Текст книги "Крик дьявола"

– Постойте! – завопил Флинн. Он совершенно не хотел покидать крейсер без джина, к тому же ясно сознавая, что нескольких строк из доклада Джойса будет вполне достаточно для того, чтобы он никогда не получил заветную медаль. Его могут даже лишить комиссионных. В самый пик этого жуткого стресса его неожиданно осенило. – Есть человек – только он один знает дельту лучше меня. Он молод, отважен, и зрение у него, как у ястреба.

Тяжело дыша, пытаясь обуздать свой гнев, Джойс сверкнул на него взглядом.

– Кто он? – коротко спросил он.

– Мой родной сын, – проникновенно ответил Флинн – на его взгляд, это должно было прозвучать лучше, чем «зять».

– Он согласится?

– Согласится, я за этим прослежу, – заверил Флинн.

59

– Это не опаснее, чем на телеге с лошадью, – шумно уверял Флинн. Придуманное сравнение так ему понравилось, что он вновь повторил его.

– Интересно, насколько безопасны телега с лошадью, окажись они в облаках? – задумчиво произнес Себастьян, продолжая смотреть в небо.

– Ты разочаровываешь меня, Басси. Большинство молодых парней ухватились бы за такую возможность обеими руками. – Флинн буквально купался в своем приподнятом настроении. Джойс снабдил его аж тремя ящиками самого что ни на есть лучшего джина «Бифитер». Он восседал на бочке с горючим в тени растущих на берегу пальм, а вокруг в расслабленных позах валялись пара десятков его бойцов. Утро было теплым и безветренным, на небе ярко светило солнце, и песок сверкал ослепительной белизной на фоне темно-зеленого океана. Слабый прибой, словно вздыхая, тихо накатывался на берег, а где-то в полумиле от него стая морских птиц беспорядочно атаковала косяк рыб, их галдеж смешивался с шумом океана.

Несмотря на то что они находились в сотне миль от дельты Рувумы, в глубине германской территории, атмосфера была праздно-расслабленной. В ожидании скорого прибытия аэроплана каждый развлекался по-своему. Исключением были лишь Себастьян с Розой – держась за руки, они сидели и смотрели в небо.

– Ты должен его найти. – Роза произнесла это тихо, но не настолько, чтобы скрыть напряжение в голосе. Последние десять дней, с тех пор как Флинн вернулся со встречи с Джойсом на борту «Ринаунса», она только и говорила что о германском крейсере. Он превратился в очередную мишень для переполнявшей ее ненависти.

– Постараюсь, – ответил Себастьян.

– Ты должен, должен, – повторила она.

– Оттуда, наверное, открывается хороший вид – как с горы, только без горы под ногами, – сказал Себастьян и почувствовал, как от этой мысли по коже пробежали мурашки.

– Слышишь?! – воскликнула Роза.

– Что?

– Ш-ш-ш!

И он услышал нечто похожее на жужжание насекомого – звук то нарастал, то словно проваливался. Те, кто был под деревьями, тоже его услышали, и несколько человек, выйдя на солнце, стали всматриваться в небо в южном направлении.

Неожиданно там блеснул солнечный свет, отраженный то ли от металла, то ли от стекла, и среди наблюдателей раздался крик.

Он летел к ним – довольно низко, на хрупких крылышках, с нараставшим стрекотом двигателя и несущейся впереди него по белому пляжу тенью. Кучка туземных вояк в панике бросилась врассыпную, Себастьян упал на песок лицом вниз, и лишь Роза продолжала стоять не шелохнувшись, когда он с ревом пролетал всего в нескольких футах над ее головой, а затем, вновь набрав высоту, пошел над морем на разворот.

Поднявшись, Себастьян смущенно стряхнул песок со своей полевой куртки, а тем временем аэроплан, выровнявшись, приземлился на плотный мокрый песок у воды. Стрекот его двигателя, захлебываясь, постепенно стих, и он, словно ковыляя, медленно катил к ним, оставляя пропеллером песчаный шлейф позади себя. Казалось, его крылья вот-вот отвалятся.

– Так! – заорал Флинн своим стоящим поодаль под пальмами молодцам. – Давайте сюда эти бочки.

