский камень и обнаружил под ним огромного скорпиона. Негр сделал в песке ямку вершков шести в глубину и пяти или шести в диаметре и вогнал туда ядовитое насекомое. Потом отправился разыскать еще несколько пауков, чтобы первому не скучно было одному сидеть в тюрьме, как он выразился.

Почти под каждым камнем находилось по одному и больше скорпионов. Кру всех их вогнал в ту же ямку, где сидел первый. Когда в стенах темницы набралось до дюжины пленников, которые никак не могли выбраться, негр взял палку и стал дразнить их. Рассвирепев от такого обращения, скорпионы затеяли смертельный бой между собой. Белые невольники с таким же любопытством следили за этим зрелищем, как и за дуэлью, происходившею утром между двумя арабами. Другими словами – они не брались сказать, что было хуже.

Дуэль между двумя скорпионами начиналась яростной стычкой с обеих сторон: каждый старался запустить свои клешни в другого. Когда одному удавалось захватить в свою власть противника, тот изворачивался как мог, вероятно, прося пощады, но все было напрасно – скорпионы не знают жалости. Враг спешил вонзить свое ядовитое жало и несчастный противник падал замертво. Когда все скорпионы были убиты, кроме одного, кру прикончил оставшегося победителя ударом палки. На упрек Гарри за такую несправедливую жестокость негр отвечал:

– Обязанность каждого человека – убивать скорпионов.

К вечеру караван доехал до места, называемого «Прыжок еврея». То была узенькая тропинка, идущая по самому краю горы, а под горой расстилалась морская бездна. Дорога была не шире четырех или пяти футов и тянулась на полмили. Направо уходила отвесная стена утесов, в иных местах вздымавшихся на несколько сот футов. Налево, футах в четырехстах простирался Атлантический океан. Нет спасенья для того, кто упал бы с этой вершины – только один Бог мог спасти несчастного. Ни кустарника, ни деревца, за которое падающий мог бы ухватиться.

Кру и прежде ездил по этой дороге и потому хорошо ее знал. Он рассказал товарищам, что по этой тропе никто не ездит в сырую погоду, потому что тогда опасность почти неминуема. Зато в засуху она избавляет от томительного объезда в семь миль вокруг горы. Называется же эта пропасть «Прыжком еврея» по следующему случаю. Как-то раз большому количеству евреев потребовалось совершить этот переход, и случилось это ночью. Вдруг навстречу им попался многочисленный отряд мавров. Ни тем, ни другим нельзя было отступать. Произошло столкновение, много людей с обеих сторон было сброшено в пропасть. При этом погибло столько же мавров, сколько и жидов, но мавры прозвали это место «Прыжком еврея», и это наименование сохранилось до настоящего времени.

Прежде чем пуститься чрез этот опасный переход, Раис-Мурад благоразумно удостоверился, не едет ли кто навстречу. Он стал кричать во все горло и, не получив ответа, поехал вперед по краю, но сначала предупредил своих спутников, чтобы они более доверялись инстинкту своих лошадей, чем себе. Два мавра ехали позади белых невольников, присматривая за ними.

Когда все уже выехали на узкую тропинку, идущую по краю бездны, лошадь под Гарри Блаунтом внезапно испугалась. Кобыла была молодая, недавно объезженная на пустынных равнинах, и никогда еще не бывавшая в горах. Другие кони взбирались чрезвычайно осторожно, а лошадь под Гарри вдруг остановилась, отказываясь идти вперед. В подобном месте всадник имеет все основания встревожиться поведением своего скакуна, и Гарри собирался уже соскочить наземь, как животное вдруг попятилось, словно намеревалось совершить поворот направо кругом и скатиться вниз.

Молодой англичанин располагался позади всех товарищей, и как раз за ним ехал мавр. Испугавшись за свою жизнь, мавр ударил ружьем заупрямившуюся лошадь, чтобы заставить ее идти вперед. Вмиг несчастное животное словно обезумело и, поскользнувшись, очутилось задними ногами над самым краем пропасти, раскачиваясь всем телом над бездной, а вместе с ней и всадник, уцепившийся за ее шею.