Когда двигатель смолк, стало невероятно тихо. Пилот выкарабкался из кабины на нижнее крыло – мешковатый и неуклюжий, в массивной кожаной куртке, шлеме и очках, – спрыгнул на песок и, освободившись от куртки, стянул с головы шлем. Это был тот самый молодой португальский лейтенант.

– Да Силва, – представился он, протягивая руку подбежавшему ему навстречу Себастьяну. – Эрнандес да Силва.

Пока Флинн с Себастьяном занимались дозаправкой самолета, Роза с пилотом сидели под пальмами: летчик завтракал привезенной с собой чесночной колбасой, запивая ее белым вином, – весьма необычное меню, вполне соответствующее образу «воздушного рыцаря».

Пока его рот был занят едой, он поедал Розу глазами. Даже с расстояния пятидесяти ярдов Себастьян с растущим беспокойством ощущал, что Роза вновь стала женщиной. Там, где раньше присутствовал гордо поднятый подбородок и твердый мужской взгляд, появились смущенно опущенные глаза, мелькающие загадочные улыбки и нежно розовеющая, несмотря на темный загар, кожа на шее и щеках. Прикоснувшись к волосам, она пальцем убрала за ухо выбившуюся прядь; одернув, расправила на груди полевую куртку, сидя на песке, скромно подобрала вбок длинные ноги, облаченные в штаны цвета хаки. Глаза пилота неотступно следили за каждым ее движением. Обтерев рукавом горлышко бутылки от песка, он галантно предложил Розе вино.

Пробормотав в ответ нечто вроде благодарности, Роза взяла бутылку и сделала несколько стеснительных глотков. С веснушками на щеках и облупленным носом, она выглядела юной и невинной, как подросток, думал Себастьян.

Португальский же лейтенант вовсе таким не казался – он был красавчиком, если кому-то нравился слащавый тип европейского мужчины с томным лицом. Себастьяну виделось нечто порочно-эротичное в этих маленьких черных усиках над верхней губой, подчеркивавших соблазнительно пухлый рот.

Наблюдая за тем, как тот, взяв протянутую Розой бутылку, прежде чем выпить, поднял ее тостующим жестом, Себастьян испытал два сильных желания. Первое – затолкать эту бутылку лейтенанту в глотку, второе – усадить его в летательный аппарат и как можно быстрее убрать куда-нибудь подальше от Розы.

– Пошевеливайтесь, – буркнул он Мохаммедовым подручным, плескавшим на верхнем крыле горючее в воронку.

– Ты бы лучше усаживал свою задницу в кабину и перестал давать указания: знаешь же, что это только действует всем на нервы.

– Не знаю, куда усаживать. Ты бы позвал этого смазливого, чтобы он показал, – я же не знаю его языка.

– Полезай в переднюю кабину – кабину наблюдателя.

– Позови чертова португальца, – уперся Себастьян. – Вели ему оставить Розу в покое и идти сюда.

Роза последовала за пилотом к аэроплану, и выражение восторга на ее лице, когда тот по-португальски начал давать указания, взбесило Себастьяна. По окончании всех мероприятий по запуску двигателя, когда гудевший и подрагивавший аэроплан уже был готов к взлету, летчик повелительно махнул из кабины Себастьяну подниматься на борт.

Тот вместо этого направился к Розе и властно заключил ее в объятия.

– Ты меня любишь? – спросил он.

– Что? – стараясь перекричать гул двигателя, переспросила она.

– Ты меня любишь? – крикнул он.

– Конечно, люблю, дурачок! – воскликнула она в ответ и, поднявшись на цыпочки среди поднятого вокруг них пропеллером вихря, с улыбкой поцеловала его. В ее объятиях почувствовалась страсть, от которой Себастьян уже успел за долгие месяцы отвыкнуть, и он с горечью пытался представить, насколько обязан этим известным посредникам.

– Сможете продолжить, когда вернешься. – Высвободив Себастьяна из объятий Розы, Флинн подсадил его в кабину. Аэроплан чуть дернулся, и Себастьян неловко ухватился за что-то, чтобы не упасть. Он обернулся. Роза, улыбаясь, махала рукой, и он не мог разобрать, кому была адресована ее улыбка, – ему или торчавшей позади него из кабины голове в шлеме, но его ревность была поглощена первобытным инстинктом выживания.

Ухватившись обеими руками за стенки, Себастьян уставился вперед, он даже поджал пальцы ног в ботинках, словно пытаясь вцепиться ими в дощатый пол кабины.

Берег исчезал под фюзеляжем, превращаясь в сплошную белую полосу, с одной стороны мимо проносились пальмы, с другой – море. Ветер бил в лицо, и по щекам ручьями растекались слезы. Аэроплан, подпрыгивая, набирал скорость – он подрагивал и подскакивал, затем будто подлетел, резко опустился и, вновь подскочив, взмыл ввысь. Земля стала плавно удаляться по мере взлета, и Себастьян будто воспарил душой. Все, что его угнетало, словно испарилось.

Вспомнив про очки, он натянул их, чтобы защититься от резкого ветра, и сквозь них теперь уже мог взглядом Всевышнего смотреть на этот мир, маленький и безропотный.

Когда он наконец оглянулся через плечо на летчика, то чудесное, доселе неведомое ощущение вечности возобладало над мирскими страстями, и они улыбнулись друг другу.

Пилот указал на кончик правого крыла, и Себастьян проследовал взглядом за его рукой.

Далеко-далеко на синем волнистом морском покрывале, под пышным нагромождением грозовых облаков, он увидел крохотный серый силуэтик британского крейсера «Ринаунс» с расходившимся позади него бледно-белеющим клином.

Он с улыбкой кивнул своему напарнику. Пилот вновь куда-то показывал рукой, на этот раз впереди.

В далекой голубоватой дымке, беспорядочно, словно кусочки еще не сложенной головоломки, между океаном и материком были разбросаны островки дельты Руфиджи.

С трудом наклонившись в крохотной кабине к своему вещмешку, Себастьян извлек оттуда бинокль, карандаш и планшет.

60

Стояла жара. Влажная всеобволакивающая жара. Даже в тени под разношерстными камуфляжными сетками палубы «Блюхера» обдавали горячие волны липкого дыхания болот. Пот, ручьями струившийся по блестящим телам полуобнаженных людей, не покладая рук трудившихся на баке, облегчения не приносил, поскольку при такой влажности воздуха влага не испарялась. Они двигались будто во сне, с тупым механическим упорством пытаясь закрепить толстый стальной лист в стропах, спускающихся с высокой стрелы крана.

Даже поток сквернословия из уст старшего инженера Лохткампера иссяк, словно источник воды в засуху. По пояс голый, он работал вместе со всеми, и татуировки на груди и плечах ходили ходуном, точно наездники, на его мощных мускулах.

– Перерыв, – скомандовал он, и все выпрямились, жадно хватая ртом затхлый воздух, разминая спины и с откровенной ненавистью глядя на лист металла.

– Капитан. – Лохткампер впервые заметил присутствие фон Кляйне. Высокий, весь в белом, тот стоял возле носовой орудийной башни; серебряный, с черной эмалью, крест, висевший у него под самым горлом, был наполовину скрыт его светлой бородой. Лохткампер подошел к нему.

– Все идет хорошо? – поинтересовался фон Кляйне, но инженер в ответ покачал головой:

– Не так хорошо, как я рассчитывал. – Он вытер лоб здоровенной ручищей, оставляя на лице мазутно-ржавый след. – Медленно, – пояснил он. – Слишком медленно.

– У вас появились проблемы?

– Сплошь и рядом, – проворчал инженер, окидывая взглядом жаркое марево и мангровые заросли, стоячую черную воду и илистые берега. – Здесь ничего не работает – ни сварка, ни лебедки, ни даже люди, – в этой жарище все только гниет.

– Сколько времени вам еще потребуется?

– Не знаю, капитан. Сказать по правде – не имею представления.

Фон Кляйне не собирался на него давить. Если кто-то и мог вернуть «Блюхеру» мореходность, так это именно Лохткампер. Если он и спал, то это происходило здесь же на палубе – свернувшись, как пес на подстилке, выбившись из сил, всего пару часов, прямо на полу, среди скрежета и стонов лебедок, треска ослепительной сварки и оглушительного грохота клепальных молотов. После короткого отдыха он вставал, чтобы вновь руководить работой, сквернословя, угрожая, одобряя и подстегивая.