Лошадь совершала сверхъестественные усилия, чтобы не упасть в бездну. Мордой и передними ногами опираясь о дорогу, она с отчаянием пыталась выбраться и оказаться на твердой поверхности. В эту страшную минуту всаднику пришла в голову спасительная идея. Ухватившись за уши лошади, он приподнялся, поставил ногу на самый край обрыва, потом перепрыгнул через голову лошади как раз в ту минуту, когда та потеряла равновесие. Еще минута – и несчастное животное полетело в океан. С глухим ропотом разбежались волны, когда безжизненная туша плюхнулась в воду.

Остальную часть узкого уступа прошли без особенного труда. Когда все благополучно совершили этот путь, товарищи стали радостно поздравлять Гарри со счастливым избавлением от неминуемой опасности. Молодой мичман молчал. Благодарность Богу до того переполняла его душу, что он не в силах был обращать внимания на слова людей.

Глава LXXXII. Заключение

Вечером на второй день после перехода через «Прыжок еврея», Раис-Мурад со своей свитой прибыл к Могадору. Но было слишком поздно, ворота уже заперли. Пришлось ждать утра. Гарри, Колин и Билл почти всю ночь не могли сомкнуть глаз. Воспоминания о пережитых в африканской пустыне страданиях и еще более надежда на скорое освобождение не давали им заснуть. Они поднялись с рассветом, нетерпеливо желая вступить в город и узнать окончательное решение своей судьбы. Но Раис-Мурад, хорошо знакомый с местными обычаями, не позволял им входить в ворота – ему было известно, что дело не сделается раньше, чем через три-четыре часа.

Над бездной

Бедным пленникам эти три часа показались целым веком. Мысль о возможности скорого освобождения до такой степени волновала их, что всякая минута промедления приводила их в отчаяние. Вдруг они почувствовали радостное облегчение, увидев Раис-Мурада, возвращавшегося из города. Отдав необходимые приказания, мавр поехал вперед своей свиты прямо к городским воротам. Миновав несколько узких улиц и завернув за угол, наши моряки увидели флаг, развевающийся над кровлей одного дома. Вид этого флага преисполнил их сердца невыразимой радостью: то был флаг Старой Англии! Он развевался над резиденцией английского консула. При этом замечательном зрелище три моряка испустили громкие восторженные крики и бросились в толпу мавританских мужчин, женщин и детей, собравшихся вокруг них. Раис-Мурад постучался в ворота консульства, в ту же минуту ворота отворились и белые невольники бросились во двор.

Вдруг из дома так же быстро выбежало двое людей – то были Теренс и Джим. Прекрасной благородной наружности джентльмен лет около пятидесяти выступил вперед и, взяв за руки Гарри и Колина, поздравил их с возвращением свободы. Присутствие Теренса и Джима в могадорском консульстве вскоре объяснилось. Арабский гуртовщик, купив их у купцов, немедленно доставил невольников в Могадор и получил от английского консула назначенный за них выкуп: Джиму и Теренсу была возвращена свобода. Тогда скотовод пообещал перекупить и остальных пленников и также доставить их в Могадор. Затем произошла известная уже история.

Консул без всяких отговорок заплатил обещанный выкуп за Гарри, Колина и Билла, но не считал себя вправе расходовать правительственные деньги на выкуп кру, который не был подданным Англии. Услышав про это, бедняга впал в глубокое отчаяние при мысли о вечном рабстве, предстоявшем ему. Его старые товарищи по несчастью не могли равнодушно смотреть на эту непритворную скорбь. Они обещали ему, что и он будет свободен. Каждый из мичманов имел богатых родственников в своем отечестве и мог обратиться к ним за деньгами. Потому они надеялись, что в Могадоре найдется богатый купец, который даст им взаймы известную сумму.

Расчет оказался верным: на другой же день все затруднения насчет освобождения кру были улажены. Консул рассказал об этом деле многим купцам иностранных держав; сразу же была организована подписка и таким образом без труда собрали требуемую сумму. Для трех мичманов открыт был полный кредит для всего необходимого, и они ждали только прибытия английского корабля, чтобы отправиться к родным берегам. Недолго пришлось им ждать – в очень скором времени высокие мачты британского военного корабля бросили тень на воды Могадорского залива. Мичманы и Джим немедленно заняли подобающие им места, а матрос Билл и кру были охотно приняты в число членов экипажа.

Впоследствии все трое молодых мичманов достигли высоких званий и больших должностей в морской службе. Счастливая судьба часто сводила их по жизни между собой. С веселым смехом вспоминали они то время – некогда внушавшее им отвращение и ужас – когда они осваивали науку рабства, называя себя «молодыми невольниками» у бедуинов Сахары.