– Еще недели три, – неохотно предположил Лохткампер. – Может, месяц, если все так пойдет.

Они замолчали, продолжая стоять рядом – два абсолютно разных человека, сплоченных единой целью и чувством обоюдного уважения к профессиональным качествам друг друга.

Их внимание привлекло некое движение по протоке примерно в миле от них – к крейсеру возвращался один из катеров. Но из-за солидного груза он напоминал скирду. Катер медленно плыл против течения, настолько осев в воду, что до края бортов оставалось лишь несколько дюймов, груз высился наваленной на него кучей, поверх которой сидели около дюжины туземцев.

Фон Кляйне с Лохткампером наблюдали за его приближением.

– Меня сильно смущает эта мерзкая древесина, капитан. – Лохткампер вновь покачал большой нечесаной головой. – Она такая мягкая и от нее столько золы, что как бы она не забила топку.

– Других вариантов у нас нет, – напомнил фон Кляйне.

«Блюхер» входил в дельту Руфиджи с полупустыми угольными бункерами – запаса топлива хватило бы не более чем на четыре тысячи миль хода. Едва ли этого было достаточно, чтобы даже по прямой уйти за сорок пятый градус южной широты, где он мог бы пополнить запасы топлива и боеприпасов на плавучей базе «Эстер».

Запастись углем не представлялось ни малейшего шанса, и фон Кляйне наладил комиссара Фляйшера организовать с тысячу туземцев на заготовку дров в лесах верхней части дельты. Мобилизовав всю свою изобретательность, комиссар Фляйшер пытался любыми способами увильнуть от подобного занятия: он счел, что успешной доставкой стальных листов из Дар-эс-Салама полностью исчерпал свои возможные обязательства перед «Блюхером». Однако красноречие ему не помогло: из стального листа Лохткампер умудрился изготовить пару сотен примитивных топоров, а чтобы в процессе заготовки дров пылкий энтузиазм Фляйшера не угасал, фон Кляйне снарядил с ним вверх по реке лейтенанта Киллера.

Вот уже три недели катера «Блюхера» планомерно сновали вверх-вниз по реке, и к настоящему моменту им удалось перевезти около пятиста тонн дров. Проблема заключалась в отведении дополнительного места для хранения этого громоздкого груза после заполнения угольных бункеров.

– Скоро придется грузить на палубу, – пробормотал фон Кляйне. Лохткампер открыл было рот, чтобы как-то ответить, но тут прозвучал сигнал тревоги, и из громкоговорителя раздалось:

– Капитана – на мостик. Капитана – на мостик.

Развернувшись, фон Кляйне бросился на зов.

Возле трапа он столкнулся с одним из лейтенантов, и оба ухватились друг за друга, чтобы устоять на ногах.

– Капитан, самолет. Португальский. Летит сюда. Низко.

– Будь он проклят! – Фон Кляйне бросился верх по трапу, задыхаясь, выскочил на мостик и крикнул: – Где он?

Опустив бинокль, наблюдатель с облегчением повернулся к фон Кляйне:

– Вон он, господин капитан! – и показал на ячейку в хитросплетении камуфляжа, нависавшего над мостиком, словно крыша веранды.

Выхватив у него бинокль, фон Кляйне стал наводить его на далекую крылатую точку в дымчатом мареве над мангровыми лесами, одновременно отдавая приказы.

– Предупредить людей на берегу – всем в укрытие, – резко чеканил он. – Поднять стволы орудий на максимальную высоту. Многоствольные зарядить шрапнелью. Пулеметчики – по местам. Без моей команды не стрелять.

Он следил за аэропланом сквозь круглые линзы бинокля.

– Да… португалец, – бормотал он. Зеленый с красным цвета были отчетливо видны на коричневом фюзеляже. – Ищет… – Точно пахарь в поле, то и дело разворачиваясь для продолжения незамысловатого рисунка, аэроплан методично прочесывал местность. Фон Кляйне мог даже различить в кабине голову и плечи напряженно подавшегося вперед человека. – Ну, вот и посмотрим, насколько хорош наш камуфляж.

«Значит, противник все же догадался. Видимо, доложили о переброске стали… или, может, их насторожила заготовка дров, – размышлял он, наблюдая за приближавшимся аэропланом. – Конечно, нельзя было рассчитывать, что нас так никогда и не обнаружат… но появления самолета я не ожидал».

Тут его словно молнией поразило, и у него перехватило дыхание. Развернувшись, он ринулся к переднему поручню мостика и устремил взгляд сквозь камуфляжную сетку.

Все еще на расстоянии около полумили, медленно волочась посреди протоки с расходящимся позади клиновидным следом, нерасторопный из-за чрезмерного груза, словно беременная бегемотиха, катер направлялся точнехонько к «Блюхеру». С воздуха он наверняка был заметен не хуже, чем жирная «галка» на белом листе бумаги.

– Катер!.. – заорал фон Кляйне. – Окликните его. Велите ему идти к берегу, в укрытие.

Он понимал, что все бесполезно. Когда катер окажется в пределах досягаемости, будет уже поздно. У него мелькнула мысль отдать приказ открыть по катеру огонь с целью его затопления, но он тут же от нее отказался, поскольку это неминуемо привлекло бы внимание противника.

Фон Кляйне стоял, нервно терзая поручень и осыпая проклятиями приближавшийся катер.

61

Себастьян свешивался из кабины – ветер бил в лицо, раздувал куртку и нещадно трепал его черные волосы. Со свойственной ему ловкостью он уже ухитрился выронить за борт бинокль. Бинокль был собственностью Флинна Патрика О’Флинна, и Себастьян прекрасно понимал, что за него придется расплачиваться. Это несколько подпортило впечатление от полета, поскольку он уже задолжал Флинну триста с лишним фунтов. Роза наверняка тоже выскажется по этому поводу. И тем не менее потеря бинокля не стала помехой: аэроплан летел так низко и неровно, что смотреть невооруженным глазом было гораздо удобнее.

С высоты пятисот футов мангровый лес казался перистым, туго набитым матрасом буйно зеленого цвета, простроченным каналами и соединявшими их протоками, поблескивавшими на солнце, как гелиогравюра. Белые хохолки облаков, будто потревоженные приближением аэроплана, проплывали мимо, как клочки бумаги. Впереди в бесшумном полете завис орлан-крикун – его широко раскинутые крылья напоминали растопыренные пальцы. Затем он нырнул в сторону, настолько близко от крыла, что Себастьяну был виден его хищный желтый глаз на словно покрытой белым капюшоном голове.

Себастьян расхохотался от восторга и тут же вцепился в борт кабины, чтобы не вывалиться, поскольку аэроплан резко дернулся. Пилот выбрал именно такой способ привлекать его внимание, и Себастьян про себя чертыхался, не имея возможности испросить делать это как-то по-другому.

– Да поосторожнее же ты, португашка бестолковый! – оглянувшись, с негодующим видом воскликнул он, безуспешно пытаясь перекричать гул двигателя и завывание ветра.

Да Силва отчаянно жестикулировал, выразительно вращая глазами за стеклами очков, его розовые губы под черными усиками энергично шевелились, а правой рукой он яростно тыкал куда-то вниз за правое крыло.

Посмотрев туда, Себастьян тут же увидел на широкой протоке катер, который был настолько заметен, что Себастьян удивился, как это он мог проглядеть его раньше, – правда, он тут же вспомнил, что в основном был занят осмотром местности непосредственно под самолетом, и простил себе эту оплошность.

Однако там больше не было ничего такого, что могло бы оправдать нынешнее возбуждение да Силвы, думал он. Вместо военного крейсера они увидели лишь крохотное – примерно двадцатипятифутовое – суденышко. Быстро пробежав глазами по протоке до самого синеющего вдали океана, он убедился, что она была пуста.

Повернувшись, он посмотрел на пилота и покачал головой. Однако да Силва не унимался – к удивлению Себастьяна, он еще более яростно стал тыкать куда-то рукой. Чтобы не продолжать бессмысленные пререкания, Себастьян в ответ просто кивнул, и в тот же момент аэроплан резко ушел в сторону, так что ему вновь пришлось судорожно вцепиться в борта кабины.

В пологом пикировании да Силва развернул аэроплан так низко, что они теперь летели, едва не задевая шасси верхушки мангровых деревьев. Самолет устремился к протоке, и как только под ними промелькнули последние мангровые деревья, да Силва ушел еще ниже, и они оказались всего в нескольких футах от поверхности воды. Это была откровенная показуха, которая абсолютно не произвела на Себастьяна должного эффекта, – вытаращив глаза, он беззвучно клял да Силву на чем свет стоит.

Впереди, примерно в миле от них, на воде болталось перегруженное суденышко. Оставаясь над ним всего лишь в нескольких футах, они продолжали нестись к нему, поднимая пропеллером рябь на поверхности воды.

– Господи! – невольно в ужасе вырвалось у Себастьяна. – Да он решил в него врезаться!

Похоже, это мнение разделяли и те, кто находился на катере: по мере приближения ревущей машины они начали покидать судно. Себастьян увидел, как два человека прямо с высокой кучи дров сиганули в реку, оставляя на воде маленький белеющий всплеск.

В последнее мгновение да Силва взял вверх, взмывая над катером. На какую-то долю секунды Себастьян с расстояния около пятнадцати футов глянул в лицо немецкому офицеру, приникшему к румпелю на корме катера.

Затем катер был уже позади, а они, устремившись ввысь, пошли на разворот.

Себастьян увидел, что катер тоже развернулся, а его команда барахталась вокруг, пытаясь вернуться на борт. Уже сбавив обороты, аэроплан вновь устремился к протоке. Выровняв машину футах в пятидесяти над водой, да Силва неспешно полетел, держась поодаль от катера – ближе к северному берегу протоки.

– Что ты делаешь? – одними губами почти беззвучно адресовал да Силве свой вопрос Себастьян. В ответ тот указал в направлении растущих вдоль берега густых мангровых зарослей.

Озадаченный Себастьян таращился на растительность. «И что этот идиот делает – не думает же он, что…»

На берегу виднелся довольно высокий холм, поднимавшийся над уровнем реки футов на сто пятьдесят. Аэроплан подлетел ближе.

Словно перед охотником, беспечно бредущим по следу раненого буйвола, в редком буше, где не мог бы скрыться такой крупный зверь, и вдруг столкнувшимся с ним вплотную – да так, что можно было в мельчайших подробностях разглядеть его мощные рельефные рога, капающую из влажных черных ноздрей кровь и тлеющие угли маленьких свинячьих глазок, – перед Себастьяном неожиданно возник «Блюхер».

Он оказался настолько близко, что Себастьян без труда разглядел расположение заклепок на обшивке, стыки на палубном полу и веревки растянутой над ним камуфляжной сетки. Он увидел людей на капитанском мостике, артиллерийские расчеты многоствольных орудий и торчавшие на палубных надстройках пулеметы «максим». Притаившиеся орудийные башни жадно зияли жерлами пушек, поворачиваясь, следя за их полетом.

Он казался чудовищем – серым, зловещим, свернувшимся в своем логове среди мангровых зарослей, и Себастьян невольно вскрикнул от испуга и неожиданности, издав бессмысленный инстинктивный вопль. Двигатель взревел в полную мощь, повинуясь да Силве, рванувшему на себя рычаг управления, открывающий дроссель.

Одновременно с тем, как аэроплан взмыл ввысь, палуба «Блюхера» подобно вулкану разразилась громоподобным грохотом и пламенем. Огонь конусовидными разрядами извергался из стволов девятидюймовых пушек. Яростные огненные плевки безостановочно полетели из многоствольных орудий и установленных на палубах пулеметов.

Воздух вокруг крохотного самолетика кипел, шипел, бурлил и содрогался от пролетавших мимо крупных снарядов.

Что-то попало в него, и он подлетел вверх, будто лист из садового костра, – кувырком, с захлебывающимся двигателем и скрипяще-стонущей от напряжения оснасткой.

Себастьяна швырнуло вперед, он ударился переносицей о край кабины, и из носа на куртку тут же хлынули две кровавые струи.

Машина встала на дыбы, пропеллер, несмотря на завывания двигателя, безуспешно пытался зацепиться за воздух. Затем аэроплан, завалившись на одно крыло, рухнул вниз.

Да Силва мужественно пытался воспрепятствовать этому падению, чувствуя, как аппарат, словно очнувшись и избежав ухода в штопор, вновь стремится обрести скорость. Пушистые верхушки мангровых зарослей мчались ему навстречу, и он отчаянно старался остановить этот стремительный полет. Аэроплан будто отзывался на его усилия, ткань на крыльях морщилась от невероятных нагрузок. Вновь ощутив крен, Себастьян почувствовал, как машина коснулась верхушек деревьев, и услышал на фоне завываний двигателя слабый треск ломающихся о ее брюхо сучьев. И вдруг каким-то чудесным образом аэроплан словно вырвался на свободу – выровнявшись, он, постепенно набирая высоту, полетел прочь от алчущего болота.

Он казался тяжелым и неповоротливым, и внизу у него что-то болталось. Это «что-то» стукалось и билось в воздушном потоке, сотрясая фюзеляж. Да Силва не осмеливался маневрировать. Он даже не пытался менять случайно выбранный аэропланом курс, а лишь чуть приподняв нос, медленно набирал заветную высоту.

На тысяче футов он плавно развернул машину к югу – со стуком и перебоями, припадая на одно крыло, аэроплан, как пьяный, ковылял по небу к месту встречи с Флинном О’Флинном.

62

Медленно оторвавшись от пальмы, под которой он полулежал, притулившись к толстому стволу, Флинн с важным видом поднялся.

– Ты куда? – Открыв глаза, Роза подняла голову.

– Туда, куда тебе со мной нельзя.

– Уже третий раз за час! – подозрительно воскликнула Роза.

– Отсюда и название – восточноафриканский квикстеп[30]30
  Название быстрого танца.


[Закрыть], – отозвался Флинн, тяжелой поступью удаляясь в кусты. Дойдя до зарослей лантаны, он осмотрительно огляделся, не будучи уверенным, что Роза не последует за ним. Убедившись в своем одиночестве, он опустился на колени и запустил руки в рыхлый песок.

С видом заправского пирата, выкапывающего сундук с золотыми монетами, он достал из песка бутылку и вынул из нее пробку.

Уже приложившись к горлышку, он услышал приглушенный рокот возвращающегося аэроплана. Не вынимая бутылку изо рта и продолжая делать жадные глотки, Флинн, прищурившись, поднял глаза.

С явным наслаждением вздохнув, он вновь закупорил бутылку, положил на место и, забросав песком, направился к берегу.

– Видишь их? – крикнул он Розе, проходя мимо пальм. Выйдя на открытое место, она так задрала голову, что длинная коса свесилась ниже пояса. Роза не отвечала, но ее лицо было тревожно-напряженным. Собравшиеся вокруг нее тоже молчали, словно предчувствуя беду.

Посмотрев вверх, Флинн увидел аэроплан, летевший, как подстреленная птица – с то и дело захлебывающимся двигателем, с длинным шлейфом синеватого маслянистого дыма позади, с трепещущими крыльями и болтающимся под брюхом обломком вместо колеса шасси.

Он обессиленно снижался над берегом, перебои двигателя были так заметны, что явно слышался шелестевший в оснастке ветер.

Коснувшись плотного песка единственным колесом, аэроплан пробежал около пятидесяти ярдов по прямой и резко завалился набок. Левое крыло зарылось в песок, увлекая его к океану, хвост задрался, переворачивая машину. Раздались треск, скрежет и скрип. Поднимая бурю песка, летательный аппарат полетел кубарем.

Вгрызаясь в берег, пропеллер разлетелся в щепки, а из передней кабины, раскинув в воздухе руки и ноги точно спицы колеса, вылетел человек. Он упал в воду возле самого берега, а аэроплан, разлетаясь на куски, продолжал кувыркаться. Отломилось нижнее крыло – тросовые ванты стали лопаться с хлопками, напоминавшими ружейный залп. Оказавшись в воде, корпус машины еще проскользил какое-то расстояние, и застыл, омываемый волнами. Да Силва неподвижно свисал из задней кабины, поддерживаемый ремнями безопасности, его руки безвольно болтались.

На несколько секунд наступила мертвая тишина.

– Помогите пилоту! Я – к Себастьяну, – первой опомнилась Роза. Мохаммед с двумя аскари поспешили за ней туда, где, словно выброшенный на берег обломок затонувшего судна, лежал в воде Себастьян.

– Вперед! – заорал Флинн тем, кто стоял рядом с ним, и неуклюже поспешил по песку к обломкам аэроплана. Однако добраться туда никому так и не удалось.

Последовало мощное сотрясение – воздушная волна будто вдавила им барабанные перепонки: воспламененный бензин взорвался. Все вокруг мгновенно превратились в бушующее море огня.

От раскаленного жара «спасатели» отпрянули назад. Пламя было темно-красным, с сатанински-черным дымом, оно пожирало холщовую обшивку, точно кожу с тела аэроплана, обнажая его деревянный скелет-каркас.

В самом пекле да Силва продолжал висеть в кабине, его почерневшая фигурка в обгоревшей одежде была похожа на силуэт обезьянки. Потом огонь спалил его стропы, он тяжело плюхнулся в воду, и пламя на нем с шипением потухло.

Пожар еще догорал, когда Себастьян, придя в сознание, попытался приподняться на локте. Он бессмысленно уставился на курившиеся обломки. Тени пальм, словно полосы на шкуре тигра, лежали на песке, матово позолоченном вечерним солнцем.

– Да Силва? – хрипло и невнятно произнес Себастьян. Его сломанный нос, казался расплющенным на лице. Хотя Роза смыла почти всю кровь, она все еще чернела в ноздрях и в уголках рта. Глаза напоминали узенькие щелки в распухших фиолетовых глазницах.

– Нет! – покачал головой Флинн. – Он не выжил.

– Погиб? – прошептал Себастьян.

– Мы похоронили его в буше.

– Что произошло? – спросила Роза. – Что там могло такого случиться? – Она сидела возле мужа, как мать, оберегающая ребенка. Медленно повернув голову, Себастьян посмотрел на нее.

– Мы нашли «Блюхер», – ответил он.

63

Капитан ВМФ Великобритании Артур Джойс был доволен. Склонившись над столом в своей каюте, он оперся ладонями о края разложенной на нем морской карты. С нескрываемым удовлетворением он смотрел на нарисованный синим карандашом жирный кружок, словно это президент Английского банка подписал чек на миллион фунтов стерлингов.

– Отлично! – сказал он. – Просто великолепно. – Он сложил губы так, будто собирался насвистеть «Типперэри». Но вместо этого, причмокнув, улыбнулся стоявшему напротив Себастьяну. Несмотря на расплющенный нос и синеву вокруг отекших глаз, Себастьян тоже ответил ему улыбкой.

– Превосходная работа, Олдсмит! – Выражение лица Джойса несколько изменилось – в нем появился намек на то, что он что-то вспомнил. – Олдсмит? – вновь произнес он. – Не вы ли это участвовали в открытии сезона по крикету в Суссексе в тысяча девятьсот одиннадцатом году?

– Так точно, сэр.

– Боже мой! – Джойс расплылся в улыбке. – Никогда не забуду тот первый матч с Йоркширом. Вы дважды оставили не у дел Грэма и Пенриджа, а?

– Дважды, верно. – Себастьяну нравился этот человек.

– Фейерверк! А потом… Сколько у вас было проходов – пятьдесят пять?

– Шестьдесят пять, – поправил Себастьян. – Девятые воротца, с Клиффордом Дюмоном – сто восемьдесят шесть!

– Да! Да! Я отлично помню. Фейерверк! Очень жаль, что вам не довелось сыграть за Англию.

– Ну, не знаю, – скромно помялся Себастьян.

– Нет, правда. – Джойс вновь сложил губы трубочкой. – Очень жаль.

Флинн О’Флинн не понял из всего этого ни слова. Изнывая от нестерпимой тоски, он ворочался в своем кресле, как старый буйвол в западне. Роза Олдсмит смогла понять не больше его, но пришла в восторг. Совершенно очевидно, что капитану Джойсу были известны некие достижения Себастьяна, а раз такой человек, как Джойс, знал о них, значит, Себастьян был известен. Она чувствовала, как ее распирает от гордости, и она тоже улыбнулась Себастьяну.